Малтор. День третий

Светлана Васильевна озадаченно положила трубку телефона.
-- Ничего не понимаю, -- сказала она самой себе и тут же продолжила, обращаясь к дочери: -- Марина, я сейчас в больницу, к доктору Меркурьеву. Сиди дома и жди меня, я часа через два приду.
-- Я гулять хочу, -- заупрямилась девочка; когда она представила, что останется одна, без мамы, ей стало страшно.
-- Так, -- немного рассердилась Светлана Васильевна, -- или сиди дома, или иди гулять, но тогда до моего прихода домой не попадёшь.
-- Хорошо, я пойду гулять, -- буркнула Марина, немного обиженная на маму за её сердитое поведение. Светлана не обратила внимания на капризы дочери и, бросив на ходу: "Одевайся", -- пошла к себе в комнату.
Что же такого скажет ей Меркурьев? Неужто её дочь всё ещё больна? От этой мысли Светлана на мгновение замерла. Нет, не может Маришка болеть, вон как уминала вчера вечером ужин. А её настроение?
Светлана снова на миг застыла. За последний год Маришка была очень спокойным ребёнком. Она словно понимала, что с каждым днём неумолимо приближалась к своей смерти, и хотела оставить в памяти родителей только хорошие воспоминания о себе. Но сейчас-то она была недовольной!
Платье -- бело-розовое широкое платье -- было наконец-то надето, и Светлана, кинув недовольный взгляд в вечно врущее ей зеркало, принялась за причёску. Так что там Меркурьев сказал по телефону? Всех слов Светлана полностью не поняла, но общий смысл до неё дошёл, как она почувствовала и настроение Меркурьева -- доктор был взволнован, огорчён и раздражён одновременно. "Впрочем", -- усмехнулась женщина, укладывая любимую чёлку: "он был всегда таким. Постоянно что-то делал, где-то учавствовал и с кем-то разговаривал".
Так, а какие выбрать серёжки? Те, что блестят и переливаются на солнце, к платью, несомненно, подойдут, но она, как-никак, была позавчера матерью неизлечимо больного ребёнка, и спустившейся с небес нимфой ей быть не подобает.
"Толстой нимфой," -- недовольно поморщилась на своё отражение Светлана и решила пойти вовсе без серёжек. Но браслет одеть надо было обязательно -- Меркурьев постоянно бросал столь пламенные взгляды на её оголённую до локтя руку, что женщину всегда бросало от его взора то в жар, то в холод. В эти моменты скучных слов доктора она и вовсе не замечала.
Ну, вроде бы и всё. Теперь в больницу. А на обратном пути надо будет зайти в магазин и купить что-нибудь на ужин.
Светлана быстро собрала все необходимые вещи и за полчаса трамвайной тряски добралась до научно-исследовательского центра.
-- Хочу сразу сказать, -- немедленно приступил к разговору профессор, едва Светлана села в кресло, -- что ваша дочь здорова. Это так, чтобы вы зря не беспокоились. Но я просто не понимаю, как она смогла избавиться от опухоли.
-- Но ведь вы же...
-- Да, я был до вчерашнего дня уверен, что она здорова благодаря моей методике. Но мой уважаемый коллега Ростовский Алексей Григорьевич разбил мою теорию в пух и прах! Он смог доказать мне и всем собравшимся, что моим способом таких феноменальных результатов добиться просто невозможно!
Меркурьев взмахнул руками, словно показывая, насколько невозможно было это сделать, и, огорчённо помолчав, продолжил:
-- Поэтому, в общем-то, я вас и вызвал, чтобы спросить именно у вас: быть может, вы, или ваш муж, воспользовались услугами другого, хм, врача. Ну или народного целитела какого, хех...
Доктор усмехнулся, вздрогнув всем телом, и увидев, что Светлана отрицательно машет головой, вновь продолжил, не дав сказать ей ни слова:
-- Тогда, быть может, сама Марина воспользовалась услугами какого-то лекаря без вашего ведома. Вы вспомните, говорила ли Марина какие-нибудь странные вещи два-три дня назад. Вспомните, прошу вас. Любые детали, любые необычные слова.
Меркурьев наконец-то замолчал, дав возможность Светлане спокойно подумать.
-- Нет... -- задумчиво проговорила женщина. -- Хотя... Я помню, как Марина пришла домой к обеду, я заставила её руки вымыть, а потом она съела пять тарелок супа.
-- Так-так, продолжайте, -- заинтересовался доктор, подавшись вперёд. Ободрённая его словами Светлана ещё больше напрягла свою память и тут же вспомнила:
-- Точно! Когда я сказала, что мы пойдём к вам, то она сказала что-то вроде: "Он меня не лечит, потому что стихов не знает". Да, точно, так оно и было.
-- И всё? -- доктор с недовольным видом откинулся на спинку кресла. -- Быть может, было ещё что-то?
-- Нет, не помню, -- отмахнулась Светлана. -- Я тогда о чём-то другом думала или чем-то занята была, и на слова дочери особого внимания не обращала.
-- А жаль, -- с огорчением проговорил Меркурьев и тут же встал из-за стола: -- Ладно, спасибо вам, Светлана Васильевна. Но если вдруг что-то вспомните, сразу же сообщите мне. Или если ваша дочь будет с вами разговаривать об этом, тут же мне передайте. Можно по телефону.
"Странный он какой-то сегодня," -- вдруг подумала Светлана: "Непохожий на самого себя". Что именно странного она в нём нашла, сказать точно сразу не смогла, но у неё появилось ощущение, будто Меркурьев перестал быть Меркурьевым, а вместо него в его теле жил кто-то другой.
Женщина быстро распрощалась с непонятным профессором и почти бегом вылетела из больницы. Всю обратную дорогу она думала о своём внезапно возникшей мысли, и, придя домой, с удивлением заметила у себя в руках две полные сумки продуктов.
-- Когда это я успела, -- пробормотала Светлана и тут же громче добавила, услышав шум в прихожей: -- Марин! Это ты? Помоги с сумками.
-- Мам, ты не представляешь, -- девочка влетела на кухню с горящими от восторга глазами и застыла перед матерью. -- Сегодня к светиной маме приехал дядя Вася с цветами и увёз её на Волгу кататься! Светка говорит, что её мама плакала от радости, когда увидела дядю Васю из окна, и постоянно говорила кому-то спасибо. А ещё бабушка Роза подошла к дяде Жене и сказала ему, что он навёл на этот дом порчу.
Светлана замерла с сумками в руках, слушая увлечённую дочь. Порча! Дядя Женя! Мелкие куски мозаики сложились в единую картину, и женщина вдруг поняла: этот самый дядя Женя и был тем самым таинственным лекарем.
-- Ма-ам, слушай меня!
От возгласа недовольной дочери Светлана вышла из ступора, и первым её желанием было рвануть к телефону, стоящему в манящей близости на невысокой тумбе, но в руках были пакеты, а в пакетах -- яйца. И молоко. И ещё тысяча мелочей, которые Светлана умудрилась купить на автопилоте.
--Да-да, так что же ответил дядя Женя?
Светлана Васильевна заметила, что даже не разулась, и, упёршись носком в пятку левой ноги, сняла первую туфлю, ужасно неудобную, но такую красивую! А чего только не сделаешь ради красоты.
-- А дядя Женя стукнул её шариком на своей палке по голове и сказал "ромболь".
-- Что-что сказал? -- не поняла женщина, отчаянно сражаясь со второй туфлёй.
-- Ромболь, -- довольно повторила Марина, только она смогла запомнить это слово. -- А потом стукнул шариком вот сюда, -- девочка показала пальцем на свою левую грудь, -- и сказал "китрано". А потом ткнул палкой в живот бабе Розе и сказал "атт".
Наконец-то туфля сдалась и отлетела в угол комнаты.
-- А что бабушка Роза?
Интересно, а какими методами этот лекарь лечил Маришку? Светлана Викторовна принялась выгружать содержимое пакетов на кухонный стол, одновременно слушая дочь. А та говорила очень даже занятные вещи!
-- А бабушка Роза не рассердилась на дядю Женю, она постояла, помолчала и вдруг заплакала. Потом сказала, что ей очень его жаль, он ответил, что всё уже знает. Я спросила, что он знает, а он сказал, что знает, что скоро умрёт. Ещё он сказал, что малтор уже близко. Баба Роза опять заплакала и обняла дядю Женю, я тоже заплакала и обняла дядю Женю, и Настя со Светой заплакали и обняли дядю Женю. Правда, мам, жалко, что он умрёт? Я спросила потом, а почему этот малтор его хочет убить, а дядя Женя ответил, что он всегда его убивает.
-- Как это -- всегда? -- не поняла Светлана. -- А этот дядя Женя вообще объяснил, кто такой малтор?
-- Он чего-то говорил, но я не поняла. Он говорил, что малтор всегда его убивает и забирает часть его души себе, а когда он заберёт всю, то что-то случится. И ещё дядя Женя сказал, что ему осталось умереть последний раз.
-- Чушь какая-то, -- не поняла Светлана. -- А ты ничего не придумываешь?
-- Ма-ам, -- с укором произнесла Марина, -- я не вру тебе больше. Я же обещала.
Ох, а она уже и забыла о том договоре. Как-то раз Марина запросила себе новое платье, но Светлане так не хотелось идти в тот день в магазин, что она предложила дочери договор: Марина перестаёт говорить родителям, то есть им с Олегом, враки, а они идут покупать ей платье. Правда, Светлана надеялась, что дочь откажется -- та слишком любила придумывать всевозможные истории; но Марина, немного поколебавшись, всё же согласилась.
-- И вообще, -- надулась оскорблённая дочь, -- если не веришь -- спроси у дяди Жени сама.
Только сейчас до Светланы дошло -- а ведь она совсем не знает этого дядю Женю! Только его имя.
-- А где сейчас он?
Пожалуй, познакомится стоило. Вдруг он маньяк какой, сделает ещё чего с её дочерью.
-- На лавочке под Настиным деревом.
Светлана тотчас же поняла, о каком дереве говорила дочь. Это дерево -- высоченная берёза со стволом в полтора обхвата -- стало Настиным после интересного происшествия. Девочки как-то раз решили сыграть в прятки, и Настя, видимо, решив, что на дереве её не найдут, залезла почти что на самую макушку исполина. Залезть-то залезла, а слезть обратно побоялась. Через полчаса обнаружилось её отсутствие, через час нашлась сама заплаканная Настя, а через три часа улыбчивый пожарный снял испуганную девочку с берёзы. Когда он поставил Настю на землю, весь двор, собравшийся на необычное зрелище, заапплодировал смущённому парню. Дерево же как-то само собой стало называться Настиным.
-- Он там всегда сидит, -- добавила, помолчав, Марина. -- Ты хочешь сходить к нему? Только он тебя сегодня лечить не будет, он уже бабу Розу вылечил.
-- И что? -- господи, какие же идиотские туфли! Ну почему они так зверски жмут! Но до чего стройными становятся её ноги...
-- Он за день только одного лечит. Мам, подожди меня, я с тобой!
-- Догоняй, -- бросила Светлана через плечо и, прикрыв за собой дверь, не спеша направилась вниз по лестнице. Какой же этот дядя Женя из себя? Наверное, молодой, поджарый, с накачанными мускулами... Хотя, нет. Он же лекарь. Значит, худой, высокий, с толстыми очками. Нет. С толстыми линзами ходил Ромка-ботаник, а у Жени, наверное, тонкие интеллигентные очки. В золочёной оправе. Или в роговой. Нет, в золочёной, под цвет бронзового загара. И мускулы. Какие мускулы?! Он -- тощий! С длинными пальцами и неухоженными ногтями. Фу, какая мерзость. Нет, пожалуй, с ухоженными белыми ногтями, они будут выгодно выделяться на фоне загара. И мускулы.
Оставив бесплодные попытки лишить мускулов неизвестного Женю, Светлана медленной, но решительной походкой приблизилась к высокой берёзе.
-- Здравствуйте, тётя Роза, -- чуть улыбнулась Светлана пожилой женщине и тут же устремила свой пристальный взор на неизвестного ей Евгения. Нет, загара на нём было мало. И мышцы особо так рубашку не рвали. Очков тоже не было, тем более в золотой оправе, но были серые глубокие глаза, глядящие куда-то в сторону. Словно она тут и не стояла.
-- Дядя Женя, -- Марина наконец-то догнала свою мать, -- Это моя мама. Мам, это дядя Женя. Он слепой.
Ах, так вот почему он столь странно на неё глядел! Светлана немного расслабилась, но слова мужчины заставили её вновь напрячься.
-- Здравствуйте, Светлана, -- и Евгений встал со скамейки, держа в руках красивую золотистую трость. -- Садитесь, пожалуйста.
Откуда он знал её имя?
-- Нет-нет, спасибо, -- ошарашенно пролепетала Светлана. -- Я лучше здесь постою.
-- Это она? -- провернула тётя Роза голову к Евгению. Тот молча кивнул бабушка встала, подошла со скорбным видом к Светлане и, к совершенной неожиданности женщины, крепко её обняла.
-- Ох, дочка, -- горестно проговорила тётя Роза, -- тяжёлый на себе крест ты несёшь. Но так, видно, сам Бог велел, на всё его воля.
Бабушка отпустила Светлану и, с горестной улыбкой сказав Евгению: "Спасибо тебе, ангел мой", -- поцеловала его и пошла, смешно ковыляя, к себе домой.
-- Чёрти что, -- это всё, что могла сказать сейчас Светлана, чем она не преминула воспользоваться ещё раз: -- Чёрти что, -- и затем, немного помолчав: -- Мариночка, может быть, хоть ты мне объяснишь, что здесь такое творится?
-- А что именно вам непонятно, Светлана? -- отозвалась Марина, не открывая рта, мужским голосом.
-- Да всё непонятно, -- женщина продолжила объяснять свои мысли дочери. -- Почему тётя Роза меня обняла, что за крест на мне висит, и откуда этот твой дядя Женя знает моё имя?
Светлана Васильевна повернулась к Евгению.
-- Вот вы. Сможете вы мне объяснить, что здесь, чёрт возьми, происходит?
-- Светлана, вы же любите загадки, -- мужским голосом дочери заговорил Евгений, -- вот вам только что загадали несколько. Я вам сейчас помочь ничем не могу. Извините.
И Евгений, отвернувшись от женщины, неспешно пошёл, ведя над землёй конец длинной трости, по земляной тропинке к подъезду. "Вот гад", -- со злостью подумала Светлана Васильевна. Загадки она ненавидела с самого детства. Женщине так захотелось насолить этому хаму, подложить ему хорошую свинью, чтобы он запомнил: с ней шутки плохи! -- на всю оставшуюся жизнь, что она тут же вспомнила о просьбе Меркурьева. Точно! Надо обо всём рассказать профессору. Пусть сюда понаедут всякие доктора, профессора, чтобы жизни этому... Евгению... не было!
Думая так, Светлана пробежала по двору, стремглав влетела в квартиру, рывком схватила трубку, чуть не свалив аппарат на пол, быстро набрала до боли знакомый номер и нетерпеливо застучала ногтями по полированной крышке стола, слушая томительные гудки.
-- Алло, профессор Меркурьев у телефона.
-- Алло, профессор? Я выяснила, как  вылечилась моя дочь. Её вылечил некий Евгений, он живёт в нашем доме. Квартиры я не знаю, но, я думаю, вы без труда...
-- Светлана, -- перепутал её мысли строгий голос, -- вы точно, абсолютно уверены, что именно этот самый Евгений исцелил вашу дочь? И как же он её лечил?
-- Уверена я точно, но вот как он лечил, я не знаю. Сегодня днём, пока я была у вас в кабинете, он несколько раз ударил набалдашником трости тётю Розу, так теперь она не причитает каждые пять минут: "Ой, моя печень!" Она кажется совершенно здоровой!
-- Светлана, -- голос профессора стал очень напряжённым. Пугающе напряжённым. -- Вы видели эту трость? Опишите её мне.
-- Ну, такая, до пояса, коричневая, набалдашник золотой и будто светится.
-- Есть, -- прошипел Меркурьев, и, будто спохватившись, добавил уже нормальным голосом: -- Спасибо большое, вы оказали мне огромную услугу.
Связь с профессором прервалась. Ошарашенная таким холодным приёмом, Светлана положила нервно гудящую трубку на рычаг, взглянула на стоящую рядом дочь и с ужасом заметила, что та плакала. Беззвучно.
-- Дочка, -- севшим голосом произнесла Светлана, -- что случилось?
-- Мам, неужто ты не поняла, что профессор Меркурьев -- это малтор? Он убъёт дядю Женю и заберёт его душу себе.
И тут стало тихо-тихо. Даже часы остановились, узнав о внезапной догадке Светланы. Малтор -- это Меркурьев! Он убъёт Женечку! Женя вылечил Марину! А он убъёт Женечку! А она сказала Меркурьеву, где живёт Женя!
-- Го-осподи, -- простонала женщина и медленно сползла по стене на пол. Как же тяжело на сердце... Светлане вспомнились слова тёти Розы. И вправду, крест. Который сама себе смастерила и сама на себя взвалила. Какой же он тяжёлый...
-- Меркурьев. Дочка, скажи, -- Светлана произносила слова ровным спокойным голосом, но на её щеках блестели две неровные дорожки, -- когда ты поняла, что Меркурьев -- это тот самый, как его...
-- Не знаю, -- всхлипнула Марина, понемногу успокаиваясь, -- просто как только дядя Женя сказал, что за ним охотится малтор, я поняла, что он -- это доктор.
-- Господи, что же делать?
Светлана притянула колени к груди и, положив на них голову, затихла.

24.06.2003, 01.07.2003