Горячий сок невысказанных слов Jenny и Rochlia

Нагая чувственность моя
в зеркальном повторенье дней, зеркальных лет
искала старость.
Она несла в себе усталость –
сто крат помноженную вновь.
В молочном запахе греха,
в сиянии Слепой Звезды
к желаньям тело привыкало.
Оно самозабвенно лгало,
и каждый раз вновь верило
и, веря, - умирало.


В тот час, когда багряный диск утонет в сумерках… и, краски потеряв, Мир окунётся в серый студень, туман седой, змеясь, к твоим ногам прижмётся и прошепчет:
R:
- Сольём горячий сок невысказанных слов в один бокал и выпьем содержание друг друга, потанцуем? Оставим оболочки тел и превратимся в звуки леса, в шуршание листвы и стон деревьев в бурю, вой ветра, крик совы, в трескучий разговор костра, в лесного зверя осторожные шаги, в мелодию ручья – в себя вернёмся?

J:
- Не стоит, сударь, это же отрава. Горячий сок, невысказанных слов! Невысказанных фраз. Несыгранных аккордов.
"Мысль изреченная - есть ложь" , зачем мы будем ложью упиваться?
Тем более в таком прелестном сне, с такими-то багряными полями, с такими кружевами гроз тяжелых. Зачем нам, милый, упиваться ядом, горячим соком искаженных мыслей?

Свечой дрожащей звезды тихо гасли.
Их слизывал туман так вожделенно.
А эти двое явно вне эпохи, вне времени слова как песни пели.

R:
- ТЫ ТАК СКАЗАЛА?
Я падаю, закрыв глаза, я летним ливнем в память проливаюсь и падаю,… я был всегда, я рядом был всегда….
А ТЫ НЕ ЗНАЛА?
Я был туманом на твоём окне, и стуком каблучков в тиши проулка; твоим дыханьем влажным, дрожью пальцев и солью слёз твоих. Я тенью провожал уснувший день и на ладонях ночи хранил твой сон, я просыпался в снах твоих в хрустальной паутине сюжетов странных… Новый день встречал тебя моим рассветом, и светом глаз твоих, и рук прикосновением я был….
А ТЫ ЗАБЫЛА?
J:
- Нет, мой вечный ангел! Я не забыла, не забуду, помню Я лишь молю не проронив ни слова, не лгать, не пить доступных пошлых звуков. Не говори! Не говори, а трогай. Дыши, дыши, дрожи и плачь, пусть тело стонет. Пускай оставишь шрамы на душе, и в мыслях. Попробуй взглядом тронуть все мои изгибы, попробуй снова полюбить меня беззвучно.

R:
- Попробовать любить? Пытаться? Влюблённость воскрешать, колдуя?
БОЛЬНО!
Опять поверить в миф, надеждами сгорая, убить покой? Затем в агонии отчаянья забиться, обжечься заново, спалить себя, проплавить и излиться в бессилии немом?
ДОВОЛЬНО!


"ДОВОЛЬНО", повторил послушно ветер. "ДОВОЛЬНО", лето тихо засыпало.
Последняя звезда несла столетья. Быть слизанной звезда не пожелала.
Когда туман прильнул самозабвенно губами к розовой звезде, она чуть сжалась
И разразилась дерзким ярким смехом, сжигая студенистый пыл тумана.
Звезда раскинула свой зев - такой огромный, сожрала месяц, тучу, вспышки грома.
Туман с ошпаренными черными губами бежал трусливо в топь болот бескрайних.
А звездочка росла, взрослела, крепла и превратилась в розовое солнце,
Наполненное до краев до самых - самых, горячим соком потаенных мыслей.

J:
- Мы отказались, испугались, Rochlia! Мы не смогли, но видимо желали. Любить словами - меньшее из многих, любить словами нам не помешают. Я так хотела искренних и чистых твоих эмоций, вырванных из сердца. Я так хотела глаз твоих обитель лелеять без пустых словесных звуков. А ты сказал, что это очень больно. А ты кричал, что все с тебя довольно. Ты мог быть стуком каблучков в тиши проулка; моим дыханьем влажным, дрожью пальцев. Ты тенью провожал уснувший образ и на ладонях ночи просыпался …Прощаюсь бережно с тобой, мой вечный ангел. Я утоплю в  слезах нелепость мира.

И Jenny огляделась сиротливо, она устала слушать обещанья. Последняя мечта ее разбита, последняя мечта, смеясь, прощалась. И Jenny превращается в комету, тяжелую от множества стремлений. Комета стала той последней каплей, которую звезда на ужин съела. Не по размеру выдалась добыча. Звезда раздулась, яростно икая, звезда из розового стала темно-серой и стенки лопнули, изверглась бурей лава. Весь мир тонул в кипящем океане, в стремленьях Jenny, Rochlii и планеты. Тонули все, но недоумевали, откуда столько радужных желаний в последнем вдохе может уместиться.