Весенний нокдаун

     Если смотреть в профиль, то меня, наверное, нельзя увидеть в этом кресле – я весь втянулся в него так, что только кроссовки торчат где-то внизу. Да и все мое существо забилось в какой-то дальний угол, искоса поглядывая на женское лицо в белой марлевой повязке, чьи ловкие маленькие руки возвращают мне возможность кого-нибудь покусать.
      Наконец-то, бесконечная экзекуция заканчивается, и ненавистные инструменты с грохотом ложатся на свое место. Я могу передохнуть (ударение на последней гласной). Властный голос, звучит где-то рядом, приказывая не закрывать рот, хотя обычно в женской компании мне говорят обратное. Отпускаю ручки кресла, с которыми в неравной борьбе мы успели породниться. Сознание постепенно начинает воспринимать окружающий мир, и до меня доносятся два озорных молодых голоса, наперебой обсуждающих достоинства какого-то платья. Очевидно, это подружки моей мучительницы. Сейчас я готов бесконечно слушать эту болтовню вместо убийственных упреков – «Потерпите, Вы же – мужчина». Тем более что из восторженных слов я понимаю, что платье всем нравиться и его непременно можно примерить. Что касается меня, то я совершенно не буду возражать, поскольку пытка средневековыми инструментами меня привлекает гораздо меньше. И хотя я могу согласиться, что ничего не понимаю в их забавной терминологии и не смогу отличить «Кардена» от «Риччи», но фраза – «да какой он сейчас мужчина» - меня задевает.
   Слышу шорох одежды и думаю, что со стороны я действительно больше похож на мокрого взъерошенного хомячка, у которого за щечками набита вата, чем на искусителя женских сердец. Да, что только не приходится нам терпеть от этих особ, особо, когда нас лишают слова. А они уже раззадорились не на шутку и, видно, заключают пари, в котором роль подопытного кролика отведена мне. Без лишних слов моя мучительница появляется передо мной в одеянии, отдаленно напоминающем свой прежний «стерильный» вид. Узнаю ее только по голосу, чьи властные команды, безропотно выполнял последнее время.
- Можете закрыть рот -
Я повинуюсь, отмечая про себя, что она прехорошенькая. Да и подружки блистают очарованием и молодостью (кто только пускает этих практиканток в поликлинику. Тренировались бы себе…) Наверное, эта мысль придает новое выражение моему лицу, и девицы в один голос замечают
- Ой, смотрите – ожил, а говорила, что – не мужчина… Ну, как? -
Я стараюсь прикусить, и мне кажется, что во рту целая глыба.
- Жмет немного  - отвечаю я, держась рукой за щеку.
- Да Бог с твоим зубом. Платье как?
И эта вертихвостка начинает крутиться передо мной, разглаживая складки платья. Все трое заливаются звонким смехом, совершенно смущая меня.
- Если жмет, то можно снять... - добавляет она, отправляя меня в нокдаун…
Нет упругих канатов, окружающих ринг. Нет судьи, посчитавшему бы мне до десяти. Нет мужиков на трибунах, поддержавших бы меня своими криками.
- Сплюньте, и можете идти  - сквозь смех добавляет она.
Лучше бы я выплюнул на ринг все свои оставшиеся зубы, чем терпеть такое поражение. Медленно поворачиваюсь и ползу к двери, в надежде, что в коридоре ничего не слышно.
- Придете ко мне завтра вечером - получаю я последний сокрушительный удар.
- Куда?… -
Наверное, у меня был такой идиотский вид, что эта развеселая троица просто валится на пол от хохота, а я, покачиваясь, иду на ватных ногах по гулкому коридору, чувствуя на себе сочувствующие взгляды молчаливо нахохлившихся клиентов, ожидающих своей участи.
- До чего довели мужика… - 
Слышу  я  за  спиной  сочувствующую  фразу,  возвращающую  меня  к  жизни.