Дорога

В этот солнечный июньский вечер природа пропиталась благодатью, и проявление Всеобщего Закона Эгоизма свелось к его альтруистическому варианту. Жизнь и смерть на небольшом участке пространства заключили временное перемирие. Все были сыты. Исключение составлял автомобиль, глотавший дорогу. За рулем сидел Брюс – Любитель диких животных, справа от него – Визирь. Они обсуждали вопросы из области неодухотворенной реальности. Гор снял обувь, расположился на заднем сиденье в позе Будды и погрузился в медитацию.
Шоссе извивалось между зелеными холмами, которые на горизонте становились фиолетовыми. Они увидели идущую им навстречу женщину, а в десяти метрах за ее спиной двух зайцев, перебегающих дорогу. Преодолев кювет, зайцы побежали друг за другом к вершине холма. Все трое вышли из машины и несколько минут наблюдали за тем, как зайцы взбирались на холм и один за другим исчезали за его вершиной. Последними исчезали заячьи уши.
Где-то в этом раю затерялся поселок Красный Луч – родовое гнездо Визиря. Он узнал себя в этой благодати и стал настоящим.

- Смотрите, какие хлеба! Как они ровно посажены ! Как они ровно растут! – говорил восхищенно Визирь.

- Смотрите, какие холмы и леса! - говорил он затем.
В тридцати метрах от машины параллельным курсом некоторое время летела утка, потом свернула в сторону.

- А вот провода нехорошие, - не удержался Брюс, указывая на покосившиеся столбы с оборванными проводами. Родовое сердце Брюса билось в этой же Земле, но в другом районе. Это было поводом для критики. Причина заключалась в том, что в жанре шутки Брюс мог только обличать и осуждать.

- Здесь моя Родина – Бежаницкая возвышенность, - продолжал Визирь, игнорируя замечание Брюса.

- А в поселке Красный Луч живет много моих родственников. Они там работают, пьют самогон и ругаются матом, - голос Визиря был максимально нежен.

- Ты обязан приходить к ним и привносить в их среду элементы поведения, не содержащие жизнеотрицания. Например, мата, - сказал Гор.

- Если я буду говорить с ними без мата, они откажутся меня понимать.
Визирь принимал решения легко и смело, что гармонировало с его внешностью и должностью. Это был пикник: полноватый, выше среднего роста, с большой головой, с большим лысым лбом, нависающим над маленькими, живыми, чуть косящими глазами, с коротким, толстым и прямым носом, c тонкими губами и толстыми щеками. Речь его была четкой, быстрой и правильной. Иногда его лицо становилось растерянным. В такие моменты он интуитивно останавливал процесс жизнетворчества, ожидая обстоятельств, с которыми этот процесс опять мог бы гармонировать. Так поступают мудрые коты, попадая в противоречивую ситуацию.

- А почему мат это – плохо ? – спросил Брюс, коренастый тяжеловес с философским складом ума, задетым гуманитарным образованием лишь на уровне школы и средств массовой информации, и потому часто испытывающий трудности с приданием достойной формы своим глобальным мыслям. Торопливость в беседах с Брюсом оскорбительна для него и вредна для собеседников, так как непосредственность – источник достоверных данных, ради которых, собственно, и существует общение.
Гор перестал медитировать.

- За всю свою жизнь я, как и вы, ни разу не услышал ответа на этот вопрос.То, что мат это – плохо, мне говорили. Почему плохо – нет. Просто возраст этого завоевания культуры настолько велик, что все забыли о том, для чего оно было сделано. Пришлось выкручиваться самому. Мат - самый распространенный вид ругательства в нашей стране. На втором месте, я думаю, - богохульство. В мате отражается множество мыслимых и немыслимых половых извращений, проявляется отрицание всех культурно допустимых половых отношений и того, что с ними связано: брака, семьи, рождения и выращивания детей, то есть, - другими словами, любви и продолжения человеческого рода. Мужчины, матерящиеся при женщинах, и превращающие их в мужиковатых баб, женщины, матерящиеся при мужчинах, те и другие, матерящиеся при детях, порождают атмосферу духовной стерилизации в половых отношениях, программируют друг друга, а особенно, детей на половые преступления, возводят психологические барьеры во взаимоотношениях молодых людей противоположного пола, создают будущие семейные конфликты, будущих моральных и физических уродов. Народ, ругающийся матом, это – народ-самоубийца.
Брюс и Визирь несколько минут самокритично молчали. Потом Визирь сказал:
- Но, ведь русский народ всегда ругался матом, и живет уже почти тысячу лет.

- Во-первых: неизвестно – всегда или не всегда, а во-вторых: жизнь эта ему не в радость, и во многом, как я понял, благодаря мату. Напоминаю, я говорю не об эмоциях, сопровождающих ругательства, а о словах и образах, которые этими словами рисуют. В последние десять – пятнадцать лет мат превратился просто в национальное бедствие, так как средства массовой информации попали в руки Мадов. Попсушка, которой забиты все телеканалы, и нескончаемые анекдоты в печати пронизаны гонодальным разгаром, половым сарказмом и любовью нижнего уровня. Даже наши уважаемые мэтры не удержались от мат – популизма. Для некоторых враждебных нам геополитических сил наш мат это – направленное против нас биологическое оружие. Они используют его как пятую колонну. Господа, я предлагаю пообщаться высоким стилем, вежливо, без ругательств и почувствовать прелесть такого общения. Считайте, что это – игра, и через некоторое время она начнет доставлять вам удовольствие.
Предложение было встречено собеседниками сдержанно.

- Да, ладно тебе. Уж и поматериться нельзя, - сказал Визирь.

- Ребята! – торжественно продолжил он, - вы находитесь у меня в гостях. Мы въезжаем в поселок Локню. Это – районный центр моей родины. А в двадцати километрах от него находится мое родовое гнездо – поселок Красный Луч. Моя мама часто возила меня в поселок Локню, когда я был маленьким. Недавно, в поселке Локне построили ресторан. Я приглашаю вас туда на обед.
Половину большого квадратного зала с низким потолком занимали два ряда столов с белыми скатертями и простенькой сервировкой. Вторая половина была пуста. Она предназначалась для музыкально-плясовой арт-терапии. В углу находилась небольшая эстрада с зачехленной музыкальной аппаратурой. Посетителей не было.

- Накормите нас, пожалуйста, девочки, - по-хозяйски распорядился Визирь.

К столу, за который сели Брюс, Визирь и Гор, подошла девушка, в повадках которой отражался неразрешенный конфликт между высокомерием собственника и угодничеством лакея. Пока они обсуждали меню, официантка стояла столбом с каменным лицом, карандашем и блокнотиком.
Борщец, салатик “Оливье”, а, может-быть, - ассорти овощное, или – селедочку под “шубой” ? Кофе ? Нет, лучше – чай. А на второе что ? Бифштекс, эскалоп, рагу мясное, каша рисовая, каша гречневая, морковные котлеты ... Прекрасно, прекрасно. Сок, яблочный, графинчик... Так, так, так... Ну и, конечно, водочки. Сто пятьдесят ? Триста ? Кхе-кхе, ладно. “Гжелка” есть ? Нет ? “Кристалл” есть ? Ладненько. Будет мало – добавим. Сто на нос – в самый раз. Хороший обед из свежих продуктов и сто грамм ! Ах, что может быть лучше ? Классика ! На стезе порока это – самый умеренный, самый целесообразный для обывателя выбор.

- После обеда, господа, мы поедем в Красный Луч. Там у дяди Саши наверняка припрятано, - сказал Визирь, наполняя рюмки.

- Поедем, но пить самогон я не буду. Мне просто интересны люди в среде естественного обитания, - сказал Гор, принимаясь за салат.
- А - на работу ? – спросил Брюс, размешивая сметану в пахучем бордовом борще.

- Выедем завтра в шесть утра. Успеем, - сказал Визирь, - ну, давайте. Он принял позу опрокидывателя рюмок. Он всегда спешил в такие минуты.

- Подожди. Давай скажем что-нибудь. Пить без тоста – переводить добро, - сказал Гор.

- Говори, - великодушно согласился Визирь.

- За Радость, Дружбу и за твою Родину, Бежаницкую возвышенность, - сказал Гор.
Они чокнулись и выпили. Брюс ел борщ.
Если нормальному человеку хорошо, и человек это осознает, то он снижает свою активность до возможного минимума и длит прекрасное мгновенье, отдавшись закону инерции. Когда хорошо обычному человеку, он напрягается, чтобы ему стало еще лучше, и ему становится хуже. Когда-нибудь, в будущем обычному человеку опять станет хорошо, потому-что, как ему кажется, когда-то он напрягался. И он опять примется за поиски лучшего. Так и будет вертеться глупая карусель, мешая добрым силам делать свою работу.

- Сделаем паузу, господа, - сказал кто-то из троих, и они поехали домой.
В меру отравленное алкоголем тело возбуждает аппетит примитивной части души. Брюс вел машину, а Гор и Визирь впитывали действительность.

- Вижу гаишников, - сказал Брюс голосом диктора теленовостей.

- Подъедь-ка к ним и спроси что-нибудь, - предложил бесстрашный Визирь.
Гаишная “Волга” стояла у щита с надписью “Локня”. Не менее бесстрашный Брюс высунулся в окно и спросил:

- Скажите, пожалуйста, как проехать в Локню ?
Люди в милицейской форме не нашли ничего странного в этом вопросе и честно ответили:
- Локня - в обратную сторону.

- Спасибо, - сказал Брюс. Он развернул машину и поехал в обратную сторону.
Визирь молчал, а Гор думал , что все это – шутки. Их души продолжали впитывать действительность. Машина перемалывала черный асфальт. Пришла пора обсуждать социально-геополитические темы.

- Вы заметили, что в Луках, практически, нет “черных”? – спросил Брюс.

- Да, этот город еще принадлежит русским, - согласился Гор.

- Говорят, что глава администрации Лук что-то ввел. То ли – акцизы на ввоз товаров, то ли - жесткий паспортный режим, поэтому “черным” там жить трудно, - сказал Визирь.

- К сожалению, России, в целом, это не поможет. За последние десять лет мы изрядно почернели. Процессы демографической конвергенции существовали всегда и в разумных пределах они полезны. Но последние десять лет – просто обвал. Русскому народу не переварить такого количества инородцев.

- Да есть ли еще русский народ-то? По-моему, как нечто единое и, собственно, русское мы уже не существуем, - сказал Брюс.

-Хороший вопрос. Теоретически, по Л.Н. Гумилеву, у нас впереди еще лет пятьсот-семьсот жизни. Но семьдесят лет правления большевиков и две мировые войны могли привести к смещению, необратимому нарушению процесса течения русского этногенеза. Но это – область явлений, по тому же Гумилеву, а есть еще область деяний. Мы сами виноваты в том, что 90-е годы обернулись для нас глубокой задницей. С кем и где были вы в августе 91-го, за кого голосовали в 92-м, что делали в октябре 93-го и за кого голосовали в 96-м? А в конце 80-х и начале 90-х не пытались ли вы торговать разобранными станками с останавливающихся заводов и разломанными мэйнфреймами из опустевших вычислительных центров, или – разобранными самолетами и двигателями танков? Или вы предпочитали торговлю цветными металлами в другом виде? Например, в виде вилок и ложек из общественных столовых. А может-быть вы проводили время в глупых романтических шествиях с плакатами свободы, или пели англо-сакские песни под гитару или фортепиано? А идиоты, вроде меня, были еще и вульгарными интернационалистами: негров любили больше, чем белых, иностранцев – больше, чем русских. Вот эти наши возлюбленные руками нашего духовного быдла и наших дураков и организовали у нас демократию, то есть – власть денег, и развалили Союз. Помните, в марте 91-го был референдум? Сколько было опрошено? Сто сорок семь миллионов. Сколько людей высказалось за сохранение Союза? Сто двадцать миллионов. И где-же Союз ?. Ельцин, Кравчук, Шушкевич… Запомните эти фамилии и передайте детям. Ну, а власть денег, это – власть евреев. Мы допустили проникновение в основы власти в стране чуждый большинству из нас меркантильный принцип, к которому мы не питаем никакого уважения и который вызывает у нас только скуку. Правда, в 2000-м году сработали какие-то скрытые силы. Похоже, что Новой Хазарии у нас пока не будет…

- Ты, что – антисемит? – спросил Визирь.

- Ты, вероятно, хочешь спросить, что лучше: еврейский погром или русский разгром? Сравни масштабы и последствия того и другого, а еще лучше, спроси об этом мудрого русского еврея. Он даст правильный ответ на этот вопрос. Я же думаю следующее: сионизм – явление геополитическое, иудаизм – планетарная религия; к ним нельзя подходить с бытовыми мерками; я принадлежу к христианской культуре и живу в православной, преимущественно, стране; взаимоотношения же между странами, мировоззренческими геосистемами это – взаимоотношения уровня детского сада: если ты не такой как все – с тобой не играют, если ты сильный – тебя боятся, если ты слабый – тебя обижают; нет понятий о чести, о благородстве; идеология Талмуда, например, - воинствующее мессианство, а иудаизм еще и генотеистичен. Куда же деваться мне, бедному этническому гою? Приходится быть начеку. Вообще: я за то, чтобы каждый житель моей страны радовался, страдал, жил по-своему. Русский, раз уж мы заговорили о национальностях, - по-русски, якут – по-якутски, еврей – по-еврейски. Но, ведь, это невозможно. Для выживания на уровне государства нужны неравноценные взаимные уступки. Казалось бы, я рассуждаю, как демократ, но с нашими демоговнюками мне не по-пути. С другой стороны: посмотришь на эти компартийные лживые рожи – срабатывает рвотный рефлекс. А с третьей стороны: разве можно говорить народу правду? По крайней мере, всю правду? У человека и государства разные правды и разные цели. Да, и сами люди … Одному подавай попсушку, другому – Марена Маре. Хотя, эти-то еще уживутся. А вот попсушник с любителем Малера – вряд-ли. И “Черный квадрат”, в “Последний день Помпеи” мне, например, никак не втиснуть, несмотря на размеры.

- А наоборот?

- Наоборот, еще куда ни шло, ха-ха. Можно, конечно, держать их на должном расстоянии друг от друга, но ведь места на Земле – все меньше и меньше. А если свалить в одну кучу антику и супрематизм и все, что есть между ними, да под советскую эстрадку, да украсить российско-демократическим нижним бельем… Сильная и долгоживущая власть понадобится, чтобы воспитать у людей вкус к такому винегрету. Не бывает такой власти. Значит – война. Вот тебе и семит с антисемитом.

- И что делать будем? Революцию?

- Не-е-е-т! Пока – никаких революций! Теперь будем делать эволюцию.

- И что это значит ?

- Стоять насмерть на том, что есть, и работать над собой. Впрочем, маленькие, локальные революции в некоторых сферах можно разрешить, чтобы молодежь не скучала. Но – осторожно, ведь – все взаимосвязано. Вот так. Может-быть, и пронесет.

- Насчет “пронесет” ты прав.

- О! Вот что есть истина! Диарея планетарного масштаба–решение всех проблем. Вселенских проблем, естественно. Людишки не всчет. Они просто вымрут, и равновесие межпланетных взаимодействий восстановится. Потом вымрет вирус, от голода, или мутирует. Потом скажет свое очередное слово Шамбала, и все пойдет по-прежнему.

- Кто ты такой, Гор ?

- Я – народ, Брюс.

- А я- кто ?

- И ты – народ, и Визирь- народ. Но когда мы собираемся вместе, назвать нас народом язык не поворачивается. И воля народа – расплывчатое понятие. Воля народа в чистом виде это, наверное, - воля толпы. Воля русской толпы, воля армянской толпы, воля японской толпы. Наверное, проявление такой воли надо отнести к явлениям природы, но не к деяниям группы личностей.

- А, результаты референдума, это - разве не выражение воли народа, как группы личностей?

- Я бы так не сказал. Там каждый может принять или принимает решение самостоятельно, но общее решение принимает не известно кто.

- Но, все-таки, совокупность воль членов коллектива, есть воля коллектива? Так, кажется, считал Лев Николаевич?

- Стопроцентно они не совпадают. Можно принять, конечно, это определение, но с большой натяжкой. Тут есть о чем поспорить с Львом Николаевичем. Когда неприятель подошел к стенам города, часть жителей бежала, часть – осталась на месте, часть – оказала неорганизованное сопротивление. Ну, и какова же воля жителей этого города? А если бы они все сделали одно из трех, то большая их часть сделала бы это против собственной воли. А каковы мотивы такого поведения одних, других и третьих? Останови машину, Брюс, пожалуйста! Давай посмотрим на лес, вечернее небо, пыль и кузнечиков на обочине, рассмотрим трещинки в асфальте.
Они остановились на границе поля и леса. Дорога была пустынна. Солнце скрылось за деревьями. Умолкли птицы. Снаружи не доносилось ни звука. Монотонное гудение, вопли и прочая внутренняя, личностная грязь бесследно растворялись в бесконечном покое. Хорошо! Не первозданно, но, чисто, по крайне мере. То ли не успели загадить, то ли объем дерьма не превысил критической для данной области пространства величины.
Некоторое время они ехали молча.

- И все-же, Гор, у тебя есть конкретные предложения в отношении наших дальнейших действий ? – спросил Брюс.

- Есть. Учиться, учиться и учиться! В этой первой части своего призыва большевистский вождь, наверняка перефразируя кого-то, был бесконечно прав. Использовать для этого любую свободную минуту. Учиться высокому, учиться делать, учиться не делать резких движений, учиться самому себе, учиться радоваться без водки и наркотиков, учиться не быть дураком и учиться быть им; развиваться, развиваться и развиваться; учить и развивать своих детей и всех желающих; говорить, общаться, помогать. Осознать, что народ это – не только все мы вместе, это – каждый из нас. И, пока мы не стали равными богам, соблюдать Заповеди. Это - главное направление. Как видите – ничего нового. Разве что, кое-кто кое-что забыл, и для кого-то эти слова – пустой звук. Конечно, спастись мы уже не сможем, но, по крайней мере, сможем себя уважать.

- А как насчет ответственности за все наделанное в 90-х, о первой десятке или пятерке … ? - спросил Визирь.

- А, да-да, первая расстрельная. Ну, вы сами знаете: Пятнистый, Истукан, Хрюша, Рыжик, Гусь, Береза. Но, конечно, никакого произвола. Только через суд, без всякой спешки. Тебе, как юристу, лучше, чем мне, известно, что каждый из них по советским законам заслуживает высшей меры, по теперешним – чего-нибудь близкого к этому.

- Какой ты кровожадный, Гор.

-Ты ошибаешься, Визирь, если думаешь, что это доставило бы мне удовольствие. Мне бы хватило признания ими своей вины перед людьми и Богом. Один из них, кстати, почти сделал это. Но договоры нужно соблюдать, а законы это – их частный случай. Есть и моральные законы. Нельзя безнаказанно издеваться над человеком. Нельзя лезть во власть всего лишь научному работнику, образованному воришке или спортсмену-авантюристу, тем более, в стране, где власть должен олицетворять Вождь, Святой или Пророк.

- А я не стал бы их расстреливать. Я гноил бы их в тюрьме, - сказал Визирь.

- Ну, вот. Я кровожаден, а ты – садист …

Беседу прервало пиканье антирадара. Из укрытия на шоссе вышел гаишник. Он стоял, перенося вес собственного тела с ноги на ногу, и вертел полосатым жезлом, а Брюс – Любитель диких животных искал документы в многочисленных “бардачках” и кошельках и произносил слова, имеющие между собой глубокую эмоциональную связь и никакой – логической. Брюс ушел на расправу, а Визирь вышел на разминку.

- Что вы мне показываете? Это – не мои данные, - услышал Гор голос пытающегося возмутиться Брюса.

- Хорошо, - соглашался гаишник, нажимая какие-то кнопки.

- А , это – ваши ? Вы превысили скорость на 11 км/час.

- Ребята, отпустите его. Он – хороший парень, - сказал подошедший Визирь.

- А вы кто такой ? Вы, вообще, только что из кустов вышли.

- Я тоже из этой машины. Я, просто, писать ходил.

Машина глотала дорогу.

- В Питер съездил – заплатил, в Луки съездил – заплатил, - с горечью сказал Любитель диких животных, нажимая на педаль газа.