Yesterday над Спасской башней

1.

С Охотного ряда мы с дочкой поворачиваем направо под арку, в Третьяковский проезд, и идём прямо на милицейский заслон. Не знаю, как у Риты, а у меня сердце колотится гулко и часто: неужели у нас получилось? Неужто пропустят? Билеты у нас есть – два плотных красно-чёрных листка с портретом Пола Маккартни, – но… неужели всё так просто? Подошли, купили, и – никаких проблем? Неужели это не лажа? А вдруг эти билеты – фальшивка? Что тогда нам делать? Возвращаться на Охотный Ряд и искать спекулянтку, которая продала нам билеты за треть цены? (Кстати, можно ли, в таком случае, называть её «спекулянткой»?) Сумеем ли мы тогда что-то доказать ей, вернуть свои деньги?..

В Третьяковском проезде толкотня. Милиция расположилась за металлическими ограждениями. Проход узок, и его загораживают два мощных стража порядка. Мы идём прямо на них.

Какой-то грузный мужчина средних лет что-то горячо доказывает сотруднику милиции у ограждения. Слышу такой диалог:
–Ну, а что тут крамольного? Кому какое дело?
–Вот что, – категорически возражает милиционер, – я взяток не беру! Так что вы это бросьте!
–Ну вот, чуть что – сразу «взятка»… – ворчит мужчина. Он в компании с дамой. Видимо, хотят прорваться на Красную площадь.
–Вы где брали? Там? – Милиционер показывает в сторону Охотного ряда. – За тысячу? – Саркастически ухмыляется. – Вот и идите туда, не морочьте мне голову.

Мужчина и его спутница уходят туда, откуда мы только что пришли. У меня холодеет в груди. Приплыли! Наверно, этот мужик тоже купил билеты с рук… Медленно приближаемся к ограждениям.
–Не задерживайтесь, не скапливайтесь! – командует мне и Рите охранник. – Здесь проход запрещён.

Я уже почти уверен в том, что у меня в руках фальшивые билеты. Ну конечно: достались они нам так легко… На всякий случай всё же надо уточнить… не знаю, что… Спросить, что же нам теперь делать. Да он не скажет ничего, только посмеётся. Заверить охранника в том, что мы купили билеты в кассе? А вдруг это сработает?.. На ходу обдумываю варианты действия. Подходим к барьеру, протягиваем билеты.

–Ах, у вас есть? – сердито спрашивает страж. – Так что же вы молчите? Проходите скорее, не скапливайтесь.
–Куда?
–Туда, туда! – он машет мосластой пятернёй в сторону Красной площади.

Даже не берёт наши билеты в руки.
Мы протискиваемся сквозь ограждения и выбираемся на Никольскую.


2.

Москва гудит уже месяца два: к нам едет Пол Маккартни, чтобы дать один концерт прямо на Красной площади!

Долго не верилось в это. Почему-то казалось, что обязательно что-то помешает: новый террористический акт, внезапное охлаждение отношений между Россией и Великобританией, последствия войны в Ираке. Двадцать пять лет жила легенда о том, как «Битлз» однажды тайно приехали в СССР и сыграли один подпольный концерт. А потом написали песню «Back in the USSR».

Наконец на улицах Москвы появляются большие афиши с портретами Маккартни и названием концертного турне: «Back in the World 2003». Стало быть, скоро приедет.

Обязательно надо пойти на концерт! На «Rolling Stones» не ходил, на «Deep purple» не попал, Ринго Старра не застал, Эрика Клэптона проигнорировал, Джон Фогерти и сам не собирается ехать к нам… А тут – самая яркая звезда XX века! Кумир номер один, которому мы поклонялись, как божеству! Пели его песни по-английски! Никогда не прощу себе, если не взгляну на своего Бога хоть глазком… Интересно, сколько будут стоить билеты? Да какая разница? Ну триста рублей, ну пятьсот… Раз в жизни выпадает шанс послушать Маккартни и увидеть его.

Спрашиваю в билетной будке на «Павелецкой»:
–Сколько стоит билет на концерт Пола Маккартни?
Кассирша отвечает:
–Ещё неизвестно, состоится ли концерт вообще…

Оказывается, некоторые депутаты Государственной Думы (кажется, из фракции ЛДПР) выступили против концерта, поскольку это якобы оскверняет священные могилы Красной площади. Меломаны возмущаются: «Всё как раз наоборот: это некоторые могилы оскверняют Красную площадь… А разве не кощунством было устраивать праздничные демонстрации трудящихся на кладбище, вышагивать здесь стройными колоннами, весело орать «Ура!» и махать цветами и флажками? А военные парады на кладбище – не кощунство?..»

Потом в Интернете появляются сведения о ценах на билеты и схема дислокации зрителей. Сцену установят возле храма Василия Блаженного, рядом с Лобным местом. Билеты на сидячие места будут стоить от 200 до 1500 долларов!.. Позади сидений организаторы отведут места для «танцевального партера». Там, где поближе, билеты будут стоить 2000 рублей, а где подальше – 1500 (то есть 50 долларов). «Подальше» – это значит, у Исторического музея. Разве можно будет что-то разглядеть оттуда? «Рядовые» битломаны диву даются: кто это придумал, какой вражина? Кто угодно, но только не Маккартни. Миллиардеру-музыканту эти деньги без надобности. Просто кто-то в Москве решил основательно погреть руки.

Нет, не пойду. Заплатить две тысячи и ничего не увидеть?

А тут ещё по телевизору сообщают о недавнем концерте Маккартни в Риме и о высоких ценах на билеты – от 200 долларов и выше. Весь доход от концерта музыкант отдал на благотворительные цели.

Несмотря на то, что москвичи вот уже несколько недель ропщут по поводу высоких цен на субботний концерт, ожидается, что послушать сэра Пола на Красную площадь придёт до 50 тыс. человек. Рядом с пёстрым собором Василия Блаженного и строгим Кремлём Пол Маккартни будет выглядеть как настоящий «генеральный секретарь рок-н-ролла». Президенту Путину со своего рабочего места тоже будет всё слышно.
(Журнал «Stern»)

А что если проникнуть туда как-нибудь через «заднее крыльцо»?.. Нужно немедленно завести знакомство в ГУМе, чтобы оттуда посмотреть концерт. Или «затеряться» во время экскурсии в соборе Василия Блаженного. Или напроситься в Исторический музей и запастись сильным биноклем. На худой конец, найти связи на Спасской башне или в Мавзолее… Вот какие дурные мысли лезут в голову. Теперь уже ясно, что и это мероприятие – развлечение для богатеньких и сильных мира сего, я же вряд ли смогу выложить ползарплаты за билет на рок-концерт. Лет двадцать пять назад в Москву приезжал ансамбль «Boney M», а потом Элтон Джон. Тогда тоже так было: мы, студенты, не смогли попасть в концертный зал…

Появляются слухи о том, что Маккартни приказал убрать с собора Василия Блаженного строительные леса (вот уже который год там идут реставрационные работы) и снять с куполов кресты.

И мы немедленно проникаемся неприязнью к Полу Маккартни. Мало того, что билеты стоят так дорого, он требует ещё и кресты с куполов убрать… За это надо забросать его тухлыми помидорами.

Да нет же, это только слухи, уверяют меня. Никто не собирается убирать кресты с куполов Василия Блаженного. Но я уже твёрдо уверен в том, что на субботний концерт не пойду.

В четверг Красную площадь закрывают для посетителей. Организаторы обустраивают «концертную площадку». Из Англии привозят сцену высотой с пятиэтажный дом. Сам-то постамент не так уж и высок, а вот навес от дождя лишь немного ниже Василия Блаженного. Перед сценой устанавливают сидения для зрителей. Над площадью вешают большие экраны, чтобы музыканта было видно из «танцевального партера». Снимать всё это на видео не дают даже журналистам из теленовостей. Ажиотаж подогревается сообщениями о том, что билетов всё меньше и меньше.

«Вообще-то Полу Маккартни нужно было играть стоя на мавзолее Ленина. И чтобы перед ним проходили колонны, как на первомайских парадах в советское время, – иронизирует журналист Артемий Троицкий. – Тогда бы шоу увидели по крайней мере пара сотен тысяч людей».


3.

…Мы с Ритой выходим на Никольскую улицу. Сегодня здесь непривычно тихо. Нет ни прохожих, ни автомобилей; магазины, сувенирные лавки и рестораны закрыты. Выглядит это очень удручающе. Прежде улица казалась тесной, излишне оживлённой, чуточку чопорной. Ещё вчера сюда заехать на «москвичонке» каком-нибудь считалось дурным тоном – всё иномарки, иномарки жались к обочине или же проплывали вальяжно по узкой проезжей части. Теперь же какая-то неведомая сила вымела из этого уголка Москвы всё живое. Лишь сквозняки сегодня – полноправные хозяева здесь. Посмотришь налево – там Лубянка, направо – Красная площадь. Обе площади проткнуты Никольской, словно два цыплёнка одним вертелом…


4.

Сначала Маккартни заезжает в Петербург. Город готовится к празднованию своего 300-летия. Сэра Пол встречает полпред президента России в Северо-Западном округе Валентина Матвиенко. Она дарит гостю книгу о Петербурге. Ректор Петербургской консерватории профессор Сергей Ролдугин вручает великому битлу диплом почётного доктора. «У меня до сих пор проблемы с нотами», – когда-то признался Пол. Но, тем не менее, теперь он доктор старейшей консерватории России. Позже в одной из телевизионных программ скажут: «Это проблема нотной грамоты, а не Пола Маккартни». Дескать, нужны ли ему ноты, если он и без нот прекрасно умеет навести порядок во вселенском хаосе? Маккартни целует В. Матвиенко в обе щёчки. Но сыграть концерт в Питере отказывается. Вместо этого он идёт в музыкальную школу и встречается с юными музыкантами. «Побывать в той же школе, где учился Чайковский, – для меня большая честь», – отмечает Пол. Один мальчик играет для него на гитаре. «Чья это музыка? Кто её написал?» – спрашивает Маккартни. «Я сам», – отвечает парень. «В 14 лет это прекрасно!» – говорит гость. Ходят слухи, что он намеревается создать в Петербурге благотворительную школу для одарённых, но бедных детей.

Пол даже собирался провести для питерской ребятни мастер-класс, но быстро найти достаточное количество незакомплексованных юных творцов среди учащихся официальных заведений не удалось. Все, кто приходил на прослушивание, играли по заученным партитурам, не проявляя индивидуальности. Поэтому мастер-класс пришлось отложить. Поговаривают, что весь частный визит в Питер стоил Полу что-то около 50 тысяч.
(«МК в Питере»)
 
В Москве музыкант останавливается в московской гостинице «Балчуг-Кемпински». Ходят слухи, что вместе с ним приехали около 1000 человек, и все живут в одной гостинице. Капризничать Маккартни не стал. Для себя он просит только большое «двуспальное» одеяло, увлажнитель воздуха, хорошее пианино в номер и чтобы сидения его автомобиля не были обиты натуральной кожей, только велюром. Гостиница же должна быть у реки и недалеко от Красной площади. «Нужно будет сходить к отелю, – думаю я. – Там наверняка соберутся поклонники. А вдруг к ним выйдет Пол или же помашет им ручкой из окна? Мне лично этого будет достаточно… Обойдусь без концерта. Схожу, обязательно схожу после концерта. Пола ведь привезут когда-то с Красной площади, выйдет он из машины – а тут мы стоим, ждём его…»

Незадолго до концерта, перед самым началом генеральной репетиции, которую музыкант собирается провести на Красной площади, чтобы самолично «выстроить звук», президент Путин приглашает Пола Маккартни в Кремль. Когда за кремлёвской стеной отчётливо слышатся звуки ударов разминающегося на сцене барабанщика, Президент пытается показывать гостю Царь-пушку.

Но начинают с чаепития. Маккартни сразу же достаёт из кармана бумажку и периодически зачитывает оттуда выученные русские фразы, которые заканчивает неизменным вопросом: «Здорово?»
–Вас здесь очень любят, – говорит президент Путин. – В своё время вы и «Битлз» были очень популярны у нас. Ваша музыка была как глоток свободы.
–А правда ли, что нашу музыку запрещали в СССР? – интересуется Маккартни.
–Нет, вас не запрещали, но то, что вам не разрешили, например, устроить концерт на Красной площади в 80-х годах, о чём-то всё же говорит. Наше общество было излишне идеологизировано…

Президент и музыкант пьют чай и вспоминают молодость. В. Путин рассказывает о том, что тоже любит «Битлз». Маккартни говорит, что они с друзьями очень хотели дать концерт в СССР. Потом беседуют о политике. Сэр Пол напоминает о том, что вот уже который год выступает против применения противопехотных мин.
–Да, я знаю об этом, – отвечает президент. – Это очень правильное направление деятельности. 
–Сможет ли Россия присоединиться к этой кампании? – спрашивает жена Пола Хизер.
–Всё, что направлено на сохранение жизни людей, достойно внимания, – отвечает В. Путин.

Встречу Маккартни и Путина показывают во всех сводках новостей.

   П. Маккартни: «Наше общение с вашим президентом носило неофициальный характер. Мы обсудили ряд вопросов, лежащих сегодня на поверхности: это и вырубка леса, и социальные условия незащищённых слоёв населения, и благотворительность. Мы с ним сразу нашли общий язык – мы ведь оба вышли  из рабочего класса, из простых рабочих семей». 
(Газета «Московский комсомолец»)

Потом они гуляют по Кремлю. Маккартни не к месту вспоминает Григория Распутина, интересуется, бывал ли «святой старец» в Кремле. Экскурсовод отвечает: «Почему бы нет? Впрочем, он жил в Петербурге». Люди, которые пришли на экскурсию в Кремль, встречают английского кумира и российского президента воплями восторга. Поэтому Полу Маккартни так и не удаётся увидеть Царь-пушку. «Прывьет, русские!» – здоровается он с журналистами и визжащими поклонниками.


5.

…С некоторых пор я полюбил ходить сюда, на Никольскую, в подвальчик «Пироги», где можно спокойно выпить чашку кофе или кружку пива и здесь же в кафе, в книжной лавке, всласть порыться на полках.

Рите тринадцать лет. О Поле Маккартни она, конечно, слышала. Потому что мы с сыном играем мелодии «Битлз» довольно часто – на пианино, на гитаре. В доме три десятка дисков с записями битлов и несколько нотных сборников с песнями. Однажды сын попытался установить на свой мобильник мелодию «Когда мне 64», но не получилось: ноты выбрал правильно, а со сложным ритмом телефон не справился. Вряд ли для моей дочки имя Пола Маккартни значит столько же, сколько для меня. Но ей всё равно любопытно: всюду толпы народа, билеты на концерт стоят баснословно дорого, на подступах к площади – почти истерика. Рита тоже не верит до конца, что нам уже удалось проникнуть через ограждения: неужели всё так просто?

Идём по Никольской. Впереди, там, где поворот в Богоявленский переулок, к станции метро, – четыре всадника. Это конная милиция. Они не стоят на месте, выписывают на своих лошадях небольшие круги. Четыре всадника – четыре круга. И как только умудряются на такой узкой улочке? Мы боимся даже приблизиться к этим церберам. Стражники на своих лошадях кажутся очень большими. Попробуй подойди к ним, когда всадники не стоят на месте?

И всё-таки мы приближаемся несмело, показываем свои билеты. Останавливаемся, не зная, как протиснутся между лошадями.
–Проходите, проходите, не задерживайтесь, – командует один из всадников.

Расступаются, освобождая проход. Мы продолжаем свой путь. Впереди уже видна Красная площадь: здание Исторического музея, Никольская башня…


6.

В субботу часов в шесть вечера я ложусь вздремнуть после работы.
–Разбуди меня через час, – говорю жене.
–Зачем?
–Пойду на концерт Пола Маккартни.

Она печально улыбается.
–Брось, даже не пытайся. Всё равно не получится.
–Я понимаю…

Жена смотрит на меня с сожалением. Она знает меня двадцать пять лет. Понимает, что для меня Маккартни – это не просто музыкант, сочинивший сотню популярных песенок.

Мы с женой познакомились ещё в школе. Тогда я играл в школьном ансамбле. Нас было четверо. Маленький чернявый Мишка-ударник был «Ринго Старром». Наш заводила Женька – «Джоном Ленноном». Молчаливый и худощавый Федька-гитарист – «Харрисоном». Я – «Полом Маккартни». «Ты не можешь быть Полом, потому что ты не левша». Я играл не на басу, а на ионике. Сегодня уже никто не знает, что это такое: электроклавишный инструмент с мерзким пищащим звуком, который можно было облагородить только одним способом – включить «вибрато». Иногда мы пели «Битлз». Нам разрешали. Вернее, учителя не знали, что это «Битлз». Или делали вид, что не знают… С текстами была проблема, поэтому мы писали тексты сами. По-русски. Не зная смысла текстов битловских. Изредка в журнале «Песни радио и кино» вдруг появлялись английские тексты битлов («Girl», «Michelle», «Yesterday», «Here, there and everywhere»), и мы заучивали «слова» мгновенно. Носили «клешаки», отращивали «хайр» (волосы должны были непременно закрывать уши и лоб). Иногда и сами писали песни – под «Битлз». Кричали «йе-йе» во время исполнения, иногда же просто визжали в конце куплета и трясли гривками. Переснимали с западных журналов фотки битлов. Рисовали битлов на своих футболках: вырезали на картоне трафареты и с помощью них малевали тушью на майках силуэты музыкантов – до первой стирки. В тетрадках по химии писали «The Beatles». Ливерпуль казался нам таким же далёким и нереальным, как Атлантида.

–Пойду посмотрю на это сумасшествие. Потом хоть что-то можно будет вспомнить, рассказать друзьям… о том, как оцепили Красную площадь, например…
–Сам-то хоть не сходи с ума… А когда концерт?
–В восемь.

В полвосьмого я начинаю собираться.
–Я с тобой, – говорит дочь.
–Я не иду на концерт.
–Я тоже хочу прогуляться. В квартире сегодня жарко.

Скрепя сердце я соглашаюсь. Всё равно ведь теплится надежда, что удастся как-то уговорить охрану, дать кому-то на лапу долларов тридцать-сорок, увидеть Пола хоть издали… Если со мной идёт Рита, все расценки, и без того высокие, возрастают вдвое. Не оставишь же её за ограждением, в толпе неудовлетворённых поклонников великого музыканта. Нет, не попасть мне на концерт Маккартни…
–Оставайся лучше дома. Сегодня по телевизору «Что? Где? Когда?», – говорю ей.

Но она уже надевает какую-то новенькую кофточку, джинсы, натягивает кеды. Я вынимаю из ящика театральный бинокль. Она понимающе улыбается.


7.

…Впереди Красная площадь. Мы подходим к очередному милицейскому кордону. Здесь установлен металлодетектор, как в аэропортах. Оставляем бинокль и фотоаппарат на столике слева, а сами проходим. Ничто не звенит. У нас нет бомбы. Милиционер, не спрашивая разрешения, быстро ощупывает карманы моих джинсов. Там лежат оставшиеся баксы. Мента они не интересуют. Нас пропускают. Забираем фотоаппарат и бинокль и идём дальше. Только теперь я замечаю, что мы забыли свои мобильные телефоны дома.
–Ну вот, значит не позвоним маме, – говорю дочке.
–Она догадается.
–Ага, догадается, что мы на концерте, а не в милицейском «обезьяннике», – невесело шучу я.

В Москве мы постоянно рискуем угодить в милицию: достаточно забыть паспорт и бумажку с отметкой о временной регистрации. Отведут в отделение, начнут «разбираться». Если, конечно, не сунешь менту рублей триста… Но сегодня я паспорт не забыл. Зато забыл мобильник.

Чуть дальше – торговый лоток с сувенирами, компакт-дисками, постерами, программками концерта, бейсболками, футболками, на которых изображён Пол Маккартни.
–Хочу белую футболку, – говорит мне Рита.

Мы подходим ближе. Самая дешёвая стоит 800 рублей.
–Ритка, футболка выйдет дороже билета на концерт…

Она смеётся: поняла юмор.

Возле Казанского собора (помнится, в 70-е годы здесь был городской туалет) – последний заслон. Нас встречают девушки в жёлтых футболках. Позади них стоят крепкие молодцы в чёрных костюмах и ослепительно белых рубашках. Боже! сколько торжественности!.. Мы отдаём девушке наши билеты. Сейчас она скажет, что это липа… Но нет, не говорит, просто отрывает корешки контроля. Но мы ещё не можем войти на площадь: какая-то женщина пытается выйти оттуда и загораживает проход.
–Я только купить водички, – говорит она.
–Вы нигде не купите здесь водички.
–А возле Большого Театра? Или на Площади Революции?
–Это слишком далеко. У вас потом будут проблемы вернуться…

Я вспоминаю, что и у нас нет с собой воды. Ну вот, теперь сдохнем от жажды – всё равно что на футбольном матче в Лужниках. Туда тоже не пропускают с бутылкой минералки…

Путь свободен. Красная площадь теперь как на ладони.


8.

…От нашего дома до Охотного ряда две остановки метро. Ехать всего пять минут. Очень удобно. Многие москвичи полагают, что лучше жить на окраине города: парки, воздух, тишина, есть, где погулять с собакой… Да, это вполне разумно, но – всё равно не понимаю. Всё-таки я был и останусь провинциалом. Для меня Москва – это то, что в пределах Садового кольца.

Уже почти восемь.
–Ритка, боюсь, что мы сразу же уткнёмся в милицейское оцепление, – говорю на эскалаторе, когда мы поднимаемся по поверхность. – Там, – тычу пальцем вверх, – наверно, ажиотаж уже достиг апогея. Так что ты от меня ни на шаг!

Но возле метро никакого ажиотажа нет. Выход свободен, иди, куда хочешь. Куда же идти – на Дмитровку или к Большому Театру?

Выходим на Театральную площадь. Сразу же бросается в глаза то, что оцеплен весь центр – гораздо больше, чем можно было предполагать. Барьеры ограждения выставлены вдоль всего Охотного ряда. На ту сторону улицы перейти ещё можно, но дальше не пролезть.
–Всё, – говорю дочери, – похоже, что на этом наше посещение концерта закончилось.

А хотелось всё же услышать хоть несколько звуков, чтобы потом вспоминать: я слышал Маккартни на Красной площади… Но для этого нужно пробраться как минимум до Воскресенских ворот у входа на площадь.
–Пошли на Манежку. Наверняка там всё видно и слышно.

Моховая и Охотный ряд не закрыты для автомобильного движения. Меломаны игнорируют подземный переход, прутся прямо под колёса. Автомобили гудят, сигналят фарами, стараются проскочить сквозь толпу, которая вышла прямо на проезжую часть. Манежная тоже огорожена. Туда не пускают никого, только по билетам. У барьера толпятся сотни людей. Многие тянут шеи, стараются заглянуть на Красную площадь через Воскресенские ворота. Но и ворота закрыты на решётку. Никогда прежде этого не видел: оказывается, на Воскресенских воротах есть решётчатые створки. Сквозь них не видно ни черта. За оградой Манежки стоят солдаты и милиция.

В толпе замечаю молодых мужичков и бойких востроглазых бабёнок с билетами в руках. Это спекулянты. Подходим к одному из них:
–Билет сколько стоит… тысяч?..
–Две…

Хорошо, что не пять.

–Чего – рублей?

Он смотрит на меня, как на идиота.

Других спекулянтов просто игнорируем. Они сами иногда оглашают цены: «Всего две тысячи рублей… полторы…» В общем-то, это по-божески. «Госцена». Кажется, кто-то у них покупает. У нас просто нет столько.

Достаю бинокль, навожу на Воскресенские ворота. Нет, ничего не видно и не слышно. Всё продумали.

К толпе у Манежной площади подходят подвыпившие ребята. Орут:
–Свободу народу!

Кто-то ругается матом.

Замечаем, что по ту сторону ограды устраиваются люди с телекамерой. Наводят прямо на нас, на ту часть толпы, где толчёмся и мы.

Дёргаю дочь за рукав:
–Пошли отсюда. Кажется, нас собираются показывать по телевизору.
–Ну и что?
–Дадут такую текстовочку: «обезумевшие фанаты Маккартни тщетно пытаются проникнуть на Манежную площадь, толпа почти не управляема, её еле сдерживают усиленные наряды милиции и солдаты внутренних войск…» Неприятно.

Дочка хихикает. Её всё это ужасно смешит. Отходим в сторону, ближе к перекрёстку Моховой и Тверской. На перекрёстке толпа людей. Автомобили здесь почти останавливаются, на черепашьей скорости с трудом проезжают опасное место, потом, разогнавшись, удирают в сторону «Детского мира», от греха подальше.

Становимся на цыпочки, смотрим на стены Кремля. Подходит какой-то юноша бледный. Растерянно спрашивает у двух девушек:
–Скажите, пожалуйста: что здесь происходит? Почему не пускают?
–Концерт Пола Маккартни.

На лице парня – удивление, недоумение, брезгливость.

–Ссспди! – и отходит, конвульсивно дёрнув плечами.

Толпа смеётся. Откуда свалился этот инопланетянин? Товарищ не понимает…

–Ну что, по мороженному и домой? – спрашивает Рита. Она тянет меня в «Макдональдс».
–Давай ещё походим немного. Это интересно.
–Куда тут пойдёшь? Везде заборы.
–Давай обойдём ещё со стороны Никольской и Ильинки. Посмотрим, как там.

Идём по Охотному ряду к Лубянке. Зачем-то заходим в «Арбат-престиж». Там жарко и чересчур уж сладко пахнет парфюмерией. Ну ладно, всё, всё, пошли отдыхать…

Снова выбираемся на улицу и, сделав пару шагов, замечаем несколько женщин, похожих на лимитчиц. В руках у них билеты на концерт. Стало быть, спекулянты стоят по всему периметру ограждения.

Я не спрашиваю, сколько стоит билет. Спрашивает Рита.
–Пятьсот, – отвечает женщина.
–Чего пятьсот?
–Рублей.

Я на секунду теряю дар речи.
–Пап, пятьсот…
–Погоди, – шепчу дочери, – тут что-то не так. – И – женщине: – Покажите!

Быстро оглянувшись, она суёт мне в руки красно-чёрный листок с портретом Маккартни. На билете написано: «Цена 1500 рублей».

–Пятьсот? – переспрашиваю я.

–Ну да, – она переминается с ноги на ногу. – Вам сколько нужно – два? – Видимо, она прошла хороший «тренинг» уличных продаж: сразу берёт быка за рога. Благоприятное первое впечатление немедленно переходит в активную разработку вербального канала. «Тёплый» контакт, подкреплённый визуальным воздействием. Соблазнение клиента выгодами, а не свойствами товара. Работа с возражениями покупателя будет проведена на высоком уровне. Чёткая ориентация на импульсивность покупки. Товар уже в руках клиента, и тот сразу же начинает чувствовать себя собственником. Переговоры о цене отметаются в принципе. Успешно преодолены барьеры на пути к взаимному согласию…

Я лезу в карман и с ужасом вспоминаю, что не взял рубли. Ах, ччёрт!!
–У меня только баксы.

Она разводит руками. Я растерянно оглядываюсь по сторонам.

В последнее время американская валюта не в чести: доллар падает, евро растёт. Похоже, скоро за доллар будут давать не рубли, а в лоб.

–А где тут можно разменять валюту?

Она смотрит на меня с досадой.
–У вас какие купюры?
–Мелкие… Всякие! Два билета – тысяча рублей. Сколько это, по-вашему, в долларах?
–Тридцать три.

Многозначительная цифра, если учесть, что увидеть Маккартни для меня всё равно что встретиться лицом к лицу со Спасителем… Кто-то поднял меня с дивана за полчаса до концерта, заставил быстро одеться и побежать в метро. Я не собирался идти на концерт, но кто-то привёл меня сюда. Кто-то сегодня дал мне в помощь мою дочь: сам бы я не спросил о цене на билет... уже не спросил бы…

Достаю из кармана джинсов «грины», молча отсчитываю 33 доллара. Сомнения всё ещё терзают меня.
–А они, билеты то есть… гм… настоящие?

Старательно показываю, что это, в общем-то, шутка. (Дурацкая щепетильность. Интеллигент поганый…)

Дочка опять смеётся. Ей очень весело. Увлекательное приключение.

–Обижаете, молодой человек, – отвечает «спекулянтка». – Конечно, настоящие. Целый день здесь стою…

Ясно: бизнес у неё сегодня трещит по швам. Потенциальные покупатели испугались высоких цен. Теперь вернуть хотя бы часть затраченного.
Мы берём билеты и устремляемся в Третьяковский проезд, к арке…



9.

…Слышу со стороны Красной площади какой-то электронный гул, нагнетающий напряжение. Совсем как в цирке, когда приходит время для самого рискованного трюка. Впрочем, в таких случаях там чаще всего используют барабанную дробь.

Это ещё не музыка.

Я дышу часто и неглубоко, как за секунду до первого поцелуя. Сейчас сделаем ещё несколько шагов и вон там, за углом ГУМа, увидим всю Красную площадь, и сцену перед  Василием Блаженным, и – Его…

Терпеть не могу кумиротворчество, идолопоклонничество, истеричное отрывание пуговиц с пиджаков небожителей. Презираю тех, кто день и ночь дежурит у подъезда эстрадной звезды и пишет на стенах клятвы в любви к ней. Мне сорок три года, я вышел из возраста экзальтированных мальчиков и девочек, которые шлют глупые письма кумиру и теряют сознание при виде локотка своего божества в форточке «Линкольна»… Но там, за углом здания – ПОЛ МАККАРТНИ!

…Или это воет не электроника?.. Это в башке у меня, в ушах, в сердце, в венах и артериях гудит горячая кровь?.. Жалко: забыл дома не только мобильник – таблетки андипала тоже забыл.

Мы выходим на площадь и в первую секунду удивляемся тому, что возле Исторического музея, там, где, судя по всему, отведено место для «танцевального партера», довольно мало зрителей. Кто-то сидит прямо на брусчатке и думает о своём, а какие-то зрители, сбившись в маленькую стайку, совсем буднично и скучно беседуют о чём-то. На моих часах – двадцать минут девятого. Время на часах Спасской башни не вижу: далековато. Концерт ещё не начинался?

Поворачиваюсь к храму Василия Блаженного. Его почти не видно за чёрной сценой с высоким навесом. Этот навес почему-то напоминает мне балдахин на кроватью короля. Там, где выход с Красной площади на Никольскую, ещё просторно, а дальше, от Мавзолея до храма, плотно, плечом к плечу – слезу некуда уронить – стоят зрители.

И до моего сознания доходит, наконец, голос:

You say goodbye and I say hello,
Hello, hello,
I don’t know why you say goodbye,
I say hello.

Мэджикэл Мистэри Тур. Маккартни уже поёт. Хэлло, Пол!


10.

Почти над Мавзолеем висит большой экран, и там я вижу Пола Маккартни в красном  пуловере, с гитарой в руках.

Но это на экране. Где же он на самом деле, где? Проведите меня к нему!

Поднимаюсь на цыпочки, смотрю на сцену. Там красное пятнышко у стойки микрофона. Впрочем, стойки почти не видно: слишком далеко. Все музыканты Пола одеты в тёмное, и сцена выполнена в мрачноватых тёмных тонах. И только Пол  – яркое карминовое пятнышко на сцене, а над ним – несколько экранов, где показывают музыкантов, а ещё видеоклипы, фрагменты старых битловских фильмов, фотоснимки, какие-то поп-артовские экзерсисы. Лицо Маккартни увидеть из «танцевального партера» невозможно, но голос слышно прекрасно. А если хочешь увидеть лицо, подними голову и посмотри на экран – на тот, что справа, над Мавзолеем, или слева, возле ГУМа.

Кому-то это наверняка не понравится: заплатили большие деньги, пришли на концерт, но своего кумира во всех подробностях не разглядеть.

Мы с Ритой пробираемся вперёд. Площадь металлическими стойками разделена на секторы. Нам удаётся проникнуть в следующий загон. Для этого достаточно пройти вдоль стен ГУМа и показать билеты крепким серьёзным парням в строгих костюмах кремлёвских телохранителей. Господи! а они-то тут зачем? Неужто одной милиции недостаточно? Потом на экране на секунду появляется улыбающийся мэр Москвы Ю. Лужков и президент страны В. Путин. Они тоже здесь, на Красной площади, слушают концерт. Всё понятно… Потому и концерт немного задержали: ждали высоких гостей. Когда на площади появился Путин, зрители в ближних рядах вскочили, чтобы получше разглядеть Президента России. Кто-то зааплодировал. Президент показал им на сцену: не мне аплодируйте, лучше вон кому…

Ещё светло, и устроители шоу не торопятся зажигать всю приготовленную иллюминацию. Выглядит это скучновато, обыденно: ну, зашли мы в Парк Горького… да хоть на Красную площадь!.. а там на поспешно сколоченной сцене – концерт доморощенных рокеров, приуроченный какому-то городскому празднику. Кто-то из зрителей слушает внимательно, а где-то откровенно беседуют о том о сём, громко обсуждают свои проблемы. Там, на сцене – Пол Маккартни?

Люди, стоящие рядом с нами, болтают без умолку, мешают слушать. Рита злится: ей ничего не видно. Потом она влезает мне на спину и делается выше.
–Всё равно плохо: слишком далеко.
–Возьми бинокль.

Мне теперь ничего не видно: я чуть согнулся, держа дочку на спине. Я хочу, чтобы она всё хорошенько запомнила.

Музыка гремит над Красной площадью. Звук очень даже неплох, но всё же слишком много низких частот. За ударными (мы видим это на экранах) сидит толстый чернокожий музыкант с косичкой и старательно отбивает ритм. Дочка пытается разглядеть хоть что-то в слабенький театральный бинокль. Я, согнувшись вперёд, держу её крепко.

Из толпы выводят какую-то девушку. Ей плохо – от волнения, от долгого ожидания, от духоты?..

Рядом с нами какая-то девица лет двадцати бросается на шею полному седовласому мужчине моего возраста. Плачет, уткнувшись ему в плечо. Он её гладит, обнимает, старается успокоить:
–Ну что ты, малышка. Всё будет хорошо… бедная моя… успокойся, всё будет нормально…
–Я искала тебя возле Манежки! Не нашла, – девица захлёбывается слезами, говорит громко, все её слышат. – Потом решила пробраться сюда… заплатила тысячу за билет… потом сунула ещё пятьсот, чтобы протиснуться поближе…
–Ну что ты, дочка, видишь ведь: со мной всё в порядке…

Он чуть навеселе, говорит ласково, нежно гладит девушку по голове, улыбается. «Малышка» отстала от папы? Кому это она «сунула» пятьсот на лапу? Что за чушь? Зрители неприязненно поглядывают на эту парочку. Плачущая девица мешает слушать музыку.

Там, на сцене – Пол Маккартни?
Я навожу бинокль – он, несомненно он! Вот характерное подёргивание головой… вот он поднял руку с гитарой, а на экране Маккартни сделал то же самое…
Буду потом рассказывать внукам: я видел Пола Маккартни совсем маленьким…

Рита опускается на землю. Говорит мне:
–Ты стой здесь, никуда не уходи, а я попробую подойти поближе. Не волнуйся, потом я вернусь за тобой…
–Ты куда?

Но она не слушает – как зверёк в нору, ныряет в толпу, и я теряю её из виду. Проходит три минуты, потом пять. Дочка не возвращается. Пол поёт старые песни «Битлз», но мне пока не до песен. Я нервничаю; мне мерещатся всякие ужасы. Сейчас хлопнет что-нибудь, вспыхнет, взорвётся, загорится – толпа побежит, затолкает, затопчет моего ребёнка, и я не смогу найти дочь… Мы уже больны. Наше сознание отравлено воспоминаниями о недавних взрывах в ресторанах, об осеннем террористическом акте на Дубровке, о ночной погоне за бензовозом по ночному Садовому кольцу. Недавно я видел из окна своего дома, как в три часа ночи два десятка милицейских легковушек со страшным рёвом, с сиренами и мигалками гнались за угнанным бензовозом в сторону Триумфальной площади, как свора борзых за зайцем. Патрульные думали, что за рулём сидит чеченский смертник, и на Триумфальной расстреляли бензовоз из штатного оружия…

Наконец Рита возвращается.
–Там ещё хуже. Ничего не видно. Нужно иметь шею, как у жирафа.
–А ты стой здесь. Иногда люди расступаются, и тогда видно неплохо.

Пол поёт песню «Дурачок на холме».

But the fool on the hill sees the sun going down,
And the eyes in his head see the world spinning round

А дурачок на холме видит закатное солнце и мир необъятный…

Сумерки сгущаются. Над Историческим музеем разливается совершенно фантастический закат – густой, тревожный, оранжево-бардовый. На Красной площади включены мощные фонари, и в их лучах мечутся ночные бабочки вперемешку с первым тополиным пухом. Прожекторы позади собора Василия Блаженного бьют вверх, вычерчивая на фоне потемневшего неба строгие белые полосы.


11.

Иногда Маккартни говорит по-русски, подглядывая в шпаргалку. После первой песни он громко приветствует нас:
–Прывьет, ррыбьята!

Толпа ревёт от восторга и аплодирует. Кто-то смеётся.

Чаще же Пол говорит по-английски, то и дело озабоченно спрашивая:
–Перевод вам хорошо видно? Всё нормально?
–Йе-е-е-е!!! – отзывается публика, не дождавшись появления русских титров на экране. Ощущение такое, будто вся Красная площадь сегодня понимает по-английски.
–А вот я сейчас проверю, – заявляет вдруг музыкант и произносит «нарковскую» фразу: – Red dog flew on the yellow balloon.

И опять смех в толпе. Многие поняли: «Красная собака летела на жёлтом шарике». И тут кто-то как раз и выпускает в воздух жёлтый шар. Маккартни останавливается на полуслове и показывает пальцем в небо: вот, дескать, то, о чём я только что сказал.
–А правда, что в СССР многие учили английский по нашим песням? – спрашивает он.
–Йе-е-е!..

Маккартни представляет своих музыкантов. По очереди, в паузах между песнями. Делает он это по-русски, подглядываю в бумажку:
–А это наш кр-рутой ба-ра-бан-шчик!

Слово «крутой» произносит с ударением на первом слоге.

Поднимается весёлый чернокожий ударник, в смущении хлопает себя ладошками по щекам и давится от хохота.
–Нам хочется, чтобы вы увидели, какое прекрасное зрелище наблюдаем мы здесь, со сцены, – говорит он, чуть успокоившись.

Экраны показывают море людей на Красной площади. Позади толпы – Исторический музей, а над ним – живописный закат. Площадь усеяна газетной бумагой. Это «Комсомольская правда» выпустила бесплатный спецвыпуск, посвящённый концерту английского музыканта (и своему дню рождения заодно). Кто-то из зрителей размахивает древком с двумя флагами: британским и российским. На нашем написано «Peace» («Мир»), на английском – «Let it be» («Да будет так»). Это уже не просто концерт популярной музыки, это почти политическая акция.

На некоторое время музыканты покидают сцену, остаётся один Маккартни. Он говорит по-русски, подсматривая в бумажку:
–А теперь, когда я с вами… – секундная пауза, Пол вчитывается в шпаргалку, – одын на одын, хочу спеть вам несколько песен.

Начинается «акустическая» часть концерта. Как бы unplugged. Пол аккомпанирует себе на гитаре и поёт «Blackbird», предваряя пение сообщением о том, что песня написана в 60-х годах. Звучит это очень узнаваемо, совсем как на «Белом альбоме», заезженном нами ещё в детстве. Даже гитарный проигрыш передан в точности.

Blackbird fly, blackbird fly
Into the light of the dark black night.

Лети, дрозд, лети, на огонёк сквозь полночный мрак…

Сгустивший сумрак придаёт концерту особую доверительность. Мы сидим в шотландском имении сэра Пола и слушаем его рассказ о далёкой юности… Маккартни вспоминает своего друга Джона и исполняет песню, посвящённую ему, покойному Леннону.
–Это песня-диалог, беседа с ушедшим другом…

Потом рассказывает о Харрисоне, о том, что умерший недавно Джордж любил предложить своим гостям поиграть на гавайской гитаре и попеть любимые песни. Пол берёт маленькую, почти игрушечную гавайскую гитару и исполняет «Something» Джорджа Харрисона. Поёт он её в необычной манере, более ритмично, нежели делал это Джордж в альбоме «Abbey road».

Позади нас какой-то толстяк среднего возраста начинает вдруг громко подпевать Полу:
–Ай донт ноу, ай донт ноу…

Он сильно пьян. Мы осторожно оглядываемся.
–А где же остальные голоса? – кричит толстяк. – Нет уже никого! Все умерли!
–Боже! кто это? – тихо удивляюсь я.
–Это вторая половинка Полмаккартни… – острит дочь.

–А теперь я хочу исполнить песню, которую посвятил моей замечательной жене, – говорит Пол.

Какой из двух? Скончавшейся несколько лет назад от рака Линде или нынешней, Хизер? Нет, Линде, конечно, Линде. Сегодня Маккартни не любит говорить о своей личной жизни. Он поёт песню, которая мне, например, совершенно незнакома, хотя, кажется, я слышал все сольники Пола. Наверно, это новая песня. Когда-то мы недолюбливали битловских жён. Линду, пожалуй, не меньше, чем Йоко Оно, супругу Леннона. Нам казалось, что Линда портит записи Пола. Мы были уверены в том, что в настоящем рок-ансамбле не должно быть женщин. Зря Маккартни притащил на запись свою жену, которая совершенно не умеет петь, думали мы. Лет через двадцать всё-таки привыкли к ней. Сегодня старые сольные альбомы Пола уже немыслимы без голоса Линды.

–А знаешь, – говорю дочке, – благодаря песням «Битлз» я получил первый в своей жизни зачёт в институте.
–Как это?
–Занятия по английскому языку у нас проходили в общежитии на Юго-западе Москвы. Приближалось время зачётов. Кто-то из друзей подговорил меня подняться в свою комнату и принести гитару. Я был молод и, когда дело касалось музыки, довольно самоуверен. Притащил гитару, уселся в центре класса, настроил…
–А учительница?
–Нашу преподавательницу мы побаивались. Она была очень строгой. Имя её сегодня уже не помню, а фамилия её была Морозова. «Боярыня Морозова». Гоняла нас за прогулы, требовала, чтобы мы знали тексты наизусть, грозила нам, что кое-кому зачёт не поставит… А тексты у нас были, сама понимаешь, всё больше про болезни и лекарства: «Ветряная оспа», «Мигрень», «Корь»… Поди выучи, когда ни одного знакомого слова! Я, правда, легко справлялся…
–И ты спел ей?
–Ну да. Ребята нарочно меня подговорили, чтобы «боярыня Морозова» поменьше терзала их своими вопросами. Я исполнил несколько битловских шлягеров – «Мишель», «Девушка», «Здесь, там и повсюду», «Об-ла-ди, об-ла-да», «Yesterday»… ну, то есть «Вчера»…
–Да знаю я…
–Морозова слушала внимательно и улыбалась. А когда я закончил, она попросила у меня зачётку. Представь себе мою радость: до сессии ещё недели три, а у меня уже всё в порядке.

Пол поёт «Мишель», «Здесь, там и повсюду». Каждые пятнадцать минут его пение или рассказ прерывают куранты на Спасской башне, и Маккартни на секунду умолкает, смотрит налево и вверх и понимающе произносит:
–Москоу…




12.

Но вот на сцену возвращаются музыканты, и «софт-рок» превращается в «бит» и «хард». Концертная площадка представляет собой уже совершенно сюрреалистическое зрелище: мелькание огней на экранах, вспышки цветомузыки, изобретательная подсветка зданий Кремля, лучи прожекторов позади храма Василия Блаженного, хрустальный перезвон курантов, тёмный силуэт собора за высокой сценой, взволнованные зрители на площади – подпевающие и танцующие. Кто-то задирает руку с диктофоном и записывает концерт, кто-то поднимает мобильный телефон и «транслирует» шоу своим друзьям. Концерт идёт по нарастающей. Публика медленно, но верно заводится.
–Эту песню мы почти никогда не исполняем со сцены, – объявляет один из музыкантов.

Поют «Она уходит из дома» из альбома «Сержант Пеппер».

В среду, на рассвете, в пять утра,
Робко прикрыв двери в спальню
И оставив прощальную записку,
Она спускается по лестнице на кухню
И, прихватив платок,
Тихо уходит через чёрный ход –
Свободный мир ждёт её. 

–Это песня о хиппи, – говорю дочери. – В 60-х годах дети благополучных родителей уходили из своих богатых семей, потому что не хотели жить с матерью и отцом, такое существование казалось молодым людям пустым, скучным. А родители недоумевали: «Мы дали им жизнь, носили их на руках, они имели всё, что хотели… Почему они так поступили с нами? Даже не подумали о нас, не вспомнили…»
–Вот и я скоро уйду, – заявляет Рита. – Буду жить самостоятельно…

Нарочно дразнит меня. Тинэйджер.
–Я тебе уйду!..

Маккартни поёт «День рождения», «Элеонору Ригби», «Всё меняется к лучшему». Публика шумно приветствует каждую песню.
–Счастливое у тебя детство! – говорю дочери, стараясь не выдать свою печаль. – В тринадцать лет ты уже слышала «Битлз» живьём…
–А вам разве нельзя было?
–Живьём-то?
–Ну, хотя бы в записи.
–Это совсем другое дело.
–Всё меняется к лучшему.

–Певца Малежика знаешь? – вспоминаю вдруг я. – Ну, того, который поёт «Ты мне нравишься, и это мне не нравится…»
–Ну да, конечно.
–Однажды, когда он был совсем ещё молоденьким, в три часа ночи вышел со своими недавними одноклассниками на Красную площадь и спел несколько песен «Битлз». Дело было в 1965 году…
–Его арестовали?
–Вроде бы нет… Собралась публика, кричали «ура!». Возможно, у Малежика были потом какие-нибудь неприятности… Наверно, он страшно рисковал… но зато какой успех! Кажется, именно тогда он и решил стать музыкантом… Да разве только он один вырос на музыке «Битлз»?

Маккартни поёт «Band on the run». Зрители уже не сдерживаются: кричат, танцуют, поют. Звучит легендарный рок-н-ролл «Любовь нельзя купить». Я помню каждый звук песни. Пол старается не отходить от оригинала – старенькой записи 1964 года, но «саунд», конечно, уже совсем другой.

–Сейчас заорёт, – предупреждаю Риту.
–Как это?
–А вот слушай…

И точно! I don’t care too much for money, money can’t buy me love… А-а-а-а-а!!!! Старина Пол, чуть скосив рот, мелко-мелко трясёт головой и визжит – совсем, как в юности. Рита захлёбывается от смеха. Весёлый дядька там, на сцене…

Публика беснуется. Рядом со мной выплясывает пожилой мужчина с внушительным животом, обтянутым джинсовой курткой. Какая-то женщина в возрасте за сорок пытается свистеть, сунув два пальца в рот. Полу становится жарко. Он снимает пуловер и остаётся в яркой майке, на которой написано «No more land minus».

В пятничной «Комсомолке» (то есть за сутки до концерта) напечатаны такие строки Дормидонта Народного:

Пол на Красной площади играет…
Ну и ладно, что за шестьдесят!
Всё равно до дрожи пробирает,
Когда он струну перебирает,
«Yesterday», как прежде, начинает,
Дяденьки свистят, живот вбирают,
Тётеньки заплаканно визжат…

Маккартни поёт «Снова в СССР». Над толпой – частокол рук, все хлопают в такт мелодии и орут. Возбуждение зрителей нарастает.

I’m back in the USSR.
You don’t know how lucky you are, boy,
Back in the USSR!

Снова в СССР! Ты, парень, не знаешь, какой ты счастливчик…

Танцует вся площадь. Где ещё так любят «Битлз», как у нас? Финал песни тонет в овациях.

–Ах, как мечтали мы с друзьями исполнить эту песню здесь, в Москве! – признаётся Маккартни. Сейчас это никакой не шоумен. Кажется, что то, что происходит в этот вечер на Красной площади, для Маккартни слишком важно. Так же, как и для нас. Он серьёзен и печален и совсем не пытается скрыть свою грусть. Мы смотрим на сцену и на экраны. Перед нами молодой энергичный мужчина, и только глаза – утомлённые, впалые, с глубокими морщинами в уголках – выдают его возраст. Как много потерь у него после распада «Битлз»: убийство Джона Леннона, смерть Линды, Джорджа!.. И даже песням своим он больше не хозяин. За исполнение битловских шлягеров Маккартни вынужден платить… Майклу Джексону. Сам же и подсказал Джексону, что можно сделать так: выкупить права на песни «Битлз».  Теперь, должно быть, и сам не рад…

Звучит вечно молодой гимн «Let it be». Зрители раскачиваются, словно в трансе. Это похоже на молитву мусульман. На площади тихо… и только музыка, музыка…

…в отличие от пришедших на концерт доморощенных звёзд, работал Пол честно, без фонограммы. Звук был хороший, экраны – большими, Лужков – довольным. Рядом с градоначальником – такой же довольный Макаревич и почти не улыбающийся Путин. Втроём, вместе с народом, они подпевали "Yesterday" и "Back in the USSR".  Из всех людей, собравшихся в тот вечер в самом центре Москвы, равнодушным к событию остался только один Ленин.
(«Московский комсомолец»)

Концерт идёт уже третий час. Полу Маккартни 61 год, но он не уходит со сцены ни на секунду. Профессионализму этого человека, его работоспособности и преданности своему делу можно только завидовать.

Иногда музыканты балуют зрителей пиротехникой. Делают это редко и довольно скромно. Очевидно, на большее не получили разрешения: всё-таки Красная площадь. После очередной вспышки у себя за спиной Пол комично хватается за сердце и изображает весёлый ужас.

Маккартни почти не делает пауз между песнями. Похоже, что он тоже основательно завёлся. Пол исполняет «Эй, Джуд». Поёт вся Красная площадь. Во время исполнения коды («На-на-на-на-на, хей Джуд!») Пол по-русски призывает публику подпевать активнее.
–А теперь – мужчины… Пойте, пойте…

На экранах показывают улыбающегося мэра Москвы. Ю. Лужков тоже поёт «Эй, Джуд». Инструменты умолкают, а в это время мужские голоса нестройно выводят знакомую всем мелодию. Рядом с мэром и Президентом сидит Андрей Макаревич. Когда-то и они, «машинисты времени», начинающие, дерзкие, работали «под битлов». Когда-то и им не давали воздуха наши идеологические кардиналы…
–А теперь… – Пол делает интригующую паузу, – дьевчьёнки…

Женские голоса звучат ещё тише, но мелодию передают точно. И вновь мощно врубаются гитары, фортепиано и ударные, и сильный хор музыкантов и зрителей уверенно подхватывает припев. Мелодия песни плывёт над площадью и заполняет её всю, без остатка, словно густым клеем.


13.

Наконец, выключаются экраны над площадью, гаснет иллюминация на сцене. Музыканты уходят. Публика провожает их щедрыми аплодисментами и криками восторга. Две минуты сцена пуста, но никто не расходится. Все знают, что Маккартни несколько песен исполнит на «бис». Ещё не спета «Yesterday»…

И вот он возвращается. Зрители в задних рядах и в «танцевальном партере» ещё не видят его, но по радостным крикам тех счастливчиков, что сидят впереди, понимают: концерт продолжается. Снова зажигаются огни. Сэр Пол выходит на сцену с большим флагом России и забавно размахивает им несколько секунд. Эти действия кумира вызывают весёлое оживление в толпе. Обстановка на площади самая непринуждённая. Многие обнимаются, смеются, шумно обсуждают концерт, кто-то тихо напевает себе под нос только что прозвучавшую битловскую мелодию. Вот разве что только нельзя протиснуться поближе к сцене… Все предчувствуют бурный апофеоз.

И Пол выдаёт прощальный залп: «Леди Мадонна», «Я увидел её там», «Длинный извилистый путь», опять «Back in the USSR» (и зрители «танцевального партера» неистовствуют – пляшут, поют, кричат).

Публика скандирует:
–Ес-тэ-дэй!.. Ес-тэ-дэй!..

И наконец – умолкает. Становится удивительно тихо. Встают даже те, кто сидел. Песня длится меньше двух минут. Маккартни поёт очень прочувствовано и старательно, словно в первый раз. Сколько лет уже он исполняет этот шедевр? Зрители подхватывают мелодию и выводят её тихо-тихо. Это даже не пение. Это какое-то торжественное культовое отправление, эзотерический вой многотысячной толпы, приглушенный нервным спазмом в горле. «Yesterday» плывёт над Красной площадью, над Мавзолеем, над башнями Кремля…

Yesterday
All my troubles seemed so far away,
Now it looks as though they’re here to stay –
Oh, I believe in yesterday.

Ещё вчера все мои беды казались мне такими далёкими, а теперь они снова со мной… Ах, я верю только в то, что было вчера.

Мороз по коже.

Слева от меня, почти у стены ГУМа, прямо на металлическом барьере, словно ворона на ветке, сидит очень худой человек с седой щетиной на щеках. Ему далеко за сорок. Я наблюдал его весь концерт. Он тихо подпевал по-английски больше трёх часов. Его чувственный рот непроизвольно кривился в нервном оскале, а взор отрешённо блуждал по кремлёвским стенам и огромным экранам, висевшим над Красной площадью. Кажется, он даже и ни видел самого Маккартни на сцене, да и смотреть не пытался: что можно оттуда увидеть? Вот и теперь этот человек тихо бормочет «Yesterday», скорчившись в позе эмбриона на неустойчивом ограждении, чуть прикрыв глаза, слегка раскачиваясь и морщась от боли восторга. Да нет же, говорю, это даже не пение – это молитва посвящённого.

Ощущая необычную торжественность и уникальность момента, я стою как солдат у знамени – по стойке смирно. Я медленно опускаю голову и чувствую, как запекло в глазах и сжало горло. Мне очень неудобно перед дочерью. Мне не хочется, чтобы она увидела мою слабость. Я очень сентиментален…

Мы тридцать лет ждали этого.
Пол Маккартни стоит на Красной площади и поёт «Yesterday».


14.

Он снова уходит со сцены, но теперь уже зрители вовсе не собираются ждать его терпеливо. Они настойчиво и почти капризно требуют своего кумира назад.

Маккартни выходит ещё раз. Он кажется уставшим, слегка постаревшим и… чуточку домашним. Двенадцатый час ночи.
–Откуда у вас столько силы? – говорит он удивлённо. – У меня ещё никогда не было такой публики.

Зрители кричат и свистят от восторга.

–Но рано или поздно приходит момент, когда нужно расставаться, – продолжает он. И добавляет «по-русски»: – Да и мне пора… слип…

В последний раз выбираются на сцену его музыканты. Звучит попурри «The end» из альбома «Abbey road».

Ну хорошо,
А не хочешь ли ты сегодня ночью явиться в мои сны?..

И все понимают, что это и в самом деле конец. Сегодня он ничего уже больше не споёт. И когда в очередной раз гаснут огни сцены, толпа устремляется к выходу с площади, в сторону Никольской улицы и Воскресенских ворот. Милиция публику не сдерживает, не устраивает давку в узких местах – всегда, как правило, искусственную, но такую привычную в последнее время; лишь напоминает иногда о бдительности командами в мегафоны: «Не толпитесь! Не спешите! Будьте осторожны и внимательны!»

Ночь – праздничная, тёплая, удивительная, нежная. Над Красной площадью низко и долго висят серебряные огоньки последнего пиротехнического залпа – ещё один подарок сэра Пола. За нашими спинами опять оживают музыкальные колонки. Звучит запись голоса Маккартни. Под ровный атональный гул синтезатора Пол поёт «Band on the run».

Band on the run, band on the run.
And the jailer man and sailor Sam
Were searching every one
For the band on the run, band on the run

Это уже не тот заводной рок-н-ролл, который слышали мы какие-то полчаса назад. Теперь это похоже на настойчивый призыв муэдзина к последней молитве перед сном. Мы медленно бредём с Красной площади, и нас провожает голос Пола Маккартни…


***

На следующий день мне позвонил друг. Вместе когда-то учились. Слушали одну и ту же музыку, читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы. Живём мы в получасе езды друг от друга на метро, но видимся редко, всё больше перезваниваемся. Гримаса московского быта.

–Как дела? Что нового?
–Вчера случайно попал на концерт Маккартни, – сказал я. – Стоял на Красной площади и вспоминал тебя. Помнишь, как давились мы когда-то за дисками в магазине «Мелодия», радовались случайным покупкам у спекулянтов, переписывали записи на плохие магнитофоны, пересказывали друг другу байки из жизни «Битлз»?
–Конечно, помню. Сколько лет прошло – двадцать, двадцать пять?
–Кто бы мог подумать, что доживём до таких дней?

Он немного помолчал.
–Алло, алло! – забеспокоился я. – Ты где?
–Я здесь, – ответил он, – совсем рядом…

И добавил:
–Ты видел Пола Маккартни. Выходит, жизнь прожил не зря…

Он сказал это совершенно серьёзно.
 
2003 г., май.