О свободе творчества

Второй доклад Фридриха.

Наша партия поставила перед нами уникально сложную, но увлекательнейшую задачу, разрешить которую мы должны в ближайшее время. Нам для этого даны все возможности. Все вы знаете, что это за задача. Поэтому я не буду говорить о ней. С ней у нас крепкие отношения, мы держим ее, как империалист горло трудового народа. Нет, я буду говорить не о ней. Я скажу о способах ее достижения. И даже не столько о способах, которыми оделила нас партия, сколько о той свободе, которую мы получили в результате великой октябрьской революции - и которую продолжаем развивать. И не просто о свободе, не об абстрактном понятии, о котором было брошено на ветер столько слов буржуазными философами, не достигшими и десятой доли понимания, которая есть в любом советском человеке. Я буду говорить о свободе творчества.
Несколько десятилетий назад настало трудное время, когда тогдашние мыслители могли пересмотреть, перетряхнуть, очистить понятия, которыми их пеленали в колыбели. Настала новая жизнь, когда выжженная пустыня гуманизма осталась позади, а перед ними простиралась цветущая равнина социалистического общества. Они еще знали о двух свободах, похожих как две сестры - день и ночь, жизнь и смерть. Новая свобода простиралась перед ними, открытая и уверенная. Другая - черными холодными призраками стояла позади, тянула костлявые руки, пытаясь затащить обратно, нашептывала слова о преданности, о долге, о чести, беззастенчиво лгала, что цветущая равнина впереди - лишь мираж, готовый пропасть от одного сколько-нибудь сильного дуновения ветра. Иные из мыслителей поддавались на уговоры и возвращались к покосившимся деревянным крестам мирового погоста, к разговорам с летучими мышами, с червями и туманами. Но другие, осознавшие неизбежность смены дня и ночи, осознавшие, что невозможно вечно спать, надо когда-то и просыпаться, оставили тьму позади и направились к свету.
Мы - их прямые последователи. Мы не оборачиваемся к тьме, мы не спрашиваем тень минувшего - вы ли это, моя печальная сестра? Мы знаем, что бесполезно и глупо вопрошать к тому, что невещественно, чего на самом деле нет. Мы проснулись к высшей жизни. Мы - дети света. Наши личности - это не птицы, которых можно освободить из клетки. Мы не стремимся к ложной абсолютной свободе, не погружаемся в себя в поисках, так называемого, вдохновения. Мы не ищем образы жизни в самих себе. Все эти болезни роста, все эти детские фантазии, затрудняющие восприятие подлинного мира, мы изжили в себе.
Я не буду далеко заходить. Достаточно привести цитату, которая несомненно знакома вам: “Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде “дополнения” к “святому” сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность). Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя”. Несомненно, вы узнали прекрасные слова Ленина. Ленинский стиль, образ его мышления, невозможно спутать ни с чем иным. Он не затрудняется во фразах, каждая его фраза встает на место ей одной предназначенное.
Мы не знаем кабинетов, обитых от уличного шума пробковым деревом. Мы находимся не в глубине и не вверху, мы все - на поверхности бытия, которая и есть подлинная реальность. Нам ни к чему строить башни из слоновой кости, возводить неприступные крепости. Мы - не сторожевые псы, охраняющие сокровища культуры. Мы - сеятели, раздающие сокровища всем желающим, а желающих год от года становится все больше и больше. Об этом говорит хотя бы тот факт, что тиражей наших лучших книг на страну не хватает. Мир еще не знал нашей жажды литературы и науки. Десятки новых бумажных фабрик ежегодно возводятся на лесных просторах нашей страны, осваивается тайга, но мы все еще не можем досыта напитать разверстую голодную пасть советского читателя.
Мы - строители внутренней жизни человека. Я говорю не о той внутренней жизни, что прежде называлась духовной и соотносилась с выдуманным органом человека - душой. Нет, не об этом! Мы разъяли человека и никакой души в нем не обнаружили. Зато мы поняли другое - внутренняя жизнь человека - это то, что относительно свободно от внешних факторов, это то, с помощью чего каждый решает реальные жизненные противоречия, строит собственный динамический образ, которому затем пытается соответствовать. Внутренняя жизнь - это образ, матрица человека, которая постоянно обновляется, но основные ее черты - неизменны.
Мы указываем человечеству реальный путь в реальное будущее - и дело человечества последовать ему или погрузиться в хаос анархизма, утонуть в индивидуальностях, стремящихся уничтожить друг друга. Человечество - не муравейник, как пытаются считать иные буржуазные ученые, и человек - не трудолюбивый муравей. Человек - это звучит гордо, как сказал один из основоположников социалистического реализма. Разве у муравья есть гордость? Мы даже не спрашиваем об этом - мы точно знаем, что это не так. Головной мозг, возникший у нас благодаря нашему трудолюбию, позволяет нам понимать со всей очевидностью насколько муравей отличается от человека.
Цель нашего дела, цель Советского Союза - человек, его счастье, его успехи в работе, его будущее, его внутренняя жизнь, - человек, - мыслимый нами в его все более неограниченном развитии. Мы знаем, как нужно вскрыть бесконечные источники творчества, вскрыть как гнойники, чтобы человечество больше не занималось этими эфемерными вопросами, а занималось настоящим делом, делом строительства.
Страх смерти, присущий человечеству на протяжении десятков веков, отступает перед нашими людьми. Мы поняли, что он условен. Все зависит от общества, в котором живет человек. Свободное общество осознает себя биологически бессмертным - и каждый в этом обществе обладает повышенным ощущением творческой жизни, ощущением, которое подавлялось буржуазным обществом.
Для нас вопрос о свободе не имеет такого значения, которое он имеет для буржуазных потребителей бульварного чтения. Они понимают свободу, как свободу убивать, как свободу перерезать ближнему горло, всадить пулю в его живот или осиновый кол в его грудь. Мы понимаем свободу не так. В первую голову для нас значима перспектива пышного расцвета земли. Наши люди, даже в своих обыденных снах, видят голубые города будущего, где все жители ходят рука об руку, вежливо здороваются друг с другом и без боязни смотрят в завтрашний день. Наши советские Венеры носят на груди значок ГТО и дерзко глядят на проступающие очертания страны свободы.
Наше общество осуществляет поступательное движение. Мы отвергаем индивидуализм, отрыв от общества. Это стало смешным. Другой романтизм теперь в ходу - безумие личного героизма. Прежний романтик, страдающий от неразделенной любви, от одиночества, от непонимания окружающих, уступил место человеку, способному на подвиг, человеку, которого наши девушки готовы миллионными толпами встречать с цветами. Советский человек платит за безопасность не рабским подчинением, не вылизыванием ботинка своему господину. Общество требует от личности только одного - раскрытия творческих сил. Мы строим свою родину. Строим небывалыми темпами. Мы готовы открыть небо для корпускулярных потоков, чтобы обогреть север. Мы готовы на любые свершения.