Чистый торч легкий летний вариант

  Я ползу по этой долбанной скале вслед за двумя идиотами в резиновых тапочках-вьетнамках и мимоходом спрашиваю себя, отчего я повелся на этот мгновенный импульс. Ответ находится вместе с пучком высохшей травы, за который я намертво цепляюсь ободранными пальцами. Я захотел записать это маленькое восхождение в дневник своих воспоминаний. Другого дневника я не веду,  и никогда не имел. Собирая эти строчки в рассказ, я единственно цепляюсь памятью за то лето, состоявшееся благодаря моему самозабвенному вранью в деканате, и подарившее мне поездку к тетке в Крым взамен дурацкого  «колхоза» с его виноградниками в степи и пьяными расстроенными гитарами по вечерам.
  Вначале я нашел подводное ружье на камне среди водорослей. Стоя по пояс в прозрачной воде, опрометчиво подняв его, вероятно, я имел неосторожность состроить подозрительную рожу, осматривая находку. Спустя пять минут я расстался с ружьем, отдав его в крепкие руки загоравших поблизости «дикарей», срочно сказавшихся владельцами утерянного именного оружия. Числом и напористостью они возобладали над нерешительным отроком в желании обладать оружием. Продолжив свой путь по каменистому берегу бухты, я, спотыкаясь в охоте за ящерицами, прибрел к основанию того скалистого выступа, на котором студенты в 60-х установили скульптуру, с позволения сказать, орла. Уныло присев на горячий валун, я вперился в лазурную рябь моря, соображая, что добраться обратно вплавь будет приятней, чем возвратиться тем же путем. Распластанные копченые фигурки вокруг, расположившиеся в основном парами, пестрели разноцветием купальных костюмов и пляжных полотенец. В толщу полуденного  зноя врезались только далекие визги детей с полоски санаторного пляжа. И тут я увидел этих. Двух поджарых придурков, карабкавшихся по ссыпавшейся у них под ногами  гранитной крошке, к выветренной временем щели. Соединив две точки в пространстве, я увидел цель их маршрута – фигурку орла на камне над их головами. Его раскинутые в привольном взлете фантазии неведомого скульптора крылья обнажили в некоторых местах беспомощную арматуру, не имевшую возможности дать силы к полету. За своим безделием я поспешно полез вслед за ними, на полпути крикнув: «Мужики, вы куда? Я с вами!» Нижний обернулся и, не сбавляя ходу, буркнул что-то вроде: «Не отставай!»
  Догнал я их легко. Поскользнувшись несколько раз на беглой гранитной щебенке, содрав колено и ладони, я уже слышал пот второго, видел его выцветшие за много сезонов плавки, даже оставил безопасную дистанцию, на случай, если он сорвется. Но все мы достигли отвесного участка пути без особых потерь, разве только второй потерял шлепанец. Нам предстояло забраться на пять-семь метров по отвесной скале. Эти двое полезли, как мне показалось, совершенно без остановок. Я же, пристроив мешавшую мне кепку в плавки, подолгу осматривал каждый уступ, за который мне предстояло взяться. От чрезмерного напряжения меня отвлек булыжник, выскочивший из-под руки второго, и пролетевший со свистом у моего носа. Далее булыжник со стуком покатился по склону, увлекая за собой свиту гранитных осколков и привлекая внимание пляжного люда.
  В нескольких метрах от орла мы перевели что-то, что ошибочно называется дыханием, и совершенно без усилий приблизились для обозрения к памятной птице. Вблизи она была еще более уродлива, даже без преувеличения ее можно было бы считать неудавшейся курсовой студента художественного факультета Симферопольского Университета Изящных Искусств, если б таковой имелся. Весь ее топорный стан был залит пометом чаек, арматурины торчали и из головы, жить ей оставалось недолго. Ветры и дожди отмоют скелет добела, тогда, возможно, легенды о ней обретут некую визуальную поддержку.
  Спуск наградил участников славой. Съезжали на жопах на виду у всей общественности пляжа турбазы «Кичкине». Страх полететь вниз и распанахать брюхо о железные колки был не сравним ни с чем. Впоследствии, даже угроза получить «неуд» на госэкзамене, не пугала меня столь остро  и всепроникающе, как перспектива  оказаться с разбитой головой у ног отдыхающих на этой чертовой базе, собравшихся едва не с шампанским встречать трех идиотов, сползающих к ним с горы. Заботясь об укреплении разрушаемого стихией природы берега, власти распорядились одеть оный в железную сетку, облить бетоном и вогнать железные штыри для прочности. Штыри выделялись над гладкой поверхностью бетона на 10-15 см и гнулись под ногой, как шоколадные, спасла только сетка, появившаяся кое-где из-под разрушенного дождями бетона.
В стертых до дыр плавках мы гордо прошествовали сквозь толпу на пляже до прибоя и, переглянувшись, нырнули разом.
   «Слышь, малый, а ты местный?» – спросил на пляже один из них, хлопая себя по уху, чтобы вытрясти воду.
   «Не, у тетки отдыхаю»
  «За лисичками пойдешь?»
   Лисички росли на склонах Ай-Петри после дождя. Брат приносил уже к обеду пару корзин, настолько густо они росли. Но дождя не было по меньшей мере недели две.
  «Так лисичек нет», - я придал голосу выжидательную интонацию. Они переглянулись.
  «А ты откуда знаешь?» Продолжать разговор дальше мне показалось бессмысленным. Я пожал плечами, и направился к своему топчану. «Слышь, малый, постой», - сказал один. Я действительно остановился и, поворачиваясь к нему, небрежно бросил: «Слышь, ты меня на «слышь» не лови! Ну чё?»
Он хмыкнул и спросил: « А на Ай-Петри пойдешь?»
Я оценил его щуплую комплекцию, подумав, что про таких писали «тщедушный». Лицо канапатое, какое-то располагающее, может быть морщинками у глаз, может этой канапатостью. Опасения он не внушал. За время своего одинокого пребывания здесь я порядком утомился исключительно своим обществом, поэтому даже такое пустое предложение вызвало определенный энтузиазм. «Ну и чё там делать?».  «А тут чё делать? – откликнулся с готовностью он – Серега вон завтра не может – в Севастополь едет с женой. А я дорожку знаю прямо наверх, короткую. Обратно на канатке. Ну, ты как?»
  Рассказав за обедом двоюродной тетке о своем подвиге, я услышал не менее волнующее сообщение дребезжащим от сердобольного сочувствия голосом о студентке из Киева, свернувшей на прошлой неделе себе шею именно при падении с этого орла. Её великовозрастный сын прыгал в свое время по пьяному спору с Ласточкиного Гнезда и остался жив, отделавшись переломами ребер от удара о воду, один из четырнадцати известных прыгавших с высоты этой достопримечательности Крыма. Именно это число упоминалось в местной легенде. Взяв с тетки слово о недонесении родителям, я отправился отдыхать на балкон, с которого можно было считать рыбацкие лодки, не пользуясь биноклем. Растянувшись на койке, я сквозь накатывавшую дрему слушал, как тетка прогоняет с балкона мужа, примостившегося с чашкой кофе и сигаретой на табуретке. «Иди на улицу, наркоман старый, дай дитю отдохнуть!» Седой пушистый дядя Филя приглушенным голосом отбивался: «Да он спит!» И старательно пускал дым наружу.
 Я ползу по этой долбаной скале вслед за двумя идиотами в резиновых тапочках-вьетнамках и мимоходом спрашиваю себя, отчего я повелся на этот мгновенный импульс. Ответ находится вместе с пучком высохшей травы, за который я намертво цепляюсь ободранными пальцами. Я захотел записать это маленькое восхождение в дневник своих воспоминаний. Другого дневника я не веду,  и никогда не имел. Конопатый Игорь таки укатал жену приятеля отпустить их «за лисичками», а в дельфинарий съездить потом. Он корячится метров на пять выше, сбрасывая в расщелину мелкие камни, и подсказывает нам куда лучше сунуть руку, а куда – ногу. Серега ползет вторым. У меня пока передыщка, и я вполоборота гляжу вниз, на  Гаспру, едва видимые в сизом воздухе крытые рубероидом крохотные крыши поселковых пятиэтажек. В сотне метров от нас спокойно шуршит вагончик канатной дороги, доставляя впитывающих впечатления от захватывающего дух путешествия экскурсантов к высшей точке горы – началу их прогулки по плато. По-моему, нас фотографируют. Я прижимаюсь к серой отвесной стене и смотрю вверх: пора, они выползли на последний перед гладким, как многолетняя лысина моего покойного деда, участком. Я почему-то уверен, что останусь жить. Останусь стоять здесь и, если не хватит через бесполезную кепку солнечный удар, дождусь, когда мне вместе со спасительным матюччем сверху сбросят лестницу или веревку. Но так же я понимаю, что за успешным до сего момента подъемом должен следовать успешное влезание на этот скользкий от дождей и ветров пик, поэтому оставляю в покое свою веревку и ставлю свою правую ногу на двадцать сантиметров выше левой. Я пошел…
    Стоя лесенкой (моя голова на уровне Серегиных пяток), мы прокачиваем возможность подъема по гладкой двустворчатой расщелине в скале. Игорь уверяет, что «поднял» здесь десяток «сопливых». Надо только изо всех сил (надежно!)  упираться руками-ногами в с стены и все будет ОК. Он ползет. Глядя на его сушеные неизвестно где как для ролика работающие мышцы, я  упираюсь в противоположную стенку ногой и перешнуровываю кроссовки поплотнее. Забираюсь наверх совсем не так, как он подсказывал. Я лезу «колобком»: обе ноги упираются в стену, потом отлепливается спина, руки идут к той стене, в которую еще упираются ноги, и только почувствовав ладонями теплый камень, я отрываю одну ногу, и привалившись спиной к стене, переношу вторую и тут же намертво спиваюсь подошвой в тот участок скалы, который только что грел мне хребет…
   Перевалившись через край, мы с Серегой валяемся на жесткой горной траве, а он стоит над нами, и спрашивает: «Деньги брали на канатку? А на пиво?»
   Мы брали. Вместо пива покупаем по стакану местного вина «Кардинал» у татар, разбивших лагерь у самой станции и сидим, давясь осознанием проделанного пути и запахами шашлыков, пропитавшими горный воздух на двести метров вокруг. На мясо денег нет. Мы медленно соображаем что станем делать дальше. Признаюсь, пока мы сюда лезли, я ничего, кроме дикой прозрачной сосредоточенности и скованности в суставах не ощущал. Теперь, развалившись на жесткой траве плато, я внимаю сонм разноплеменных запахов растений, слышу гул голосов вдали, у татарского продуктового лагеря, и безмерно счастлив благополучным окончанием сей дурацкой, с моей точки зрения, затеи. Может быть, это и есть сладкий легкий летний торч. Торч без примеси, торч по-чистому.

PS: ЧИСТЫЙ ТОРЧ (зимний) протянул свое влияние в самые летние дебри, и я решился продолжить.Начало можно прочесть : http://www.proza.ru:8004/2003/02/17-62