Глава IV

Наше знакомство с личностью Семёнова начнём с его появления в Петербурге в 1917 году.  Быстрым строевым шагом он шагал по Мойке к дому номер 20. Это был Всероссийский Революционный Комитет по формированию добровольческой армии. 
 Полковник Муравьев предложил ему сесть и вернул доклад о "новом добровольческом отряде" со, вроде бы, положительной резолюцией. Муравьёв перечислял некоторые исправления, которые были необходимы, а Семёнов молча кивал головой, думая про себя: "Всё равно всё будет так как я захочу".
 Следующие две недели Семёнов появлялся с доработками, обсуждал с полковником некоторые свои мысли, даже предложил использовать войска для разгона Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Для этого Семёнов требовал всего несколько рот, но полковник отвечал, мол, не время, подождём. Это был роковой ответ для России. Кто знает, почему он сказал, действительно из-за каких-нибудь благих побуждений или же из-за сочувствия большевикам? Между прочим, Муравьёв стал потом главнокомандующим Красной армии.
 Назначение Семёнова и барона Унгерна эмиссарами Временного правительства было произведено приказом Верховного главнокомандующего. Семёном, мечтавший расстрелять выше упомянутый Совет, получил от него же мандат, дававший неограниченную власть по отношению к другим советам. Там же он "позаимствовал на неопределённый срок" нарукавную повязку главного Совета. Уже 26 июля Сибирским экспрессом будущий атаман всех войск восточной окраины покинул Петроград. Через Вологду, Екатеринбург, Иркутск он впервые за пять лет оказался в родном Забайкалье. Судьба добровольческого формирования оказалась целиком в руках генерала Самарина, начальника штаба Уссурийской Казачьей бригады. Естественно он знал Семёнова, поэтому проблем не возникло. Оставалось только получить средства из госказны. Для этого Григорий Михайлович отправляется в Иркутск, где он должен был получить денежные средства для формирования своего отряда, но бюрократы были, есть и будут ещё очень долго. Там Семёнов узнал, что приказ не подписан. К Самарину было не обратиться, на тот момент он был уже арестован большевиками.
 Семёнов решается на авантюру - он идёт к тем, с кем ему ещё придётся бороться, в местный Иркутский Совет Рабочих и Советских депутатов, аналогичный тому, что был в Петербурге. Пинком, распахнув дверь, Семёнов являл собой угрожающее зрелище: в полном боевом облачении, с орденами  с революционной повязкой Петроградского Совета. Эффект был поразительный.… Через час Семёнов довольно улыбался, вынося приказ, о разрешении базироваться на станции Даурия. С этой бумажкой получить деньги в Чите ничего не стоило.
 28 ноября он остановился у поселкового атамана Даурии, а на следующее утро уже, выспавшись после битв с бюрократией, он отправился в Даурские казармы, где помещался его лагерь и дружина (если ЭТО так можно было назвать: войсковой старшина барон Унгерн, хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов, младший урядник Батаков, старший урядник Медведев и казак Батуев, если не считать ещё двоих, приехавших с Семёновым, младший урядник Бурдуковский и солдат Замкин - и всё!). Эта дружина встретила известие о полученном приказе и средства с пребольшой радостью.
 Гарнизон станции Даурия состоял из одной ополченской дружины, в обязанности которой входило охранять военнопленных. Оказалось наоборот, пленным приходилось охранять эту разложившуюся дружину. Масла в огонь подливал гарнизонный комитет, который хотел избавиться от семёновского отряда. Но после нападения с ручными гранатами на заседание Комитета настроение отряда улучшилось. Грабежи и пьянство пресекались на корню самым жестоким образом. Для этого Семёнов создал нечто вроде военной полиции из пленных германцев и турков. Эта команда была поручена главному его помощнику, Унгерну, прекрасно владевшему немецким языком и имевшему фантазию относительно наказаний.
 Через некоторое время, Семёнов появляется на станции Манчжурия и невольно выпадает в осадок оттого, что он обнаружил - станция окружена китайскими войсками, а гарнизон станции неизлечимо заражён революционной пропагандой. На улицах (революционные) пьяные грабежи, а трибунал судит не мародёров, а офицеров, за их прямые обязанности. При виде всего этого, Семёнов предупреждает городского главу и начальника милиции, что его монголо-бурятский полк разоружит эту пьяную свору. Так же он берёт на себя ответственность за безопасность города и станции. Первое что он потребовал, был эшелон из 30 теплушек (вагонов). Состав был сразу переброшен в Даурию вместе с запиской для Романа Фёдоровича, в которой Семёнов просил растопить печки и осветить вагоны, чтобы выглядело, будто внутри находится монголо-бурятский полк. Всего в распоряжении Семёнова было 7 человек. Этими силами он собирался разоружить около 1,5 тысячи человек. К 4 часам утра "полк" приехал. Двое казаков были оставлены возле эшелона и говорили всем, что внутри находятся вооружённые отряды. На всякий случай паровоз был оставлен под парами, а сам Семёнов с баронов Унгерном отправился в дипломатическое бюро Цицикарской провинции, где все поверили их уловке. "Действующие силы" были разделены так: барон Унгерн с казаком взял на себя разоружение железнодорожной роты команды конского запаса; Семёнов с другим казаком должны были разоружить 720 роту. Остальные трое казаков, должны были объехать квартиры местных большевиков, естественно с их последующим арестом. Семёнов был хорошо осведомлён о месторасположении части, Унгерну же понадобился проводник, которого он нашёл в лице начальника милиции города Манчжурии капитана Степанова, который был просто шокирован планом Унгерна - разоружить две роты с одним казаком, и отказался помочь. В подобной ситуации промедление было смертельным, и Роман Федорович принял экстраординарные меры - он отшлёпал "почтенного капитана ножнами шашки по мягким частям тела", естественно после таких уговоров консенсус был найден. В итоге вся операция прошла успешно. Солдатам сказали, что монголо-бурятский полк "куда-то ушёл", а им следует погрузиться в эшелоны и ждать отправления, иначе "полк" снова появится. К тому времени на платформе появились арестованные большевики.
 Семеновцы, обладавшие хорошим чувством юмора, поместили их в последний вагон, который был потом запломбирован. Причём большевикам сказали, что для них большая честь ехать по России в запломбированном вагоне, как их вождь - Ленин. Солдатам в первых вагонах было сказано, что сзади находится охрана, которая будет стрелять при попытке покинуть вагон.