В КУПЕ

Третья большая станция, поезд трогается и опять никого - не сезон. Осень. И тут дверь рывком отъехала, послышался голос проводника - “Здесь!” и в проеме появилось озабоченное, но довольное молодое приветливое женское личико и правая сися, небрежно обтянутая тонкой бежевой кофточкой в распахнутости легкого плащика.
И она ввалилась в купе - красивая молодая женщина, из тех, что иначе как “секси” и назвать то не решишься. “Уффф...”- шлепнулась она попкой на противоположную полку, и вслед за ее расслабляющим движением плечиками с нее посыпались многие легкие свертки и пакеты. Он замер на миг, но быстро очнулся и, пролепетав - “Позвольте”, начал поднимать и раскладывать все это на ее полке. При этом он почти не отрывался взглядом от ее ножек в сетчатых чулках - благо, те все время были перед глазами. Она конечно сказала - “Не беспокойтесь”, но сама не сделала ни движения, чтобы его остановить - а только помогала поезду прибавлять ход своим дыханием.
“Какая краля!” - назревало в нем по мере раскладывания пакетов и мелькания ее коленей перед носом.
***
Босые ее ножки опустились с верхней полки. И, подумав немного, стали легонько болтаться совсем по девичьи. Молодые женские ножки. Красивые. Нет - аппетитные. Нет - желанные... Он полюбовался их игрой и сел, так что они оказались у него перед глазами. И тут сквозь их мерное мельтешение он увидел в зеркале на противоположной стенке, что она сидит над ним нагая. И улыбается. Он открыл было рот, но она вдруг начала спускаться. Гибко, почти по кошачьи. И вот она стоит перед ним и смотрит. Ничуть не таится, ладошки аккуратно прижаты к бедрам. Вся напоказ. И эти ее слова: ”Вы..... ” - долгая пауза - “Вы.... выебете меня...” - интонация от вопросительной перетекает плавно к утвердительной. Член, секундно спасовав, салютует! Губы его тянутся к ее животику... “Но не сразу!” - Она слегка подается назад. “Отработайте меня!” - она почти спрашивает, но почти не сомневается в его быстром утвердительном кивке. И он кивает, сглотнув. Она - первая скрипка! Кости брошены.
“Раздевайтесь - мне приятно будет видеть.“
“Я стесняюсь!”
“Какая прелесть! Тем более! Ну же!”
“Вы играли когда-нибудь в госпожу и раба? Вам понравится - я вижу....У вас стоит! Быстренько раздеться! Я хочу видеть ваше смущение... И обещаю не обмануть ожидания,... но потом... После! .... Ну....!” - Она улыбнулась - и он начал раздеваться. Она подбадривала, и особый восторг выразила, когда он, окончательно сняв с себя все, выпрямился и загородил руками стоящий член. “Ооо!” - Воскликнула она в легком радостном изумлении и, чуть согнув коленочки, от удовольствия всплеснула руками и мягко рассмеялась. Он поддался ее настроению и опустил руки. Она отсмеялась, прикрыла глаза и медленно, сладко, показательно и естественно потянулась всем телом, аппетитно завернувшись к нему при этом наполовину боком и не меняя положения чуть согнутых ног. Он залюбовался ею, почти забыв о смущении.
“Чур - договор! Вы должны выдержать все!... “ - сказала она, слегка ткнув его в грудь ноготком. “Этот пакет!” - указала она на самый объемный. Он присел и начал распаковывать. “Стоя!” - потребовала она. И ему пришлось делать все нагнувшись. Там были аксессуары.
Плеточку и короткие широкие дамские сапожки она тут же потребовала себе. Причем каждый сапожок он надел ей на восхитительно поданную ему ножку, перед тем поцеловав ее колено и почти шлепнувшую ему по губам руку. Остальное было его.
М-да.... Кожаная сбруя для мужчины с желтым металлом клепок. Почему-то он подумал, что желтый гораздо органичнее белого, который он видел обычно в таком применении на кассетах. У нее есть вкус! И действительно - у нее был вкус! Во всем!
Она стала госпожой, но какой привлекательной! Он как кролик смотрел ей в рот и на конец плети, которым она иногда бесцеремонно и в меру больно тыкала ему в мошонку, от чего он неизменно замирал. Особенно любила она это сделать сзади, неожиданно просунув ему плеть между ног, пока он копался в пакетах. Это его сильно смущало. Он вздрагивал, а она всякий раз радовалась, вызвав краску на лице своего раба. “Сладкое дурацкое игрище” - пришло ему на ум, едва он облачился в сбрую.
Игра их потихоньку расходилась и принимала все новые обороты. Она приказала ему стать на четвереньки лицом к ней и мягко начала пороть по спине, бокам и заднице, стараясь, чтобы иногда особенно длинные ремешки многоручьевой тягучей плети доставали до мошонки, пройдя меж ягодиц, и приказав смотреть на ее руку, которой она прикрыла лобок с нечастыми волосиками.
“А теперь - благодари!” - немного раздвинулись ее пальчики на лобке вместе с губками. Аленькая влажность мелькнула там и его язык сам собой благодарно ощутил ее вкус.
“Мо-ло-дец...” - присела она, непритворно стараясь, чтобы ему не приходилось очень тянуться к ней.
“Вот тебе награда!” - отбросила она плетку, и другой ручкой в тонкой кожаной перчатке помогла шире распахнуть свои половые губки.
“Сюр!” - мелькнуло у него в голове. Но и повернулось как-то странно, задело за что-то внутри, и вдруг он, неожиданно для себя, принялся лизать ее мелко и быстро, точно кот лакающий молоко. Она сладко охнула над ним, напряженно раскинув колени в угловатое напряженное колечко, что образовали теперь ее ноги. А он медленно прошелся живым вибратором с самого низа губешек к верхнему сводику и, тронув несколько раз на глазах набухающую жилку клитора, с удовольствием ощутил на его кончике солененькую искорку особого вкуса. И над собой услышал легкое протяжное и немного гортанное “РАаааааааааа..раааааааа.”, и ноги ее меленько и натужно задрожали.
Он бросает игру и помогает ей лечь, нашептывая грубоватые комплименты, и ощущая, как она расплывается в его руках, и доверчиво обвивает его шею, неловко натыкается пальчиками на его сбрую, останавливается в удивлении и, вспомнив, с отвращением шепчет: “Сбрось это.... Сбрось.. Не нужно этого...!“, а потом тянется к нему целоваться. Он берет губами эклерчик ее губ. Их вкус не бесстыден и возбуждающ как тех, что он отведал первыми, а тонок и сладок. Теперь она принимает его ласки благодарно и мягко, тянется к нему, отходя от небольшого приятного потрясения. И, наконец, внимательно и с первозданной ясностью смотрит ему в глаза. И тянет к его затылку руки и гладит его волосы.
Он скидывает сбрую - господство ее теперь совсем чуждо и забыто. Вот она - лежит перед ним и с вновь зреющим желанием ждет естественного продолжения. Она вручает игру ему. И игра эта, кажется, должна быть теперь с самым простым распределением ролей. И она не собирается приказывать и подгонять. Он теперь - альфа. “Вот она я, бери меня!” - говорят ее влажные глаза. И он садится рядом и не таясь, радостно и откровенно рассматривает ее аппетитное, сочащееся желанием тело. И ей это нравится, и начинаются легкие, теплые классические ласкания, а она отвечает покорным, разгорающимся желанием, стараясь подставиться ему удобнее.
Наконец он не выдерживает - переворачивает ее на живот на теплую и слегка влажную от ее тепла полку, расставляет ее ноги на толстой новой ковровой дорожке пошире и легонечко, как бы успокаивая, пошлепав по приятной попке, всаживает ей с размаха. И не попадает. Член проезжает по ее влажной кипени и лобку снизу, а она не успевает поймать, поздно и старательно сделав ловкое движение чарующими чреслами. И ее быстрая ручка ныряет между ног и поймав его отринувшегося тут же назад жеребчика, ловко досылает его чуть вверх во время второго, более прицельного, но не менее резвого движения. “Ай-яааааа... ОП!” - сплетаются в один победный звук их голоса и тела замирают, познав слияние. Проникновение. Спаренность. Слитность. Превкушенную соединенность. Горячее, влажное, дурманящее тепло контакта желавших друг друга мест.
Он уже не думает о том, что она, быть может, вытворяет такое в каждой поездке,... или не в каждой,... или вообще первый раз с незнакомым... Он просто наслаждается плавными и сильными вплываниями в нее - безудержно привлекательную, распахнутую ему мокрой вульвой молодую ню. Ловит ее мерные, поощряющие вздохи, а иногда сладкие стоны, когда он всаживает не ко времени сильнее. Нарочито небрежно и нагловато лапает ее везде - особенно задничку и ляжечки, по которым тихонько уже подтекает ее женский дождичек. Иногда бросает ей страстные слова и спинка ее прогибается в особенном удовольствии и поощрении - она любит слушать! - а ягодицы раздвигаются еще приветливее. А то он чуть замедляет темп и проникает неглубоко, и она чуть подается назад и влагалищем призывно пожимает его притворно нерешительный стержень. И он тогда, резко сцапывает ее за талию и кидает ее попку бесцеремонно на себя, сам тут же подаваясь навстречу. И слышит ее новый зачарованный сонный стон и, через мгновение привыкания, чувствует ее мягкие подстраивающиеся движения насаженной попкой, помогающие, кажется, ее разъехавшимся губкам охватить не только член, но и яйца.
И вот после очередного его замедления она вся подается назад и тут же получает несколько незамедлительных и по самое некуда фрикций. И спина ее почти ломается в прогибе поясницы, и голова запрокидывается назад, и плечи напряженно взлетают почти до затылка, и дрожь начинает гулять по ним. А потом волной спадает по телу вниз, овладевая распахнутой смачно попкой и затекая во все потаенные местечки нервными переливами. Коготки ее впиваются в ледерин полки, а он, очнувшись от невольной зачарованной паузы в движении, всаживает ей наконец еще. И она заходится дрожью почти вся - от кончика носика до пяточек.
Но самое удивительное - как она пахнет! Она заполнила женским вожделенным запахом все пространство купе! Казалось - он дышит ею, казалось - ткни он членом воздух - она отзовется легким вздохом, как будто он в ней.
И когда снова начались ласки, он понял, что у нее нет прерывности в отдавании - она хотела быть исследованной им, и знала, что это невозможно. Но помогала ему в этом изо всех оставшихся сил. Не было никакого перерыва между ее предоставлением себя его члену и рукам и глазам. Она купалась в его внимании и разожженном ее прелестями ровном похотливом свете желания...
И он стал вести себя несколько необычно. Движения, взгляды, словечки, касания - все стало равнозначным, и он мог пару раз мягко и до конца сунув ей, вынуть, и осторожно разглядывать ее потом. Смотреть, как волнуется ее пупочек или мерзнет сосок, или шептать ей горячие слова - то почти невинные, то откровенные до безобразия, а она купала в них свое ушко с одинаковым полубессознательным удовольствием. И снова поворачивалась к нему раскрытой вульвой. А потом, получив несколько глубоких фрикций, с мягким чмоком снималась с его члена, поворачивалась и начинала размашисто и нежно лизать его член. Он закрывал глаза и кидал ей первое попавшееся ему на ум слово. И она полизав, посасывала член с непрекращающимся удовольствием. А слово это, эта фраза могло быть самое простое, например - “сядь прямо” или “дай мне пальчики” или “дай поцеловать тебе спинку”. Все эти милые естественные для всех глупости исполнялись наравне с совсем неизвестными ему. Совершенно естественно она подставила ему розовый симпатичный анус для вылизывания после очередного фелляцио, а потом заставила почти кончить ей в левое ушко.
Они сравнялись и пользовались всеми элементами обоих тел наравне - без обид и приличий.  А только с ровным неутолимым желанием. Время, казалось, уже забыло про них. Ее движения и голос были уже вяловатыми и сонными, как будто она пробивалась к реальности с усилием и сквозь вату. Но тело ее ровно горело страстью. Любое, самое незаметное ее движение так точно позволяло ему выйти на немного новую ласку, немного иначе коснуться ее, немного по-другому взглянуть. Какое-то непрерывное, медленное и неотвратимое узнавание ее накатило на него. Он наслаждался ее отдаванием. И при том прошедшие только что сладостные миги и положения как песок уходили сквозь пальцы - не запоминались. Она заполняла каждую его текущую секунду полностью. Завораживала его. Куда бы ни падал его взгляд и не приходили бы его ладони и член - на мизинчик ноги, или на беспечно не лезущую на глаза кипень между ног, на притягательные груди или изгиб шеи - в следующий миг он забывал о виденном и ощущаемом, потому что новая деталь этой женщины завладевала им и требовала его целиком.
“Дай пососать” - мямлила она, и снова начинала с усталой жадностью посасывать его член. А он любовался тем, как естественно она это делает, забывая даже о приятности ощущений. А потом говорила ему - “расцелуй меня” и располагалась поудобнее, пальчиками разбирая для него свои губешки. И он расцеловывал. Иногда сразу жадно, иногда начиная издалека - чуть ли не с лодыжек, и тогда она в порыве игры могла подставить его губам  пальчики ножек, и он начинал поход к половым губкам с них. Он ощущал умелое, мягкое поглаживание щек ее стопами и начинал целовать ****яные губешки с изящных пальчиков и розовых пяточек.
***
Когда поезд пристал к перрону, она быстренько чмокнула его в щеку и побежала к выходу. И пока он еще копался, отгоняя привязчивый сладкий полусон ночи и неловко собирая свои вещи в сумку, явились в купе два среднего роста, но весьма широких мужчины в свободного кроя тройках. Она из-за их плеч ткнула пальчиком в свои пакеты и рука одного из них загребла все это, а рука другого - ее. Грузный шелест их движения ровно потянулся к выходу, а он остолбенело сидел несколько секунд. Его они даже не заметили.
Пожухнув, он кинул в сумку кофту и ненужную уже бритву и поплелся им вслед. Ступив на сыроватый утренний асфальт вокзальной земли он повернул голову и сразу увидел их. Она почти висела на руке одного, мягко повторяя собой его коренастую фигуру. А другой небрежно помахивал ворохом ее вещей, разгребая вокруг них негустую процессию пассажиров. Он пошел за ними вслед не в силах оторвать глаз от ее очаровательной гибкой походки рядом со спутником и пытаясь отрезветь от терпкого вина их ночи.
Перед входом в метро он потерял их из виду - водоворот людей усиливался. Он вздохнул и, пытаясь отвлечься и ни о чем не думать, отстоял быструю очередь за карточкой для турникета. Повлекся к ряду светящихся красным ящиков вместе с другими людьми. Прослушал механическую песенку сглотнувшего и высунувшего наподобие дразнящего языка картонку карточки автомата, больно ударился, неловко всунувшись в проход. Поехал стоя за толстой теткой с вещами вниз на механических ступеньках. Профланировал сквозь разнообразные ручейки толпы на нужную ему сторону подземного перрона. Встал и посмотрел в сторону, откуда вот-вот должен был показаться поезд. И в трех шагах снова увидел их.
Они оживленно говорили. Она щебетала, полная приязни к обоим, и изредка прижималась к одному. Его она в упор не увидела, пару раз мазнув по нему легким взглядом. Прозвучал сигнал и голубой состав с деловитым знакомым шумом прибыл на станцию поменять свою людское нутро. Остановка. Люди задвигались, образуя просветы перед готовыми распахнуться дверями вагонов.
Ее Мужчина отвлекся на своего спутника, и она, точно и спокойно подгадав момент, полуповернулась к нему и откровенно послала какое-то сонное, сразившее его наповал выражение лица с небрежным незавершенным усталым поцелуем. И вернулась к веселью встречи для спутников.
Он не поехал с ними в одном поезде - так полно вспомнилась ему их ночь... Так нереально поплыла перед его глазами ее предвкушающая и все еще сомневающаяся предоставляться ласкам вульва - набухшая и почти курящаяся от влаги и похоти в отдаленном обрамлении недлинных, редких, не знавших бритвы волосков.