***Вялое желание будущего***
Солнце ветхим стариком весь день ковыляло по привычному пути в сторону западных стран.
Воскресенье пело, плескалось в солнечном свете, и даже птицы, казалось, имели этот день красным у себя в головах, о чём пищали и суетились в травах усерднее обычного…
Сумерки появились быстро. Красный глобус солнца споткнулся о верхушки тополей и повалился навзничь за горизонт.
На столе моём лежал пустой конверт и чистые листы бумаги, но электрический свет не рождался из проводов и спиралей – должно быть, умерла где-то динамо-машина,- а о свете из сала свечей мало кто привык заранее заботиться в начале нашего века.
«Как бы старик-солнце не сломал себе руку или ногу, не то утро придёт, а примет ему не настанет. Что я тогда напишу в темноте?»
Но утро пришло как всегда: серым небом, мелким холодом, сырой росой на траве и липким потом на голой спине.
Механизм часов имел в своей памяти регулярную заботу о пробуждении меня из случайного сна и с точностью до последних секунд напомнил о пользе своего существования среди всех вещей домашнего быта.
День проник в город сперва робким ветром вдоль пустых тротуаров, но вскоре обозначился шорохом отбрасываемых одеял, звоном посуды и звуками человеческой речи, малопонятными от того, что люди торопились наполниться пищей и тратили усилия ртов для обеспечения себя энергией тела вперёд, до самого обеда, а звуки речи вспоминали только от необходимости сосуществования с членами своих семей.
Солнце раскаляло тёмные предметы, и воздух плавился от близкой тесноты с ними. Пыль букетов и полупустого стакана на столе ложилась на лицо и превращалась в запах.
Я хотел писать тебе письмо, но сидел и наблюдал город сквозь щель между шторами на окне.
Звёзды убыли на покой, а роса на утренних травах высохла от сонного тепла первых прохожих. Первые люди звуком своей жизни нарушили стройный порядок ночи, и она исчезла, а тени попрятались у подножий высоких предметов.
Редкие первые прохожие накопились и выросли в постояльцев улиц и подземных переходов – в нестройные отряды спешащих мужчин и женщин.
Эти люди передвигались быстро и не имели перед собой окружающей красоты утра, а предпочитали лишь прибегающую под ноги дорогу.
Они помнили только предстоящую заботу и определяли про себя весь наступивший день до заката. На звёзды же они глядели редко и большей частью в молодости, когда зуд желания неизвестной ласки ближнего выгонял их на поиски себе подобных. Таких находилось много: они бродили толпами до поздних сумерек, а после разбредались в направлении различных частей света, чтобы успеть забыть себя для удобства и удовольствия того, кто на текущий момент оказывался в пределах объятий их рук.
Город встряхнулся и ожил. Всюду организовался беспорядок деловитости и озабоченности.
Я готов был долго наблюдать движение существующих на свете людей мимо своего окна, но имел в это время мелкое дело в получасе ходьбы от дома.
Я вышел в мрак лестничных пролётов, а он быстро сменился на самодовольный свет чистого неба и золотого на нём круга.
Снаружи меня встретил ажиотаж растительной и пернатой природы, а среди него – цветущие и сытые тела жителей города. И только на скамье у подъезда сидел тихий старик. Похож он был на зимний вечер: такой же незнакомый и одиноко молчаливый.
«Тоже ведь и я когда-то стану сухим деревом в центре общей жизни. Хотя я и теперь скучный жилец: всегда назад думаю. А день – он ведь движение вперёд, он же – валун с горы, а я у него на пути нахожусь и мучаюсь: кто-то же должен уступить.»
Я сделал первый шаг от подъезда и захотел долго ещё не забывать старика, а он глядел в себя и, вероятно, так же, как и я, желал одного прошлого.
Весь этот день я провёл в компании с двумя приятелями, страдая от того, что они – не я, а меня – не несколько. Но в них я угадывал будущую тоску о чём-либо ушедшем и поэтому прислонялся к их молодому кипению, возбуждая в себе новые мысли, чтобы додумать их после по памяти.
Текущий момент из дня и солнечного света превратился в вечер и временное оцепенение окружающей среды.
Кому-то из теледикторов всучили текст, и он огласил прогноз погоды на грядущие будущие сутки. Наверняка соврал, но уснёт спокойно.
Электрический день снова умер среди летающей под потолком одинокой сволочи – вчерашнего комара, который ожил от голода и нерешительно, издалека мечтал о моей крови.
Конверт, пожалуй, придётся подарить кому-нибудь. Ты, я узнал, уже обратно и снова здесь. Где-то рядом, но теперь ещё дальше, чем если бы я чувствовал тебя в своём письме.
Свидетельство о публикации №203062300050