Случайная встреча

… не просыпаюсь.
       Не просыпаюсь уже давно, как все нормальные люди по утрам - неспешно, позевывая, почесываясь, потягиваясь ленно, с улыбкой, с приятной мыслью о контрастном душе, о чашечке кофе, о первой утренней сигарете.
      Не просыпаюсь…
      Вскакиваю, как ненормальная,  хлопаю ладонью по тому месту, где противно трезвонит будильник, плескаю в лицо холодной водицы из-под крана, одеваюсь, мысленно составляю план действий на ближайшие пять часов : позвонить, написать, ответить, посоветовать, помириться, поругаться, напомнить о себе.
      Автобус. Утренние лица, долгие прокисшие взгляды. Водитель -  усатый дядька, похожий на украинского Тараса Бульбу.
- Товарищи, живенько! На том свете отоспитесь. Чем больше вы будите меня нервировать, тем быстрее туда попадете,  - обычно встречает он пассажиров.
Сегодня - очередной перл.
- Товарищи, у меня передняя  дверь также едет на Русское поле, не только средняя. Проходите!
        Русское поле - окраинный микрорайон нашего города. На дорогу уходит  практически   час. За это время, кажется, можно успеть влюбиться и расстаться, сочинить поэму, придумать алгоритм восстановления изображения с засвеченной пленки и благополучно забыть об этом.
         Чей-то взгляд с пристальной настойчивостью упирается мне в висок. Оборачиваюсь. Эльма. Школьная подруга - умница, рыжие кудряшки,  на редкость покладистый характер.
          В девятом классе нас объединила любовь к  одному и тому же человеку. Рослый черноглазый  десятиклассник Валерка, спортивная гордость школы. Мы страдали, он подшучивал над нашей страстью. Неудачная первая любовь научила меня с позитивным цинизмом относиться к сердечным мукам.
            Потом оказалось, что у нас с Эльмой много общих интересов помимо Валерки. Бадминтон, плавание, песни  Роя Орбисона и Боба Дилана.  Не договариваясь, мы подали документы в одно и то же высшее учебное заведение.   На третьем курсе Эльма забеременела от парня, с которым встречалась, согласилась на замужество, ушла в академический отпуск, обещала вернуться, но уехала с мужем к его родителям в небольшой шахтерский поселок. Какое-то время мы переписывались…
- Я так рада тебя видеть. Как ты? Как жизнь? Выглядишь отлично, - радостно тараторит она теперь. Не могу того же сказать о ней - потухший усталый взгляд, располневшие бедра, нелепая прическа.   Я беру ее за руку.
-    Работаю. Не замужем. Детей нет. Не жалуюсь. Вспоминаю и часто. Бессовестная, ни строчки за столько лет! Какие планы на сегодня. Давай в обед пойдем куда-нибудь - в «Старую крепость», например, посидим спокойно, поболтаем. Столько лет не виделись.
- Ой, что ты, - отмахивается она. - Мне такое мероприятие не по карману. Свекровь умерла, дом мы продали, чтобы в город вернуться, а денег едва хватило на двухкомнатную квартиру. В долгах как в шелках. Серега не работает.
-    Почему?
-     Устроиться не может. Без связей на хорошее место не берут.
-    С каких это пор у нас водителем без связей устроиться нельзя.
-   Выпить любит, - вздыхает Эльма. -  В конце рабочей недели обязательно надо расслабиться. Ну, и сделали в трудовой книжке на прежней работе соответствующую запись.  Знаешь ведь этих мужиков непутевых…
Не знаю. От "этих" обыкновенных российских мужиков, с гонором и извечным "авось" в кармане всегда старалась держаться подальше. Мне нравятся иные -  опрятные, подтянутые, деловитые, энергичные.
-  Давай тогда ко мне в гости, - предлагаю я.
 -  А ты одна живешь?
-  Вообще ...  одна.
-  Ой, бедненькая, - сочувственно качает головой Эльма.
-  Почему "бедненькая"?
- Замуж пора, Наташка. Останешься в старых девах.
- Зато без ночного храпа над ухом, без грязных носков под кроватью и надуманных претензий, без усталости в глазах, которая у каждой второй семейной долгожительницы.
- Это конечно, - соглашается она. - Но одной тоже плохо. Заболеешь - стакана воды подать некому. Полочку прибить, утюг отремонтировать.
 - Я не одна, Эльма. А утюг можно и новый купить.
  - Мужики, конечно, сволочи. Зато без них и другой радости нет – детишек. Мой Ленька этой осенью в первый класс пойдет. А еще у меня доченька – Верунька, в августе четыре исполнится. Шкодница, но такая умница. Сама увидишь! Да что я все о себе и о себе. Ты то как? Рассказывай!
      Я молчу. О чем, интересно,  мне рассказывать? О том, что у меня хорошая, перспективная работа, квартира, о которой Эльма может только мечтать, я сплю с самим Эдуардом Евлевым, директором крупнейшего на юге России металлургического предприятия;  Новый год я встречала в Париже, через две недели собираюсь в Канны, к ноябрю мне обещано личное авто - «Тойота Камри» - не «жигуленок»  какой-нибудь синеватый  (почему-то машины в голубых и ярко-синих тонах пользуются в нашем городе нескромно повышенным спросом!)  Если обо всем этом я начну рассказывать, получится, что я хвастаюсь.
       С другой стороны, на протяжении сотен лет русская классическая литература отвлекала сограждан от греховных мыслей о возможности роскошной и удобной земной жизни, о материальных благах, о труде, приносящем доход.  Заставляла еженощно и ежечасно думать о душе, чистить ее, вымывать, натирать ароматной мастикой благолепия    самые потаенные уголки.
          Потом литературные порывы подхватили большевики, с особой охотой те, кому нечего было терять, кроме своих цепей. Сажу, вшей,  грязь, потное шматье  - все на алтарь общечеловеческого  равенства.
          Был создан целый класс искусственных людей – ленивых неудачников, занудных скептиков, самолюбивых рабов, взращено генетически измененное поколение вечно обездоленных и обойденных, незадачливых и горемычных.  Невезучесть – это болезнь, затяжная как желтуха, неизлечимая как СПИД.  К тому же, болезнь заразная. А мне нравится быть здоровой, бодрой, нужной, полезной, веселой, удачливой, в конце концов.
            Я не сомневаюсь, что рано или поздно в наши с Эльмой отношения  вплетутся зависть и недовольство, разговоры сведутся к бесконечным пережевываниям накопленных  обид на мужа да на судьбу, глупым, ненужным, извечным бабьим причитаниям. Она не даст мне ничего нового в интеллектуальном плане  -  не сможет или не захочет разделить мои победы и удачи.
- Мне пора выходить, - говорю  я. – Позвоню. Хорошо? Удачи!– и направляюсь к выходу.
          Эльма смотрит мне вслед. Потом сквозь автобусное стекло. Слабо улыбается. Я энергично и заразительно машу ей рукой.
          Автобус трогается. До остановки, на которой мне действительно надо было выходить, почти два квартала. Прогуляюсь пешочком. В последнее время я постоянно куда-то спешу, некогда даже свеже-загазованным воздухом городских улиц подышать.
             xxx
           Мне кажется,   Эльма сама не захотела мне напомнить о том, что я не знаю номера ее домашнего телефона.