Корабленок

    Недавно из одной очень далекой, но очень знакомой страны прилетел Корабленок. Если вы не знакомы, не волнуйтесь, я попытаюсь вкратце их описать. Напомним основные характеристики этих великолепных, странных и удивительных, занявших первое место по мечтательности среди живых примитивов с высоким интеллектом. Внешне  - это очень маленькие, совсем крошечные существа с тоненькими прозрачными крылышками, торчащими из-за спины. Худенькие ножки, ручки как ножки, а на голове щупальца, которыми можно прочувствовать любое волнение ветра и души. Тельцами похожи на пчел, глазами на собак, хвостом на кошек, а в целом - глубоко индивидуальны и абсолютно не похожи ни на кого. Вот и все. Хотя нет, еще есть, как и у всех, душа, тело и разум. Цвет нежно-голубой при мечтательности, зелено-синий при меланхолии и желтый при грусти, черные и красные существуют только в книжках, а в природе не встречаются. Скорость размаха крыла не очень большая, так как перемещение в пространстве происходит посредством высокого интеллекта (возможно человека). Среда обитания неизвестна (предпочтительно в мозгах людей). Едят непонятно что, спят непонятно когда, про внутренние органы неизвестно ничего. Гуманны.

    Корабленок залетел не случайно, только в моем мозгу мог отыскать решения на волнующие центр тяжести вопросы. А их было очень много, хотя при последовательном подходе он был один единственный. Как тяжела жизнь,- пролепетал он, вздохнул, покряхтел, сжался и полез в голову. Что было дальше я припоминаю смутно, но в это время рядом ютилась ручка, и кое-что оказалось запечатлено прямо на грязной клеенке, покрывавшей еще более старый и испачканный стол. Далее идут фрагменты из того, что оказалось возможным разобрать в этом корявом почерке.

   
    Часть 1. Игра, дружба, надежда, вера, любовь, радость, несчастье, лед.
 
   
    ...Я летел очень высоко и гордо. Парил как орел, а небо гладило и ласкало отблеск солнца на крыльях. Желто-красно-сине-голубо-зеленый цвет беззаботного веселья радовал глаза. Мило, прекрасно, волшебно. Ярко, красочно, как секунда нереальности в век антиутопий. Вскоре игра со светом порядочно приелось, и, как результат, было решено спуститься пониже и искупаться в потоках воздуха, прилежащих наиболее низко к земле. Там должно быть таинственно и зловеще. Там опасно и невероятно страшно. Но там жизнь кишит и бьется в судорогах от того, что не может взлететь. Начинал сказываться интерес к земным пресмыкающимся, обитающим внизу. Но как назло не было видно никого. Исчезли вымершие пустыни, засохшие озера, недоступные скалы - никого. Затем появилась высоченная туманная гора, завершающаяся туманным оврагом. Можно оглянуться, перекувырнуться и наверх, вспоминая красоту приятных голубых облаков причудливых форм. Конец исканиям, уже давно все покинули землю, увидев превосходство небо. Достигнув середины горы, кольнуло сердце. Еще метр в сторону прекрасного, боль дала о себе знать заново. Это появились шарики. Маленькие (с высоты моего полета) желтые существа, слетающие с высокой горы. Кто их выбросил неизвестно, но видно ему было очень весело или очень плохо, что, в принципе, одно и тоже. Движенье желтеньких напоминало разговор, а не монолог, что показалось очень странным, и я подлетел поближе, имитируя падения, для более тщательного исследования беседы.

    Упруго соударяясь, колобки, казалось, просто бахвалились друг перед другом. Соревнуясь, они пытались достичь конца пропасти (а не верха горы!) быстрее, что заметно ускоряло приближение их смерти. Но это не огорчало, ведь еще столько несказанного и вряд ли это можно досказать - лучше просто помолчать и тихонько скатываться туда, куда ведут их разговоры, туда, куда так хочется придти, не заметив ухода. Но законы притяжения сказывались, и, по инерции желтенькие говорили пустые слова и предложения, вспоминая и опять забывая предыдущее слово собеседника. О чем только не говорили - о жизни (ее не было), о еде (у них не было рта и никогда не видели пищу), о силе (кроме упругого и неупругого взаимодействия, понятие о физике было на нуле), о родине (любовь к каждому камню, на котором они подпрыгивали - бесконечные бездарные полеты ввысь) и опять, опять, опять по второму кругу. Кто-то сказал, что они не боялись умереть, но очень боялись жизни, и поэтому постоянно пытались заполнить ее пустотой, вакуумом. Но это не совсем так. Например, шарики заботились друг о друге: если ты заботишься о другом колобке, то он будет по любому закону из любого учебника заботиться о твоем колобке, а свой колобок - это очень важно для любого колобка, даже больше, чем любой другой колобок. Даже не совсем так, но все же.

    ...Знаешь? Нет. Почему? Не знаю. Зачем? Так нужно. Не понимаю. Извини. Прости. Пока. Навсегда?

    ...Я, великий и гениальнейший из Корабленков, поднялся вверх, чуть покружился в воздухе, позеленел, пожелтел и упал в грязное вонючее болото. Звонок в дверь разума заглушил на секунду мозг, и, очнувшись, стало понятно, что темно и холодно.

    Была ночь или темно в рассудке, что-то одно из двух. Точно не знаю, но хочется верить, что первое. Все шипело, свистело, кряхтело, громко квакало. Одного из кваков я даже увидел. Это был молодой неопытный грустный лягушонок. Квакал он очень жалобно, так что хотелось забраться в его голову и уснуть беспокойным сном младенца, выпавшего из люльки. Что-то сильно отталкивало от него и одновременно притягивало, и любое нарушение баланса затягивало в бездну мучений. А лягушонок все квакал и квакал о том, что жизнь пролетает мгновенно, что надежда в два раза быстрее, а счастье - в миллион раз. Жадно глотнув воздух, высунул длинныййй грубый язык и замер, закрыв глаза от боли и голода. Приготовившись к прыжку, он вряд ли хотел прыгнуть, это был лишь тонкий намек на возможность.

    А в это время по небу, мягко расправив крылья, летела красивая изящная муха. Беспечно или небеспечно, чинно и важно, а может быть просто так, она наслаждалась полетом. Снизу был виден жалобно квакающий лягушонок, который очень сильно хотел поговорить с кем-нибудь. Но зная чисто лягушечью психологию, муха летела дальше, стараясь не обращать на него внимания. Но нет-нет и повернется, оглянется, осмотрится, и сердце жалобно защемит, больно. И еще один круг вокруг бедного лягушонка, а тот казалось вот-вот и заплачет. Да, не у всех такие крепкие нервы, и, наконец, муха подлетает к нему и легко садится на язык. Хлоп, вот и нет больше милых доверчивых представителей породы "муха". И как после этого верить природе звука? Хочется подняться наверх и больше не видеть ползающих, ползущих и уползающих.

    ...До свиданья. Привет. Отстань, зануда. Опять? Это больше не повторится, извини. Пока. Навсегда?

    ...Я пролетел, вылетел, выбился. Остался один, одинокий, одиноким, в одиночестве, в уединении, единственный, один. Что-то кто-то сделал не так. Неужели я? Опять? Что это за камни? Руины? И куда меня занесло?

    Это явно пустынная, обезвреженная от присмыкающихся земля. Одни песчаные барханы. Раз, холм, за тобой ничего нет. Два, холм, за тобой тоже. Три, холм, кто это там вдалеке? Это Черный с ярко-красным сердцем. Громадный величественный Черный. Черный - великан, он склонил голову над статуей. Как интересно.

    - Зачем, ты склонил голову над разломанным творением гениального скульптора всех времен и народов?
    - Я повинен в тяжком грехе - сломал сердце.
    - Как это?
    - Мы, Черные, очень любим смотреть друг друга. Но если один из нас взглянет на сердце другого, то тот превратится в камень и рассыпится. Это вечный закон натурприроды.

    Корабленок робко взглянул на Черного. Любопытно как он красив, умен, наверное, он еще очень добр и ласков. Наверное, у него большое сердце. Корабленок вздрогнул - ему очень хотелось заглянуть в сердце Черного, а в это время тот пристально разглядывал и любовался им. Так на него никто никогда не смотрел. Как хочется. Но нельзя, ведь никто не знает последствий того, что делается свыше.
    ...Почему? Просто нельзя. Можно? Не надо. Я сегодня не тот же, кто вчера, поэтому спи. Пока. Навсегда?
   

    Часть 2. Дела, любовь, разочарование, невера, дружба, печаль, счастье, пар.
   

    ...Корабленок летел дальше, и его все больше и больше клонило к земле, она притягивала, обнимала и нещадно поглощала. Впереди стала видна гора, плавно переходящая в овраг, покрытый туманной занавесой. "Это жизнь колобков," - невольно вспомнилась и сразу же забылась фраза. Наверху горы, прекрасный дом. Оттуда вышли молодые люди. Было скучно, не зная чем заняться, они стали спускаться вниз. Не точно, но верно, туда, а не оттуда, зачем, а не почему.
 
    ...Было время, когда эти были. Может даже жили. Имели качества, например, горделивые и богатые, умные и красивые, и самая странная характеристика - люди. У этих было все, но все им не было нужно. Начались поиски, переборы, обдумывание, обжевывание, оюгладывание, а затем бездумные полеты вниз. Просто все надоело, все исчерпало альтернативы, все достало, все отделилось и ушло в другом направлении. У этих затерлась жизнь, стерлись родственники, стерлись друзья, семьи, надежды, цели, и они катились дальше. Потихоньку стали стираться руки, ноги, уши, рты, глаза, носы - остался один желтый шарик - колобок. Колобки катились и катились в пропасть, вспоминая то, чего не было, и то, что не будет. Может что-то было впереди, но то, что сзади ничего не было - это точно.

    ...Корабленок летел дальше, и ему уже было тяжело лететь, хотелось ползти. Ему вспомнилось детство и руки. Руки нищих, просящих деньги. Не доходя до них, чувствовалась жалость, но вблизи проплывала брезгливость и ненависть. Нищие покупали и продавали жизнь по частям. Это были ненастоящие нищие. Официально их называли продавцы и покупатели. Одни продавали, другие покупали. Это был их долг, поэтому заходя друг к другу, они всегда приносили с собой товары и деньги. Даже забыли, что тут все родственники, и, вообще, живут они в одном доме. Странно. Странно и то, что был закон, было правило, а осталась психология - наивная инерция. Так, зайдя домой, они иногда понимали, что это дом, жену называли женой, сына - сыном, брата - братом, но такое случается редко, а стирается быстро.

    ...Но что-то не стирается и иногда, по инерции, повторяется. Так и лягушонок, завернув муху в язык, вовремя выплюнул ее, помня о своих чувствах. Муха вылетела, и поэтому больше никогда не пролетала рядом с болотом. А лягушонок квакал свою жалобную и грустную песню об одиночестве.

    ...Корабленок летел дальше, тошнота подпирала к горлу и жизнь становилась приземленной - не до полетов бурных фантазий, хотя драконы, замки, принцессы, турниры, рыцари - это превосходно.

    ...Черный рыцарь на черной коне был непобедим. Это знали все, кроме принцессы, и поэтому турниры продолжались. А он дрался, дрался и еще раз дрался. Безжалостные турниры, кому копье пронзало голову, кому сердце, а кому и голову, и сердце одновременно. А принцесса кидала свои многочисленные платки вниз, и все начиналось заново. А в один прекрасный день Черный рыцарь, направив копье на врага, замер. Присмотревшись, он понял, что дерется сам против себя, причем очень давно. Рыцарей не бывает, остался только он один. Черный рыцарь взглянул на голову второго "я", затем опустил взгляд ниже и заметил ярко-красное сердце. Он замер от такой красоты и застыл. А то, второе "я" пронзило его копьем. Но уже заведомо мертвый, даже скорее заледенелый, Черный рыцарь не был проткнут - просто рассыпался на куски. А принцесса в это время играла со старым королем в карты, и ежесекундно выкидывала из замка грязные носовые платки, которые ей не хотелось стирать. А Черный продолжал горевать над разломанной статуей, уже не обращая внимания на падающие с неба прекрасные кружевные платки.
   

    Часть 3. Одно и то же.
   

    Корабленок проснулся внутри моей головы и вдруг понял, что он - это и есть я. Вернее я - его тело. Что же с ним происходило, когда он спал? Не помню. Помню, но не очень. Не очень, а очень смутно. Корабленок увидел кого-то (предположительно ее). Затем пришел образ этой. Она поболтала с ним. Или, наоборот. Это не важно, так как никто не хотел слушать другого, во всяком случае, так они думали, тайно жадно глотая слова собеседника. Затем, поняв бесполезненность и непонятность слов (они учили в детстве разные языки), одновременно замолчали. Но молчание сливалось в песню грусти и надежды так, что буквально разрывало их тела, кромсала разум, а души улетали в неизвестном направлении (искренние источники утверждают, что в бесконечность). А потом встали и пошли. В одну или противоположные стороны - не важно. Это были всего лишь образы, которые понимали, что они ничего не понимают, знали, что ничего не знают и думали, что ни о чем не думают. Только мелодия, рассказывающая о психологии доверчивых мух и прожорливых лягушек. Некий полет мысли в область памяти на испорченном носителе. Открыв глаза, Корабленок увидел, что он стоит уже один, а рядом стоит статуя, наполненная его образами. Обидевшись, Корабленок разломал статую, упал на колени и заплакал. Хотелось отдать всю свою кровь - траве, силу и глаза - небу, а разум - Вселенной, но он не мог.

    Корабленок тяжко вздохнул, смахнул хвостом подушку и одеяло. Затем снова попытался заснуть, понимая, что завтра все равно придется стать человеком. "Жить будучи Корабленком совершенно невозможно!" - буркнул он сквозь сон и стал мечтать о вершине горы, мухе и ярком сердце.