Жмурки

 Витя Вишняков - молодой человек 19 лет - жил вместе с родителями и старшей сестрой в самой обычной городской квартире, в наиобычнейшем девятиэтажечно-овражечном районе. Учился Витя на ленивом втором курсе бог-знает-какого-технологического института. Учился так себе - «на троечки», изредка «на четверочки». Никаких особенных увлечений у Вити не было, да и какие увлечения могут быть у нынешней молодежи? Разве только по друзьям пошататься, да по всяким уныло-увеселительным молодежным мероприятиям - пивка попить, чужаков позадирать, да на девок грудасто-попастых поглазеть, а где и руку шаловливую приложить к этим девичьим прелестям-выпуклостям.

 Ну, иногда еще любил Витя музыку послушать - тяжелую, апокалиптическую, там, где татуированные мужики дикими голосами орут и волосьями длинными из стороны в сторону машут. А когда слушал Витя такую музыку, а слушал он ее громко, до потрескивания хрустальных ваз в соседских квартирах, то у него правый глаз слегка подергивался. Потому, как прилетела Вите в детстве, в этот самый глаз, щепка-щепочка, в момент сооружения Витей хоккейной клюшки из старой новогодней елки.

 Так бы и жил себе Витя Вишняков, не приключись с ним однажды, скворчаще-журчащим весенним днем, небывалое происшествие, изменившее всю жизнь его дальнейшую до неузнаваемости и направившее ее в некое, сказочно-мистическое русло.

 Тем, памятным для Вити днем, сбежал он с занятий пораньше, от желания свежими автомобильными выхлопами подышать, да на почки набухающие посмотреть. А точнее - надоело ему зад свой джинсовый в аудитории просиживать, да лектора очкасто-животастого выслушивать. Вырвался Витя на волю, на простор городских проспектов и скверов, окурками заплеванных. И было Вите офигительно хорошо, от того что солнце сверху вовсю уже припекает, да купально-плавательный сезон приближается.

 Шел Витя по городу, вдоль магазинов шикарных и бутиков элитных, и увидел вдруг, афишу-вывеску, что в зале неподалеку, выставка открылась, художников молодых, но не в меру талантливых. И решил Витя, под влиянием настроения весеннего, на выставку ту заглянуть, окунуться, так сказать, в мир прекрасный и удивительный. К тому же, вспомнил Витя, что и сам когда-то, полгодика целых, в школу художественную хаживал, да чегой-то там карандашиком почеркивал и акварелью на мольбертике шершавом намалевывал.

 Купил Витя билет копеечный и оказался в зальчике тесненьком в окружении живописных творений авторов молодых, но талантливых, просто до неприличия! И неприличие это, было тут же на стене вывешено, в виде женщины голозадой целлюлитно-бедрастой на диване возлежащей, да бестыжими глазами на зрителя, то есть на его Витю, взирающей. Усмехнулся Витя наглости художника, ковырнул пальцем макушку короткоостриженную и шагнул к другой картине. А там, полянка зеленая, сосенками-березками зубчатыми от синего горизонта очерченная, мысли определенные навевающая: «Вот бы, где шашлычков пожарить, да в волейбольчик с приятелями порезаться!». Почувствовал Витя, что искусство современное, близко ему и понятно, и за живые струны души, прям как пьяный гитарист медиатром пластмассовым, безжалостно трогает.

 Шагнул Витя дальше, а там картина другая - улица городская, но какая-то ненашенская - с соборами крестово-купольными да каналами речными мерцающими. Пешеходики головастые цветными пятнышками по тротуару мечутся - то ли в храм золоченый торопятся, то ли к ларькам-павильонам за сосисками в тесте. Буркнуло что-то в витином животе и зажурчало от мысли такой хот-договой, потому как не кушал Витя ничего с утра самого, почитай часиков шесть уже.

 А, от следующей картины, в животе прям горная речка проснулась и водоворотами-вентиляторами забурлила. На холсте расписном - вкусности деликатесные: колбасы копченые палкообразные, кренделя румяные пузатые с начинкой мясною и рыбною, бутыли формы мудреной с пойлом заграничным-импортным. Облизнулся Витя, не вытерпел, и аж глаза от вожделения аппетитного зажмурил! А, как открыл глаза обратно, так чуть не заорал от неожиданности и, стыдно сказать, от страха чуть в джинсики свои вранглеровские не наделал жидкого. А все потому, что оказался вдруг Витя, не в зале выставочном, где слюну тягучую сглатывал, а в картине той самой, яствами уставленной! И все бы хорошо - вот они деликатесы пахучие - кушай да поглубже заглатывай, но, место вокруг, все же какое-то незнакомое, странное - посреди стол со вкусностями, а вокруг туман ватный клубами клубится. Хотел Витя сквозь туман протиснуться, но стена невидимая упругая не пускает и в пределах картины строго удерживает!

 Покружил Витя вокруг стола, попринюхивался, выждал для надежности - вроде тихо все вокруг, спокойненько. Схватил тогда Витя рукою дерзкою, но все же несмелою, кусок колбасы кроваво-коричневой, да зубами голодными впился кощунственно. Колбаса настоящая оказалась, наивкуснейшая, во рту сама тает и по пищеводу вниз, как желе сползает.

 Осмелел Витя - накушался пирогов с семгою, вина заморского напробовался, да опосля загрустил не на шутку - выбираться наружу все равно ведь надобно! А туман подлый не пущает, только клубами насмешливыми у лица витиного вьется. Зажмурился Витя от тоски нахлынувшей, да снова вдруг в зале выставочном очутился. И вроде время совсем не продвинулось - солнце, все в ту же щелочку в шторках светит, да смотрительница, все так же, на стульчике дремлет. Подивился Витя чуду чудному, живот потолстевший ощупал, да отрыжку винную сглотнул - значит не привиделось все, а взаправду с ним приключилось!

 Двинулся тогда Витя обратно - к картине, где баба голая бестыжими глазенками прямо в область ширинки молниевой посматривает. Встал Витя напротив, да зажмурился, что есть силы, аж пятна фиолетовые в глазах проступили! А, как открыл глаза, так чуть с ног от ожидаемой неожиданности не скопытился - вот она девица круглоформенная во всей своей сексуально-возбужденной прелести. Только, что-то уж больно неподвижно лежащая! Пригляделся Витя внимательней и точно - взгляд стеклянный, как в школьном кабинете биологии у белки тасидермированной. Жутко стало Вите - вдруг баба на него бросится да зубами дракуловскими в горло вопьется! Огляделся Витя, а вокруг туман знакомый клубится, значит обратно бежать не иначе как через зажмуривание, Витей случайно в этим днем открытое. Помялся Витя пару минут, да не утерпел - по груди обнаженной, бабу пальчиком осторожненько погладил. Тепленькая оказалась, значит все же живая, только кем-то вроде как заколдованная.

 Решил тогда Витя схулиганить немного, раз случай такой редкий представился - ухватил бабу за сосок розовый, а сам отскочил быстренько и зажмуриться приготовился, чтоб значит, ежели она оживет и вампиром саблезубым накинется, то быстренько в мир свой реальный, обратно юркнуть, как мышь серая в норку под старым плинтусом. Но, напрасно Витя предосторожности такие предпринимал - как была девица неподвижно-стеклянною так такою же и осталась. Потоптался Витя еще немного вокруг, да решил судьбу новую не испытывать и вернулся, зажмурившись крепко, обратно, в зал выставочный. Кто его знает, как мир тот картинный на самом деле устроен, вдруг если сильно шалить будешь и не выпустят обратно, даже через зажмуривание?

 А в зале, все по-прежнему, вроде и не отлучался Витя никуда, только может на тысячную долю секунды по реальному времени, что глаз человеческий заметить вовсе не в силах, а уж дремлющей смотрительницы и подавно. Только, вернувшись в этот раз, вдруг почувствовал Витя усталость неимоверную, штангой многокилограммовою на плечи давящей. Видать энергии много на сии путешествия потратилось, и сил витиных осталось, только до дома дотопать, да в перину мягкую мордой обалдевшей уткнуться.

 С тех самых пор, стал Витя завсегдатаем салонов и галерей художественных. Сбежит с занятий пораньше и на вернисаж выставочный. Но про открытие свое никому не рассказывал, все равно не поверит никто, а только посрамят и психом свихнувшимся обзовут. Тем более, никаких вещественных доказательств у Вити и не было. Сколько ни старался Витя что-нибудь из картинного мира в реальный перетянуть - не получалось никогда. Там - пожалуйста - сколько хочешь окороков телячьих кушай, в море айвазовском купайся, красавиц рубенсовых щупай, а в этот мир - ни-ни! - ни крошки, ни монетки!

 Наберет, бывало, Витя целую охапку вещиц всяческих, прижмет к груди крепко-накрепко и, сюда скорей. А как глаза раскроет, и нет ничего при нем! Досадно, хоть вой! Пробовал даже, ради эксперимента, глотать, там колечки разные, каменьями драгоценными инкрустированные, но бесполезно все - сколько на унитазе потом не просиживал - не выходит ничего! Даже как-то рентгеном для верности просветился - полный ноль!

 Одна польза (кроме развлекаловки и жратвы халявной), стал Витя культурой и искусством интересоваться, а также книжками всякими философско-эзотерическими. Стал в живописи разбираться, соображать, чем всяческие «-измы» друг от друга отличаются. В библиотеку центральную записался и в кружок религиозно-мистический. А через год, институт свой, бог-знает-какой-технологический, бросил и в университет на факультет философский запросто так поступил. Потому как, тягу и влечение душевное к наукам подобным испытывать стал. Потолстел, правда, за прошедший год по натюрмортам пищевым гуляючи, ну, да это, умному человеку, в делах не помеха.

май 2003 г.