Просто письмо другу

..........Про то, как я пальчиком Кремль ковырял!


То ли снег, то ли так, что-то очень похожее и белое сыпало с неба. Снег, конечно – не может же манна небесная с таким остервенением сыпаться мне на непокрытую голову (а шапка - дома, а перчаток у меня отродясь не было – не привык я к перчаткам). Короче, потопал я с босой головой Москву смотреть. Уж скоко дней, а на родимую и не взглянул толком. Втолковал себе эту мыслю и пошагал взглядывать.
- А шо? Я дурак?
- Нет.
- Вот и хорошо! – поговорил я сам с собой возле прилавка магазинчика, уговорил себя и купил «отвёртку» в банке с апельсиновым соком, чтобы греться изнутри и убрать это непонятное волнение от того, что плохо разбираюсь в метро и куда ехать – понятия не имею. Знаю точно, что хочу увидеть что-то такое, чтобы ах! Ахнул я банку в сумку и на Савёловскую. Там для приличия походил по рынку, спросил себя ещё разок, и ответил себе в очередной раз, что-де не дурак я, вздохнул глубоко так, что бабка покосилась, и спустился в метро.
- Чёрт, сколько раз ездил, а всё выхожу не туда. – Это я ещё искал нужный поворот в переходе метро!
- Так может – дурак?
- ?!
- Вот и я того же мнения… - И опять я вздохнул так, что покосились, токо уже не бабка, а дядька – мысленно ему: «а ну-ка fack you, дурак», и пошёл я тихонечко.
Ой, Ма-Но*, метро - это такая штука, где и потеряться-то немудрено, а мне и найти это метро столько мудрости надо. Хотя одно, конечно, дело найти, другое – понять, как оно функционирует. Стою я под землёй в потертой куртке своей, и не сыпет на голову уже ничего, а всё удивлённо моргаю, а мимо люди, время и… менты. Упс, - «Досвиданье – ваша фамилия», и деловой походочкой к указателям станций.
- Так куда это мы сегодня? Ага, вот сначала до Дыр – был - щел, потом пересадка на Библиотеку им. Ленина, а потом на Охотный ряд (где-то я слышал, что там интересно – под землёй же опять-таки), а там и посмотрим куда. Ну, - дурак я?
- Не-а!
- Вот и ладненько. Где тут у вас поезда?
Еду. До Дыр–был-щел – прямая ветка, там с горем пополам проходит пересадка – вагон хороший попался, не люкс, конечно, но остановился прямо напротив перехода, а вот на Ленина – их три (переходов) – и все в разные стороны! Чурки московские! Выше – ниже – вбок – выше и …
- Ну, шо, бля, и куда, бля?
- Может назад и ещё разок? – Посмотрел я честно назад, а там… Короче, там ещё хуже!
- Прощай, Ма-Но*, пропал я тут. Узнал, что такое under ground в самом прямом смысле этого слова и всё… Тут я и останусь!
(Когда ехал в вагоне – плакат с чистеньким грустным дедом и надписью «А ты – бомж?»)
- Да! Я – он. Почти сталкер в вашем метре!
Я так хотел выйти на Землю грешную, что смотрел только вверх, а тут, глазами шарк вниз под тяжестью мысли, что жизнь моя в жопе метро и останется, а там – эскалатор и надпись: Торговый комплекс «Охотный ряд». Ма-Но*, я чуть не заорал от счастья – хочу попсы, хочу попсы, хватит адеграунда, пусть живёт Губин и Spears! Но я был скромен, Ма-Но*, скромен и воспитан. И скоренько так, лёгкой иноходью, да что тут скрывать – рысью в торговые ряды. Помнишь Калягина в «Незаконченной пьесе для…», как он бежал в плаще вниз от дома? Вот примерно так и я. Блажен тот, кто построил эту хрень – спасиБог тебя и твою толстую жену и всех твоих детей, законных и так по всякой мелочи.
Ма-Но*, торговый комплекс «Охотные ряды» - это что-то! Поверь моему провинциальному опыту и кошельку. Там тепло и не воняет мочой, там люди красивые и вещи. Там пол такой гладкий, но он спасает от нервного срыва – просто пытаешься удержаться на нём, а по сторонам смотреть некогда! Ма-Но*, я смотрел и по сторонам, Ма-Но* у меня чуть не случился нервный срыв – я хотел всё и всех, особенно вещи. Там такие… Ах, Ма-Но* - Ма-Но*, как тебе это сказать. Когда ты приедешь, мы обязательно туда НЕ пойдём. А зачем двум умным людям ходить по магазинам, когда можно выпить водки. Но водки можно выпить и в Охотном ряду, только дороже, и, не факт, что качество окажется классным (но мы-то понимаем, что чем дороже водка, тем она лучше, но вслух этого не скажем).
Хожу я по этому чуду человеческих амбиций, размяк весь под теплом отовсюду. Повороты, магазинчики, повороты, магазинчики… И какой-то червячок, пока просто – глиста, но точит меня глупого, шепчет мне в ухо непонятное и неинтересное, а мне-то хорошо, маленькому, сладенько мне так внутри этого живота с магазинами, людьми, полом, на котором скользко и чисто, поворотами, запахом кофе… Но запаха кофе там не было, а червяк вырос в солитёра.
- Так дурак я или да? – Нежно сам себе говорю, шаря в поворотах памяти, озираясь по сторонам.
- Дурак ты, Митенька, и дети твои будут дураками набитыми – и жопа у тебя волосатая. Обрадовался ***, что повезло из метро выйти. – Тихо так говорил я себе, ласково. Жалел себя скотинку Божью, по голове изнутри мыслью этой гладил.
Хрень вышла какая-то. Заблудился. Чуть не обосрался от того, что даже в метро не выберусь. Сдохну тут на этом полу – прямо здесь. Сказал – сделал. Но сел на скамеечку, зырю по сторонам. Скамеечка, конечно не люкс, но остановилась прямо на против дверей. А за ними, Ма-Но*, ты не поверишь – снежок на голых и чахлых деревцах. Радость там за дверями. Грязно и слякоть, но РА-ДОСТЬ!
Я в школе на 60 метров так не бегал, как тут по скользкому полу. Затормозил я на курящем мальце (милая мордаха – волосы крашены), но на улице!!! В голове, как при свободном падении из окна – вся жизнь проносится перед глазами, так и у меня – все мысли на лицо. Приметил одну тётку доброй наружности, думаю:
- Не буду больше ходить и молчать – спрашивать буду.
- Давно пора, чего бояться?
- Сам знаешь чего, – огрызаюсь эдак с собой.
- Знаю, но один раз не пидарас. - Но уверенность как-то исчезат.
- Боязно, Митенька, не хоцица, с детства не люблю я это дело. Тон вечно виноватый, скромные такие глаза и голос дрожит…
- Тьфу, нытик. Сам спрошу, без тебя.
Плюнул, как всегда мимо земли себе на куртку (плевать с детства не умею, как и многое другое. Но не было у меня щёлки между передними зубами через которую так удобно цвиркать – плохой получался плевок, «некайфовый», вот и не плевал – стыдно было перед друзьями, что расту такой неумёхой, даже плюнуть как следует не могу). И пошёл Митенька спрашивать. Набрал полную грудь воздуха, холодного, мокрого, без опознавательных знаков. Но пока я сам с собой пререкался, к тётке подошла другая и спросила вне очереди.
- Сука, припёрлась сюда к моей тётке. – На выдох так и вылетело из меня – это же не спрашивать, и снова плюнул я мимо земли. Развернулся и пошёл. Куда? Но было уже не до разговоров. Так и повис этот вопрос без ответа, как плевок на моей куртке. Тётки? Нет, тётки молчали – лимита, наверное, не огрызается с москвичами. А произношение у меня было столичное, и глаза отражали красные стены Кремля, но только отражали, не видели, но им (тёткам) этого хватило. Они сделали правильные выводы из нашей содержательной беседы и к сумасшедшему больше не приставали.
- Молодец ты, Митенька. Могёшь с женщинами говорить!
- Да пошёл ты!
- Налево посмотри, козёл! – Зырк!!!!!!
- Ой, бля… Это же Кремля!
- :о)
Вот так, Ма-Но*, я и нашёл Кремль. Вот оно сердце русских городов. Да… Но… «…площадь Красная видна».
- Хрен тебе, Митенька, а не Красная площадь. Где «видна»? Где «видна»?
Веришь, я чуть не завыл от безысходности. Влево – Кремль; вправо – Кремль, а где Красная площадь – понять не могу. Да и не нужна мне она совсем была, но сам факт. Человек, когда заблудится в лесу (или там бежит от кого-нибудь), всегда поворачивает влево – это общеизвестно. Я, ****ь, пошёл вправо! Ну не в лесу же я!
- Против природы, сволочь попёр!
- Да заткнись, мне и так не того… И куда теперь?
- Сам теперь и выпутывайся. – И я замолчал обиженно. Нет, конечно, была шальная мысль бросить всё и, пока ещё виден вход в Охотный ряд, мулькнуть в него и там, изнасиловать себя и спросить дорогу в метро и домой, но упёртость моя гордая, сучья, горбатая, потащила меня дальше – направо. Ну и шо? А ни шо! Просто пошёл себе и всё тут. Думал отойти чуть-чуть, а потом красиво и незаметно развернуться и назад. Людей - море. Там театр какой-то. Какой, спросишь ты? Просто театр. Там у меня военный билетик спрашивал. А я на него посмотрел, просто посмотрел, и заткнулся солдатик, с глупостями больше не лез. Иду. Дошёл до угла здания и, не поверишь, налево-таки пошёл. Вслед за улицей. А там через дорогу (у нас Кальмиус уже, чем их «переулок») Федя Достоевский сидя на камне стоит. Хотел ему в ноги поклониться, поцеловать тротуар, на котором его установили - не смог! Не смог дорогу перейти.
- Прости, меня Федя, - говорю ему улыбаясь. – Скоро, когда выучу этот кусок Москвы, я смогу к тебе подобраться и вот тогда поглажу тебя по ноге. Ведь ты же знаешь, что ты для меня – больше отца родного значишь в жизни. Ты же меня понимаешь с этими дорогами и машинами. Ты же мой родненький. Папка мой… - Прямо так и говорю ему, и чувствую – комок подступил к горлу и в глазах режет так, что Федя мой расплываться начинает.
- Пойду я потихоньку, ты постой ещё чуть-чуть, я скоренько, через месячишко к тебе обязательно. Расскажу тебе про лошадь, что снилась Родиону. Я когда прочёл этот сон – чуть не обоссался от страха, и тошнило меня ещё дня три – ходил как потерянный. А князя твоего Мышкина жалел и плакал с ним.
Улыбнулся он мне, или опять посыпало с неба не манной небесной. Пошёл я дальше по улице – и место это не стал запоминать, всё равно не смогу потом найти. Иду. Улица моя стала по законам природы сворачивать влево, а потом ещё и ещё.
- Чё-то не то, - думаю. – А теперь-то куда?
Смотрю глазами косо! Теперь я знаю, что чувствует хамелеон, когда вращает ими в разные стороны – это больно! Да, чувство такое, что кажется уже назад их не вернёшь. - «Так и останется…» - «Что останется?», - «Косоглазие!» - цитата из любимого мной фильма – «Любовь и голуби».
Ну, я прикурил, ещё прошел – опа! Опять Кремль. Только где-то не там – через дорогу! И я туда! Смотрю: переходят тётьки и дядьки дорогу – много тёток и дядек, а впереди в чешуе, как в зелёном пальте – гид! Не-а мне не с вами, ещё подумают, что я такая же лимита. Прикуриваю снова. Жду – и быренько на красный свет на другую сторону – опять дорога и светофор. Ма-Но*, веришь, машин, что грязи, но стоят – мне зелёный. Пока прикидывал успею ли перейти, или тихо меня собьёт машина на середине дороги, загорелся судьбоносный красный. Попялился я на него и ничего другого не придумал, как тупо развернуться и пойти вниз в сторону реки. Жалко себя стало. Глаза опять покололи слёзы. Все меня маленького кинули. Улицы кривые, к Феденьке не пустили… И так мне понравилось жалеть себя, так уютненько стало, так мило мимо неслись машинки-суки, так быстренько бежали бегуны, так уже не противно в очередной раз свернула дорога (да, Ма-Но* - всё-то я по кругу хожу, а диаметры и радиусы, не говоря уже о касательных, я и не понимал никогда в школе, а потом и не надо было – филфак), что посмотрел я на всю эту благодать и вспомнил о баночке с отвёрткой.
- Тебе не кажется, что начинают петь журавлики над Москвой?
- Давай живенько!
- Хкрак – хкракнул ключ на банке.
- Втёб-втёб – стала вливаться в меня отвёрточка на голодный желудок - не просто бальзамом, а скорее анестезией.
- Ой, Митенька, не поверишь, кажется апельсиновый сок в этой банке прокис до лимонного.
- Зато водка не выдохлась. И тут пол-литра!
- Втёб-втёб, - хорошо. – Втёб-втёб. – А по левую руку стена Кремля, красненькая такая – вековая. И тихонький и пьяненький иду вдоль неё. Потом в голове протрезвела одна мысль о том, что получается обхожу я Кремль вокруг по периметру. А и то хорошо, чтоб ничего ему не приснилось плохого. Пусть спит Володя Путин, пока я тут с баночкой и сигареткой теряюсь в вокруглом направлении.
- Баю, милые, дую вам в лоб, чтобы прогнать дурной сны и пью за ваше здоровье с Кучмой. Милые вы сиротинушки, крохи нашего электората – ваши!
Иду медленно. Бродит во мне сок перекисший с водочкой, и тепло мне птенчику, словно Лёнечка и Володечка знают, что я им сон сторожу кругами.
- Бля, какой-то Кремль покоцанный!
- Не, бля, не Кремль, а морда твоя покоцана, глаза твои пьяные и сигареты вонючие.
- Что-то мне кажется - фальшивые эти стены. – Смотрю на кремлёвскую стеночку – красная она. Кирпичик на кирпичик находит, кладка кривенька. Да и уж больно красная она, словно её красили красочкой для евроремонтов смешанной с пылью, для стилизации под старину. – Суки, - думаю, или уже вслух говорю. – Как же теперь работать в таких условиях, когда даже главную стеночку страны изфальшивили и бросили на видное место. Или они не бояться ничего. Да я щаз дам вам по пирде молоточком.
Плюнул я на куртку и потопал к стене пальчиком её ковырять – проверять, значит, проводить экспертизу на подлинность. А вокруг ни души, только машины потоком по дороге. Нет, просто бери и взрывай стеночку – никому ничего не надо. Брось свёрточек из окошка – и, не задумываясь, при дальше. Подошёл к кремлёвочке, стал так, чтобы не подумали, что я её обсыкаю, и пальцем в кирпич – кручу верчу, красочку лущу. А краска и не лущится. Ма-Но*, настоящая стеночка получается-то. Тут мне страшно стало, что такую красоту могут чеченцы взорвать – прижался я к стене спиной, руки расставил в стороны, обнял стеночку, и перепуганными глазами навыкате вокруг шарю – чеченов и пакеты пролетающие из машин к Стене высматриваю. А вокруг – опять-таки ни души. Как померли все, позалазили в машины свои и померли. Жуть. Вот и я обжутился чуть не в штаны себе, и думаю:
- Надо бы уёбывать отседова, Митенька, пока не грохнули тебя на посту. - И страшно мне стало, как ночью на кладбище. И стал я уёбывать быстро по периметру стены пошатываясь от сока с водочкой.
- Не-е, бля, живите вы тут сами. Взрывайтесь пачками и кучками – мне к Феденьке ещё надо, да и мама меня любит сильно – нахер ей мёртвый Митька?
Вот и побежал я, Ма-Но* оттуда до угла, недовырезанными гландами стуча по ветру. А за углом – и площадь Красная. Стою не верю своим глазам. Храмик стоит, мавзолейчик, брусчатка везде. Столица моя! Вот ты какая! Хрупкая и с настоящими кирпичами. Красная…
Вот так, Ма-Но*, я и спас себя от потеряния. Только потом я злой стал потому, что отвёрточка закончилась и ссать хотелось, да и храм издали выглядит лучше, чем вблизи – пошарпанный он какой-то, буковок на нём почти не видно и био-туалетов нет. Была, конечно, мысль шальная на голову Минину с Пожарским пописать, но я не льщу себе этой злой мыслью, да и не достал бы до головы, а обсыкать пьедестал, как собачки не хотелось. «Малыш, я же лучше собаки».
Походил я ещё по Москве. Магазинчики с «гриндерсами» видел, боты щупал. Пиво пил, чипсы ел, домой дорогу искал. Так день и прошёл…
Чмокаю тебя, «Ма-Но*, ты моя Шагане*», домой мне пора. А ты не злись на Митьку – он у нас хороший, просто у него не всегда время есть письмо отослать. Сижу вот Земфиру новую слушаю – в субботу на «Максимуме» дебют был. «Бесконечность». И о тебе думаю. Когда там стеночку спасал, думал, что будь ты рядом, мы бы вдвое больше стены собой закрыли, а значит спасли! До скорого, Ма-Но*. Люблю. Твой Митька-гоБлин!
Март`Москва`2002г.

Ма-Но* - > мама Нора* -> Нора* -> Элеонора Белявская – актриса русского драматического театра, умная талантливая, красивая женщина, мать своего ребёнка, жена своего мужа, ди-джей радиостанции и просто хороший человека.