Тайна азак-тану

Куда ж ты прусачья морда херачишь? Ты только фейрверки давать мастер? - кричал молодой царь Пётр на пожилого немецкого канонира.
Второй раз русский царь приводил стрельцов к Азову. Ощетинившаяся стрелковыми башнями и минаретами крепость Азак-Тану как библейское чудище, не зная ни числа ни меры, пожирала жизни православных.
Тебе бы Пейтер всё в зольдатики играть. А тут особое осадное исскуство требуется. Я же ещё в Воронеж говорить, что трёхсотпудовый мортира отлить надо. - По-солдатски открыто задерзил немец.
-МортиРРРа!- Закипел Пётр, - Вот я уж щас оторву одну мортиру. - Государь одной рукой схватил гауптмана за волосы, другой сжал туго обтянутый белой тканью холмик в промежности немца. Знающие Петра ветераны с брезгливым состраданием отвели глаза. Тем не менее, немец, оставив в руках государя роскошный чёрный парик,  с похвальной ловкостью извернулся. Пётр, махая кипой кучерявых волос, старался разогнать облачко пудры, зависшее в шатре после короткой потасовки. Поняв, наконец, что источником духмянной пыли служит сам парик, он отшвырнул его в сторону и стал шарить круглыми от бешенства глазами в поисках какого-нибудь тяжёлого и, желательно, угловатого предмета. Подхалим Меньшиков поспешно протянул Петру обоюдоострый бердыш.
На таких кондициях воевать не согласен! Пожалуйста, расчёт за последний полгода! - Безумствовал немец. - Со мной уйдут: Лаубдрук, Штенгель, Роденау, Тольманн, Хинц, Кунц, Валленштайн и фон Шнобке.
Пётр энергично оттолкнул протягиваемое оружие и застыл, нахмурив брови. Под смешок недоброжелателей Меньшиков схватился за нижнюю губу, расквашенную тыльным концом тяжёлого бердыша.
Уйдём к свейскому королю Карлу. Он платить регулярно, без задержек и таллерами! - Наглел канонир. 
 Братия! Без виктории не отступим. Не посрамим Государство Российское и Веру нашу! - Неожиданно прокричал Пётр и фанатично блеснул глазами. -Получите с обозами мёдом и собольими шкурами. В Москве рассчитаемся рублями, - добавил он тихим голосом, обращаясь почему-то к лежащему в углу, растрёпанному, чёрному парику.
Да, да! Рубль, он таллера не хуже. Рубль, он скоро как гульден станет! - Втесался подхалим Меньшиков.

Горели глаза, глубкий чих с изнуряющей постоянностью встряхивал все внутренности, из носа текли потоки тягучей слизи. Четвёртая таблетка супрастина попала в "не то горло". Исаак Матвеевич Шуткевич, краевед и филолог, в который раз проклинал архивную пыль главного хранилища донской научной библиотеки. Сколько раз я давал себе обет, что прекращу здесь копаться! Какая горькая судьба быть историком и аллергиком одновременно! - Думал филолог в милионный раз. - Но сейчас повод иной! Если повезёт, то я сам войду в анналы и скрижалии! Какой учёный не лелеет маленького, тёплого зверька тщеславности в своей узкой груди?

А что галеры наши по реке в море не пройдут, чтоб турка и по воде осадить? - Обратился Государь к обрусевшему голландцу Ван дер Брюку.
Никак невозможно, Мой Капитан. Там по обе стороны Дона две башни-каланчи турецкие стоят. Так басурмане, етить их, меж ними цепь толстую по реке пустили. Таким образом никакого форватера нету. Даже для плоскодонок. А они ещё сверху из пушек и пищалей как черти лупят! - Отчитался Ван Дер Брюк, держа руки почему-то на своей промежности.
Пётр в задумчивости сгибал и разгибал окову. В шатре стояла мёртвая тишина.
Окова разломилась на две части. Пётр достал из широких ботфортов огромный кисет с царскими вензелями. - Всем курить и думать!!!
Русская часть тайного совета с плохо замаскированным отвращением начала непослушными пальцами забивать длинные голланские трубки.
В шатре стоял густой дым и надсадный кашель.

Исаак протянул руку к большому фолианту, лежащему в основании двухметровой стопы пожелтевшей бумажной рухляди. С фолианта спрыгнула толстая жаба. Чертовщина какая-то! - Поспешно отдёрнул пальцы историк.- Раньше были архивные крысы, а теперь лягушки! Надо позвонить Стоцкому, чтобы проверил книгохранилища на влажность. Главное, чтоб змеюки не заводились! Исаак Матвеевич живо представил себе, как какой-нибудь мутированный гад, шипя, впивается в его ладонь. Краевед чихнул, сморкнулся и проглотил пятый супрастин. Затем мужественный историк зажмурил глаза и резко дёрнул за фолиант, решив, что вся огромная, трухлявая стопа, почувствовал его резкость и крутость, проигнорирует быстрое лишение своего фундамента.

Атаман Фрол Минаев сделал два решительных шага к царю. - Думка есть у казачков, Батюшка. Помогём, даст Бог. Нужна дюжина белых саванов. Ночка будет лунная. - Атаман распахнул персидский ковёр, закрывающий вход в царский шатёр. Необычайно огромное солнце, уходя за камыши, окрасило Батюшку-Дон в кроваво-красный цвет. Над Азак-Тану нависли чёрные облака копоти. Нечеловеческими, громкими и душераздирающими переливами голоса муэдзина, перебивая редкие пищальные выстрелы и стоны раненых, жаловалась небу самая высокая минаретная башня Аль-Шариф.    

Стопа не потерпела исаакова вмешательства и грозно рухнула, подняв чудовищную тучи пыли, перед которой незамедлительно капитулировало скудное архивное освещение.  Краевед, боясь открыть и без того воспалённые глаза, наощупь выдавил сразу две таблетки супрастина. Супрастин посмотрел на общую истощённость организма филолога и решил подействовать седативно. Иными словами, историк почуствовал жуткую усталость, опустился на рыхлую кучу бумаги и заснул.

Ночью двенадцать казаков под командованием атамана Фрола Минаева облачились в белые саваны и  взяли острые палаши. Обернувшись двенадцатью огромными белыми воронами, они безшумно под лунным светом перелетели на правобережнюю башню-каланчу, охраняющую выход к морю. Перерезали животы и горла беспечно спящим янычарам. Захватив неприятельские пищали и пушки, они прямой наводкой дали несколько залпов по супротив стоящей левобережной каланче и уничтожили  почти весь её гарнизон.
Огромная ржавая цепь вместе с водорослями и трупами плавающих в реке убиённых была втянута на берег. Путь к морской осаде Азова был открыт.         

Когда Исаак Матвеевич проснулся, то обнаружил, что в его руках непонятно каким образом очутился свиток. "Песнь об азовской баталии". Сочинение вольного козака Самойлы Похмелейка. "Эврика!" - Прохрипел историк. С бешено колотившимся сердцем, пугая посторонних красными глазами и распухшим носом, краевед выскочил из архивной прохлады на залитую свинцово-летней ростовской жарой улицу. Спохватившись, он снял ставший от пыли жёлтым пиджак и встряхнул его в сторону. А ****янок тебе, бомжара? - Волны архивной пыли невежливо накрыли лавочку, где мирно распивали пиво шестеро коротко постриженных пацанов.    

Вдали была видна лазурная синь заветного Азовского Моря. Внизу лежали груды тел басурманов. Их уцелевшая часть с милостливого разрешения русского царя убиралась восвояси.
Добро! Великое дело сделано вами, казачки. Для  меня и для Государства Российского! Во век не забуду. Братом вам буду! - Пётр и козаки стояли на самой высокой башне города Аль-Шариф.
А как же с нашей ВОЛЕЙ, брат? - спрашивали казаки.   

Ростов на Дону 2003 - Азов 1696, ночь с 17 на 18 июля.