Мальчик

Мутная лава больничного света стекала вниз по стене из воспаленного флакона. Темные, шмыгающие носами фигуры в темных халатах возились вокруг, то и дело уродуя темноту убогими силуэтами. Мальчик-вьетнамец, зачарованный танцем поднимающихся пузырьков,  варил в банке с водой сосиску, засунув туда кипятильник. Это было почти счастье.
Некоторые вещи здесь касались его. Любили и ласкали его. Ему нравилось отдаваться объятиям старого потрепанного одеяла, колючего и жаркого, когда вторгаясь плотоядным кипением разума в тягучие глубины покоя, он засыпал. Сверкающий луч медицинской иглы с шипением угасал каждое утро, болью врезаясь в детское тело. Это тоже было прикосновение.
А еще… Сухой холодный рот молчаливого стетоскопа, щекотливые войлочные тапочки, предсказуемые округлости большой алюминиевой кружки. Прикосновения. Неотвратимые и нелепые. Жесткие. Чужие.
Маленькому существу, погребенному под пеплом больничной пыли и забытому в паутине серых мазков хотелось одного – такого, что никогда не опишешь и не объяснишь, такого, которое можно только почувствовать.
Он тихо заплакал.
Под окном, в березах больничного парка, под падающим теплым снегом, таявшим прямо на губах, целовались двое. И не знали, какой желанной и какой несбыточной может быть одна простая вещь – поцелуй в губы.