Верни меня обращение к жизни

Верни меня (обращение) к жизни.

Kept in dark
but U were there in front
of me ‘ve been sleepin’
4 1000 years it seems

Evanescence

PAUSE

«Не стоит включать свет, иначе мне станет страшно», - подумала   Эми , зайдя в свою лондонскую квартиру. «Что-то слишком темно, всё-таки в     такое время суток в Сохо…», - сказал он, выходя из своей. Первое различие между ними… хм… он говорил, а она думала
Она  думала, что в её квартире было, как всегда, холодно. Она лично нашла её тут, на севере, её окна, как и её глаза, были всегда открыты, она походила на смерть, обитая здесь. Смерть не  нуждалась: в этой квартире, помимо чёрных обоев, хранились и  пылились мрачноватые картины. Она всегда так хотела
Он всегда хотел пригласить её к  себе в гости, да всё не  получалось. Сейчас он злился на неё, выходя из своей бедной, необставленной, тёплой…
 Тёплым не становилось зеркало,  сколько бы  она не дышала на него. Ей никогда не было тепло, её руки всегда были ледяными, как у покойницы. А сама она либо в чёрном, либо  в белом (ночью), с  чёрными волосами, падающими на лицо, и бледными губами тоже не совсем походила на  человека.
Единственное, что его радовало в  своём отражении, это его человечность и простота – русые волосы, редкая бородка… странно, что он был похож на человека – спал он всего лишь несколько часов, предпочитая этому занятию телевизор.
Телевизора она не смотрела, да и зачем, ведь ни политикой, ни светской жизнью, ни синеманией она не интересовалась, оттого и спала много и долго. Ей снились яркие, запоминающиеся сны, но очень часто ей хотелось  проснуться, сны затягивались и давили на психику. Она и так стала по большей части  молчать, даже когда злилась на него.
Последняя ссора тоже  была немой, если не считать  воинственного клича,  когда она царапала его лицо.
Лицо, вернее бровь его саднила, но он знал, что это – лишь  клеймо и получено  от любимой девушки. Но по сути дела, он не любил её, а лишь  был одержим этим страшным призрачным созданием женского пола. Он вышел из дома, думая о том, что делает оно сейчас, и отправился к ней. Всё гадая, заснула ли она уже…
Она уже смыла чёрную штукатурку, покрывающую её глаза от иссиня-чёрных бровей до кончиков ресниц и переоделась в белое.
«Белое окно» - дурацкое название для его рок-группы, но на репетиции, будучи  вокалистом, надо хоть иногда появляться. Благо они проходили в квартире ниже этажом, чем её.
Её чёрные волосы  разлетелись  по подушке.
Но она уже заснула.
PLAY
Заснула или просыпается?
Она включает свет в его квартире, ей не  страшно: во-первых, квартира маленькая по площади, а во-вторых, она ещё ни разу там не была, но в первый раз в его квартире жарко.                её белое  одеяние, заставляет её таять от одного предвкушения перемирия с ним. Свет льётся из огромной люстры на геометрически яркие обои, на стенках в изношенных, чистых рамах висят фотографии его и его группы.
Его группа как раз доходит до самой любимой песни , барабанщик бешено стучит, гитары звучат громко, но слаженно, он только открывает рот, чтобы запеть бойкое: «Leave me alone», как вдруг видит что-то белое, промелькнувшее в окне.
Окна в его квартире, в отличие от её, закрыты – видимо, он боиться замёрзнуть, и в отличие от неё, не  прибегает к суициду. Ей сначала  кажется страшным то, что в его отсутствие  входная дверь открыта. Ведь он, хоть и часто пребывает в заоблачном состоянии, был собран. И, желая опровергнуть эту мистическую гипотезу, она  идёт в его спальню, исполненная желанием полежать на его белых простынях, ведь на них хорошо видна её кровь – как без ритуальных жертвоприношений? На своих чёрных, шёлковых, она не рискует. А рисковать она любила – разжигала камин и протягивала руки к самому пламени, и после этого  они оставались холодными. Может, Вы скажете, у неё  был собственный ангел – хранитель, но она всегда была одержима дьяволом. Но кто-то действительно хранил её жизнь, и она не упускала случая это проверить. Полежав немного на его кровати,  такой противно мягкой и пушистой,  она подходит к окну и высовывается  наружу.
Наружу высовывается девушка, только что промелькнувшая в окне. Он  отодвигает микрофон, решает проверить, кто играет. Из её квартиры, вернее, из окна, высовывается сначала лицо, такое бледное и контрастирующиее с чёрными нечёсанными волосами, но от его  внимания не ускользает плотно закрытые глаза.
Глаза она всё-таки решает открыть, ведь она готова увидеть своего дьявола. Но вместо его бедной улицы в Сохо, переполненной азиатами  и латиносами, она видит свою -  широкую, безлюдную, чистую и прямую. Ещё секунду она  тратит на  раздумья. Скоро картина прорисовывается.
На  тёмно-синем небе нечётко прорисовываются её призрачные очертания, но он узнаёт её. Он не знает, что ей снится, но понимает, что она уже открыла  глаза и поняла, где она.
Где она, она понимает сразу. И даже принимает тот   факт,  что ночное брожение по чужой квартире – всего лишь сон. Даже если она уже не спит, почему бы не проверить, сможет ли она ожить после такого полёта?
Rewind (4 ward)
Полёт этот он постарается предотвратить. Он увидит, как она  спокойно  прогуляется вдоль карниза, подойдёт к нему, лишь чтобы запечатлеть на его губах поцелуй, может быть, прощальный поцелуй.
Поцелуя в клипе «Aerosmith» не было, но Сильверстоун осталась жива. Но наша  героиня поцелует его, чтобы  поднять уровень адреналина в крови.
Её губы будут все в крови, как   заметит он. Хотя он редко  когда что-нибудь замечает. В тот самый момент, когда эти губы запачкают его, а затем вцепиться в  его тело, он оттолкнёт её. Она  упадёт  на балкон  ниже этажом, он прыгнёт вслед. Она обернется: он уже почти прицелится, захотев прыгнуть вслед. Она  посмотрит на него с недоумением и негодованием. Она покажет ему. Что она сама хозяйка своей судьбы,  она прыгнет с тринадцатого этажа.
Тринадцатый этаж, страшная картина: женщина в белом подходит к самому  краю балкона, её тонкие губы, перепачканные кровью,  сложатся в самодовольную улыбочку, она сделает шаг, также беспечно.
 Она  беспечно шагает в   ночь, он успевает схватить её за руку, за холодное, холоднее  обычного, запястье. Он увидит её глаза, полные безмолвной мольбы отпустить её, нащупает пульс, почувствует, как часто бьётся сердце в надежде  и…. отпустит её руку.
Её рука, почувствовав свободу,  моментально ляжет на грудь, там, где сердце, за ней последует вторая. Одними губами она прошепчет: «Call my name and save me from the dark», преисполненная благодарности, что он  разбудил её, иначе она бы не увидела этот полёт, ничего бы не увидела: ни крыш домов, ни тротуар, ни синее небо.
Она будет хорошо смотреться на фоне крыш домов, асфальтированного тротуара и синего неба, может, только из-за белого цвета. Но ему понравится, он не будет следовать её  указаниям, один раз он им уже  последовал («Wake me up, wall me  up inside … bid my blood    2 run…save    me»). Он спокойно  пойдёт домой и заснёт, впервые со времени их знакомства. Ведь теперь он сможет расслабиться,  ведь тринадцатый этаж – высоко. И если он скажет что-нибудь, прежде чем наконец заснуть в окровавленной белой постели, так это обращение к жизни, к сожалению, не устроенной так. Как пульт управления, где всегда можно нажать на перемотку. Вернуть.
Ее к жизни…и себя заодно