Последний бросок

А осень в тот год выдалась ветренная и переменчивая, как беспутная деревенская девка.
То мокрая вата туч сочилась целыми днями мелким и нудным дождем, то вдруг, яркое
солнце, по-летнему жарко сушило лужи и сгоняло разомлевший народ к пивным ларькам
и лоткам с мороженым. Но чаще, что хуже всего, задувал вдруг северный холодный ветер
и свистел, ровно и монотонно, в рамах окон и балконов, навевая на Витьку, тоскливую
обреченность. Ни дождя, ни солнца, только ветер, ветер… Особенно нехорошо Витьке
было, когда сидел он у окна в очередной бездельный выходной и смотрел на летающие
осенние листья, мокрые и черные. Казалось ему в такие дни, что душу его - обволакивает такая же мокрая и черная слизь безысходности и мрачных предчувствий,
наваливалось сразу тупое равнодушие и безразличие ко всему вокруг. “Настроение” –
слово светлое, праздничное, давно уже не стояло в его ощущениях рядом со словами
“хорошее” и “отличное”, а все чаще тяготило полным его отсутствием. А дело было в
том, что жизнь Витьки Костромина, восемнадцати лет от роду, неженатого, несудимого,
родственников за границей не имеющего, дала трещину и загремел он с осенним призывом в  Советскую Армию. Рязань – можно сказать, родной город российских
десантников и потому для Витьки не было неожиданностью, что служить ему придется
именно в ВДВ. За сим принял он это как должное и отгуляв положенные проводы, расцеловав на прощанье невесту Наташку в соленые от слез губы, отбыл с толпой таких же пацанов к месту службы. А служба в воздушно – десантных войсках не сахар, недаром
войска эти элитными считаются. Не семь – семьсот потов прольешь, пока получишь
полное право гордо носить голубой берет. Однако за время проведенное в “учебке”
заметно Витька окреп, возмужал стараниями своими и заботой отцов-командиров, каковые и решили, что учить Витьку дальше – только портить и присвоив ему звание
сержанта, отправили выполнять почетный интернациональный долг, под далекий город
Кандагар, о существовании которого Витька сроду понятия не имел. Служить он попал
в отдельную разведроту под началом старшего лейтенанта Комарова, которого бойцы
между собой звали “батяней”, хоть и было тому “батяне”- двадцать четыре годочка.
Полюбил командира Витька всей душой, за молодость задорную, за то, что не чурался
солдат, ел с ними из одного котелка, спал в одной палатке, да иначе и нельзя в разведке.
К тому же приходился старлей Витьке земляком, родом  был из  Рязани. Отслужил
командир в Афгане уже почти год и имел боевые награды, в общем - офицер был уже
опытный и обстрелянный не раз, служилось с ним спокойно. А служба была – врагу не
пожелать, на то и война. Песок, песок везде – на зубах, в ушах, в глазах, под камуфляжем – везде чертов песок. Витька выросший среди поволжских сосен и берез, так и не смог привыкнуть к голым сопкам, горам и пыльным ветрам, да и не хотел привыкать. Всей
душой ненавидел он эту страну вместе с ее жителями и их укладами. Чужое здесь все
было, чужое и смертельно опасное. Три месяца пролетели незаметно. Витьке везло, даже
ранен не был ни разу, пули и осколки пролетали мимо и минные поля обходить удавалось стороной. Может ангел – хранитель берег, может боевой опыт командира, а только троих друзей – однополчан проводил Витька домой в запаянных наглухо гробах, многие ранения получили, а он цел – невредим. На этой войне Витька, гордящийся своей принадлежностью к ВДВ, вдруг понял одну простую истину. Здесь в Афгане, бойцы не
разделяются по цвету погонов, на камуфляже все погоны одного цвета. Здесь есть один
род войск – “наши”, а “черный тюльпан” как кольт, уравнивал в правах всех, от генерала до “шурупа”- мотострелка. Осознание этого сделало  его военную жизнь ясной и понятной.
Задание в тот раз было на первый взгляд несложным. Ожидалось прохождение нашей
колонны из Кандагара, на пути же этой колонны, в зоне действия Витькиной части, расположился кишлачок, в каких “духи” очень любили группироваться перед набегом в
ненужное время в ненужном месте. По данным воздушной разведки в кишлаке “духов”
не было, однако пилоты могли многое просмотреть, “духи” умели прятаться от вертушек.

В общем, нужно было провести детальную разведку и, при необходимости зачистку
подозрительной точки. Готовились к броску ночью – выходить нужно было затемно,
чтобы обеспечить скрытность передвижения группы. Витька привычно проверил оружие,
снарядил “разгрузку” и туго зашнуровал кроссовки. На эту заморскую, неуставную обувку, командиры смотрели сквозь пальцы, ибо спасла она не одну солдатскую жизнь.
Десант – хоть и крылатая, но пехота, а передвигаться по горам легко, а главное - бесшумно, армейские “берцы” не позволяли.
К точке подошли на рассвете. “Батяня” рассосредоточил группу, поставил каждому
боевые задачи и перебежками двинулись вперед. Бой начался, как часто бывает, неожиданно. Судя по шквальному, а главное - прицельному огню,  группу здесь ждали.
В броске Витька закатился за ближайший валун и огляделся. Не всем удалось уйти из
под огня. Невдалеке лежал Юрок Кравченко, уткнувшись каской в пыль, по щеке его
стекала кровь. Дальше несколько тел лежали неподвижно на земле, не разобрать кто.
Правее радист, укрывшись в небольшой лощинке, кричал что - то в микрофон, пытаясь
перекрыть грохот боя. Это хорошо, что радист жив и рация цела, можно надеяться на
поддержку вертушек. “Батяня”- тоже жив, что-то кричит, но разобрать ничего невозможно. Выглянув из-за валуна, Витька попытался оценить обстановку. Из щели
в ближайшем дувале непрерывно бил пулемет, прижимая десантников к земле, не давая
поднять голову.
Витька выстрелил в ту сторону из подствольника, взрыв поднял клубы пыли, послышались крики “духов”. Быстро перезарядив, выстрелил еще раз, взяв немного
правее. Вновь взрыв, пыль, крики. Витька нашел взглядом командира, тот поднял большой палец вверх, мол – молодец сержант и жестами пытался что-то объяснить.
Витька понял – старлей решил, пользуясь минутным замешательством “духов” и поднятой
взрывами пылью как прикрытием, ворваться в пролом дувала и овладеть ситуацией. Кивнув в ответ, Витька вскочил и низко пригнувшись, бросился вперед. Командир бежал
рядом, чуть впереди. Уже вплотную приблизившись к пролому, Витька вдруг отчетливо
увидел ствол “драгунки” направленный на “батяню”. Изо всех сил он прыгнул вперед,
что бы сбить старлея с ног. Пуля, пущенная командиру в голову, пробила Витьке горло и
череп. Умер он мгновенно, еще в прыжке и уже не видел, как дико матерясь и непрерывно стреляя, “батяня”, увлекая за собой всю группу, ворвался в пролом. Не видел, как группа
отошла в ложбину, что бы дать возможность звену  вертушек растереть проклятый кишлак в пыль. К тому времени он уже не был Витькой Костроминым, рязанским
пареньком, а был “грузом двести”, лежащим в грохочущем чреве вертолета.

А над Волгой плакали ивы…