Женечка

Женечка проснулась первой. Она посмотрела на подруг. Валя спала на спине, положив голову на высоко поставленную подушку. Подушка опиралась на спинку кровати и лицо Вали находилось под углом в сорок-пятьдесят градусов относительно горизонта. Аннушка, наоборот, подушек не любила и свесила голову вниз. Волосы ее струились по полу. Руку она тоже свесила вниз и пальцы упирались в пол. Элеонора спала просто - щекой на подушке, чуть подтянув колени и по-детски сложив руки лодочкой у груди. Улыбка играла на ее курносом, веснушчатом лице. За окном ворковали голуби.
- Девочки! - сказала Женечка. - Девочки, подъем!
- Ой! - басом сказала Валя, поднимая голову с подушки.
Аннушка царапнула ногтями по полу. Элеонора открыла глаза и глубоко вздохнула.
- Ой, девочки! - сказала Элеонора. - А что мне снилось! - И она мечтательно закатила глаза.
- Да что тебе могло присниться? - сказала Валя и рывком села, спустив ноги в огромные мохнатые тапочки.
- Нора, а что тебе снилось? - спросила Аннушка, ища тапочки под кроватью.
- Так я вам и сказала! - заявила Элеонора.
- Да куда ж ты денешься?! - сказала Женечка.
Элеонора снова глубоко вздохнула.
- Судьба, - сказала она. - Никуда мне от судьбы не уйти. Придется рассказать, разве от вас что скроешь?
Аннушка нашла тапочки.
- Слушайте, где мой ночной горшок? - спросила Валя.
Шутка повторялась ежедневно. Двести двадцать семь раз, с тех пор, как Валя вселилась в их комнату. Девочки посмеялись.
- Ну ладно, - сказала Женечка. - Не тяни, рассказывай.
Аннушка надела тапочки, встала, потянулась, подошла к столу и принялась пить вчерашний чай. Аннушку по утрам, как правило, мучила жажда.
- Представьте себе, - сказала Элеонора. - Ночь, я иду по саду, кругом темные деревья, вдалеке фонари, но ни звука человеческой речи, только шелест ветра и цикады. Впереди - луна. Она полная, круглая, похожая на лицо Вали. - Девочки снова посмеялись. - И тут я слышу в кустах стон. В руках у меня зонтик. Длинный зонтик - с металлическим шпилем. Я иду в кусты, боюсь, но иду - и вижу в кустах человека. Он лежит на спине. Лицо его мне будто знакомо. Я тыкаю в него зонтиком. Он хватает зонтик и дергает его на себя. Я падаю и чувствую его запах. Он пахнет странно, не так, как наши мужчины. Я чувствую его грудью. Он больно прижимает меня к себе и целует. Щеки у него небритые, но почему-то эта колючесть мне нравится. Знаете, когда молодого ежика в руку берешь, у него колючесть приятная...
- Ну ты сказанула! - сказала Валя.
- А я понимаю, понимаю, - сказала Аннушка.
- Ты давай образами не увлекайся, - сказала Женечка. - Ближе к сути. Краткость - признак таланта, как сказал Чехов.
- Да что твой Чехов понимает! - возмутилась Элеонора. - В моих образах и есть самая что ни на есть суть. Я что, по вашему, за просто так это все говорю?
- Ну девочки, - сказала Валя, - что вы спорите, это всего лишь сон! Ты говори, говори, Нора!
Элеонора победно усмехнулась. Женечка спрятала глаза. Вовсе не то хотела она сказать, да и Чехов тут ни при чем.
- Так вот, целует он меня, - продолжила Элеонора, - а сам уменьшается. Я это чувствую. Сначала я в его ступни упиралась, а потом ступни у него под моими коленями очутились! Ужас-то какой, думаю! А сама сдвинуться с него не могу, а он все целует и целует. Я от страха глаза закрыла. Про себя от ста к нулю начала считать. Досчитала до тридцати семи, чувствую солоно на губах. Шевельнулась - и поняла, что никого подо мной нет. На земле лежу, землю целую!
- Ой, жутко! - воскликнула Аннушка.
- Тьфу, дура! - сказала Валя. - Скажешь тоже - жутко! Глупость одна, да и только...
Элеонора поджала губки.
- Ну а потом что? - спросила Женечка.
- А потом ничего, - ответила Элеонора. - Потом ты закричала: “подъем, девочки”! Завтра, может, досплю...



- Ну куда так спешишь! - сказала вахтерша, высунувшись из окошка на дробный стук каблучков. - Не спеши, ученье не уйдет!
- Уйдет! - весело крикнула Женечка. - Ах, Изабелла Ноевна, уйдет!
- Ну, ну... - сказала Изабелла Ноевна. - Уйдет - не уйдет, какая разница... - проворчала она. - Подозреваю, что не про ученье ты думаешь, а про мужичка, все про него, окаянного...
Но Женечка не слышала последних слов Изабеллы Ноевны. Она уже была по другую сторону вахты, за вертушкой и за дверью - щурилась на солнце.
- Здравствуй, Женечка! - приветствовали Женечку четыре мамы, строем катившие коляски.
- Здравствуйте! - сказала Женечка.



Учебное заведение встретило Женечку веселым гвалтом. Вахтерша сидела за остекленной загородкой, как в аквариуме, и озирала всех снисходительно-презрительным взором.
Женечка показала вахтерше удостоверение и попала в маленькую, но подвижную и шумную толпу подруг по ученью. Ее сразу схватила и прижала к груди большая девушка с упругим бюстом, мягкими губами, которыми она ткнулась в лоб Женечки, и непременным запахом пота, смешанного то с “Красной Москвой”, то с “Ландышем”, то с “Натали”.
Фамилия у девушки была смешная - Салова.
- Ну, Женечка, - сказала Салова. - Мы уже и не думали, что ты придешь. Загляделась во сне на своего суженого, на Сентябринчика, а ну признавайся, а? Так и глядела бы. Тебе чего дороже - ученье или тьма супружеской жизни?
- Задушишь, - сказала Женечка.
Салова ослабила объятия и Женечка высвободилась.
- Ой! Ой! Ой! - сказала Салова. - Какие мы нежные! - И тут же закричала: - А вот и он!
Застекленная дверь открылась и в вестибюль вошел Сентябрин Мовчан. Он будто никого не замечал, не видел направленных на него взглядов прекраснейшей половины человечества и не слышал шепотка, касающегося его персоны.
- Ну иди! - Салова толкнула Женечку локтем в бок. - Жених твой возлюбленный... - И Салова, скорчив издевательскую гримасу, покачала бедрами, как будто собиралась вертеть обруч.
Девушки залились смехом. Сентябрин остановился возле доски объявлений и сосредоточенно принялся просматривать ее.
- Сентябринчик! - сказала Салова.
Сентябрин повернулся.
- Здравствуйте, - сказал он и девушки снова расхохотались.
Все, кроме Женечки. Она не могла поднять глаз и видела только брюки Мовчана. Брюки у него были отутюженные, ни одного пятнышка, ни одной пылинки.
- Да вот тебя тут Женечка домогается! - сказала Салова и вытолкала Женечку вперед. - Женечка, ну вот он, бери!
Женечка вскинула голову, взглянула Сентябрину в лицо и бросилась прочь - по лестнице вверх, только каблучки простучали как барабанная дробь в цирке.



Занятия кончились. Женечка задержалась в туалете, чтобы не выходить вместе со всеми. Она не хотела, чтобы Салова снова принялась издеваться. Женечка стояла в кабинке, прислонившись спиной к разделяющей стене и читала на двери и противоположной стене разные надписи.
- Ты чего там, заснула? - спросила Салова.
Женечка быстро откинула крышку на унитазе и присела на краешек - чтобы Салова увидела ее ступни в нормальном для туалета положении. Салова остановилась напротив двери. Духи “Красная Москва” перебили остальные запахи.
- Да ничего, я догоню, я сейчас, - сказала Женечка.
- А, ну ладно, - сказала Салова и прошла к окну, потом вернулась обратно. - Ну мы пойдем, - сообщила она. - Ты догоняй. Мы тебя ждать не собираемся.
- Ага! - буркнула Женечка.
Салова ушла. Женечка наклонилась, чуть не ткнувшись носом в плиточный пол, и заглянула сквозь проемы в остальные кабинки: налево-направо. Она осталась одна. Ей стало спокойно и она дочитала надписи.
Женечка в одиночестве прошла по коридору и спустилась по лестнице. Вахтерша дремала, откинув голову на высокую спинку стула.
На улице Женечку ждал Сентябрин Мовчан.
Женечка застыла, не в силах ни идти дальше, ни бежать назад. Она почувствовала, что готова упасть в обморок. Перед глазами замаячила тьма.
- Я хочу с вами поговорить, - сказал Сентябрин.
Женечка, шатаясь, сделала несколько шагов в сторону и прислонилась к косяку.
- Что с вами? - спросил Сентябрин. - Вы бледны. Вам плохо?
- Мне хорошо, - ответила Женечка и стала сползать.
Сентябрин подхватил ее и отвел на ближайшую ко входу скамейку. Прохожие смотрели на них. Я бы умерла, если бы здесь была Салова, подумала Женечка сквозь наплывающие волны тьмы.
- Вы, наверное, как многие девушки, изнуряете себя диетой, - сказал Мовчан. - Это плохо. Вы должны заставить себя нормально питаться. Совершенно необязательно, чтобы у женщины была талия, как у осы. Да и откуда вы, девушки, вообще взяли, что нам, мужчинам, это нравится?
- Нравится, - сказала Женечка.
- Вы поймите, - сказал Мовчан. - Главное, чтобы у женщины было любящее сердце, чтобы она всю себя отдавала мужчине, если уж выбрала его! А мы, мужчины, отдадим себя - и тоже без остатка! Я так думаю.
Женечка улыбнулась. Ей стало легче.
Она выпрямилась и проверила на месте ли шар из волос, все ли в порядке у нее с головой.
- Вам лучше? - спросил Сентябрин.
- Да, да, - ответила Женечка. - Мне гораздо лучше.
- Я вот что вам хотел сказать, - произнес Мовчан и опустил взгляд долу. - Не знаю... - Он вдруг стал мямлить. - Даже и не знаю, как начать... Знаете, мне не часто приходилось вести такие разговоры... Точнее, если честно - никогда. Вы поверьте, я вас не обманываю. Мне очень тяжело. Тут главное сказать первое слово, а оно потянет за собой остальные... Главное - начать... - Сентябрин умолк.
- Так ведь ты уже начал! - сказала Женечка.
- Нет, - объяснил Сентябрин. - Я не начал. Я говорю другой разговор. Тот разговор, который я хотел разговаривать, еще не начался. Но я начну...
- Говори, как есть, - сказала Женечка.
Сентябрин молчал.
- Ты знаешь, Сентябрин, ты ведь уже много чего сказал, - сказала Женечка. - Я уверена, что ты сказал и что-то из того, что хотел мне сказать...
- Да, да, вы правы, - обрадовался Мовчан. - Я скажу. Я хочу отдать себя женщине. И мне нужно, чтобы женщина отдала мне себя. Я хочу прочных уз. Но для этого нужна запись. Если нет записи, если нет письменного подтверждения того, что с нами случилось, с нами как бы ничего и не случилось... Я хочу сказать, что могу обладать женщиной и она может обладать мной только в браке. Других отношений быть не может. Женщина должна быть моей настоящей женой, а я должен быть ее настоящим мужем, чтобы мы смогли приблизиться друг к другу!