Отец Джеремайя

Шесть лет и десять месяцев лет минуло с того дня, когда отец Джеремайя вступил в должность настоятеля церкви Святого Джута. Согласно последнему предписанию Ватикана, священники не имели права оставаться на одном месте более семи лет и Джеремайя конечно же знал об этом. Знал, но менять приход не хотел, надеясь что Зоркое око Папы Римского не заметит его "неподвижности".
Его привязанность к данной обители имела своё мистическое обьяснение. Дом, в котором он жил, находился на месте разрушенной мельницы и служил перевалочным пунктом для всякого рода нечисти. Однако, называть происходящее "нечистью", можно было лишь условно. Лишь следуя пониманию того, что происходящее в нём не вписывается в каноны, обозначенные Католической Церковью.

... Некоторыми вечерами, длинные коридоры дома служили, своего рода туннелями для феерических Процессий. Шествия возникали стихийно, появляясь возле внутренней стены дома, со стороны кухни, далее они шли сквозь весь второй этаж налево. Шли, постепенно исчезая, в темноте старинной библиотеки, оставляя за собой запах ранней сирени. Это вполне могло бы показаться снами, если бы не обрывки карнавальных масок и остатки обгорелых петард, найденные на полу утром следующего дня.
По началу, Отец Джеремайя пытался вести календарь, пытаясь уяснить для себя закономерность прохождения Процессий, но он не обнаружил ничего схожего ни с праздниками Григорианского календаря, ни с днями отмеченными Ортодоксальной или Мусульманской конфессиями.
Попытка проследить систему Солнечных Возмущений, так же не внесла никакой ясности.
Вечерами, Джеремайя мог спокойно наблюдать за полупрозрачными силуэтами и танцующими фигурами, слушать звуки их колокольчиков.

...Коломбина томно покачивала бёдрами и улыбалась, глядя сквозь священника, как бы не замечая его присутствия. Чёрная кожанная маска скрывала половину Её лица. Бросалась в глаза некая бледность, почти мертвенность и если бы не вспышки озорных глаз из-под маски, то Вы сочли бы её блуждающим трупом.
Толпа причудливо-одетых людей, до краёв наполняла стены кирпичного дома.
Они текли, как река. Извиваясь и бурля, огибая внутренние углы здания. Дервиши, выпрыгнувшие из перформанса Итальянской Комедии Масок, гордо несли штопанные квадраты своей одежды. Cсверкая сотнями дешёвых блёсток, они задевали плинтусы носками готических ботинок и оставляли множество мелких маслянных пятен на бумажном покрытии стен. Сотни свечей кочевали, разрушая обаяние темноты.
Оранжевые вспышки факелов, были заметны сквозь окна дома, заставяя прохожих недоумевать :
- Почему священник топит камин в такую душную летнюю ночь?

...Металлическая труба, неизвестно для какой цели торчавшая под потолком коридора, выглядела огненным шампуром и всегда была священнику неприятна...

Однажды, Отец Джремайя заметил в толпе трёх монахинь, которые поманили его за собой. Они поклонились ему, каждая набожно сложила руки на груди. Тогда он встал с кресла и пошёл за ними, смешавшись с пёстрой толпой. Растворившись в ней.
Ранее настоятель церкви Святого Джута, даже не предполагал об истинной длине коридоров своего дома. Он всё шёл и шёл, оставляя за собой целые мили таинственных тёмных изгибов, минуя заброшенные катакомбы. Иногда ему казалось, что Процессия продвигается в туннеле под лоном реки. Тогда с потолка сочилась вода и воздух наполнялся ароматами прелых водорослей и тухлой рыбы. Затем к нему возвращался запах сирени и горелого факельного масла, монахини отстали, зато справа и слева колыхались смуглые потные тела : сотни рук и глаз скользили вокруг, не замечая его Джеремайиного присутствия.

Внезапно всё исчезло.
Свежий запах утренней росы оглушил настоятеля, он обнаружил себя лежащим среди травы, довольно далеко от дома. И если бы не щекочущие усы бродячей серой кошки, снующей вокруг и бесстрастно обнюхивающей его лицо, то он решил бы что одна "не-явь" снова сменила другую...
Маленький чёрный силуэт лежал на зелёном склоне и чувство реальности возвращалось, в сопровождении головной боли и спазмов затёкших сухожилий.
Отец Джеремайя поднялся и направился к своему дому, чтобы сменить одежду для Утренней мессы. Он снял костюм, усыпанный сотнями сухих травинок, и бросил его на пол. С явным неудовольствием, он оглядел в зеркало свою Плоть. Ему никогда не нравилась собственная телесность : все эти седые волосы на груди и под мышками и багровые головки родимых пятен, напоминали о его несовершенности и Изначальном грехе, в котором рождается любой человек и относительно которого не возможно ничего изменить.
Другой, свежий костюм скрыл Джеремайю под своим чёрным сукном. Белый треугольник под воротником вернул его силуэту опрятную торжественность. Пастор потрогал пальцами кость подбородка и кадык, пристально посмотрел сам на себя и попрощался со своим отражением.
Минуту спустя он вышел из дверей дома и его фигурка исчезла, уходя по тропинке, между двумя холмами. Скользнула между ними, как капля воды скользит, между двух женских грудей...
Коричневый церковный силуэт поднимался над горизонтом и звал Джермайю к себе. Войдя внутрь он ненадолго зашёл в свой рабочий кабинет, где поверх костюма он надел, чёрнильного цвета сутану.
Будучи облачённым в царственно-пурпурные складки он поднялся к кафедре.
Возвысившись над толпой, Отец Джеремайя расправил руки, кивнул и произнёс приветственные слова.
Правая сторона его лица покрылась капельками мелкой испарины, жирная фиолетовая свеча стояла слишком близко к столу, она медленно плавилась, восковой рекой опадая вниз...
– Как тяжко сегодня... – подумал он, – В воздухе висит ожидание грозы, хотя прогноз погоды сегодня ничего особенного не сообщал... – Ему захотелось щёлкнуть пальцами по стеклу воображаемого барометра, чтобы стрелка упала вниз.

Паства на мгновение замерла и сотни человеческих затылков наклонились по направлению к голосу Пастора. Певчие, а это были две седенькие старушки редкостно-благообразного вида, раскрыли рты и тоже замерли, в ожидании первой судороги электронного органа. Вот и она – душеспасительная вибрация, юркнувшая в воздух из деревянного ящика, набитого технократическими изысками.

С левой стороны доносилось прохладное дыхание зала. Вернее сказать, изначально оно не было холодным, оно остывало, пролетая пятнадцать метров от первого ряда кресел до пасторской кафедры. Тепло уходило вверх, под выделанный сосновыми дощечками купол, а Ему оставалось дуновение. Этот лёгкий морской бриз освежал и душил одновременно.
Трое мужчин понесли по рядам корзинки для пожертвований и постепенно скрылись, свернув за спины стоящих прихожан. Псалом № 414 кончился внезапно, оборвавшись на три ноты быстрее, чем обычно и толпа с облегчением осела, уронив вниз мешки своих тел.
В церкви возникла удивительно густая конфиденциальная тишина, так бывает только при условии, что несколько сотен человек нырнули сами в себя. Над толпой сгустился масляный, состоящий из мелких грешков, пар.
Это потное месиво надувными шариками ползло вверх, оставляя людей очищенными. Тяжёлые веки священника раскрылись, явив миру узкие расщелины глаз.
Так наступило время для воскресной проповеди.

Джеремайя показал людям маленький хрустальный флакон, с трогательно-тонким носиком и оттопыренной ручкой.
- Попробуйте предположить, что находится внутри? – Отец протянул пузырёк девочке, сидящей в первом ряду.
- А Бог его знает, - неуверенно сказала малышка.
- Может быть ты угадаешь? – Священник протянул флакончик другому ребёнку.
- Я , лично, не знаю... Но Вы можете спросить мою бабушку.
Бабушка задумчиво поправила очки и изрекла :
- Семена, что ли...?
Голос священника сбился на истеричный фальцет:
- СЕМЕНА! Но знаем ли мы, что вырастет из них? Одно семя станет цветком, а другое – деревом. Но кто знает, может быть каждое из них имеет свой мозг и душу и вовсе не хочет перерождаться? Оно смотрит на нас и шепчет : - Эй, дружище, посмотри на меня! Я отличный парень и я не хочу никого обижать...

Пастор подхватил под руку, какую-то сидящую женщину... На подмостках кафедры стояла накрытая фиолетовым материалом корзинка.
- Мы разыгрываем мистерию жизни и Вам предстоит узнать её разгадку. Так скорее же! Сдёргивайте сукно!
Взгляду прихожан открылась плетёная корзинка, наполненная различными плодами. Великолепный осенний натюрморт, всякие там помидоры, редиски и морковь, со слегка увядающим зелёным хвостиком. 
- Вот плоды, которые вырастут из этих семян! – голова священника неестественно затряслась, выдавая симптомы нервного расстройства.

...На карнизе колокольни сидел сам Господь Бог, который обхватил руками острый шпиль готической крыши и ударял в колокола своими босыми пятками. Сначала правой, а потом левой. Бог смотрел на стаю голубей и радовался своему могуществу, как дитя. Следуя инстинктам, он схватил одну из птиц за белые перья хвоста и ловко перекусил ей горло. Посмотрел на крылатую безглавую добычу и немедленно сожрал её, посыпая Землю белым майским пухом, который падая превращался в лепестки белой вишни. Лепестков было много... А затем Господь исчез. Отлучился по своим делам и не то чтобы он медленно растворился в воздухе.
Нет, он просто исчез...

Мальчик в белом балахоне подал Джеремайе кадильницу и держа непослушно-вертлявую вещицу в вытянутой руке, наблюдал за движениями крупных ладоней, неспешно чиркнувших спичкой. Вот загорелся кручёный фитиль, по которому вверх поднималось елейное масло. Тихое позвякивание медной цепочки и запах благовонного дыма кругами расползалось по церковному залу, медленно вызывая приступ хронической астмы у араба, сидящего в четвёртом ряду. Было видно, как под белой сатиновой рубашкой вздрагивает смуглое тело. Когда он наклонился к карману сумки за аэрозольным баллончиком, то женщина с лицом фаянсовой куклы, сидящая позади него увидела чертовски-острые крылья лопаток, выпирающих из-под белой материи.
Спортивная сумка с изображением баскетбольного мяча стояла между, выбивающими нервную чечётку, лакированными ботинками. Араб кашлял, прерывисто и чужеродно... С хриплым свистом отторгая мокроту из своих лёгких.

Приступ отступил также внезапно, как и начался...

Отец Джеремайя говорил...
Но при этом он внимательно смотрел в левую сторону, там где пятно светового блика медленно подползало к скульптурному лику Христа. Здоровый солнечный заяц подкрадывался к деревянному рельефу Спасительного уха.
Первой «вспыхнула» прядь резных волос, а потом дальше, дальше...
Дальше!
На наружной стороне окна сидела птица Сирин. Просто сидела, опустив крылья вниз.

...В небе царило весеннее хулиганское оживление – это Ангелы схватили солнечную сферу и затеяли игру в футбол, ловко подкручивая огненный мяч, пасуя его от нападающего к защитнику... Боженька ласково смотрел на них. Он улыбался и крутил в кармане неведомую Штуку. Штука оттягивала карман, двумя стальными ручками просвечивая сквозь Божественный балахон. Вот он выдернул руку из кармана, явив миру сверкание новеньких плоскогубцев...

Араб перестал кашлять и прислушался, к размеренному тиканью своей сумки.
Баскетбольная сумка тикала, как будто жила. Тикало её тяжёлое тротиловое сердце. Араб посмотрел на свои часы. На мудрую секундную стрелку.
Времени оставалось совсем немного, секунд пятнадцать, не более... Он закрыл глаза и старался ни о чём не думать. Внезапно он почувствовал запах своего одеколона, из-под мочек его ушей поднялся «Denim», которым он брызгал себя с утра, прежде чем вышел из дверей дома с сумкой на плече.
Оставалось десять «тиков».               
Перед его глазами мелькали картинки из прошлого, настоящего и кажется будущего. Араб с сожалением подумал о своих ногах и промежности, о своём теле, которое пару секунд спустя взлетит на воздух. Он представил себе, три сотни человечьих душ, которые стаей поднимутся со свежих руин, секундой позднее. Его душу примет седобородый Мухаммед и они вместе минуют небесные врата...
Другие души будут какое-то время лететь за ними следом, грозя прозрачными кулачками и сетуя на несвоевременное Преставление*.
А потом «Они» попадут в какой-то там свой рай, куда их пропустят по «льготному мученическому тарифу»...
- Кто сказал, что дорога к Благодати должна быть лёгкой? – подумал восточный человек, мысленно примерив на себя колкий венец из мелких треугольников разрушенного церковного кирпича.
Венец остриями внутрь.

Джеремайя закончил говорить и сел, напряжённо расправив своё крупное тело внутри деревянного кресла. Положил левую руку на подлокотник, а рукавом правой руки вытер со лба испарину. Фиолетовый рукав сутаны теперь выглядел сырым.
- Тяжело сегодня... Чёрт его знает, почему так тяжело? - Священник почувствовал себя одиноким бакланом, явно захлёбывающимся в центре масляного пятна, разлившимся на поверхности воды, в уединённой гавани. Он явственно увидел некий танкер, пересекающий морской залив. Танкер со зловещей дырой, чуть выше ватер-линии... И из этой дыры сочилась его, Отца Джеремайи, смерть. Он осенил себя крёстным знамением и замер. Именно сегодня, Готическая роза над входом разыгралась кровавыми бликами, щедро разбрасывая их по залу. Световые капли ходят по кругу, раскручивая небесную рулетку между сидящими. Небрежно примеряя участь на каждого. Отец Джеремайя видел лбы с красными метками. Две трети прихожан уже были отмечены.
Самое страшное заключалось в том, что по его собственному лицу также ползли неровные красные пятна. Он слегка прикрыл глаза, потому что невозможно было смотреть вперёд, сквозь красный световой подтёк.
На мгновение ему показалось, что он сходит с ума. Мир ночных процессий смешался с дневным обыкновением и всё на свете перепуталось...

...Господь вошёл в церковь лёгкой походкой и только священник заметил это. Другие люди тоже могли бы видеть его, но они сидели спинами ко входу и дневная мистерия свершалась позади них и в тайне ото всех.
К сожалению...

На фоне абсолютного молчания раздался тихий щелчок и беззвучие продолжилось, но это была уже абсолютно другая тишина. Тишина, о которой настоятель мечтал всю его жизнь...
Месса закончилась. Люди медленно выходили из здания церкви, в том числе разочарованный Посторонний, который уносил с собою "нераскрывшийся ящик Пандоры" и радовался биению своего сердца.
Джеремайя вернулся домой и принёс из подвала кручёный свиток капронового каната, отмерил один метр. Сделал петлю и закрепил её на этой дурацкой металлической трубе под потолком.
Поставил внизу "наследство племянников" - маленький детский стульчик. После чего посмотрел на себя в зеркало, сквозь неровный овал петли, улыбнулся и сделал один короткий шаг вперёд...
_______________________________________
 Преставление* - поясняю для тех, кто не знает - (старо-русское слово) Смерть.