Сон первый ожидание

"Спать пора, пора спать!" За спиной у меня светит фонарь. Он раздражающе верещит, зовет ко сну.

Я живу в мире живых вещей. Все люди здесь мертвые, вещи – живые. Мертвые люди только и делают, что молчат, поэтому мне приходится разговаривать с вещами. Некоторые из них мои друзья, других я не люблю, третьи терпеть не могут меня. Настольная лампа, старый плеер, светло-зеленая диванная подушка, книжка с тремя повестями о Малыше и Карлсоне, дряхлая теннисная ракетка – эти относятся к первым. Будильник, мобильный телефон, дверной звонок, кухонный телевизор - ко вторым. А электрическая мясорубка и горшок с фикусом - с этими ребятами мы вряд ли когда-нибудь найдем общий язык, как говорится, не сошлись во мнениях. Мясорубка периодически бьет меня током, а горшок все норовит спрыгнуть с полки мне на голову, когда я сплю. И все было бы просто - замени электрическую мясорубку обычной, а горшок с цветком и вовсе вынеси на улицу - да вот только имеются несогласные. Эти вещи дружат с другими людьми, населяющими мой дом, а те, в свою очередь, своими безмолвными взглядами запрещают мне проделать задуманные операции. Приходится терпеть. Я даже нашла выход. Теперь за мясорубку я берусь, предварительно обув руки в резиновые перчатки, а для защиты от горшка-камикадзе накрываю голову на ночь медным тазом.

Мертвые люди бегают по моему дому, готовятся к какому-то празднику, радуются, варят, пекут, накрывают, хлопочут, а я схожу с ума, запертая в мышеловке. Дом, в котором я прожила много лет, стал вдруг чужим. В мозгу то и дело вспыхивают рисунки слов на латинице. Кажется, это паранойя. ПА-РА-НОЙ-ЙА. Что-то протяжно дергает за нервы. Вокруг - пустота. Вакуум. Не могу понять: то ли слишком много чего-то, через край, то ли - ничего. И бежать некуда. Негде спрятаться.
Иногда во мне так много любви, что хочется резать себя на куски, пускать струйками кровь - только бы освободиться от этого избытка.
Иногда я настолько пуста, что тишина звенит внутри меня - я не слышу шума проносящихся мимо машин, детского плача, крика ворон, хруста ломающегося под ногами льда. Я слышу только звенящую внутри меня тишину.

Когда-то у меня было Чудо. А у моего Чуда была Любовь. А Любови не такие девушки, что быстро заканчиваются. Вот у меня бабушка Люба. Со своим Михайло она прожила шестьдесят три года. Но я все же надеялась, что эта Любовь неправильная. Но время шло, а Люба все не кончалась и, в конце концов, стала непреходящей ценностью в жизни моего Чуда. Тогда я поняла две вещи.
1. Все Любови одинаковы.
2. Чудес не бывает.

Что делать, когда тебе в лицо кидают гадости вперемешку с несвежим бельем? Что желать, когда мерзнут ноги и некому их согреть? Что делать, когда на часах два ночи, и телефон молчит? 

Когда плачут глаза, льются слезы. Когда щемит сердце, шевелятся волосы на голове. У вас не шевелятся? Может, у вас нет сердца?…

Каждый вечер я грызу стены от сознания своей никчемности и дурацкости. Стены жестоки. Они тверды, не поддаются, не понимают, как мне трудно, и каждый вечер я стачиваю свои зубы до десен. Но к утру всегда вырастают новые, и вечером все повторяется заново.

Вчера у меня меж бровей поселилась морщинка. Она меня раздражает, и от этого становится все больше.
 
Мое сердце стало похожим на сушеное яблоко - такое же маленькое, иссушенное, изношенное, потрепанное, облапанное, обиженное, униженное, обожженное. Его почти не стало. Где оно, сердце? Нет его...

Мой предпоследний возлюбленный ушел вчера, на прощанье промолчав: "Сумасшедшая" и плюнув в хрустальную вазу, из которой мы имели обыкновение есть персики. К сожалению, за две недели, проведенных вместе, мы так и не смогли найти общего языка. Я поплакала, поплакала и решила искать нового возлюбленного - на этот раз последнего.

Иногда мне в голову приходят Мысли. Часто глупые. Еще чаще - гениальные, причем порой до такой степени, что сущность их сводится к одному - идиотизму. Например, что желание обладать чем- или кем-либо - одна из самых распространенных человеческих слабостей и, вместе с тем, наиболее непозволительная для индивидуума, воспитываемого по жестким морально-нравственным канонам, отчего она, естественно, делается только слаще.

Было поздно. Все спали, в моей комнате мерно посапывал обогреватель. Будить никого не хотелось, а, проснись стенные часы, непременно бы началась заваруха и ругань. Приходилось уходить через окно. С пятого этажа. Я имела примерное представление о том, как это делается, и поэтому не боялась. Усевшись на подоконник, я проводила последние приготовления перед отправкой. Сонный бумажник пришлось оставить, связку же попискивающих ключей я накрепко прицепила к поясу. Теперь пора. Я встала, сгорбившись, в проеме окна, и прыгнула солдатиком, головой вниз, как обычно ныряют в воду, хотя плавать я не умею. Покачиваясь на ветру, я смотрю в низкое, в серо-сиреневых облаках, небо. Небо - сердитый ребенок. Небо - умиротворение. Небо - океан. Океан - небо. Океан - жизнь. Жизнь - океан... Ловко обогнув подвальную яму, усыпанную зубцами битых бутылок я, приноровившись, ухватилась ногами за виноградную лозу, окольцевавшую козырек подъезда. Повисла аки летучая мышь. Внизу, на крайне потрепанной лавочке, сидели три девы с гитарами. Не прерывая игры, они удивленно воззрились на меня. Я помахала им рукуй, выпуталась из виноградных джунглей и отправилась своим путем.

Я брожу по сумрачному осеннему парку. Ночь, утопая в черном балахоне, тихо крадется за мной. Заточенная, я безмолвна, слепа и больна, жгу спички, спички кричат от боли, мне жалко, страшно и холодно. Я устала, но мне некуда идти. Некуда. Некуда. Куда? Куда. Куда. Куда. Нет.

Занималась заря, и я исходила весь город, но так и не нашла то, что искала. Я заглядывала под скамейки, шарила в кустах шиповника, всматривалась в отражения звезд в лужах. Я звала его. Громко и протяжно, но никто не откликался. Город спал. Город молчал. Всякой сказке надлежит иметь хороший конец. Даже если это и не сказка вовсе. Так, по крайней мере я думала до сегодняшнего дня. А сегодня я сделала еще один вывод: количество сказок несоразмерно количеству счастливых финалов, поэтому на всех их не хватает. Вот и все. СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ.

***
А могло бы быть и по-другому. Могло бы случиться и так. Занималась заря, и я исходила весь город, но так и не нашла то, что искала. Я заглядывала под скамейки, шарила в кустах шиповника, всматривалась в отражения звезд в лужах. Я звала его. Громко и протяжно, но никто не откликался. Город спал. Город молчал. Тогда я подумала, как же довно я не слышала человеческих голосов. Живых голосов. А вообще, слышала ли я их когда-нибудь?

- Доброе утро, - сказал кто-то.
Передо мной стояло Чудо. Иногда бывает, что-то долго ищешь, но не можешь найти, ну никак не можешь. А оно, оказывается, уже здесь. Как очки на носу.
- Я слышал, меня звали, - улыбнулось Чудо.
Очень важно знать, что тебя любят. Хоть кто-нибудь. Где-нибудь в этом мире. А если где-то рядом - тем лучше.

Я нашла свое сердце. Наступило утро.

Алматы, 1 марта – 22 мая, 2003 г.