Да ну его на фиг

Вот ведь, блин, послал Бог сотрудника. Юрочку, блин. Хотя какой, он мне, блин, теперь Юрочка? Он мне теперь Юрий Борисович, понимаешь. И совершенно теперь уже этот гад мне никакой не сотрудник. Этот гад мне теперь — начальник! От оно как!
Не понимаю я все-таки нашего директора. Этот хренов Юрочка отработал-то всего без году неделю — а уже начальник подразделения. А скоро, когда Мухомор на пенсию пойдет, его, может, и начальником отдела поставят. Вот блин!
И за какие такие заслуги? Ну два диплома, аспирантура, еще тридцати нет, а уже докторскую пишет. Ну систему какую-то придумал компьютерную, которая все наши разработки в кучу складывает и в базу записывает, а потом смотри кто хочешь. Статистика — шматистика, понимаешь.
И кому, блин, оно,  блин, надо было? Мне? Нет. Семенычу? Нет ему. Марфе? И подавно нет! Нет, нам этого было не надо. Раньше ведь как? Почертишь немного для порядку и знай себе кури да чаи в каптерке гоняй.  А теперь что? Теперь, как влезет Мухомор в базу проектов, как посмотрит Мухомор, что у нас за месяц шесть с половиной чертежей на троих — работой нагрузит, будьте-нате. Да еще и прогрессивки лишит. А так бы хрен вспомнил, старец-то наш склеротичный. Спасибо тебе, Юрочка, блин. Умный блин. Вот от таких умных все беды.
Да, блин! Было бы у меня два диплома и дисер на подходе, меня бы, может, вместо Мухомора начальником отдела поставили. Хотя оно мне тоже не надо: план, отчетность. Чуть что к директору, а прибавка к зарплате — чуть. Ну его на фиг.
Пойти покурить, что ли? А то тетрис задоставал уже, глаза в кучу — с утра режусь. Хрен там был. Явился начальничек наш. Юрочка, блин. Сорочка белая, аж в комнате светлей стало. Брючки со стрелками. Шузы начищены до зеркального блеска: хошь в них смотрясь брейся, хошь макияж рисуй. А кстати... Я-то с утра побриться забыл,  щетина под рукой скрипит. И вчера, кажется, тоже забыл, ну да и бог с ним. Целоваться все равно не с кем. А прыщей, чтоб их макияжем запудривать, слава Богу нету — слава Богу, не пацан.
Блин, и чертежницы, мышки наши серые — крЫсавицы, при его появлении как оживились. Зашабуршались. Глазки подводят свои бегающие, волосики жиденькие гребешками в прически укладывают. Тьфу, смотреть противно. А он-то им: Марья Ивановна, как муж? Наташенька, как дела? Оленька, прекрасно выглядите. Да у этой Оленьки жопа уже давно в кресло не помещается! Размер шестидесятый. Только на диван. А туда же, корова, от одного доброго слова сиять начинает, как начищенный самовар в лунную ночь. А я когда прихожу, хоть бы одна голову повернула. Нет, конечно, если мне побриться, да башку помыть, да рубашечку сменить, да галстучек помоднее повязать, а не эту старую тряпку, в которой еще папашка мой героический разрушенную войной промышленность поднимал, да пиджачок с брючками щеточкой, да отпарить —  глядишь бы, и на меня посматривали.
Хотя… На кой оно мне сдалось? Ломает. Да и не светит ни фига. Чтоб бабу грамотно подпутать, деньги нужны, хотя бы чтоб просто в киношку сводить и шампанского... А без этого эх… Не светит. А если и светит, то опозорюсь ведь. Уже сколько времени этим не занимался? Инструмент  то наверное уже всю сноровку потерял.  О-хо-хо. Не, ну этих баб фиг, лучше с мужиками после работы пивка у ларечка дерябнуть поговорить за «это самое».
А даже если удастся подпутатать, что дальше то? Негде мне особо с бабами-то. У нас в коллективе не особо у кого своя квартирка с медвежьей шкурой на полу, в спальном районе, подальше от любопытных глаз, имеется. Разве что у обратно у нашего Юрочки. Может, и без медвежьей шкуры, но вполне себе квартиренка. Двухкомнатная. С лоджией. Хошь баб води, дело молодое, холостяцкое, хошь водку с друзьями киряй, а хошь привяжи к заднице павлинье перо и в таком легкомысленном наряде скачи из комнаты в комнату. Буржуй, блин!
Хотя, конечно, он горбатился, говорят, не слабо. Бюджетник ведь. Чтоб хоть какую хатенку себе приобрести: днем на работе впахивает и за себя и за того дядю, вечером почасовки у вечерников-заочников всяких читает, ночью статьи крапает на English для журналов каких-то толстенных и страшно умных. Видел я у него не полке эти журналы, так даже названия прочитать не смог. Ученье свет, неученых тьма. Блин, да знал бы я English… Хотя, ну его на фиг, ни за двухкомнатную, ни за однокомнатную я б так горбатится не стал. Ищите дурака! Но блин… Буржуй!!!
На свое место уселся, пиджачок скинул. Тьфу ты, ну ты. Рубашечка с коротким рукавчиком, бицепсы его прям распирают. Шея — дубок молодой. И где он себе такую физику «огреб»? «Качается», наверное. А давеча, на шашлыках, когда дровишки организовывали, такое бревно на себе припер, Шварценеггер в своем «Коммандо» болжен был со стыда собственным топором зарубиться насмерть. А потом, когда купаться пошли, как футболочку скинул… Черти что. Пресс квадратами, мышцы канатами, спина, как вылитая, ноги… Нам-то с нашими брюхами да синюшными страусиными конечностями только и осталось что в сторонке потоптаться, полотенчиками отсутствие достоинство укрывать.  Стыдно даже как-то стало. Хотя это скока же тонн чугуна надо перетаскать, чтоб такую фигуру сваять? В зал ходить. Деньги. Время. Не, ну его на фиг, я лучше футбол по телеку посмотрю.
В общем, мы пока он там резвился, тихой сапой да за кустики, благо у всех с собой было. Пока он там с девками колбасился, мы быстренько литру-другую раздавили, и как-то полегче стало.
Вован, завхоз наш, правда, шоу устроил. Боров тот еще, центнер не меньше. А полстакана за ворот зальет, и как младенец. Ни фига не соображает. Крышу сносит начисто. Бухтит только себе под нос что-то да ищет, с кем подраться. Ну, мы его на Юрочку нашего и науськали в тихую, когда они с девочками на бережок выползли. Типа, без году неделя, а на наших баб, которые нам так ни разу и не дали…. Ничего плохого не хотели, сами слегка датые были. 
Ну, короче, наехал на него наш Вован… Попер с разгону, как танк на новые ворота, только кулаки, как гири пудовые, мелькают. Девчонки с визгом по кустам… А этот улыбнулся только, крутнулся, как балерун — яйца в обтяжку,  подсек богатыря нашего под коленки. Тот со всей своей двухметровой дури башкой в пень и сыграл. Но ничего,  мы за него особо не беспокоились, кость то крепкая. Он даже встать хотел, да куда там: Юрочка ему на спину коршуном кинулся, палец в ноздрю засунул, да бошку как вывернул хитро. Так, мученик наш Вован, хоть и на изрядной «анестезии» был, взвыл свиньей недорезанной. 
А Юрочка его и спрашивает: «Будешь, говорит, Володя еще при женщинах материться — сломаю что нить. Понял?!» А тот как завизжит дурным голосом: понял, мол, Юрий Борисович, не буду больше, отпустите. Ну, как дите малое. Аж стыдно за него стало.
Оказывается, Юрий наш свет Борисович черный пояс по какому-то дрыгоножеству и рукомашеству с японско-боевым уклоном имеет. Не, ну И Вована жалко: что ж он его, как пацана… Перед взрослыми людьми... И за что? Ругался, видите ли, нехорошими словами при дамах. Интеллегенция блин. Тоже мне, большой театр. А Вован за ним теперь, как собака. Тьфу, противно.
А вот когда меня вчера…
Я, собственно, чего так взъелся то? Вчера такой казус вышел. Я домой ехать собрался. Вышел на остановочку. Присел, чай ноги не казенные. И тут подваливают ко мне три хлопца. Молодежь, блин. Дети, блин, наше будущее. Бритые. В штанах спортивных. Рожи тупые. Лбы низкие. Гори оно огнем такое будущее.
И нет бы мимо прошли, так прямиком ко мне, мол: «Папаша, закурить не найдется?» Я им отвечаю: «Какой я вам , салагам, папаша. Я не курю, и вам не советую». А у самого пачка из кармана точит, а я и забыл. А они мне: «А кто ты такой нам советы давать? Гони курево и отчаливай, а не то в рыло?» А я им: «Пошли бы вы». Будут мне тут всякие «сопли» угрожать. А они меня за лацкан,  и за ларьки тащить. Я попробовал дернуться, да куда там. Мозгов нет, а силища немеряная. Ну все, думаю, попал. Кранты. Прощайте, мама с папой. Орать бесполезно: ментов рядом нет, а так ни одна сволочь не вступится. Да, признаться, я бы и сам не вступился. Ищи дурака.
Однако один дурак как раз и нашелся. Догадались уже? Правильно. Юрочка мимо шел с барышней. Молодой, симпатичной. Блин, ну где люди таких берут?
Он эту барышню, молодую, симпатичную, в сторонку отвел. По рукаву погладил успокоительно так и к нам.
— Извините, — говорит, — молодые люди, это мой сотрудник и я его с собой заберу.
А они ему:
— Ты че, мужик? Иди, пока мы тебе галстук на хрен не закрутили, — и давай кулаки разминать. Тяжелые, набрякшие, соскучившиеся по работе. И мышцами поигрывать. Довольно внушительные, кстати. А он им:
— Я все таки товарища заберу, — спокойно так, но твердо. И улыбается.
— Слушай, катись отсель. Последнее, тебе, китайское… А то вместе зароем!
— Не могу, — сказал Юрочка. Так, тихо. Но твердо. Все сразу поняли — не уйдет.
Один из парней, видать, главный, подошел к нему почти вплотную и уставился прямо в глаза тупым, тяжелым взглядом.
И вот тут… Я представил себе, как Юрочка, закручиваясь юлой, подсекает ноги верзилы, и пока тот еще не упал, выпрямившись, добивает второй ногой в полете. Подпрыгивает козлом. Ударяет второго прямо в репу. Тот отлетает. А пока он разбирается с третьим, я хватаю арматурину — вот она так удачно торчит из груды мусора — и второму по чайник, чтоб встать не успел. А потом бью по роже отрубившегося главного. Выбиваю из носа фонтанчик крови. Загоняю ему зубы за гланды. Крою череп так, что дизайнеры журнала «Морда буден» обзавидуются. Гашу его, как свечку, за страх и унижение, которые мне пришлось пережить. За маленькую зарплату, за жену-уродину, испортившую мне жизнь! За тех, кто ссыт в моем подъезде и над лужами имена любимых музыкантов пишет! За все! За все! За все!!!
Хриплый голос главного вернул меня к реальности.
— Он те чо, кум, сват, брат?
— Сотрудник.
— Просто сотрудник? А ты понимаешь, что мы вас тут замочить можем, и бомжи с собаками вас раньше сожрут, чем найдет кто? И ты за него впрячься готов?
Ну, Юрочка, бей. Давай! Ты же можешь, я же знаю. Щас мы им…
— Да я уже впрягся — ласково так. Блин, как ему не страшно то?
В воздухе повисла напряженная пауза.
Секунда!
Минута!?
Час?
Год?
Братцы, ну делайте же уже что-нибудь!!! Очко-то не железное. И пауза оборвалась.
— Ну, силен, братан, — протянул главный уважительно, — мужик! Редко… — и уже в сторону, орлам своим — пошли, пацаны. Реальный чел. И мне хлопая по плечу тяжелой рукой — повезло тебе, козел, с начальником.
Так и ушли, блин. А Юрочка взял меня под локоток (что за манера — «под локоток»?), обратно к остановке отвел. Я-то со страху ноги почти не переставлял. На скамеечку усадил. Ласково поинтересовался все ли в порядке. Взял барышню под локоток, тьфу блин, и подефелил  дальше как ни в чем не бывало. А я еще долго на остановке отсиживался, штаны ощупывал, не потекло ли где со страху. А перед домом в аптеку зашел, валидолу купил.
И за что же я его так не люблю? Он мне если не жизнь, то здоровье точно сохранил, а нет у меня к нему благодарности. Ненависть почему-то одна. Может, боюсь, что он сейчас начнет всем хвастаться, как он меня спасал, или как я со страху ходить не мог? Да нет, не такой он человек.  Не станет трепаться. Даже и не намекнет никому.
Тогда почему? Что меня в нем так раздражает? Может, то, что он лучше меня? По всем показателям лучше? И умнее, и сильнее, и красивее, и человечнее? Да, наверное. Но ведь и я так могу. Начну качаться, книжки читать умные, буду стричься-бриться, Зойку заставлю рубашки раз в три дня стирать-гладить.
Блин, можно, конечно, но это ж сколько усилий прилагать. Напрягаться. Ведь пронесло же с пацанами и пенсия скоро. Чего уж теперь…
Не, ну его на фиг!