Рыбалка

 
   Ты спрашиваешь меня, что в ней главное? Я тебе отвечу. Главное - подобрать наживку. Без нее ни куда. Если не угадаешь - будешь впустую сидеть часами в ожидании поклевки. Зато когда знаешь, что насадить на крючок, на что поплевать, тут уж без улова не уйдешь.
   Нет, я не люблю сети. Это так вульгарно. Представляешь, некоторые ведь получают удовольствие, созерцая, как они в ужасе сбиваются в стайки, теснятся, стараясь спрятаться подальше в угол. На мой любительский взгляд, это настоящее живодерство. Так нельзя, пусть они и бездушные твари. К тому же никакого азарта.
   Разве не лучше тихо, мирно закинуть удочки, посидеть, поразмышлять о том, о сем. Ты не согласен со мной? Я вот часто думаю. Они наверняка тоже испытывают страх и боль. Странно только, что все время молчат. Вроде бы открывают рот, пуская кровавые пузыри, бешено вращают глазами, казалось бы, кричат, умоляют о пощаде. Но я не слышу. А ты? Не знаешь? Никто не слышит.
   Чаще все клюют тощие - как самые голодные. Хотя иногда попадаются довольно упитанные экземпляры. Но они только на блестящее идут. Да, я тоже люблю тех, которые пожирнее. От них навару больше, пироги вкуснее, помягче.
   Эй, хозяин, принеси-ка еще пару кружечек. Для меня и моего друга.
   Ну, так вот. Наживка должна на самом дне лежать, леска-хамелеон. В противном случае они не подходят, шарахаются в сторону. А со дна берут. И тут наступает самый волнительный момент...
   Да не дыши ты на меня своей трубкой! Ненавижу твой табак! Это не ты? А кто тогда? Вообще не куришь? Ладно.
   ...Немного отпустить, а потом неожиданно дернуть. Леска в момент натягивается, удилище изгибается. Сопротивление, борьба пьянит. По логике, чем больше висит, тем труднее тянуть. Но не факт. Бывает, какая-нибудь мелочь так вцепится и упирается, что ощущение такое, как будто тянешь минимум заливное.
   Дома жена готовит по особому рецепту: сдирает шкурки, вспарывает живот, выливает кровь, но не всю, люблю с кровью, промывает в лимонном соусе, обмакивает в хлебных крошках, посыпает специями и на раскаленную сковородку, брызжущую маслом. Под пряным соусом, с кружечкой имбирного эля. Объедение, пальчики оближешь. А какие они вяленые. А, слюнки потекли?
   Но ты, небось, на настоящей рыбалке и не был-то никогда? Эх, молодость. Все бы им дома сидеть. Я тебя как-нибудь свожу.
   Ты меня слышишь? Уснул, бедолага. Нельзя так много пить. Зеленый совсем. Мальчишка. Ну да ничего, мы из тебя сделаем настоящего мужчину.
   
   Хлип, постоянно озираясь, быстрым шагом пробирался по темной улице, прижимая к себе краюху хлеба. Он очень торопился. Его запросто могли ограбить. Видано ли, целая буханка! Настоящее сокровище. Особенно теперь.
   
   Почему сетями нельзя? Потому что их вид на грани вымирания. Все реже попадаются, все мельче становятся. Вырождаются они. Может, это вообще твой последний шанс порыбачить. Да и вкус у них уже не тот. Мясо жестковатое, в зубах застревает. А раньше во рту таяло. Теперь лишь на шпроты.
   Помню свой первый раз: тогда дед один взял меня с собой. Вот это был улов, я тебе скажу. Столько разве что сетью наловить.
   
   Из темноты переулка выдвинулось несколько теней. Хлип почувствовал опасность и сильнее прижал к груди хлеб.
  -- Отдай нам его, - выступил вперед самый высокий из незнакомцев. Он явно был лидером.
  -- Нет! - Хлип стал пятиться, но, обернувшись, увидел, что окружен. С сзади подступала еще пара бандитов.
  -- Тебе же лучше будет, говорю, брось хлеб! - странно, но в голосе вожака не чувствовалось агрессии, скорее наоборот, от него веяло участием и добротой. Так говорят ребенку, стараясь помочь исправить его же ошибку, так, чтобы он извлек из этого урок.
  -- У меня семья. Дети. Они не ели уже несколько дней.
  -- Но лучше оставь его нам, пока не поздно.
  -- Вы не можете отобрать у меня хлеб. Это единственное, что у меня есть.
   Стоящий справа от вожака с тревогой смотрел в небо.
  -- Старк, нужно действовать. Мы можем опоздать.
   Тот легонько кивнул. И его сообщники одновременно кинулись на Хлипа.
  -- Помогите, - лишь смог выговорить он, падая на колени, подминая под себя буханку. Слезы катились из глаз. Он заплакал от бессильной злобы. От того, что он слабый и беспомощный в мире, где правит сильный. От боли физической - грабители с силой пытались отодрать от него хлеб, не стесняясь применять тычки и удары. От то, что дома его ждут голодные глаза детей и усталый упрек больной жены.
   
  -- Клюнуло. Чего ты медлишь? Тяни же! Неужели не чувствуешь?
  -- Да погоди ты, нетерпеливый какой! Успеется. Нужно немного подождать. Отпустить ни о чем не подозревающую жертву с наживкой, а затем резко подсечь. Поверь, в этом весь смысл - увидеть в их глазах такое непонятное выражение, еще не страх, скорее удивление. Лицом к лицу. У меня всегда возникает странное ощущение, как будто я сейчас разгадаю вселенскую тайну. Терпение, и ты сможешь испытать это же чувство.
   
   Старк прикреплял к буханке нечто тяжелое, напоминающее куклу.
  -- Что вы делаете? Сумасшедшие! Отдайте! - Хлип вскочил на ноги и бросился к вожаку. Его тотчас сбили.
   Через несколько мгновений кукла взмыла вверх и растворилась в темноте ночи.
   
  -- Ну, вот и все. Попался.
  -- Что-то он вялый какой-то. Ты его измотал.
  -- В последнее время они все такие. Я даже начинаю привыкать.
  -- По-моему, он уже мертв. Как на счет, лицом к лицу?
   
   Хлип перевел глаза на вожака. Тот протягивал ему руку. Опираясь на нее, Хлип поднялся.
  -- Приходи завтра к ратуше. Мы дадим тебе хлеба. Но нам нужна твоя помощь. Мы должны бороться. Против них. И ради всего святого, не подбирай больше ничего с земли.
   
  -- Еще один несчастный спасен.
  -- Труп за человеческую жизнь. Такая нынче цена.
  -- Как ты думаешь, Старк, он придет завтра? Не испугается?
  -- Я верю. Надеюсь. Я пытаюсь надеяться, иначе все бессмысленно.