Злая тетка

В плацкартном вагоне поезда Москва-Владивосток душно. Мужчины ходят по пояс голыми, женщины переодеваются во что-нибудь легкое. Люди лежат на полках и ругаются, почему в грязном потемневшем от времени вагоне не открываются окна. Проводница, толстая пожилая бурятка уже не объясняет, что, если окно опустить вниз, его уже назад не поднимешь – она просто молчит. Тяжелее всех в этой вагонной духоте – маленькому мальчику. Ему около трех лет, он одет в одни трусики, но все равно ему жарко. От своей молодой мамы, с признаками базедовой болезни, он требует молоко. Мать предлагает стакан сока, а если «не хочешь витаминчики» - она позовет «бородатого дядю». Мальчик слышит про дядю, затихает, как бы задумываясь, и начинает кричать и плакать на весь вагон еще громче. Его огромные глаза, унаследованные от матери, становятся еще больше – и мальчик уже похож на зверька, которому придавили половину туловища. За окнами уже сумерки. В вагоне включили слабый свет. Пассажиры утомленные мельканием станций, духотой и обильно съеденными котлетами с помидорами хотят спать. Все потихоньку обсуждают мальчика и всем сердцем желают ему его младенческих снов. Но мальчик не унимается и требует молока. Один молодой человек, зайдя в вагон после очередной остановки, шутливо спрашивает у проводницы – не придушили еще. Реплику он кидает тихо, и бурятка ему только натуженно улыбается. Но вот среди пассажиров появляется глашатай правды. Это гигантская пожилая женщина. В вагоне она появилась со своей подушкой, простыней, наволочкой и огромной эмалированной кружкой. Ее сумки заняли несколько багажных полок. Когда проводница потребовала оплатить багаж и купить постельное белье – огромная тетка на весь вагон начала срамить железную дорогу, проклинать власть и говорить о неких железнодорожных работниках, которые так и норовят отобрать честно заработанную копейку у пенсионеров. Проводница только замахала руками и пошла дальше по вагону. Вот и сейчас тетка не стала отмалчиваться.
- Эх, далеко мне ехать. До самого Владивостоку. Живет у меня там племянница. Давно завала в гости, а я все собраться не могла. Наконец-то еду. У племянницы моей есть сестра. Так та вообще на поездах больше не ездит.
Вокруг сидящие пассажиры начали с любопытством слушать – почему это родственница этой тетки не ездит больше на поездах. Выдержав паузу, тетка продолжила:
- О-хо-хо, что случилось-то с ней?!. Ехала она как-то со своими детьми – грудной дочуркой и сынком постарше. А сынок такой непоседа был. Только выучился ходить. Не сидит с мамкой на нижней полке. Цепляется ручонками за края полок, за столики и бегать норовит по вагону. И не доглядела мамка. Затормозил резко поезд, сумка огромная на него сверху и упала. Прямо на головку. Закричала мать, подбежала к сыну, а он уже и побледнел весь. Держит мать ребенка на руках, а головка свесилась на бок как голова у курицы, которой шею свернули.
Услышав эту историю, все заохали. Женщины запричитали – вот какое горе-то. Расслышала историю и мать трехлетнего мальчика. Вздрогнув всем телом, она резко повернулась к тетке:
- Да что вы такое рассказываете! Как у вас язык повернулся рассказать такое. Я и так не могу усыпить ребенка, а вы такое рассказываете!. Чтоб у вас язык отсох!. Чтобы сумки ваши ночью на вас свалились! 
Тетка в долгу не осталась. Она начала учительскими голосом говорить молодой матери, что та не знает, как надо успокоить своего дитятю. Что, поди, понесла от первого встречного, да родила в шестнадцать лет. Что такие-растакие пошли молодые люди – могут только в постели кувыркаться, а рожать, да детей воспитывать не умеют. Молодая женщина тоже за словом в краман не полезла. Пассажиры забыли про сон и увлеченно стали слушать перебранку. Между тем мальчик, заслышав знакомые интонации, и, видя мать в привычном для него настроении, заснул. А женщины все бранились и бранились. Пассажиры начали на них шикать и женщины потихоньку затихают. А между тем за окнами вагона ночь остановила пространство, и теперь казалось, что поезд это большой дом, который покачивается из стороны в сторону. Свет потушили, и вскоре восстановилась тишина, которую прерывал мужской храп да мерное постукивание колес.