БРЕД

    Пузырюсь соплями и, кашляя, умираю от гриппа. Надо мной склонилась пупырчатая морда жабы, задушившей меня однажды, когда врач предложил сделать прививку. Она растягивает зеленые губы и мокро шлепает.  Из уголков рта стекает слюна, оседая испариной на моем лбу.
-Выпей лекарство, - зеленая морда сменяется садистским оскалом жены. Я слабо сопротивляюсь, и огромная ложка, кроша передние зубы,  заползает в рот. Покорно слизываю распухшим до размеров рашпиля языком  лекарство и снова погружаюсь в объятья  жабы. Она гладит меня  слизистыми лапками, выворачивая из карманов мелочь:
- Я в аптеку.
    В гудящей  голове шумит ветер, перезванивая  зелеными бубенцами лягушек. Лягушек много, они нависают гроздьями незрелого винограда и мелодично перекатывают внутри  железные шарики. Два бубенчика  раздулись и подхваченные ветром зелеными комочками упали на лицо. Их маленькие лапки быстро-быстро заскользили по щекам, а когти глубоко впились в носовые пазухи. Я взвизгиваю и, оторвав от лица  слизистые комочки, мокро раздавливаю их между пальцами.
- Положи обратно! – это кричит жена.
       Я подношу к глазам обрывки лягушек: они зеленые, завернутые в марлю и капают.
- Тертая зеленая редька, она тебе нос прогреет. Клади на морду, не капризничай, - и распевая нацистский, марш топает на кухню. Топот становится громче, топает не одна жена, они маршируют вместе с дочерью и котом. Громче всех топает кот, потому что его стальные когти на манер шпор цокают по промерзшему бетону.
- А вы, Штирлиц, останьтесь, -  кот разворачивается и выдергивает шнур.
-Сколько раз тебе говорить, не включай телевизор, когда отец спит,  - ревет  канарейка и меня перекатывают на кровати.
-Не шевелись, будем банки ставить.
Надо мной  загорается факел и капли светящегося спирта падают на спину, загораясь  веселыми вечными огоньками. Хлююп, первая банка пиявкой присосалась под лопаткой, горячие края обожгли кожу и зашипели прожигая до кости мясо. Запахло паленой свининой и новое «хлююп» вжимает меня в подушку. Банки втягивают кожу, сдирают мясо с костей и заполняются до предела.
-Забыли лаврушку,- хозяйская рука жены добавляет в банки специи, насыпает соль и закатывает жестяными крышками. Баночка к баночке, ставятся на полку.
-Ты ведь любишь домашнюю cвининку? Зимой  под водочку, намазывая ломти мяса хреном,  чесночком и с черной краюшкой… а сверху горчичкой…
  Горчичники холодными мокрыми листьями прилипают к спине и начинают печь. Эта печь разгорается все ярче, спина уже тлеет, обугливаясь горелым шашлыком. Каждый кусочек мяса пронзен шампуром. Мясо… кружочки лука… шампур…, мясо… кружочки лука… шампур.
- Теперь закапаем луком нос, - мозг пронзила вспышка и зашипела вольтовой дугой, а из ноздрей ударило пламя.  Размахивая носом, я бегу к раковине и подставляю его под струю воды. Вода затекает в ноздри,  вливается вовнутрь, гася пожар горчичников.  Две ноздри: одна для холодной воды, другая для горячей. Правая холодная, в левой - кипяток. Во рту смеситель, там обе струи перемешиваются и фонтаном вырываются изо рта.
-Ага, вырвало, значит, начнем сначала. Открывай рот.
       Я сжимаю остатки зубов, но сквозь них  просовывается жало баллончика и аэрозольная струя ударяет глубоко в горло. Откуда-то изнутри грозно рычат, это  лягушки до этого перекатывавшиеся внутри колокольчиками вдруг взбунтовались. Они запрыгали резиновыми мячиками подступая к горлу и вызывают спазмы. Маленькие коготки понесли своих хозяев наружу,  заскребли изнури гортани и оставляя глубокие царапины стали съезжать в желудок. Там  заплюхало принимая в себя  постояльцев, а потом  лягушки запели про крейсер Варяг. 
      Я открыл глаза, в изголовье сидел кот и удивленными  желтыми глазами смотрел на оголившийся из-под простыни живот. Доносившийся изнутри лягушачий хор затих, в животе  последний раз булькнуло и кот разочарованно соскочил с кровати.
-А я для тебя  стишок нашла, - запрыгала вокруг кровати  дочь,
-«Тятя, тятя, наши сети…» ой не этот. Вот, слушай:
«Таня слушает скрип-скрип,
Это ходит дядя Грипп».
      Стишок из старой детской книжки заглушается скрипом половиц.  Грипп укутан в длиннополое пальто с поднятым  до самых ушей воротником. Воротник небрежно замотан болтающимся  на шее  шарфом, над которым нависает сопливый нос. Грипп задумчиво смотрит на меня, раскачиваясь с пятки на носок. Его нос то нависает над моим лицом, то отъезжает  в сторону. Каждый раз, когда он проплывает сверху,  мутная капля падает мне на лоб.
- Доктор, посмотрите, он весь в испарине, - кот, заботливой мягкой лапой трет мне лицо, - а я тебе мышку принес.
- Отойди от него, - появившаяся некстати жена отталкивает кота, - мне соседка дала замечательный рецепт, ее муж не прожил после него и суток.
    В глазах начинает щипать, «рецепт» разъедает мою слизистую. Он испаряется со спины и груди, обволакивает туманом мозг.
- Змеиного яда пожалела, - бурчит о соседке жена, продолжая натирать мою грудь, слышен смачный звук плевка и довольное шипение жены.  А потом я умер.