День клятвы

ДЕНЬ КЛЯТВЫ

-Давай сейчас и здесь поклянемся в вечной дружбе!
-Это как?
-Ну, чтобы один за другого... Чтобы никогда не предавать и... и если нужно, то отдать жизнь друг за друга...
-Смешно... Как в каких-то книжках про мушкетеров...
Два восьмилетних пацана стоят на берегу речушки без названия и клянутся на фоне заходящего солнца в дружбе. Картина маслом. Пошлее и банальнее сцены не придумаешь. Тем не менее, для пацанов все воспринимается на полном серьезе.
-Ну, клянешься?-настойчиво вопрошает мальчишка повыше ростом.
-Не знаю,-неуверенно пожимает плечами другой.-А вдруг мы сейчас дружим, а потом раздружимся? А как же клятва?
-Так для того, дурак, и клянемся, чтобы не раздружиться,-поясняет инициатор.
-А как клясться, кровью?-испуганно интересуется второй пацан.
-Зачем?-удивляется первый и протягивает свою ладонь.-Клади сверху руку и повторяй за мной... Я, Александр Васильев...
-Я, Михаил Егоров...
-Клянемся дружить всегда.
-Клянемся...
-Я клянусь стоять плечом к плечу со своим другом, защищать его и относиться как к родному брату...
-Клянусь...
-Я готов всегда придти к нему на помощь, стоять за него до последнего, пусть даже ценой жизни...
-Слушай, а, может, про жизнь не надо?
-Эх ты, уже испугался?-укоризненно смотрит Сашка на Мишку.-Не ссы, корявый. А еще друг называется. Все должно быть по-настоящему.
-Да ладно тебе,-вздыхает Мишка.-Ну, хорошо, клянусь даже ценой жизни...
-И если кто-то из нас нарушит данное обещание, тот нарушит закон настоящей мужской дружбы, и нет тому прощения, а только вечное презрение. Клянусь...
-Клянусь...

Я часто вспоминаю эту сцену. Виденный тысячу раз эпизод... Тем не менее вновь я жадно впитываю каждый кадр, пытаясь найти какую-то зацепочку, чтобы встать и громко крикнуть:-Нет! Вот здесь неправильно! Клятва недействительна!
Но нет зацепочки. Или мне ее не суждено найти. И я продолжаю ощущать на своей шее тяжелую табличку, склоняющую своим весом меня к земле. Я будто вижу, как окружающие читают эту, прожигающую до тела, огненную надпись «Вечное презрение». И ничего не могу с этим поделать. Это ярмо нарушившего клятву в мужской дружбе. Детскую, но настоящую клятву.
Автобус останавливается у кладбища. Я иду по дорожкам, пахнущим не то гнилыми листьями, не то тополями вперемешку с хвойными венками, слушаю тишину и ищу нужную могилу.
Сегодня день нашей клятвы. Вообще я прихожу сюда еще дважды в год: в его день рождения и в день смерти. Но эти походы мне не очень нравятся. В эти дни могилу посещают его родственники, и зачастую я какое-то время прячусь за деревьями, как нашкодивший пацан. Всегда стараюсь подгадать к их уходу, но редко получается. Порой приходится ждать около часа, а то и больше, пока его мать, опираясь одной рукой на палку, а второй на кого-нибудь из своих спутниц или спутников, покинет святое для нее и меня место. Мне нет сюда дороги в понимании его родственников. Только вечное презрение.
Сегодня день клятвы. Никто, кроме меня об этом не знает, а потому я больше всего люблю приходить именно в этот день. Нашему общению не помешает ни одна живая душа.
Я нахожу нужную могилу, сажусь на скамеечку и здороваюсь. Сашка задумчиво смотрит на меня с овала на эмали, словно не зная, обрадоваться моему приходу или вновь промолчать. Я достаю бутылку водки, выпиваю стопку за его упокой. И вновь вспоминаю всю эту историю, пытаясь найти хотя бы какое-то оправдание...

1984 год. Первый класс. Именно тогда начинается отсчет нашей дружбы. Я тогда был совсем малохольным, и после первого звонка бурлящая кучка будущих одноклассников оттеснила меня в хвост торжественной процессии. Оставшиеся свободные места в классе не блистали богатством выбора: третья парта в правом ряду с какой-то некрасивой прыщавой девочкой с крючковатым носом, да последняя в левом углу с длинным пацаном. Я растерянно застыл возле доски. Все вокруг бурлило, но никому до меня дела не было.
-Эй, иди сюда!-помахал рукой пацан с последней парты.
Родители рассказывали мне, что сзади сидят только двоечники и лентяи. Но другого выхода я не видел. Не садиться же с девчонкой, да еще с такой.
-Меня Сашкой зовут,-по-взрослому протянул мне руку мой новый сосед.-Вместе сидеть будем.
-Ага,-нерешительно протянул я в ответ свою.-Миша. Миша Егоров.
-Ну, вот и познакомились,-добродушно улыбнулся Санек.
Потом появилась наша классная Екатерина Сергеевна и почему-то принялась рассаживать всех по своему усмотрению, чтобы мальчик сидел обязательно с девочкой.
-Васильев!-дошла очередь до моего соседа.-Пересядь на вторую парту в этот ряд с... Как тебя зовут, девочка?
-Лена Семенова,-пропищало чудо с двумя здоровыми бантами, пытающихся удержаться на крысиных косичках.
-Вот,-удовлетворенно кивнула классная.-Будешь сидеть с Леночкой Семеновой.
-Не буду,-буркнул Сашка.
-Что значит не буду?-изумленно подняла бровь Екатерина.-Здесь не дом, а школа. И свои хочу или не хочу оставь, пожалуйста, раз и навсегда для родителей. Здесь ты обязан слушать учителя независимо оттого, что тебе нравится.
-Вот потому и не буду,-пробормотал покрасневший Санек.
-Васильев!-повысила голос классная.-Я тебе приказываю пересесть.
-Не имеете права! Здесь школа, а не тюрьма, чтобы приказывать. Я хочу сидеть с ним,-кивнул в мою сторону Сашка.
-Хорошо,-проглотила комок учительница.-Сегодня сиди, где хочешь, а завтра придешь с родителями. Достойное начало учебы, ничего не скажешь.
Тем не менее, после этого выступления великое переселение закончилось.
-Тебя не встречают?-спросил меня Сашка после окончания первого учебного дня.
-Не-а,-помотал я головой.-Родители на работе. Да мне недалеко. Через два двора пройти.
-У-у, мне дальше,-ответил Санек.-Еще остановку на автобусе. Но меня тоже не встречают. Я хочу быть самостоятельным. Отец предлагал встретить, да только зачем? Что у меня, головы нет? Больше делать нечего, как под машины бросаться. Пойдем, я тебя провожу, мне все равно по пути.
-А зачем ты сегодня так?-поинтересовался я, когда мы вышли со школьного двора.-Ну, пересел бы. А теперь родителей вызвали...
-А просто я хочу сидеть с тобой, вот и все,-серьезно ответил Сашка.-Понимаешь, я в тебе что-то такое увидел... Сам не знаю... Ну, в общем, не объяснить мне. А что пересесть отказался... Может, я не прав. Но почему я должен быть как все, действовать, как принято, ущемляя свою личность и свою свободу?
-Чего делая?-обалдело открыл я рот.
-Ущемляя,-пожал плечами Санек.-Я не хочу быть как все. Каждый человек должен отличаться от остальных. И каждый имеет право на свои собственные поступки, в зависимости оттого, что ему нравится, а что нет. Чтобы сохранить свою инди... индиви... индивидальность. А это пересаживание было против моего желания.
-Это ты сам придумал?-восхищенно посмотрел я ему в глаза, правда, ничего не поняв из таких умных слов.
-Да нет,-улыбнулся Сашка.-Это мне отец объяснял. Сколько себя помню, он постоянно мне говорил про свободу выбора. Чтобы было не стыдно за себя и в то же время не выглядеть дураком в глазах других. Раньше его слова мне тоже были непонятны, а сейчас, кажется, что-то начинает доходить.
-Странно, а мне вот никто такого не говорил,-вздохнул я.-Повезло тебе с отцом... Наверное...
-Не знаю. Но он у меня мировой. Поэтому я даже не боюсь завтра его в школу позвать. Отец все поймет. Я ведь делал, как он говорил. Если хочешь, я тебя с ним тоже познакомлю. Может, и ты что-нибудь поймешь...

При всем том, что Сашка ничем не отличался от своих ровесников, идея свободы личности ставила его на уровень взрослого. Благодаря этому он даже мыслил как-то иначе. Вроде бы минуту назад  обычный сопливый пацан, и вдруг начинает все воспринимать на уровне мужика. Я долго думал, откуда у него в то время был такой стержень. Очевидно, это заложил его отец еще на генетическом уровне, а потом многократно подкрепил родительскими поучениями в период, когда ребенок жадно впитывает всю информацию. Все равно, к примеру, что постоянно говорить ребенку о последствиях игры со спичками или усиленно прививать любовь к животным.
В стремлении к свободе Сашка никогда не переступал закон. В своем «нравится-не нравится» он четко видел отличие границ в обществе, которые переходить нельзя, от самодурных желаний, превозносимых до догм местного значения.
Сашкин отец, Виктор Сергеевич, оказался действительно мировым и понравился мне с первой минуты. Его нельзя было назвать диссидентом, поскольку он никогда нигде открыто не выступал. Просто старался жить по своим меркам и оценкам действительности, прививая свои соображения семье.
Не знаю, возможно, я бы тоже проникся его духом, но первые же попытки переварить услышанное при помощи моих родителей оказались мгновенно пресечены.
-Ты бы, сынок, не ходил больше туда,-мрачно сказал мой отец, выслушав захлебывающийся от возбуждения пересказ.-И не рассказывай об этом больше никому. Так легче жить нам всем будет. Понял?
-Угу,-кивнул я, не понимая, что такого ужасного произошло.
-Вот и славно,-погладил он меня по голове.-Люди всякие бывают. Многие думают, что они думают правильно, а на самом деле ошибаются.
-А как же Сашка? Он же мой друг,-вопросительно поднял я глаза на отца.-Мне что, с ним не общаться?
-Общайся, коли друг,-после небольшого раздумья ответил тот.-Только обещай, что лишний раз туда бегать не будешь. А если в гости и зайдешь, то отца его не слушай. Чего глупостями всякими голову забивать? И вообще, если что-нибудь подобное все-таки он тебе скажет, то говори сразу мне. Не треплись повсюду.
Но рассказывать отцу мне больше ничего не пришлось. Конечно, я плюнул на родительские поучения, и впоследствии очень часто бывал у Сашки. Но больше от Виктора Сергеевича я ничего подобного не слышал. Он был по-прежнему весел, внимателен ко мне, но о свободе никогда уже не вспоминал. Потом я узнал от Сашки, что в тот вечер мой отец приходил к его. Они примерно с полчаса разговаривали на кухне, после чего мой отец ушел, а Виктор Сергеевич до ночи ходил по квартире в убитом состоянии и много курил.
Мои родители еще лет пять вздрагивали при упоминании Сашкиного отца и настороженно переглядывались. Лишь во времена уже вовсю разгулявшейся демократизации успокоились и стали относиться к Виктору Сергеевичу, как к умному, порядочному человеку и хорошему отцу.
Возможно, из-за своего осторожного воспитания я до сих пор остался перестраховщиком и любителем быть как все. Мне до сих пор проще идти за стадом ради безопасности. И я постоянно испытываю внутреннее облегчение, будучи неприметной, не выделяющейся из толпы букашкой, которая не требует безграничной свободы, неподчинения бунтарского духа и высказывания каких-то мыслей, отличных от мнения большинства. Для меня легче сидеть в выделенной мне соте из общественного улья и не гугукать. Личная свобода, наверное, хороша, но без нее лучше...

С Сашкой я сошелся мгновенно и навсегда. Наверное, потому, что, несмотря на поразительно общие интересы, мы были разными людьми. А долговечные дружеские отношения живут на том, что идет постоянная взаимная подпитка. То, что отсутствует у одного, подкрепляется наличием у другого. Два одинаковых по характеру и мировоззрению человека могут дружить, но это будет либо недолго, либо не по-настоящему.
Первый год мы притирались. Я подстраивался под Сашку, изучая его особенности, он изучал меня. Ко второму классу уже не могли жить друг без друга. Потом была клятва.
Санек с самого начала являлся лидером и безусловным авторитетом для меня, своего рода старшим братом. Он явно это понимал, хотя никогда не показывал вида. Но ответственность за сохранение нашей дружбы Сашка взял на себя. Он всегда вел меня по жизни, стараясь выполнять все, даже мелкие, пунктики нашего соглашения. С ним я чувствовал себя уверенно и брал от него только хорошее.
Моя же подпитка была далеко не лучшего качества. Я понимал, что также должен соответствовать канонам дружбы, но доказать это на деле получалось редко. А если и получалось, то все мои поступки казались какими-то расплавленными карамельками, влезающими в стандартные фантики «Дружба». Сашка же дружил наверняка, зачастую пугая меня своими поступками. Пугая их непредсказуемостью, литературностью и непринятостью в наших условиях. Пугая хотя бы потому, что я никогда такого сделать бы не смог из страха или внутреннего эгоизма перед самопожертвованием ради другого... 

-Я спрашиваю еще раз, кто выбил стекло в классе?-монотонно допытывалась Екатерина.
При полном молчании третьего «А» я чувствовал, как начинают полыхать мои уши. Спасибо на редкость сплоченному в таких делах классу. Многие видели, как играя на перемене в «сифу», я возле доски увернулся от летящей в меня грязной тряпки и плечом саданул в стекло. Как еще не порезался? Теперь все молчали, поскольку знали, что нелепая случайность обернется мне боком. Сначала родители в школу, потом порка дома с плачущей матерью и отцом, приговаривающим «Вырастили на свою голову».
-Ну что же, в таком случае пострадают все,-не выдержала классная.-Каждому в дневник по дисциплинарной записи, послезавтра вечером я хочу видеть всех родителей на собрании, и поход в театр в следующее воскресенье отменяется. А сейчас начнем урок.
-А почему должны страдать все, если это сделал кто-то один?-послышались недовольные голоса одноклассников.
Я внутренне напрягся.
-Потому, чтобы всем было неповадно покрывать хулиганство своего товарища,-хлопнула в ладоши Екатерина, требуя тишины.-В своем желании скрыть виновника пакости вы не совершаете подвига.
-А если мы скажем?-пискнула Ленка Семенова.
-Тогда виновный понесет наказание, а с остальными вопрос уладим. Будем считать, что никакой молчанки не было,-ласково ответила учительница.-И вообще, встать и признаться в содеянном, чтобы не подставлять своих товарищей, по-моему, больший поступок, нежели то, что сейчас происходит.
Классная отошла от стола и уставилась в разбитое окно. Одноклассники зашушукались, бросая на меня неодобрительные взгляды и иногда показывая кулаки. Я понимал, что должен встать и во всем сознаться, но тело не двигалось. Поэтому я продолжал сидеть, уткнувшись в парту, изредка косясь исподлобья по сторонам.
-Это я сделал,-неожиданно встал Санек.
По классу прокатился гул удивления.
-Васильев?!-изумленно повернулась к нему Екатерина.-Вот уж не ожидала.
-Я,-кивнул головой Сашка.-Извините, это случайно. Бежал по классу, запнулся за стул и плечом задел. С отцом завтра приходить?
-Естественно,-села за свой стол учительница.-И желательно со стеклом. Ну и в театр ты все-таки не пойдешь. А сейчас продолжим урок.
-Зачем ты это сделал?-прошептал я, когда классная стала что-то писать на доске.
-А что, лучше, если бы ты сознался? С тебя отец три шкуры бы содрал, как будто я не знаю,-ответил шепотом Санек.-А я своему все объясню, он поймет. Меня-то наказывать не за что.
-А как же театр?
-Да что я, этих спектаклей не видел? Взрослые тетки опять будут кривляться на сцене, изображая детей. Даже противно смотреть.
-Ну, хорошо, а где взять новое стекло?-поинтересовался я.-Не твой же отец платить будет?
-Конечно не мой,-хитро ухмыльнулся Сашка.-У меня план есть. Потом расскажу, а то у Екатерины уже локаторы в нашу сторону разворачиваются.
После звонка, когда классная вышла, пацаны один за другим подошли к Саньку и, хлопая его по плечу, высказали свое одобрение и поддержку. Девчонки же, бросавшие на него как недоуменные взгляды, так и восхищенные, проявляли единодушный интерес. Сашка стал в одно мгновение классной звездой, а я упал до всеобщего «фе».
-Где я тебе денег возьму?-угрюмо спросил я, когда дождался на выходе из школы куда-то провалившегося Санька.-Я свою копилку на прошлой неделе разбил. Все равно придется у отца просить. Так что спасибо, но зря ты себя подставил. А я еще и свиньей получился ко всему прочему.
-В том-то и дело, что не зря. Твои ничего не узнают,-возбужденно заговорил Сашка.-Конечно, мог бы и мой отец заплатить, но я не хочу. Он здесь ни при чем. Мы заработаем эти деньги сами и купим стекло. Размеры я узнал у завхоза. Он сказал, что вставит, главное само стекло принести. Так что все останется в тайне. Иди за мной.
Я понуро поплелся за другом, размышляя по пути, как можно нам сейчас заработать деньги, если только не ограбить кого-нибудь.
Вскоре мы зашли в магазин «Строительные товары». Сашка подошел к прилавку, спросил что-то у продавщицы и вернулся обратно.
-Сумма не очень большая,-поведал он.-Пошли во двор. Только ты молчи, а я буду говорить. Главное сочувствующего найти.
У черного входа на деревянном ящике грелся на солнышке полупьяный грузчик.
-Дяденька,-заканючил перед ним Санек.-Вот у этого пацана беда. Он нечаянно стекло в школе разбил, а отец его за это убьет.
-И чего?-лениво приподнял кепку мужик.
-Нам до завтра нужно новое стекло принести, иначе с него всю шкуру спустят. Отец у него зверь. Просто ненормальный какой-то.
-Шкуру, говоришь,-задумчиво произнес грузчик.
-Мы не просто так просим,-выдохнул Сашка.-Мы хотим заработать деньги и купить. Оно недорого стоит. Может, у вас есть для нас какая-нибудь работа?
-Хм,-с удивлением посмотрел на него мужик.-А что вы можете?
-Что угодно. Хотите, дяденька, ящики поможем таскать.
-Во, даете,-зажегся в глазах грузчика интерес.-Первый раз такое встречаю. Ну а ты-то здесь при чем? Тоже виноват, что ли?
-Нет,-замотал головой Санек.-Только я с ним. Чтобы вместе.
-Ну и как ты себе представляешь ящики таскать?-хмыкнул мужик.-Вас даже вместе соплей перешибешь.
-Как-нибудь,-пожал плечами Сашка.-Или хотите, мы уберем что-нибудь, или полы вымоем. А, может, у вас какие-нибудь легкие ящики есть?
-Вот это я понимаю,-закурил грузчик.-Размеры-то знаешь?
-Да, тут написано,-протянул бумажку Санек.
-Подождите здесь,-поднялся с ящика мужик и скрылся в магазине.
Вскоре он вышел, аккуратно неся перед собой стекло.
-Держите,-протянул мужик его нам.-Донесете?
-А сколько мы должны?-недоверчиво спросил Санек.
-Бесплатно,-расплылся в улыбке грузчик.
-Нет, бесплатно не возьмем,-замотал головой Сашка.-Получается, что мы у вас его выпросили. Мы за чужой счет не хотим.
-Ну, точно странный малец,-внимательно посмотрел на него грузчик.-Настоящий мужик. Да, побольше бы таких. Берите. Я за него денег не платил. Из списанных остатков вырезал.
-Честно?
-Честно. Хватайте с двух сторон, да смотрите, не уроните.
Не веря своему счастью, мы вцепились в стекло и потащили его к школе. Перед тем, как зайти за угол, я обернулся. Грузчик стоял и с улыбкой смотрел нам вслед.
-Главное, что я не просчитался. Если бы такого грузчика не оказалось, то тогда не знаю. Пришлось бы продавщиц уговаривать, а они и погнать могут,-сказал Сашка после торжественной передачи хрупкой ценности в руки завхоза.-Ну, теперь все в порядке. Считай, что ничего не было
-А твой отец?
-Да я же сказал, не переживай. Что он, тебе не поможет? Зайдет завтра. А только чего с ним говорить? Стекло-то уже вставлено будет. Так что забудь и пойдем купим по пирожку. У меня двадцать копеек есть,-хлопнул меня по плечу Санек и зашагал в сторону улицы...

Сашка всегда был отзывчив к другим. Но подобные «стекольному» поступки он совершал только по отношению ко мне. Нет, Санек никогда не только не говорил, но даже не намекал на то, что так делают друзья. Он не требовал каких-то благодарностей от меня или ответных ходов. Тем не менее, периодически я чувствовал себя довольно неуютно, становясь с одной стороны каким-то беспомощным размазней, за которым нужен постоянный присмотр, а с другой, все больше обязанным ему.
Почему люди становятся друзьями? Навряд ли в мире найдется человек, который объяснит это. Такие взаимоотношения не имеют четкого определения, пропечатанного в толстых энциклопедиях. Существуют лишь некие черты, присущие дружбе, но они порой настолько размыты, что подходят и не под друзей.  И само слово «дружить» каждый участник этого союза понимает в силу своих соображений. Пожалуй, главное, что отличает настоящего друга от приятеля - то, что на первого всегда можно положиться, не ожидая предательства, что первый всегда находится в боевой готовности к бескорыстной помощи. Это истины, толкуемые нам из книг и песен. Но бескорыстность спорна. В большинстве случаев, человек в надежде решить проблему самостоятельно старается лишний раз не беспокоить просьбой о помощи своего друга. Опершись на его плечо одиножды, на подсознательном уровне он постоянно чувствует себя должником, несмотря на то, что друг ничего не требует с него и даже не думает об этом. Встречаются люди, которые со своей стороны ничего не дают дружественным узам, а лишь пользуются их благами. Но такие отношения, как правило, через некоторое время распадаются. Даже если их друзья поначалу действительно помогают бескорыстно, не задумываясь об отдаче. Обязательно находятся добрые люди, которые ставят друга-дурачка на путь истинный, и могучий союз разваливается.
Я тоже не знаю, почему мне нравился Сашка. У нас были схожие взгляды, мне было приятно проводить время именно с ним. Я просто мог ему довериться, и чувствовал себя спокойно, комфортно, когда он находился рядом. Главное, что меня тяготило в нашей дружбе - клятва...

-Эй, пацан, деньги есть?
«Вот и до меня очередь дошла»,-пронеслось в моей голове в ответ на окрик из школьного садика.-»Шел бы со всеми. Нет, дурак, решил путь срезать».
Я оглянулся. На скамеечке под кустами сидели три старшеклассника, попыхивая спрятанными в ладонь сигаретами.
-Ну, чего встал? Топай сюда быстрее,-приказал тот же голос среднего парня.
Я подошел на ватных ногах и шмыгнул носом:-У меня нет. Честно.
-Ты из какого класса?-ласково спросил старшеклассник справа.
-Из четвертого.
-Стыдно. Такой большой, а врешь. А ну, попрыгай.
Я запрыгал, как заяц, преданно заглядывая в глаза парням. Сегодня был день оплаты школьных обедов, и пятерка в кармане брюк жгла ногу.
-Не звенит,-удрученно констатировал средний.-Дай портфель.
Он вытряхнул все содержимое на землю, перетряхнул учебники, тетрадки, и изучил содержимое пенала.
-Ни хрена,-вздохнул старшеклассник справа.-Может, не врет? Что ж ты, пацан, без денег ходишь в школу?
Я попытался виновато пожать плечами, но появившаяся надежда на успешный для меня исход обыска внесла явную фальшь в эту сцену.
-Может, и не врет,-внимательно посмотрел на меня средний.-Но что-то уж очень он довольный. Давай, выворачивай карманы.
Я беспомощно огляделся по сторонам и, удостоверившись, что меня отсюда никто не увидит и чуда не произойдет, стал тянуть время. Медленно трясущимися руками я вывернул карман куртки.
-Чего тормозишь?-пыхнул дымом парень слева.-Давай живее, а то так мы на урок опоздаем.
-А ну, отстаньте от него!-возник неожиданно рядом Сашка.
-О, еще один!-хмыкнул средний старшеклассник.-Сейчас и ты прыгать будешь.
-Не буду,-покраснел Санек и сжал кулаки.
-Что ты сказал? Не слышу?-приложил руку к уху парень.
-Не буду,-повторил Сашка.-Какое вы имеет право?
-А в глаз?-саданул ему по челюсти старшеклассник.
Упавший от удара Санек повертел головой, вытер кровь с губы и, поднявшись, угрюмо сказал:-Сволочи.
-Потрясем его, мужики?-предложил парень справа.
Они встали, схватили Сашку за ноги и, перевернув вниз головой, начали трясти. Из его карманов выпала расческа, ключи от дома и пятерка с мелочью.
-О, какой навар!-собрал с земли деньги один из обидчиков.-Отпускайте его, пусть учиться топает. Переходим ко второму.
-Мишка, беги отсюда!-крикнул на меня Санек.-Чего стоишь, дурак?!         
Ноги не слушались. Я стоял и тупо смотрел, как парни окружают меня.
-Отойдите от него!-с разбега ударился в спину одного из них Сашка.-Я кому говорю, гады!
-Да пошел ты!-отбросил его старшеклассник.
Парни, не получая никакого сопротивления с моей стороны, подняли меня за ноги и затрясли. Сашка продолжал налетать на них, как молодой петух, таранящий стену курятника. Вытряхнув мою пятерку, старшеклассники отвесили мне подзатыльник, чтобы не врал, дали увесистый пинок Саньку и, гогоча, отправились к школе. Но Сашка не успокоился. Он продолжал таранить их, каждый раз отлетая в сторону, и получив еще один раз зуботычину. Я спешно собрал содержимое портфеля и побежал следом.
-Что здесь происходит?-на выходе из садика раздался голос завуча.
-Они деньги у меня с Егоровым отбрали,-тяжело дыша кивнул в сторону старшеклассников Сашка.
-Это так?-холодно обвела взглядом парней завуч.
-Да они сами... Сначал предложили, а потом кричать начали,-забормотал один из них.
-Отдайте деньги и за мной,-приказала завуч.
-Что теперь будет?-сказал я, глядя в спину удаляющейся процессии.
-А ничего не будет,-отряхиваясь буркнул Санек.-Хорошо, что я видел, как ты в садик зашел. Подождал тебя на выходе, смотрю, долго не выходишь. Думаю, что-то случилось. Тяжело тебе одному бы пришлось.
-Они нам этого не простят.
-Подумаешь,-хмыкнул Сашка.-Зато деньги вернули. Они думают, что мы все бессловесные твари. Если маленькие, то отпор дать не можем. Этим и пользуются. А мы можем...

Санек действительно мог дать отпор. И за себя, и за меня. В тот день после уроков обиженные старшеклассники поймали его и навешали от души. Но отпустили напоследок со словами уважения: «А вообще, ты молоток. Не побоялся. Мужик из тебя выйдет. Если кто обидит, нам говори». Это была очередная Сашкина победа. Торжество его духа, его свободолюбия и нежелания подчиниться несправедливой силе. Он прошел боевое крещение, укрепившись в своих мыслях. Я думаю, что именно этот случай и стал той точкой, с которой пошли отсчитываться минуты до гибели Санька.
Я же в очередной раз повел себя, как бессловесный мешок с дерьмом. Эта была та животная трусость за свою шкуру, которая в обмен на унижение предлагает спокойную жизнь, без тычков, побоев и боли. Именно эта трусость и не давала мне спокойствия от данной когда-то клятвы.
Моя дружба с Сашкой к этому времени переросла уже в некие действительно братские отношения. Мы редко проводили время в одиночку. Даже частенько ночевали один у другого. Санек отдавался мне полностью. Я тоже старался поддерживать этот огонь всеми силами. Нельзя было сказать, что дружба была в одни ворота. Я не вел жизнь паразита, пользующегося благами друга, и также всегда бескорыстно приходил на помощь. Единственно чего я не мог убить в себе - боязни самопожертвования.
Все, что я совершал для Сашки, являлось повседневным дружеским бытом. Ничего экстраординарного: дать списать математику, которая, в отличие от остальных предметов, не давалась Саньку, подсказать на уроке, помочь перетащить что-нибудь в доме, составить компанию, чтобы сходить в магазин или съездить за чем-нибудь на другой конец города, выслушать его тайное и высказать по этому поводу свою позицию... Все это проходило безболезненно, не нарушая стабильность моего внутреннего мира и не создавая ему никакой угрозы в дальнейшем. Ради Сашки я был не готов лишь на какой-то подвиг по моим понятиям, на серьезный риск, способный хотя бы на один день ухудшить мое существование, не говоря уж о большем сроке. Принести себя в жертву, испытав при этом физическую боль. И это была та вещь, о которой я никогда не мог рассказать Саньку.
Я боялся, что это приведет к концу наших отношений, и постоянно надеялся, что все обойдется, что вопрос о моем самопожертвовании никогда не встанет. В конце концов, Сашка был готов по клятве отдать жизнь за меня. Я его об этом не просил и не имел бы к нему никаких претензий, если бы он не совершил большинство своих поступков. Мое понятие дружбы было несколько иным. И клятву я давал под некоторым нажимом...
Именно при таких обстоятельствах и зарождается самое страшное для дружеских уз - предательство. Оно постоянно присутствует в каждой дружеской оболочке, но подобно туберкулезной палочке в человеческом организме не проявляет себя до создания надлежащих условий...

Первый звоночек раздался в шестом классе.
Как-то в воскресенье Сашка пришел ко мне расстроенный. На руках у него сидел щенок овчарки, которого Санек купил месяц назад на собственные накопления.
-Можно я тебе Грома оставлю на пару дней?-спросил он с порога.-Понимаешь, я с матерью поругался. Она против собаки всегда была. Ну, а Гром у нее туфли новые сгрыз, импортные. А тут еще отец уехал в командировку. В общем, не буду рассказывать, но собаку она приказала унести. Пусть он у тебя поживет, а послезавтра отец вечером вернется и все уладит. Еду принесу.
-Так у меня тоже родители против,-нерешительно возразил я.-Они не разрешат.
-Блин, объясни как-нибудь. Я же не насовсем тебе его отдаю, а на два дня всего. Куда мне его деть? Не на улицу же?
-Может, к Игорю Лепехину отнести?,-почесал я в затылке.-У него уже есть собака. Где одна, там и две.
-Во-первых, не известно, как взрослая собака на Грома отреагирует. А, во-вторых, кто такой Игорь? Одноклассник и все. С чего ему брать мою псину? Кроме тебя мне не к кому обратиться,-ответил Санек.-Я даже думал его в гараж отнести, чтобы тебя не беспокоить. Но Гром еще маленький. Не могу же я с ним все время просидеть? А одного оставлять не хочу. Он бояться будет, да и вообще мало ли что...
-А если твой Гром и у моей матери туфли сгрызет?
-Да не должен вообще,-неуверенно сказал Сашка.-Это с ним впервые. В общем, выручай, будь другом. Я сейчас домой пойду, попробую с матерью помириться. Может, еще и уладится все. А если нет, то потом я с едой заскочу и родителям твоим все объясню.
Спустя полчаса, когда из магазина вернулись предки, Гром уже освоился и уверенно семенил за мной.
-Это что?-присела на табурет мать.
-Собака, мам,-затараторил я на одном выдохе.-Это Сашкин щенок. У него обстоятельства и нужно, чтобы Гром пожил у нас пару дней. А потом его заберут. Так что это ненадолго. Я сам за ним буду следить. И Сашка обещал помогать...
-Господи, Петя,-обратилась мать к отцу.-Нет, наш сын меня в могилу сведет. Сколько раз я ему говорила, чтобы никаких животных в доме? Притащил-таки.
-Знаешь сын,-погладил щенка отец, присев рядом.-Саша, конечно, твой друг. И помогать ему нужно. Но на животных у мамы аллергия. И нужно было объяснить ему, что у нас в доме собака не может жить даже несколько часов, не то, что дней. Неужели нельзя собаку отнести в другое место, если у Саши какие-то обстоятельства? Кстати, а где сам хозяин?
-Сашка сейчас дома с матерью мирится. Если все получится, то он сегодня его унесет домой. А я не мог ему отказать. Он же мой друг,-пробурчал я.
-В общем, я все сказал,-распрямился отец.-Уноси сейчас же, пока у матери аллергия не началась.
-А куда мне его нести?-посмотрел я на Грома, который спрятался за мою ногу и словно с мольбой смотрел на отца.
-А вот Саше и верни назад. Объясни все.
-Я так не могу,-замотал я головой.-Он для меня сколько всего делает. А я даже в такой мелочи помочь не могу? Какой же я друг после этого?
-Ничего себе мелочь!-всплеснула руками мать.-Меня в могилу лучше загнать, чем другу помочь?
-В общем так,-посуровел отец.-Либо сейчас ты уносишь собаку из дома, либо мне придется объяснить тебе все силой.
Я, вздохнув, посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на его ремень и понял, что для меня пришла трудная минута выбора между дружбой и поркой. Отец применял физическую силу довольно редко. Не потому, что считал это крайней мерой. Наоборот, в его представлении любые истины всегда доходили быстрее и основательнее путем контакта ремня с пятой точкой. Этот закон был хорошо известен и мне. Испытав несколько раз все прелести такого воспитательного метода, я старался впоследствии понимать отца с полуслова. Сейчас мне очень хотелось настоять на своем, но отдрессированное на боль подсознание заставило прошептать «Хорошо, унесу».
Я взял Грома на руки и вышел на лестницу. К Сашке идти было стыдно. Я не мог показаться ему в таком жалком положении сдавшегося без боя. Объяснять, что такое чувство боли, пред которым все остальные чувства и решения падают ниц, мне не хотелось. Может, Санек и понял бы, но я сам не мог даже намекнуть на подобное.
Мысли вяло вертелись в голове, не предлагая никакого достойного выхода из сложившейся ситуации. Просидев минут десять на ступеньках, я не нашел ничего лучшего, как отнести Грома в подвал дома. Замка там никогда не наблюдалось, и запирался он на обычную палку, просунутую между двумя скобами. Подвал был теплый и сухой, да и насколько я знал, туда редко кто-либо заходил. Поэтому в моем представлении выбранное место являлось не таким уж плохим для двухдневного пребывания щенка.
Оставив Грома возле какой-то трубы, я закрыл подвал и решил пройтись по близлежащим помойкам в надежде найти какую-нибудь коробку побольше, чтобы зверь не смог из нее выбраться. Единственной проблемой оставался Сашка, который собирался заходить к своему подопечному. Завтра родители будут на работе. Главное найти предлог, чтобы прибежать домой раньше Санька и перенести Грома обратно ко мне. А вечером, до прихода родителей, нужно будет отправить хозяина домой, чтобы вернуть щенка в подвал. На настоящий же момент требовалось отговорить Сашку не приходить вечером. Если сказать, что родители вне себя и лучше их лишний раз не дергать? Собственно, так и есть...
Не знаю к лучшему это или нет, но на углу дома я столкнулся с Саньком.
-А ты ко мне?-радостно спросил он.-Все в порядке. Пришлось использовать хитрость и даже пойти на кое-какие уступки, но зато с матерью теперь полный мир. Давай Грома назад.
-Понимаешь..,-уставившись в землю, выдавил я.-Он... это... убежал.
-Как, убежал?-растерянно спросил Сашка.
-Ну... так,-продолжал врать я.-Родители пришли из магазина, а он в дверь выбежал. Я его хотел догнать, а он на улицу... Вот... Теперь хожу ищу.
-Странно,-помрачнел Санек.-Он никогда на лестницу не выходил без разрешения.
-Так это он у тебя не выходил. Ты - хозяин,-засопел я.-Может, ему не понравилось у меня. Побежал тебя искать. Может, он вообще сейчас уже к тебе домой вернулся.
-Да не найдет он дома,-задумчиво произнес Сашка.-Маленький еще. Эх, блин. Как же ты его не догнал? Гром еще и бегать-то толком не умеет.
-Не умеет,-кивнул я.-Но не получилось. Пока через родителей пробирался, он уже все. Давай, ты пойдешь домой, на всякий случай. А я здесь еще поищу.
-Нет, давай искать вместе. Я все-таки тебя в это втянул. Вдвоем легче. Сначала пойдем ко мне домой сходим, а потом вернемся...
Естественно, что щенка у Сашки мы не обнаружили. Вернувшись в мой двор, мы стали наматывать круги, заглядывая во все укромные места. Периодически Санек безуспешно звал Грома, отчего внутри меня все больше разгоралось пламя стыда.
-Может, объявление повесим?-спросил я, когда весь двор был изучен вдоль и поперек.
-Можно, конечно,-расстроенно пожал плечами Сашка.-Но, наверное, поиски здесь надо прекращать. Скорее всего, он дальше убежал, да и темнеет уже. Завтра я в школу не пойду, и с утра начну искать в другом дворе. А сейчас действительно нужно объявление написать. Ты мне поможешь?
-Ясен перец,-ответил я, вкладывая в эти слова все свое сочувствие и дружеское сострадание.
-Подожди, а мы еще в подвалах не смотрели,-хлопнул себя по лбу Санек.-Вдруг Гром от страха туда убежал?
-Вряд ли,-покачал я головой.-Там все закрыто. Ему не пролезть.
-Давай все-таки для успокоения посмотрим,-решил Сашка.-Я и так-то спать не буду, хотя бы думать об этом неиспользованном шансе не придется. Пошли в твой подъезд.
Я с ужасом поплелся за ним.
-Да, закрыто,-посмотрел на деревяшку Санек.-Подожди... Слышишь?
Из подвала донеслось повизгивание щенка.
-Гром, миленький!-открыл дверь Сашка.-А я что говорил? Как чувствовал. Вот ты где...
Вскоре он появился с щенком на руках.
-Все-таки я был прав,-сказал сияющий от счастья Санек, млея от лижущегося Грома.-Надо было сразу посмотреть. Куда ему бежать? Конечно в подвал. Хороший ты мой. А кто-то тебя закрыл случайно. Ну, все хорошо, что хорошо кончается. Извини, Миш, за то, что на тебя проблемы нагрузил. Я домой побегу...

Не знаю, догадался ли обо всем Сашка. Скорее нет. Он был неглупым человеком, но вряд ли бы смог разложить все по полочкам. Я часто потом проигрывал это происшествие со своих позиций, но приходил к выводу, что даже если Санек и стал подозревать меня в чем-то, то воссоздать картину всего произошедшего он бы не смог. Родители же пообещали никогда не заводить при Сашке разговор о случившемся.
Вот так я и выпустил на волю предательство. Как мне показалось, умелый выход из ситуации с Громом давал мне шансы на устраивающее меня продолжение дружбы с Сашкой. И волки сыты, и овцы целы. Главное в подобных случаях уметь выкрутиться и вовремя найти правильный ход. Вспоминать об этом поступке мне, конечно, было не очень приятно. Но, с другой стороны я пытался оправдать себя тем, что со щенком ничего не случилось. Мол, и так приложил все возможные усилия со своей стороны. Не выкинул же я его на улицу. А то, что часок Гром посидел в теплом подвале, так тоже никому не повредило. Зато все закончилось благополучно для всех участников.
Впоследствии я стал пользоваться всяческими уловками, если возникали ситуации, грозящие мне из-за выбора позиции физическим дискомфортом. Благо, врать приходилось не так уж часто, да и то по мелочам. Когда же предательство начало подрастать, продолжая требовать новой подпитки, я включил в список неудобных мне поступков и ситуации с нелицеприятным исходом для моего душевного спокойствия.
Мой страх пострадать за кого-то поставил меня с Саньком на позиции огнетушителя и огня. Я не понимал, почему должен испытывать неприятности в какой-то ситуации, если в нее не попадал, а она целиком являлась делом Сашкиных рук, или же в случае, где мы по-разному видим оптимальную концовку. Оправданием же мне всегда было то, что на подобную дружбу нужно смотреть с разных сторон. Что Санька за друг, если своими действиями может причинить мне неприятности, когда я их совершенно не заказывал? Со временем Сашка со своими взрослеющими понятиями дружбы и свободы мог вспыхнуть с новой безумной идеей или совершить поступок, не влезающий ни в какие ворота стандартного кодекса отношений между людьми. Я же был тем пенным огнетушителем, который, в силу профилактики последствий и новой лжи, в большинстве случаев остужал пыл Санька, убеждая его в неправильности суждений.
Наверное, если пытаться подогнать нашу дружбу под великое, то самое подходящее сравнение можно сделать с Дон Кихотом и Санчо Панса. Я был верным оруженосцем Сашки в меру своих сил и способностей, хотя и не являлся его слугой. Санька же казался именно сумасшедшим рыцарем, часто готовым воевать с ветряными мельницами ради трех дам: прекрасной Справедливости, обольстительной Свободы и верной Дружбы. И я довольно длительное время умело вел нашу дружбу по нужному мне руслу, не расстраивая при этом Сашку. Но в конце концов вечные опасения и начинающее матереть предательство прорвали заботливо создаваемую плотину. Я сорвался...

В девятом классе мы оба влюбились в Ленку Семенову. Из гадкого утенка с крысиными косичками она превратилась в чудесную птицу, будоражащую наши умы. Поначалу мы ухаживали за ней вдвоем. Вместе ходили в кино, вместе гуляли. Ленке нравилось такое внимание, а поскольку она вроде бы не задумывалась над тем, что это может вылиться в нечто серьезное, то и кого-то одного не возвышала над другим.
Как-то вечером, когда мы возвращались домой, проводив Семенову, Сашка неожиданно сказал:-Знаешь, по-моему так дальше продолжаться не может.
-Что не может?-открыл я рот.
-Если сейчас не принять меры, то вскоре наши дружба может встать под угрозу,-серьезно пояснил Сашка.-Тебе нравится Ленка, и я испытываю к ней определенные чувства. Это пока мы, как два влюбленных дурачка, радостно носим шлейф ее мантии и не мешаем друг другу. Но так не бывает, и рано или поздно она сделает выбор. Вот тогда все изменится. И как бы мы не дружили, но любовные ситуации для отвергнутой стороны довольно сложное испытание, которое не все проходят. Поэтому я решил позаботиться о том, чтобы предотвратить подобное и защитить нашу дружбу. С сегодняшнего дня меня на твоем пути больше не будет. А ты уж дальше сам.
-Совсем того?-повертел я пальцем у виска.-Саш, ты мне друг, конечно, но в последнее время начинаешь пугать своими решениями. Песен советских наслушался? Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути и все такое?
-Я абсолютно нормален,-пожал плечами Санек.-А насчет песен, так не все глупые. В некоторых и умные слова встречаются.
-То есть мне теперь нужно в силу этого прослезиться от такого жертвоприношения, пожать тебе руку и скупо сказать «Спасибо, друг. Но тогда и меня она никогда не увидит»?-спаясничал я.-Бред. Если Ленка когда-нибудь и сделает свой выбор, то тут все будет жизненно, без обид и каких-то литературных штампов. По-моему, так правильнее. Зачем сейчас делать из себя великого страдальца за благо другого?
-В том-то и дело, что без обид не обойдется,-упрямо стоял на своем Сашка.
-Сань, я на многое закрывал глаза в твоих действиях и вдумчивых решениях,-неожиданно сорвалось у меня с языка.-Но это вершина твоего идиотизма. Мне надоело ощущать себя рядом с тобой, словно на минном поле. Ждать, что сейчас Саша совершит новый благородный поступок. А я опять должен растрогаться и занести в свою книжечку новый пункт «По гроб обязан». Ты упиваешься своим благородством, что ли? Понимаешь, я не такой правильный как ты. И ради нашей дружбы не только не могу совершать подобные поступки, но и принимать такие подарки не желаю. Ах, как это мило сказать «Вверяю руку прекрасной дамы тебе», а самому с видом страдальца уйти в леса, вырыть нору и рыдать! А иногда выезжать с трагической миной и молча дефилировать мимо нас с въевшейся печалью во взоре. ЧУдно! Неужели ты не понимаешь, что своими понятиями дружбы ты напоминаешь мне мелкого злобного карлика?! Я боюсь тебя, боюсь, что опять ты сделаешь красивый реверанс, а мне придется обтекать и ходить в твоих вечных должниках? Потому что, я не смогу тебе отплатить. У меня свои взгляды на дружбу и подобные вещи. А ты просто навязываешь свою волю. Вот я так понимаю, и пусть также делают все. Да на фига нужна такая дружба? Давай, клейми позором, вперед. Но только от меня ответного жеста не дождешься. Ленку я бросать не собираюсь. А ты, как хочешь, твое право.
-Все сказал?-холодно спросил Сашка по окончании моего монолога.-И я тоже. Повторяться не буду.
И он зашагал прочь.
-Думаешь, я тебя догонять брошусь?! Прощения просить стану?! Да пошел ты, мерин правильный! Достал!-крикнул я вслед и отправился домой.
На следующее утро я пришел в школу раньше Санька и специально открыто начал увиваться вокруг Ленки. Не знаю почему, но моей целью было окончательно добить Сашку и показать ему свою независимость. Я рассказывал Семеновой какие-то дурацкие анекдоты, а та глупо хихикала. Когда запас юмора начал иссякать, наконец-то появился Санек. Он подошел к нам, поздоровался и, как ни в чем не бывало, сказал:-Мишка, выручай. Дай быстрее списать задачу. Ни фига вчера не успел.
-Сейчас,-в растерянности открыл я рот.
Сашка удовлетворенно кивнул и отправился на свое место.
Весь день он вел себя, будто вчера ничего не произошло. У меня создавалось ощущение, что мой словесный выпад был не более, чем фантазией. Периодически я даже с восхищением смотрел на Сашку, поскольку сам не мог вести себя столь непринужденно.
-Мы сегодня в кино собирались. Вы идете?-спросила Ленка после уроков.
-Извини, но у меня ничего не получится,-виновато ответил Санек.-Чувствую себя не очень. Да и мать по дому попросила помочь. Идите с Мишкой.
-Может, тогда на завтра перенесем?-огорчилась Семенова.
-А зачем?-пожал плечами Сашка.-Сама посуди, буду я сидеть в кинозале, не буду, фильм от этого не изменится. Лучше потом расскажете.
И он вышел из класса.
Так прошло около недели.
-Миш, скажи, а я Саше не нравлюсь?-неожиданно спросила Ленка, когда мы сидели с ней вечером в скверике и поедали мороженое.
-Не знаю,-промычал я.
-Странно. А кто же тогда знает? Он ведь твой близкий друг. То, что он избегает моего общества и дураку понятно.
-Да не забивай себе голову. Даже если и не нравишься. Сашкой больше, Сашкой меньше. Не один же он на свете,-фальшиво ответил я и неожиданно ляпнул:-Ты вот мне, к примеру, нравишься.
-Сильно?-внимательно посмотрела на меня Семенова.
-Что, сильно?
-Ну, сильно нравлюсь?
-Да, вроде...
-А ты мне нет,-отчеканила Ленка, резко встала со скамейки и зацокала каблучками прочь.
-Подожди!-подбежал я и попытался взять ее за руку.-Что случилось то? Я что-то не то сказал? Ну, извини тогда.
-Да нет, все то,-отмахнулась Семенова.-Просто, как бы тебе это объяснить... Да, ладно.
-Нет, подожди,-встал я перед ней.-Уж объясни.
-Да не буду я тебе ничего объяснять. Считай, что мне с тобой скучно стало,-сузились глаза Семеновой.-С вами двоими было весело, а с тобой одним скучно. Понимай, как хочешь. И отстань от меня.
-Ну и дура,-прошептал я ей вслед.
Настроение было препаршивым. Как будто идешь на праздник, а тебе при входе выливают на голову ведро дерьма и закрывают перед носом дверь. Я понял, что любовь с Ленкой закончилась. Только вот как-то быстро и по мордам. Пойми этих женщин...
Домой идти не хотелось, и я отправился бродить по дворам. Возле Сашкиного дома увидел Санька, сидящего на лавочке возле кустов и тренькающего что-то на гитаре. Вокруг тусовалась малышня, и, раскрыв рот, внимала словам Большого Брата. Я молча присел рядом. Сашка кивнул, но петь не перестал.
-Ты прости меня, Сань,-сказал я, когда прозвучал последний аккорд.-Дурак был. Никого, кроме тебя у меня нет.
-Ладно, концерт окончен, разошлись,-приказал Сашка слушателям и, отложив гитару, посмотрел на меня.-Случилось что-то?
-Да уж, случилось,-горестно вздохнул я.
-Ленка?
-Угу.
-Спасибо тебе,-неожиданно похлопал меня по плечу Санек.
-За что?-оторопел я.
-Ты знаешь, я долго думал над твоими словами,-уставился Сашка в землю.-Проигрывал все. Мол, может я действительно дурак? Живу какими-то сказочными представлениями. Думал, может, в жизни все иначе и проще. А потом решил, как будет, так и есть. Если ты все же поступишь, как настоящий друг в моем понимании, то, значит, не все со мной так плохо. А если нет, то пошли мои идеалы к черту. На хрена они нужны, если такого не бывает, а другие от этого только страдают? И сейчас ты не просто поступил, как друг. Ты дал мне уверенность в правильности моего жизненного пути. Ты подтвердил, что не зря я в тебя верил, а значит не все так плохо.
-Да погоди ты,-сказал я.-Не хочешь узнать, что произошло?
-Нет,-улыбнулся Санек.-Мне это не интересно. Главное, ты сделал выбор. Поверь, у нас все равно бы ничего не получилось с Ленкой. Стали бы с тобой врагами на всю жизнь, вот и весь итог. Лучше самому собраться и спрыгнуть с поезда, чем тебя сбросят. Не так больно и обидно.
Я раскрыл рот, чтобы сказать всю правду, но, посмотрев на Сашку, передумал. Он сидел настолько счастливый и одухотворенный, чтобы было бы бОльшим свинством омрачить его радость, нежели солгать. Эта ложь, по моему мнению, шла во благо. Поэтому я лишь выдавил из себя:-Забудь, пожалуйста, что я тебе сказал.
-Ерунда,-махнул рукой Санек.-Любовный бред не стоит воспринимать серьезно. Чего не скажешь в состоянии, когда становишься влюбленным ослом? Проехали...

Сейчас я уверен, что Сашка тогда все понял. Но он опять совершил очередной поступок, притворившись дурачком. Санек ловко сорвал с меня маску униженного в несчастной любви и дал понять, что женщины приходят и уходят, а настоящие друзья для того и существуют, чтобы прощать, не наступая при этом на больное, чтобы оказаться рядом, когда тебе дают пощечину. Когда тебе тяжело не в плане детских неприятностей, как лишения, к примеру, сладкого, а когда тяжело действительно. Наверное, в этот вечер я стал взрослеть. Тогда мне стало понятно, что для меня значит Санек. Моя боязнь пожертвования показалась горячечным бредом. Я понял, что сейчас готов отдать за него даже жизнь...
Наши отношения наладились моментально, будто ничего и не произошло. Только дружба стала действительно крепкой. Я уже не пугался каких-то поступков со стороны Сашки, и не считал себя обязанным, поскольку знал, что могу сделать для него то же, если еще не больше и круче. Пусть только внутренне позовет. Я готов для него на все.
Но Сашка не звал. Он умело отводил от меня свои проблемы, оставляя меня в своеобразной эйфории от переиначенных представлений о дружбе. Очевидно, зря. Пока человек не попадает в настоящую драку и не получает по зубам, ему кажется, что он сильный, что он ничего не боится. Когда же неутомимый до выдумок случай выбрасывает его из самомнительных мечтаний в жесткую реальность, многие падают. Красивый на вид огонь, который вовсе не страшен и манит ощутить себя на ощупь, на деле оказывается опасным и болезненным.
Сознательно мне казалось, что страх подставить себя вместо друга ушел навсегда. Я был готов к этому. Но не подсознательно. Получившее жизнь предательство никогда добровольно с ней не расстанется. А подсознание - хорошая для него компания. Главное не беспокоить хозяина до поры до времени. Пусть напыщенный индюк считает себе, что хочет. К чему лишний раз дергать его за нервы? А время придет, тогда можно и появляться во всем великолепии...

1995 год. Время, когда Сашка совершает в наших дружеских отношениях пиковый по идиотизму поступок,  недоступный до сих пор моему пониманию и граничащий с нереальностью. Это год, когда на сцену выходит уже  мое зрелое предательство и играет свою лучшую роль... 
Нам стукнуло по восемнадцать, и с каждым днем все отчетливее слышался стук колес армейского поезда. Год после школы мы били баклуши. В обычные институты поступать не хотелось: тяги к наукам ни у того, ни у другого не наблюдалось, да и судьба инженеров в то время уже оставляла желать лучшего. Мы решили пробраться в какой-нибудь модный институт. Перебрали все и остановились на юрфаке. На наш взгляд здесь у нас были наиболее вероятные шансы на поступление, да и в последующей жизни юристы или адвокаты влачили не безбедное существование. Однако, так думали не только мы. Поэтому первая попытка закончилась полным провалом для обоих. Но мы не унывали, решив в следующем году пойти на штурм со свежими силами и поднабравшимися опыта в деле абитуриентов.
Пока же мы устроились подрабатывать в кооперативный ларек. Сашка торговал всякими сникерсами, а я сидел у него на подхвате и бегал за товаром к хозяину по мере необходимости. Владелец ларька, пожилой азербайджанец, платил немного, но вел себя довольно честно, не устраивая подстав и не обманывая в деньгах.
-Ну что?-спросил меня Сашка, когда я к обеду возник на пороге ларька.
-Все, ****..., приплыли,-убито буркнул я, усаживаясь в угол на стул и закуривая.-Загребли за три часа. Неделю на прощание и здравствуй артиллерия.
-Ну, ничего. Зато из пушек попалишь,-изобразил чувство зависти Санек.
-Спасибо, утешил. Мне и так хреново, а он скалится.
-А нечего ходить, куда не надо. Тебя предупреждали,-огрызнулся Сашка и стал обслуживать подошедшего покупателя.
-Нечего ходить,-хмыкнул я.-У меня отец сдуру расписался в получении повестки.
-Ну и что?-пожал плечами Санек, выдавая какому-то краснорожему мужику бутылку пива.-Расписаться и на заборе можно.
-Ага, вон Лепехин расписался и не пошел. Потом с ментами отловили. Им сейчас дураков не набрать, а план есть. Вот и ловят опять с ментами. Провели, как уголовника по всему двору. Позорище,-вздохнул я.
-Дураков, говоришь. Так чего переживаешь? Ты попал по адресу. Сколько тебе, придурку говорили, чтобы отмазался,-назидательно сказал Сашка.-Понимаю, что-то нереальное. А тут. Заплати штуку баксов и спи спокойно.
Полгода назад отец Санька встретил где-то бывшего одноклассника, который оказался в настоящий момент лицом, приближенным к райвоенкому. За тысячу долларов он гарантировал отмазать сына минимум на три года, а то и больше, поскольку через это время о призывнике не первой свежести могли позабыть вовсе. На всякий же пожарный знакомый Виктора Сергеевича в будущем пообещал за дополнительную плату помочь в оформлении «белого билета» на мирное время. Естественно, что свободолюбивый Сашка горячо поддержал эту идею, считая, что ничто в этом мире не попирает права человека так, как тюрьма и армия, за исключением, что в последнюю попадают не по своей прихоти. Он выгреб свои накопления, занял недостающих денег у отца, пообещав со временем отдать все до копеечки, и отмазался. Заодно, как подобает другу, Санек провентилировал вопрос насчет меня, и, получив добро, сообщил мне о чудесной возможности.
Однако, мой отец не разделял Сашкины мысли, а считал, что армия сделает из меня настоящего человека. При этом он заявил, что никогда не был взяткодателем, тем более в таких случаях. И если только я отмажусь, то ввергну его седеющую голову в пучину позора, доказав, что сын у него размазня и сопляк, и получу за то полное отлучение от родительского дома и проклятие всего рода Егоровых. В общем, денег из него мне выбить не удалось, а своих накоплений не хватало. Я решил дозаработать сам, но получалось как-то медленно. В конце концов, Сашка перестал напоминать, а я махнул на все рукой, поскольку какой-то катастрофы в маячащей где-то армии не ощущал, да и, если честно, выглядеть уродом в глазах отца не хотелось. А теперь пришла расплата за прежнюю беспечность.
Через два дня, когда я тащил из магазина сумку с продуктами для предстоящей отвальной, на лестнице меня встретил бритый налысо Сашка.
-Ты это чего?-оторопел я.
-С тобой в армию иду,-улыбнулся он и погладил себя по отдающей синевой голове.
-В смысле?-присел я на ступеньку.
-Ну, сходил сегодня добровольно в военкомат. Разыскал знакомого отца и упросил его взять меня в армию, причем чтобы вместе с тобой.
-Ты совсем того?-охнул я.
-Того это ты, если поперся по повестке,-ткнул в меня пальцем Санек.-А я так подумал, вдвоем легче, да и веселее. Каково мне здесь два года развлекаться, когда друг томится в неволе?
-Блин, Саш, ты больной, да?-жалобно спросил я.-Какой нормальный человек на подобное пойдет?
-Друзей не выбирают, друзьями становятся,-хихикнул Санек.-Кому-то повезло. Тебе не очень, поскольку твой друг ненормальный. Ну, извини. Нормальных на всех не напасешься.
-Мне, конечно, очень приятно,-осторожно начал я.-Но давай ты сейчас пойдешь к своему знакомому, скажешь, что пошутил и все вернешь на свои места.
-Чего ты со мной, как с буйным психом разговариваешь?-фыркнул Сашка.-Даже, если бы и захотел пойти, то уже ничего не изменишь. Это не игрушки. Когда ты опоздаешь на поезд, сколько не ори на платформе, он не вернется. Да, по правде, и не хочется ничего менять. Есть в этом какое-то приключение...
А спустя пять дней мы уже тряслись с остальными новобранцами в закрытом наглухо вагоне, увозящем нас в неизвестность на два года.
-Слушай, ты про «дедовщину» слышал?-спросил меня Санек. когда мы вышли покурить в тамбур.
-Ну слышал,-выпустил я кольцо дыма.
-Боишься?
-Не знаю.
-И как намерен себя вести?
-В смысле?
-У меня есть предложение,-сказал Сашка.-Будем держаться вместе и не идти ни у кого на поводу. Конечно, если это не касается каких-нибудь нормальных приказов.
-Сколько от кого не слышал про такую независимость,-почесал я в затылке,-всегда все плохо кончается. Там, говорят, как на зоне, в рог мигом сгибают.
-На зоне, знаешь ли, тоже себя поставить можно. Но покрутят и бросят. Зато определенная свобода за нами. И достоинство сохраним. Неужели тебе приятно пресмыкаться?
-Знаешь, ты тут сейчас распинаешься красиво,-хмыкнул я.-Ничего не могу сказать, время покажет. Но что-то о таких несломленных духом и с достоинством я только в кино видел, да в книжках читал. Не ты первый, не ты последний.
-В том-то и дело, что каждый так думает,-заблестели Сашкины глаза.-Сегодня я в грязи валяюсь, завтра другого завалю. А про себя потом забуду. Противно же. Вот все сейчас борются с неуставными отношениями. А как их побороть, когда каждый с такими же мыслями, как у тебя?
-Зато ты революционер и борец за счастье народа что-то можешь сделать,-ухмыльнулся я.
-Один-то вряд ли,-серьезно ответил Санек.-Но надо же с кого-то начинать. Сегодня я, потом ты, за нами еще потянутся.
-И разгорится пламя народного гнева,-затушил я окурок.-Блин, тебе бы не в армию топать, а уехать к каким-нибудь неграм и бороться с ними за независимость и свободу во всем мире.
-В общем, я за себя сказал. Захочешь, присоединяйся,-призывно посмотрел на меня Сашка и прошел в вагон.
-Ага, как же, звезда свободы. Как только, так сразу. Сначала посмотри, как это на деле, а потом митинги устраивай,-буркнул я и отправился следом.
Первые две недели Сашке не удалось продемонстрировать свою революционную методику. Находясь, своего рода, в карантине, новоприбывшие ходили отдельно от остальных, обучались нехитрым премудростям военного быта и, казалось, не вызывали никакого интереса у старослужащих. Вскоре к нашему дружественному союзу все остальные привыкли и в шутку называли братьями. Сашка упросил начальство даже давать нам одно поручение на двоих, а в будущем обещали и в нарядах не разлучать. По нашему поводу даже зубоскалили. Шутки были от однояйцевых педиков до вопроса, как мы обходились с бабами на гражданке: одну делили по очереди, или все-таки за разными бегали.
Затем была присяга, и в тот же вечер «деды» и прослужившие больше года начали не спеша укрощать наш «непокорный» дух.
Наверное, все произошло бы гораздо быстрее, не включись в свое время наш ротный лейтенант Ковалев во всеобщую борьбу с неуставными отношениями в армии. Помимо того, что он периодически читал в части профилактические лекции о пагубности подобного беспредела и писал на эту тему статьи в газеты местного и всероссийского значения, ротный еще стоял на страже порядка в части. Зорким глазом он пытался выискать любые проявления «дедовщины» в вверенной ему роте, чтобы пресекать их на корню. Остальные офицеры не мешали ему в этом «нужном» для страны деле, но помощи тоже не оказывали. Лишь ржали за спиной, называя неуставным маньяком, да начальник части поговаривал, что когда-нибудь вышибет этого борца к такой-то матери, чтобы в глазах других не позорил вверенное ему подразделение и не портил отчетность перед командованием. 
Старослужащие поначалу положили сверху на великие начинания Ковалева, но после трех-четырех поездок особо рьяных хранителей армейских устоев на губу, решили не связываться с назойливым дураком в надежде, что начальник части вскоре выполнит свое обещание или ротному все это надоест. Днем, пока лейтенант носился по территории, в роте процветали просто светские отношения. Матом особо не выражались, сжав зубы оказывали мелкие уступки и любезности молодежи и руки старались не распускать. Когда же Ковалев отправлялся домой, все резко менялось.
До Сашки очередь дошла дней через пять после присяги. Я, Санек и Витька Машков впервые заступили на пост дневальных по роте. Днем к Сашке, драющему краники в умывальнике, подошел гроза местных «дедушек» сержант Горохов и небрежно кинул возле носки:-Постирай, воин и прогладь утюгом в каптерке. Вечером принесешь. Мне завтра в увольнение, а «деду» перед бабой в не глаженных носках не подобает появляться.
Сашка удивленно поднял бровь, посмотрел на начавшего мыться в раковине Горохова и брезгливо выбросил грязные носки в мусорное ведро.
-Не понял, воин,-оторвался от гигиенических процедур сержант.-Ты чего сделал?
-Я здесь убираюсь,-не поворачиваясь к Горохову продолжил натирать краник Санек.
-Ты, выхухоль гребаный, куда мои носки выбросил?-надвинулся на него сержант.
-Там где они и должны быть. Валяется всякая грязь,-буркнул Сашка.
-Да ты совсем оху...?-оторопел от такой наглости сержант.-Я тебе, бля, что с ними сказал сделать? Ты чего зоны не просматриваешь? Ты «дедушку» обидеть захотел?
-Я их стирать не обязан,-жестко ответил Санек.
-Это, боец, мне решать, что ты обязан, а что не обязан,-прорычал Горохов.-Ты лычки мои видел, недоносок?
-Я обязан исполнять ваши приказы, товарищ сержант,-повернулся к нему Сашка.-Но стирка носков не входит в боевые задачи.
-Издеваешься, сука?!-взревел Горохов.-Получи, бля, боевую задачу! Просекай дистанцию!
И он со всей дури залепил Саньку кулаком в грудную клетку. Сашка покачнулся, но устоял.
-Это что здесь такое происходит?-раздался сзади голос Ковалева.-Руки распускаем, товарищ сержант. На каком основании?
-Приказ выполнить не может, потому что слов не понимает,-угрюмо ответил Горохов.-Приходится объяснять иначе.
-Это какой же приказ?-подошел лейтенант к «деду» и изобразил испепеляющий взгляд.-Наряд вне очереди, товарищ сержант. Завтра вместо увольнения остаетесь дневалить по роте. Будете стоять на тумбочке и чистить очки в туалете. Лично проверю. А то, гляжу, позабыли, как это делается?
И, чеканя шаг, он вышел прочь.
-Эй, дневальный!-заорал на всю казарму взбешенный Горохов.-Какого хера ты не заорал, когда этот лось сюда зашел?
-Он показал, чтобы я молчал,-виновато ответил Витька, страдающий на тумбочке.
-Показал,-плаксиво передразнил его сержант.-Ублюдок, бля.
Он пнул ведро с водой и отправился страдать на свою койку...
Ночью, мы устроили перекур в умывальнике.
-Вот видите,-читал нам лекцию Санек.-Горохов получил отпор и ничего не случилось. Получил по заслугам. Просто все боятся выступить против этого. А они этим пользуются. Может, на их стороне и сила, да только не готовы они к неподчинению. А вы этого понять не хотите. Мишка, ну вспомни хотя бы, как в четвертом классе у тебя деньги отбирали. Здесь то же самое.
Он спрыгнул с подоконника и наклонился к крану хлебнуть воды. «Дедушки» вошли тихо. Горохов, несмотря на свои габариты бесшумно молнией подлетел к Саньку.
-Берегись!-крикнул я, но сержант уже успел со всей силы ударить его по затылку, отчего зубы Сашки лязгнули о металл крана.
-Ну, что, воин?-усмехнулся Горохов, когда Санек, сплевывая кровь, обернулся.-Ты, бля, понял, что сегодня сделал? Мало того, что не подчинился сержанту, не проявил уважение к «деду», так ты, недоумок, еще меня и без увольнения оставил. Вместо бабы очки пробивать заставил? Мне это увольнение знаешь, как нужно было? А ты! Меня?! Сука!
И он заехал Сашке в грудную клетку. «Дедушки»-зрители одобрительно загудели.
-Сам виноват,-тихо сказал Санек.
-Горох, тебе помочь?-хихикнул кто-то из старослужащих.-Чего-то у тебя явно воспитательный процесс не клеится. Совсем уроды страх к тебе потеряли.
-Сам справлюсь,-огрызнулся сержант.-Ты, бля, вижу умный. Принципиальный солдат. Да только не таких пидоров ломали!
И ударом ноги он сбил Санька с ног. Бил сержант профессионально, не давая Сашке подняться и стараясь не попасть по лицу. Мой мозг понимал, что нужно броситься на помощь, но ноги срослись с полом. Я не мог даже пошевелиться и только с животным ужасом наблюдал, что происходит с любителем свободы.
-Пойдешь, падла, завтра к ротному и скажешь, что ты виноват,-шипел Горохов.-Я тебе покажу, сучонок, как Родину любить.
Сашка молча сносил удары.
-Ху... молчишь, воин?-остановился сержант.-Не слышу ответа. Ну! Повторяй, завтра я пойду к ротному и...
-Не пойду,-упрямо ответил Санек.
-Что?!-схватил его за грудки озверевший Горохов и со всей силы швырнул к стене, добавив для мощи удар ногой в живот.
Сашка отлетел и ударился затылком о батарею. Тело его обмякло и упало на пол.
-Слышь, Горох, ты вроде его того,-высказал предположение один из «дедушек».-Совсем обалдел?
-Да ху... с ним будет? Такие твари живучие,-тяжело дыша ответил сержант и со всей силы ударил ногой Санька в бок.
-Да подожди ты,-заорал «дедушка».-Смотри, у него кровь из башки хлещет.
Он подбежал к телу Сашки, наклонился и долго слушал сердце.
-Ну ты попал,-констатировал «дед».-Ни х… не дышит. ****… котенку.
-Не пиз..,-растерянно произнес Горохов.
-Не веришь, сам послушай,-поднялся с колен «дедушка».-Вот тебе и дембель.
-Еб... в рот, чего делать-то, мужики?-растерянно оглянулся на сослуживцев сержант.
-Начвзвода надо звать. Он вроде сегодня на КПП дежурит. Может, поможет отмазаться,-неуверенно предложил кто-то.
-Зови,-приказал Горохов, периодически бросая взгляд на тело Сашки.-А ху... здесь эти два воина делают? Вы чего, видели все?
-Да,-с трудом ответил я.
-Так, бля, вы ни х... не видели! Понятно?!-заорал сержант.-Вас вообще здесь не было, когда этот мудак упал! Усвоили?
-Усвоили,-поспешно кивнул за нас обоих Витька.
-А теперь свалили, на х...
К тому времени, когда в роту вбежал прапорщик Елисеев, мы уже забились в туалете и с ужасом прислушивались к происходящему.
-Совсем ох..., урюк?-послышался голос начвзвода.-Свобода надоела?
-Да, бля буду, не знаю, как это произошло,-бубнил Горохов.-Мы просто разговаривали, а он неожиданно глаза закатил, упал и башкой о батарею.
-Так башкой или мордой?-спросил Елисеев.-Харю-то кто ему разбил? Мне уж не пиз...
-Чего делать-то теперь, Петрович?-уныло спросил сержант.
-Чего делать, чего делать... Не знаю,-вздохнул прапорщик.-Пусть кто-нибудь в медсанчасть дует к медбрату. Пусть с врачом свяжется. Заодно в штаб забежать нужно. Ротному сообщить и начальнику части.
-А со мной-то что будет?-заканючил Горохов.-Ковалев же с живого не слезет.
-Что будет, что будет. Не вижу раскаяния. Ты, Горохов человека замочил, а вместо того, чтобы осознать содеянное, за свою шкуру скулишь. Тюрьма тебе будет,-хмыкнул Елисеев.-Вот, блин. Глядишь, и отмазались бы, да ротный наш дурак. Он ведь со своими гребаными мозгами точно засадит. Ладно, молчим до последнего. Говорим твою версию.
Естественно, что Ковалев не поверил ни единому слову. Вместо этого он пообещал публичный процесс с журналистами и засадил сержанта на губу до суда. Начальник части поначалу не обрадовался выносу грязи на всеобщее обозрение, предложив стоять на версии Горохова и Елисеева, пока слухи еще не поползли по всей округе. Но Ковалев сумел убедить подполковника, что в то время, когда вопрос о неуставных отношениях очень популярен в обществе, самое время им засветиться, как правдивой, честной части, борющейся с вселенским злом, и поставить галочку в Министерстве Обороны.
Каким-то образом ротный уже на следующий день пронюхал, что я и Витька оказались свидетелями происшествия в ту ночь. Машков начал отпираться, заныв про то, как он в это время мыл туалет, а когда услышал шум, то Сашка был уже мертв. Я же молчать не стал. Возможно, в другом бы случае и уподобился Витьке, но здесь дело касалось моего друга. Поэтому я рассказал всю правду с самого начала, чем привел Ковалева в непонятное возбуждение. Глаза его загорелись, а безумный взгляд, казалось, принадлежал журналисту, напавшему на сенсацию.
-Ну мы покажем этим сволочам!-возбужденно потер руки лейтенант.-Надо, мужики, начинать. Кто-то должен положить конец этому ****ству.
Так я добровольно, а Витька по принуждению стали свидетелями на процессе века.
За день до суда меня с Машковым «дедушки» вызвали в каптерку. Они сидели по кругу, как аксакалы, вперемешку с почетными авторитетами из других рот. В центре на табуретке восседал прапорщик Елисеев, напоминая командира Чапаева на лихом коне.
-Что говорить завтра будете, воины?-поинтересовался начвзвода.-Вы же, вроде и не видели ничего, а свидетелями проходите. Странно.
«Дедушки» неодобрительно загудели и закачали головами. Мы же промолчали.
-Вы поймите, бойцы,-продолжил Елисеев.-Рядовому Васильеву уже никто не поможет. Ну, вышла трагическая случайность, нет больше человека. Жаль, конечно, но жизнь-то продолжается. Что, через это теперь и второму судьбу испохабить? Горохову всего-то служить остается. Думаете, он не раскаивается? Уверен, что сейчас подушку слезами заливает, готов сам вместо Васильева. Да только судьба выбирает. И жизнь не кино, ее назад не перекрутишь.
На этих словах раздался одобрительный гул «дедушек», а кто-то похоже даже смахнул слезинку.
-Так что время у вас, воины, еще есть,-ласково улыбнулся прапорщик.-Подумайте. Ковалев что, скотина. Думаете ему справедливости хочется? Нет. Он засветиться пытается. Прославится, а там, глядишь, и повышение. В теплое местечко из этого дерьма переведут. Офицер-то прогрессивный, заботится о чести армии, ничего не боится. А Горохов не такой уж и плохой парень. Не знаю, стоит ли ломать ему жизнь ради новой звездочки нашего справедливого ротного. Да и вам здесь еще служить. Сами-то готовы за летеху страдать два года? Поверьте, он о вас и не вспомнит даже. Вот только выступите, как положено, и все. А товарищи по службе помнить будут. Так что идите и размышляйте...
-Ты как хочешь,-сказал Витька, когда мы ошарашенные зашли в туалет покурить,-а я не буду правду говорить. Скажу, что ничего не видел и дело с концом. Королевич Елисей в чем-то прав. Сашке уже от моих слов ни холодно, ни жарко, а нас инвалидами потом сделают, или вообще убьют. Видел сам, здесь это просто. А ротному действительно все по х… кроме своей славы. Он не полиция и не ФСБ, чтобы обеспечить нам дальнейшую безопасность, да и на фига ему это надо. Ну сделает еще по нам один процесс. В чем радость?
-Возможно ты и прав,-задумчиво ответил я.-Но понимаешь, я не могу так поступить. Санек мне другом был. Мы клятву давали. Это же полное предательство.
-Твое дело,-пожал плечами Машков.-Только друга-то у тебя уже нет. Кого предавать собрался? А тебе еще жить...
Утром за свидетелями пришел автобус. На выходе из роты нам с Витьком пришлось пройти через  старослужащих, выстроившихся в ряды вдоль стен. При этом каждый по-отечески похлопывал нас по плечу и назидательно напутствовал:-Вы там смотрите, воины. Думайте, что говорить. За слова всегда отвечать приходится.
В зале военного суда яблоку было негде упасть. В первых рядах сидели какие-то чины с погонами, родители Сашки и, наверное, Горохова. Мать Санька сидела вся в слезах и, похоже, вообще ничего не видела. Отец же Сашки поддерживал ее под локоть и невидящим взглядом уставился на подобие клетушки, где томился подсудимый, словно пытался просветить его и найти какую-то болезнь внутри. Я кивнул родителям, но они явно меня не заметили. Второй ряд занимали офицеры нашей части с сияющим Ковалевым. Все остальные места заняли сослуживцы, а также какие-то люди с блокнотами и фотоаппаратами и несколько женщин под табличкой «Комитет солдатских матерей». Были даже какие-то телевизионщики, правда, местного значения, с камерой и прожектором. К моему удивлению всех свидетелей посадили на последний ряд. Горохов же под наблюдением какого-то солдатика вел себя довольно вяло, и был напуган данными событиями. Его взгляд то лихорадочно бегал по залу, то стекленел и замирал на одном месте. 
Суд начался. Первоначально присутствующих ввели в курс дела. Затем пришла очередь свидетелей. Все «дедушки» в один голос рассказывали придуманную Гороховым историю, отчего тот даже повеселел. Витька тоже оказался не оригинален. Он заявил, что мыл туалет в этот момент, потом прибежал на шум и понял, что вроде все так и было, как рассказывают его боевые друзья.
Зал зашушукался, корреспонденты разочарованно отложили блокноты в сторону, а Ковалев поморщился и с надеждой обернулся на меня.
Я стоял последним в списке свидетелей и должен был, наверное, произвести эффект разорвавшейся бомбы. Все затихли, когда мне дали слово, лишь ротный торжествующе скрипел своим креслом. Я обернулся к Сашкиным родителям. В их глазах застыла надежда и мольба. Затем я посмотрел на «дедушек», которые насколько можно ласково улыбались мне и слегка кивали головами. В голове все лихорадочно завертелось. Картинки прошлого сменяли какие-то видения будущего, слова моей с Сашкой клятвы сменялись поучениями прапорщика, а слабо подающая голос правда, отступала под натиском надвигающегося на нее страха. Страха перед болью, которую я испытаю сегодня вечером, страха перед тем неизвестным, но точно неприятным, что ждет меня в обозримом будущем. Страха за свою жизнь и за своих родных. Нужны ли Сашке теперь мои показания? Зато мне нужны сейчас совершенно другие слова. Я снова стал тем трусливым беззащитным ребенком, который боится отцовского ремня, побоев со стороны старших и более сильных, боится быть обиженным и наказанным за то, в чем не виноват. У меня больше не было друга, ради которого стоило добровольно идти на эшафот. Мне не на кого больше было надеяться, кроме как на самого себя....
-Я мыл туалет вместе с Машковым,-с трудом разлепляя губы полезли наружу слова.-И вообще ничего не понял... Сначала Витька убежал посмотреть... Ну... Что там случилось... Вот... А потом прибежал обратно, сказал, что Сашка... рядовой Васильев мертв... В общем, как я понял, это обычный несчастный случай... Все...
-Иуда!-выкрикнула Сашкина мать.
-Подождите!-вскочил Ковалев.-Есть же свидетельство военной судмедэкпертизы. А как же многочисленные побои на теле Васильева?!
Но его слова потонули в нарастающем гуле. Я на ватных ногах побрел на свое место. Сквозь какую-то пелену я видел, как с ненавистью смотрят на меня Сашкины родители, как улыбается мне Горохов, как одобрительно кивают мне «дедушки», как бросают генералы колкие взгляды на начальника части, а тот в свою очередь испепеляет ротного, как разочарованно собирают пожитки телевизионщики, а журналисты с ехидной ухмылкой пытаются свалить из зала. И вся эта круговерть постепенно сливалась с солнечными лучами, падающими сквозь стекла, и складывалась в надпись «ИУДА»...
-Миша,-окликнул меня Сашкин отец возле автобуса.-Можно тебя на минутку?
Я подошел на негнущихся ногах и не решался поднять глаз.
-Скажи честно, ты сказал сегодня правду?-с надеждой спросил Виктор Сергеевич.
Я посмотрел на его серое осунувшееся лицо и кивнул.
-Будь же ты проклят!-в сердцах выкрикнул Сашкин отец и, сгорбившись, пошел прочь...
Вот, собственно, и вся история моей дружбы и предательства. Горохова отпустили сразу же после суда, за отсутствием состава преступления, основываясь на показаниях свидетелей и поставив под сомнение  участие подсудимого в нанесении ударов погибшему Васильеву, впрочем, как и само заключение. Я знаю, что родители Санька попытались взять реванш под руководством Комитета матерей, но попытка не увенчалась успехом. Спустя месяца три в часть приехал вялый следователь от военной прокуратуры, задал начальству какие-то вопросы, после чего дело дальше не пошло. С Ковалевым я так больше и не разговаривал. На следующий после суда день он распрощался с любимой частью и отправился в неизвестном направлении продолжать борьбу с неуставщиной. Следом за ним мы вскоре помахали ручкой и начальнику части. «Дедовщину» искоренять больше никто не собирался, и вскоре потекла обычная нормальная армейская жизнь, как в других частях...

Я отбарабанил два года, стараясь ничем не выделяться ни в первый, ни когда перешел в разряд старослужащих. Вернувшись домой, я узнал у бывших одноклассников, где находится Сашкина могила, и через две недели в день его гибели отправился на кладбище.
Оказалось, что Виктор Сергеевич умер через полгода после суда. Сердце не выдержало. Мать Санька была тоже плоха. Она сгорбилась и передвигалась теперь только с палкой, да и то при помощи кого-то из родственников. Я предпочел спрятаться за спинами уже немногочисленных одноклассников, которые еще пока продолжали помнить Сашку, но не вышло. Мать буквально через минуту выхватила  меня взглядом из собравшихся.
-Пришел?-доковыляла она до меня самостоятельно.
Все затихли.
-Пришел,-кивнул я.
-А зачем? Что делает здесь предатель моего сына? Предателям возле этой могилы не место,-покачала головой Сашкина мать и тихо прошептала:-Вон отсюда!
Я не стал спорить или оправдываться и под прожигающие спину взгляды, озвученные злым шушуканьем родственников, пошел прочь...

Сегодня, Сань, очередной день нашей клятвы. Очередной раз, когда я пытаюсь перед тобой хотя бы как-то оправдаться. Наверное, тебе уже надоело до чертиков выслушивать эти слюнявые мыслишки подвыпившего Иуды в качестве жалкой самозащиты. Вот и сейчас ты опять смотришь на меня тем же непонимающим взглядом. Снова я не нашел веских слов. Да и не найду их никогда. Также, как никогда не получу твоего прощения.
Мне тяжело. Очень тяжело. Правда. Не только потому, что без тебя я, оказалось, чувствую себя до сих пор какой-то сиротой. Время идет, а вина предательства давит лишь сильнее. Прости меня, Саш. Я распоследняя сука и понял это. Но слишком поздно. Жизнь нельзя перемотать назад. Прости.
Я встаю и медленно ухожу по дорожке кладбища, чувствуя спиной взгляд Санька с фотографии на памятнике. Нет, в этот раз он опять не простил меня. Да и простит ли вообще?..