Латунный студент

    Мечтательный взгляд - одновременно в никуда, и, в то же время, целенаправлен. Толстая раскрытая книга на коленях, летняя рубашка, брюки - боже мой, что за дикий реализм.
    Он всегда на одном месте - константа оптимизма молодости.
    Извечный ветер, хоть и не холодный, но почти непрерывный. Я ёжусь, а ему все равно, да и понятно - латунь! А, может не латунь? С другой стороны, - какая разница.
    Сколько же лет он здесь сидит?
    Самые трудные вопросы всегда себе сам задаешь. Ну, не изучал я историю метрополитена, потому и не знаю. Впрочем, если не забуду, можно в книжках поискать...
    Однако уже три минуты стою! А ведь, не я один и, в отличие от многих, пока еще не опаздываю.
    Снова оборачиваюсь - толпа за спиной изрядно уплотнилась.
    Интересно, сколько раз за время своего существования, он успел возненавидеть, полюбить и снова возненавидеть людей? Только представить - на протяжении долгих лет: грохот колес, сонные переругивания, нескончаемый ветер, ненавистный голос, с неизменной бодростью объявляющий о том, что следующая станция - "Курская", тем, кто знает об этом настолько хорошо, что предпочел бы навсегда об этом забыть, а самое ужасное - люди, люди, люди..., и все разные.
    Работники эскалаторов - вот, пожалуй, единственные знающие, что такое люди, как: вереница курток, шуб и плащей; поток чемоданов, сумок, коробок и зонтов; бессмертная движущаяся масса из лиц и локтей, поцелуев и перегара; не пересыхающая река утреннего хамства и вечерней усталости.
    Пессимизм - обычный результат подходящей к концу рабочей недели. Если попытаться отдохнуть, то отпускает.
    Тем не менее, уже, почти, пять минут прошло, а в тоннеле ни малейшего намека на состав. Аншлаг на каждой станции.
    Ну, да ладно. Что еще?
    Кто он такой? Полагаю, студент. Молодой, хорошо сложен, и взгляд...
    Пытаюсь продолжить, получается, что он смотрит на название. Ясно, что фрагмент стены со словами "Площадь революции" не является объектом его внимания. Это, всего лишь место, за которым его взгляд продолжить уже нет возможности.
    Конечно, таким взглядом можно смотреть только в будущее. И мечтать!
    А, что в его будущем?
    Высотные панельные дома, сверкающие чистыми стеклами, кинотеатры, школы, институты... О, да, институты - огромные, просторные, наполненные аккуратно подстриженными молодыми людьми, примерно такими же, как и он сам, вежливо беседующими с пожилыми хорошо одетыми профессорами, и девушками в умеренно коротких юбках, с симпатичными лицами, цвет которых подразумевает здоровый образ жизни, беззаботно смеющимися над чем-то вполне пристойным, стоя в широком светлом коридоре. Улицы чисты и сухи. Люди необычайно вежливы. А над этим всем сияет ослепительное солнце, отражаясь на, еле различимом в девственно голубом небе, металлическом корпусе ракеты, с каждым мгновением, все дальше и дальше удаляющейся от земли на встречу таинственному космосу, во имя мира во всем Мире.
    Прекрасно! Даже поверил на секунду.
    Жаль его, наверняка он не знает о том, что еще задолго до того, как появились первые рекламные плакаты на стенах, его будущее окончательно превратилось в то, чем и было изначально.
    Книга. Ну, что, объем большой, переплет твердый. Не учебник, не "Капитал" - мечтает же. Наверняка поэзия. Блок? Может быть, хотя слишком тривиально - верить не хочется. Если, все же, проза, то может быть и Чаянов. Издавался мало, но, может быть, сборник.
    Сумасшествие - семь с половиной минут. Можно подумать, не в метро стою, а на подмосковном полустанке. Тяжелый нервный вздох, еще один, хоть и ясно, что без толку вздыхать в ожидании. И не вздыхать тоже без толку. Скука от бессилия.
    Вот он ждать умеет! Пример терпения и выдержки! Готов ждать вечно, пока не дождется.
    Но, тем не менее, не дождется.
    А если, к тому же и не знает об этом, то, что будет, когда узнает?
    Вариантов море. Самый мистический - покинет свое место и начнет расправляться с теми, кто разрушил его голубую мечту, пусть и не сбыточную, но все же, имеющую право на существование, пока хоть кто-то думает о ней всерьез.
    А почему бы и нет? Был же "Медный Всадник" у Пушкина, а тут - Латунный студент.
    Неплохо, только вот с Пушкиным перебор. С самомнением поаккуратней, оно ведь как змея - чем меньше, тем душит слабее. Дома непременно раздавлю ее копытом критики. Средство замечательное. Отрезвляет мигом.
    Стоп! Змею копытом? Кто же? Гаррисон! Странно, запомнил ведь? Черт знает, сколько не читал его!
    Чу!
    Послышался рокот из бездны тоннеля. И скоро уже озариться тоннель. Как жаль, что еще далеко до Апреля. Я еду домой, но при чем здесь Апрель?
    И когда только успел дойти до жизни такой? А ведь, еще и с претензией на Японию... Позор! Впрочем, в подмосковных мещанских газетах еще и не такие стихи прочесть можно.
    "Веселиться, и ликует весь народ!" - цитата к месту.
    В конце концов, думать стихами после десятиминутного ожидания вполне допустимо.
    Двери, двери, двери, еще одни, и еще... Повезло - оказался напротив и даже вижу свое отражение.
    Непроизвольно - ладонь, подбородок. Щетина. Оно и понятно, ведь утром не брился. Нет, так нельзя, следить надо. Это, только, Гагарина такая украшала.
    Всё, мысли прочь - штурм! Уже внутри и развернулся, редкое везение, черт подери!
    Прощальный взгляд на платформу и вперед, не в состоянии пошевелить ни одной частью тела.
    Есть ли у него имя?
    Нет уж, ни полмысли в этом направлении, ни в коем случае. Знать не желаю. Осознавать, что имя этого призрака, если оно есть, наверняка окажется человеческим - вот, что воистину страшно.