Кто такой Осип ВописО, и что мы про него знаем

Или частный отзыв на "СЁ. Документы Осипа ВописО"

(из письма)

...учился как и все мы в школе. Закончил. Уехал в другой город, «где-то между Москвой и Ленинградом» (Санкт Петербургом), поступил в институт (видимо, технический), учился 5 лет.
Познакомился с Марком. Совместно с ним занимался каким-то видом музыкального творчества, что-то такое вместе сочиняли, пели, выступали. Обычная институтская худ. самодеятельность? Может быть. Но, судя по высказываниям Осипа про ассоциативную песню, были претензии на «концептуальность». При институте была военная кафедра. После защиты диплома был на сборах, это месяца два или три, где-то недалеко от того города. Все закончилось. Распределение (описываемые в первой части события происходят в те времена, когда оно еще было). Распределили в тот город, в котором учился до института. Совпадение ли это, или кто-то, допустим родители, о которых Осип, кстати, почти нигде не упоминает (см. СЁ. Приложение, «Лесное»), сделал так, чтобы он вернулся в прежний город – неизвестно. Оба переезда дались тяжело. Видимо, как защитная реакция – начал писать. Этим заканчивается "Старая школа" (см. "СЁ. Документы Осипа ВописО" Общий перечень документов).

Папка № 5/д. «Промежутки».
Время работы на каком-то заводе, вероятно, в конструкторском бюро (кульман). Попытки обживания «нового» города, попытки воспоминаний, восстановления в памяти каких-то моментов детства (см. эпизод про бабу Фаю), попытки вписать их в его настоящую, изменившуюся жизнь. Частые поездки в другой город, туда, где еще недавно учился, встречи со старыми друзьями. В это время, вероятно, очень активно пишет. Активность прямо пропорциональна тоске и мукам от разрыва с прежней жизнью. И вообще, сам процесс писания – как способ избавиться от этих мук, способ соединения старой и новой жизни, способ найти себя в новых условиях. Стиль – прихотлив, сложен для восприятия. Иногда создается впечатление, что Осип как будто заговаривается. Попытки унять, заговорить тоску, заколдовать ее этими, к примеру, длинными (без знаков препинания) предложениями. Употребим тут слово, которым он сам характеризует то, чем занимается – шаманство. Такие вот ритуальные пляски, во время которых он сыплет словами, забывается, погружается в транс. В этом же ряду и все эти выверты, темные места, где «ноги вязнут»: неожиданные смены сюжетных линий, стилей описания, обилие необязательных героев, неуместный пафос, нарочитость, «выпендреж» ради него самого. Порой откровенно, вызывающе графоманствует. Примеряется и к стихам, как способу организации слов. Он будто пытается подменить реальную жизнь, жизнью «литературною» во всей сложности взаимоотношений вышеперечисленного, пытается организовать вокруг себя особый мир, обставить его так, чтобы ему было в нем не комфортно (не то, конечно, слово, современное, пластмассовое, виртуальное, телевизионно-рекламное), но хотя бы сносно. Среди этого попадаются внятные куски (тоже разновидность стиля, формы) – в конце, - описание дня рождения Марка, этого пиршества с шумными тетьями и дядьями! Тут и увлечение рассказом, приглашение порадоваться вместе с ним процессом описывания, и неосознанное нащупывание новых путей, куда можно идти. А в конце - опять угар, автор опять начинает трястись и раскачиваться, опять начинается судорожный перебор слов, словно в надежде, что проговорится Самое Главное слово, после которого, наконец-то – молчок, - «прорвется, наконец, это ужасное марево» - оболочка реальности, и в наступившей «двусмысленной» тишине холодный сквознячок ОТТУДА будет страшновато-порочно поигрывать надорванным краешком.

Папка № 7/б. «У окна».
Чередование стилей и каких-то смещающихся точек зрения продолжается. Но тут все уже спокойней, более разумно. Появилась ирония – признак выздоровления.
Ты спрашиваешь, что это за фрагмент из какой-то пьесы?  Думаю это просто впечатление из детства, когда телевизоры были еще черно-белыми, и по ним показывали эти нескончаемые спектакли по пьесам Островского. Полнеющие, престарелые дамы играют двадцатилетних молодух, а в главной роли – неизменный Яншин.
Некто в крылатке? Утро после ночного карнавала, пустые банки из-под пива на тротуарах, гонимые ветром газеты. Все проходит, остаются солнечные, тихие утра, которые надо уметь встречать, и быть готовым в любую минуту сняться и тронуться в путь.
Немного непонятны эти псевдонаучные фрагменты (о течении Проспектов, в «За пределами» какое-то «Усиление Вописо» попадается). Я не знаю что это такое. Но доходящая до идиотизма серьезность, с какой все это произносится, подкупает.

Папка № 9/х. «За пределами».
Вот они, новые пути! Сугубо литературная забава, уже никак не связанная с, так сказать, «реальными случаями из жизни автора». Что это на самом деле? Известно, что «слово изреченное есть ложь». Вероятно, «За пределами» - попытка «сказать» что-то важное, не произнося слов. Один пример. Летим на самолете. Внизу земля в разрывах облаков. Какие-то города, деревни видны отчетливо, какие-то только угадываются. Но мы, хотя и не видим всей картины целиком, знаем, ощущаем, что там, внизу что-то огромное, живое… Существует где-то там, в ноосфере некий идеальный текст. И вот этот текст как бы просеивается сквозь какое-то небесное сито, так что до нас доходят только отдельные его фрагменты. Между ними - туман отточий. Мы не видим всего текста, но фрагменты взаимодействуют друг с другом незримыми силами у нас в голове, в душе, уж не знаю где там еще, - наше сознание на каком-то из своих уровней невольно дописывает текст до некоего идеального его варианта, увидеть который нам так и не дано, но полнота его, идеальность, по замыслу ВописО, должна ощутиться, пробрезжить.

«Приложение».
Ну, это то, что осталось за кадром. Знаешь, в иных фильмах, уже во время финальных титров показывают то, что не вошло в сам фильм - неудачный дубль, смешной ляп. Что важно, - эти-то кадры и кажутся порой самыми интересными, важными. Несанкционированное проникновение внутрь, сквозь внешнюю, которая «для людей», оболочку, проникновение внутрь, посмотреть как же эта машинка работает, посмотреть, ЧТО же там внутри происходит, когда никто ЭТОГО не видит… Именно так я и понимаю состав «Приложения», - элегантная инверсия темы исподнего, оборотной стороны. Уже МОЯ ностальгия по надорванному краешку, попытка отогнуть полу и посмотреть подкладку. Особенно письма. Хотя, и в них он ОПИСЫВАЛ, как-то подбирал слова, организовывал их и значит поактерствовал немало.

И вот тут я вдруг (без малейшего лукавства, потому что, поверишь, вот так, как рассуждал выше, рассуждаю первый раз, да и вообще, отвлеченно рассуждал на эту тему первый раз) ловлю себя на мысли, что с перечисления более-менее достоверных фактов жизни Осипа ВописО я незаметно сбился на анализ тех документов, что он после себя оставил… А коль скоро это так, я готов поверить, что Осипу удалось создать то, что он настойчиво создавал. Он выстроил город! И однажды, в один прекрасный день, или утро, ушел в него! ПОГУЛЯТЬ! И не вернулся. «Рассыпался на мириады песчинок», растворился, исчез. Как в сказке.

Вижу – улыбаешься, слышу – говоришь что-то вроде: ну, да, романтично, монументально, образ весьма удачен, но мы же оба понимаем… и т.д. Что ответить?.. Помнишь, где-то там, в «Старой школе», когда Люда его провожала, а он уезжал в другой город и делал ей предложение – там есть фраза про трамваи? Ветер шарахался в вышине, трамваи трогались с остановки, разгонялись, пьянели от грохота и скорости и в конце проспекта, где стихал их перестук, они взлетали… Всё дело в том, что они действительно взлетали.
    
     До скорого!
     СЕЛИВЕРСТОВ.
     11. 05. 2003