Глава III

ПО ГОРАМ КАРПАТСКИМ

По горам Карпатским метелица вьется,
Лютые морозы зимою трещат.

Проклятый германец на нас наступает
На нашу державу, на крест золотой.

А мой милый черный, черный, чернобровый
С германцами бьется за веру свою.

Хотели германцы, чтоб наши казаки
К ихнему престолу служить бы пошли.

А наши казаки, славные ребята,
К ихнему престолу служить не пошли.

Заиграли трубы, трубы-барабаны.
Отворились двери и вышел басурман.

Закипела битва, битва беспощадна,
Полилась рекою горячая кровь.

Казак Бога просит, слезно умоляет,
Чтоб наши головушки в курган не сложить

На етом кургане веселые пташки
Весело играют за веру свою.

На етом кургане веселые пташки
Весело играют за веру свою.

Казачья песня

 В России фон Штернберг вступил вместе со своим братом Фридрихом в пехотный полк армии Самсонова,  который принял участие в трагическом Восточнопрусском походе. Наш герой стал свидетелем ужасной легкомысленности генштабистов. Согласно русско-французской конвенции, после наступательных действий на Францию, Россия должна была откликнуться наступлением на Пруссию на 14 день мобилизации. Действительность оказалась не столь радужной, что-то начало происходить только на 28 день, да и то, к северо-западным армиям не успели подойти все транспорты и хлебопекарни. При этом в армии Самсонова не было даже обозов, и когда части перешли в наступление, начался голод среди солдат.
 Командование считало, что такие талантливые полководцы - Самсонов и фон Раненнкампф - добьются успеха и с голодной армией. Сначала так и было. Армии ринулись на территорию противника, стремясь отрезать немецкие корпуса от Вислы. После первых же боёв с армией генерала Притвитца, немцы отрезали наши войска друг от друга, таким образом, армии были лишены возможности слаженных действий. Лишённые так же и связи, наши генералы разбрелись, каждый, полагаясь на собственное чутьё: Раненнкампф отправился брать Кёнигсберг, а его соратник по оружию Самсонов уклонился к западу и растянул армию на 210 километров, поскольку не имел ни малейшего понятия о действиях другого генерала.
 Будущий президент Германии, тогда генерал Гинденбург, отрезал Раненкампфа и нанёс сокрушительный удар по Самсонову.
 Во время боевых действий Роман Фёдорович отличился и был награждён ранением, а также "Белым Георгием", который впоследствии будет им проглочен при скорбных обстоятельствах, а его двоюродный брат Фридрих после уничтожения практически всего полка бросился на пулемёты, чтобы не держать в памяти поражение товарищей. Когда Унгерн оказался в госпитале, он в горячке повторял одно единственное слово: "Даниэлла".
 Кампанию 1915 года он провёл в составе Первого Нерчинского полка под командованием барона Врангеля. Пока он ещё не настолько известен, но у него довольно времени впереди, чтобы изменить сие досадное упущение. Так же в полку служил офицер Семёнов, старый добрый друг Унгерна по службе на Дальнем Востоке. Вместе они пройдут ещё множество битв. Роман Фёдорович неделями пропадает в австрийском тылу с группой верных ему казаков, совершая набеги на отряды снабжения, нанося армии противника всяческий вред. Известны случаи храбрости Унгерна, которая проявлялась во всём своём безрассудстве. Например, он однажды оказался на дереве, выполняя функции артиллерийского наводчика. Столь эксцентричные поступки сопровождались не менее эксцентричными словами, советами и идеями. Даже известны случаи, когда Пётр Николаевич Врангель прятался под стол, узнав, что к нему идёт фон Штернберг для разговора. В 1916 году их дивизия принимает участие в известном Брусиловском прорыве.
 Сохранились воспоминания Врангеля об этом периоде: "Большинство офицеров Уссурийской дивизии и в частности Нерчинского полка во время гражданской войны оказались в рядах армии адмирала Колчака, собравшись вокруг атамана Семенова и генерала Унгерна. В описываемое мною время оба генерала, коим суждено было впоследствии играть видную роль в гражданской войне, были в рядах Нерчинского полка, командуя 6-ой и 5-ой сотнями; оба в чине подъесаула".
 Так же есть упоминания и об Унгерне: "Подъесаул барон Унгерн-Штернберг, или подъесаул «барон», как звали его казаки, был тип несравненно более интересный. Такие типы, созданные для войны и эпохи потрясений, с трудом могли ужиться в обстановке мирной полковой жизни. Обыкновенно, потерпев крушение, они переводились в пограничную стражу или забрасывались судьбою в какие-либо полки на Дальневосточную окраину или Закавказье, где обстановка давала удовлетворение их беспокойной натуре. Из прекрасной дворянской семьи лифляндских помещиков, барон Унгерн с раннего детства оказался предоставленным самому себе. Его мать, овдовев, молодой вышла вторично замуж и, по-видимому, перестала интересоваться своим сыном. С детства, мечтая о войне, путешествиях и приключениях, барон Унгерн с возникновением японской войны бросает корпус и зачисляется вольноопределяющимся в армейский пехотный полк, с которым рядовым проходит всю кампанию. Неоднократно раненый и награжденный солдатским Георгием, он возвращается в Россию и, устроенный родственниками в военное училище, с превеликим трудом кончает таковое.
 Стремясь к приключениям и избегая обстановки мирной строевой службы, барон Унгерн из училища выходит в Амурский казачий полк, расположенный в Приамурье, но там остается не долго. Необузданный от природы, вспыльчивый и неуравновешенный, к тому же любящий запивать и буйный во хмелю, Унгерн затевает ссору с одним из сослуживцев и ударяет его. Оскорбленный офицер шашкой ранит Унгерна в голову. След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике. Вследствие ссоры оба офицера вынуждены были оставить полк. Возвращаясь в Россию, Унгерн решает путь от Владивостока до Харбина проделать верхом.
 Он оставляет полк верхом, в сопровождении охотничьей собаки и с охотничьим ружьем за плечами. Живя охотой и продажей убитой дичи, Унгерн около года проводит в дебрях и степях Приамурья и Манчжурии и, наконец, прибывает в Харбин. Возгоревшаяся Монголо-Китайская война застает его там. Унгерн не может оставаться безучастным зрителем. Он предлагает свои услуги монголам и предводительствуя монгольской конницей, сражается за независимость Монголии.
 С началом Русско-Германской войны Унгерн поступает в Нерчинский полк, и с места проявляет чудеса храбрости. Четыре раза раненный в течении одного года, он получает орден Св. Георгия, Георгиевское оружие и ко второму году войны представлен уже к чину есаула. Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины и против воинского воспитания, — это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн-Рида.
Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик. В нем были какие-то странные противоречия: несомненный, оригинальный и острый ум и, рядом с этим, поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и, рядом с этим, безумный порыв и необузданная вспыльчивость, не знающая пределов расточительность, и удивительное отсутствие самых элементарных требований комфорта. Этот тип должен был найти свою стихию в условиях настоящей русской смуты. В течение этой смуты он не мог не быть хоть временно выброшенным на гребень волны и с прекращением смуты он также неизбежно должен был исчезнуть".
  Уже к началу 1917 года развал и разложение армии подталкивают Унгерна и Семёнова к мысли о добровольческих формированиях из инородцев для оказания давления на русских солдат, хотя бы не моральным примером несения безупречной службы на линии фронта, но наличием боеспособных частей, которые могли бы воздействовать на части отказывающиеся сражаться. Получив разрешение штаба корпуса, они начинают воплощать мысль во плоть. Роман Фёдорович, будучи уже войсковым старшиной (эквивалент подполковника), берёт на себя обязанность по составлению дружины из местной народности, айсаров, а Семёнов в это время пишет письма влиятельным бурятам, призывая о помощи. Такие решительные действия не очень удивят, если вспомнить описания Первой мировой войны в романе Пастернака "Доктор Живаго", а особенно эпизод, когда казачьи войска приехавшие для усмирения бандитов, заместо этого братались с ними и вместе убивали комиссаров.  Уже к апрелю месяцу появились первые результаты айсарских формирований. Пример инородцев оказался недостаточным для какого-либо влияния на прифронтовые части, состоявшие целиком из русских солдат, митинговавших более, нежели воевавших. Семёнов получает ответ из Забайкалья, что буряты готовы создать свою национальную часть под его руководством - Семёнов был наполовину бурят, да к тому же потомок Чингисхана по бабушке; он прекрасно знал традиции буддизма, владел в совершенстве восточными языка (по молодости даже переводил стихи Пушкина на монгольский) и общался с самыми влиятельными людьми среди монголов и бурят.
 Боевые удачи были омрачены двумя событиями. Первое из-за запоев фон Штернберга - Врангель грозился ему трибуналом, но Роман Федорович умудрился попасть под трибунал без его помощи. Второе произошло после слёта Георгиевских кавалеров. В Тарнополе один адъютант отказался предоставить Унгерну квартиру, в ответ на это, наш герой, изрядно выпив, ничего на это не ответил, просто-напросто избил адъютанта до полусмерти, за что был отчислен из действующей армии в "резерв чинов", а также понижен до есаула. Про этот случай Унгерн писал брату: "Я выбил несколько зубов одному наглому прапорщику." А от трибунала его спас, как это ни странно, сам Врангель. Казалось бы, теперь прямая дорога нашему барону в "Золотую Роту", но дух приключений был слишком силён - он отправляется в Ревель к своему сводному брату и даже пытается участвовать в Корниловском мятеже.
 Если судить об убеждениях Унгерна, по воспоминаниям Семёнова он был искренне верующим человеком, хотя взгляды его на религию и на обязанности человека перед богом были достаточно своеобразны. Барон был твёрдо убеждён, что Бог был источником чистого разума, высших познаний, и Начала всех Начал. Унгерн считал, что "не во вражде и спорах мы должны познавать его, а в гармонии наших стремлиний к его светоносному источнику. Спор между людьми, как служителями религий, так и сторонниками того или иного культа не имеет смысла и оправданий, ибо велика была бы дерзновенность тех, кто осмелился бы утверждать, что только ему открыто точно представление о Боге. Бог - вне доступности познаний и представлений о нём человеческого разума". Вероотступничество особенно порицалось Романом Фёдоровичем, но "не потому, что с переходом в другую религию, человек отрекается от истинного Бога, ибо каждая религия по своему разумению служит и прославляет истинного Бога. Понимание Божественной сути разумом человека невозможно. Бога нужно чувствовать сердцем".