Лола едет на пляж

Лола едет на пляж. Лола собирается. Она достаёт из шкафа красную маечку и летние лёгкие брючки. В брючках удобно, но она их снимает. Надо, чтобы ножки были видны – тонкие, как у оленёнка, ножки, загорелые, сухонькие, с узкими коленными чашечками. Лола достаёт юбочку – клетчатую, повыше колен. Юбочка у Лолы одна, и она с гордостью натягивает её по бёдрышкам: вот какая новенькая, какая модная – последний шик! Две недели, как куплена с мамой на огнедышащем базаре у длиннолицего дядьки – меряли за прилавком, и дядька скучал, а сеседка его – ширококостная базарная тётка – показала большим пальцем кверху – мол: во! – и купили...

Лолочка собирается. Она красит губки – мама говорит рано, но все ведь красят. Лолочка достаёт дяди Венину бритву – дядя Веня приходит два раза в неделю, но у него нет другой семьи – это у папы другая семья. А дядя Веня – строитель, и мама говорит, что этим, мол, всё сказано и она не хочет... Лола подбривает там, где это надо – девчонки учили, собственно, нечего ещё, но Лола старательно совершает обряд, чувствует себя старше – совсем девушкой...

Лола едет на пляж. Лолочка торопится к остановке – мимо магазина, мимо крохотной – на углу – кондитерской, где белолицая тётя Валя продаёт песочные корзиночки с заварным кремом. Двадцать копеек у Лолочки в кошельке, и десять на проезд. Ехать надо далеко-далеко, через весь город: на пятнадцатом до конечной и двадцать минут – пешком по солнечной тропке, по стрекочущей траве, а над Лолочкой – выгоревшая лазурь, а по ней – белые облака, пухлые облака – бока кондитерши тёти Вали – облака.

Лолочка торопится. Там, на пляже, где мелкая галечка вперемежку с песком и заросли ивняка – там ждёт её соломенный мальчик: соломенные волосы, соломенные брови, глаза – сиренью и кожа – вся – в солнечных чаинках. Это он сказал вчера вечером, растягивая слова: «Лолка! Призжай завтра на пляж – позагора-аем...» А Лолочка не будет загорать, Лолочка будет купаться. Ничего, что только первое число, и вода ещё холодная, но жара – и как не окунуться, особенно если он предложит... Нет, он скажет: «Лолка, ты сдурела – в воду?». А она пойдёт и окунётся – без разогрева, бесстрашно, сразу, и проплывёт по-морски. Выйдет на берег, ступая, как манекенщица – с носка на пятку. А он подумает: «Какая смелая!» И скажет: «Лолка!...» И поцелует в нос.

Лола торопится, Лола бежит к условленному месту – подальше в зарослях, к самой кромочке, где нет посторонних глаз, где хорошо – вдвоём. Соломенный мальчик сидит на песке в плавках, он давно уже выкупался, и рядом ещё какие-то – видела мельком, в компании, все где-то крутятся, не суть важно. Сидят, покуривают – они взрослые, и соломенный мальчик с сиреневыми глазами – он окончил ПТУ – это так по-взрослому звучит – « Я иду в ПТУ» - недавно, маме, но мама – ни в какую: «Только десять! Хоть одна – человеком...», а сигаретки у мальчиков – самокрутки, и глаза, как у кроликов – кровавые... только у него, у него – сирень, сиреневый туман. Вот он смотрит и ухмыляется: «Ты чё купальник не одела?» «Я, ладно, я - сейчас» - и за кустики, стягивать юбочку, стягивать трусики, нятягивать лямочки – «Лолка, ты чё там прячешься, раздевайся, бля, здесь!» и: «Ха-ха» «Поглядим!» «Сыкуха!» Выгорела сирень и почернела солома, и только - слёзы, слёзы, слёзы, а дальше – черно-черно... Жарко...

Нет, Лола – гордая, она не даст себя обидеть. Что с того, что маленькая. Она ходит на дзюдо. Пять лет занимается дзюдо, и она ловко, очень ловко справляется с ним. И вот уже она – сверху, и, вцепившись в лохматую солому – «Проси прощения!»...

Лолочка спешит. Лолочка уже на месте, скорее всё снять – даже модная юбочка в душном воздухе – мешает, кажется свинцовой, липнет – снять её, натянуть купальник... Его ещё нет, соломенного мальчишки, прочь, страшные фантазии – это мама, она всё время пугает, вспоминает истории... А его ещё нет, и Лолочка расстилает мохнатое полотенце прямо на галечке, в тени, и пробует воду – холодная, но ведь купаются – все купаются по берегу, и она окунётся, только позагорает сперва... Лола ждёт. Лола прислушивается, не зашуршит ли ивняк, Лола считает облака и предвкушает: вот-вот появится он с двумя коричневыми стаканчиками в руках - мороженное.... Конечно, он ушёл за мороженным. Двадцать минут до трамвайной остановки – а там будка мороженщицы, и он пошёл для неё – для Лолы, да, за мороженным, куда же ещё ему уйти?

Вот на спуске за поворотом мелькают радостные вихры – и становится ещё жарче, но свинец отступает, отпускает – жарко и легко, жарко и легко. Вот-вот он покажется, развинет руками заросли – как долго он ходил, кого это он встретил по пути? Да, вроде бы знакомые парни, вроде бы видела – Лолочка не помнит их, она улыбается широко ему – своему мальчишке. А мороженного он не купил...  зато вот литровая банка – квас? –нет, противное, огненное внутри, нет Лола не пьёт, Лола не будет пить, «Лолка, ты чё ломаешься?»Крепкой рукой – за шею, к горлу стакан - и бежит по запрокинутому лицу – обжигает внутренности, бьёт в голову, заливает слезами, и не кончается, и не...

Лола встряхивает головой. Страшные, страшные разговоры – вечером на кухне, под бутылочку водки рассказывает дядя Веня, как нашли – на стройке, без головы, а сперва издевались по-всякому  – «и вот такая же пигалица, ты, мать, смотри за ней... » и другое – про бочку с квасом, а в ней... Нет,  не думать об этом! К вечеру спускается солнце, и жара  не такая жестокая, как днём, и небо над горизонтом – светлеет, становится легче, и легче становится на сердце. Да, задержался, приедет позже, может, дача, может, кто-то заболел... Но он помнит про неё, про пигалицу, знает, что она ждёт, радуется, ведь это – первое, самое первое свидание в жизни. И появится – непременно с цветами, какие розы – нет, сирень, от него – только сирень, ведь не отцвела ещё и душно пахнут в тенистых палисадах белые и лиловые кисти...

Лола собирается. Лола встряхивает полотенце и втискивает его в полиэтиленовый пакет с пляжной красавицей на обороте. Она отряхивает мелкие камешки с боков, ополаскивает ноги в воде, просовывает их в жаркие, огрубевшие на солнце шлёпанцы. Это вечер подступает к горлу, и растаяли облака – только рваные клочки – жёлтые, грязные торопятся к тому берегу и тонут в мирно колыхающейся воде. Он не пришёл, соломенный мальчик, он не придёт никогда – давно уже он отсидел за что-то другое, и освободился, и уехал – простыл и след... дядя Веня сгорел от водки, умерла от рака кондитерша тётя Валя, и кондитерская стала баром, и мама ушла на пенсию, состарилась, усохла... и давным-давно опустел пляж. Только трое подростков ещё плещутся у кромки воды да унылый рыбак, похожий на Дон Кихота, замаячил поодаль. «Бульк!» - и закачался, медитируя, поплавок... Лола идёт к остановке. Лола едет домой. Смотрит безучастным взглядом в трамвайное пыльное стекло...