Яд Вашем

INNA DAVIDOVICH

В Яд Вашем на нескольких языках (говорят, что на всех языках мира, но я была там не больше 20 минут и слышала только польский, немецкий, идиш, литовский, русский) зачитывают список из имен 1,5 миллионов еврейских детей, которые были уничтожены во время Холокоста. Там стены из стекла и 7 свечей, но стены из зеркального стекла и поэтому пламя свечей отражатся многократно. Да это и неважно. Женские и мужские голоса произносят имена детей, места их рождения, места их смерти, убиения. Последнее часто повторяется...
Моя русская мама, несмотря на незнание иврита, незнание дорог в Израиле, мечтала поехать в Яд Вашем. И поехала. Она ничего не сказала мне, когда вернулась. Она просто знала, что должна была там побывать. Да и о слезах не надо рассказывать. О слезах и боли об ушедших, потому что это не твои страдания, а просто то чувство, когда защемит в сердце, ты сжимаешь руки в кулаки и ничего сделать не можешь. Об этом не стоит рассказывать.

В Вильнюсе есть музей жертв фашизма, по-моему, он так называется, еврейский музей, детский. Небольшой неприметный домик, деревянный. Там просто рисунки и картины, которые рисовали дети, а потом этих детей не стало. И еще немного истории в витринах. Так получилось, что я попала в этот музей с немцем, которого встретила в тот же день на улице и он не знал дороги к замку. Он тоже ничего не сказал, этот немецкий турист, когда мы вышли из неброского деревянного строения в несколько комнат. Мы молчали не из-за недостатка языка. До этого мы бойко болтали.

В Праге в еврейском музее все стены исписаны именами, просто столбики имен. Мы нашли и нашу фамилию. Да и любой бы нашел. Если только фамилия не содержит грамматической ошибки. Такие люди, чьи фамилии содержат ошибки, выжили и таких единицы. Может и выжили они по воли случая именно из-за тех нелепых грамматических ошибок, из-за которых они вдруг стали вместо распространенных носить редкие фамилии: Глюзберг вместо Глизберг, Зондберг вместо Сондберг, Шамри вместо Шимри...

В Израиле некоторые родители не включают телевизора в День Катастрофы (День Холокоста). Они не хотят, чтобы их дети видели ЭТО. А когда израильских старшеклассников привозят в Польшу, то утром они едут в места бывших концентрационных лагерей, а вечером – развлекаться. Так решили психологи. Детей не надо травмировать.

В моей семье никто не погиб во время войны. Никто из мне известных. Мой дед был расстрелян другими антисемитами в 1937-ом. Разве только его семья была уничтожена в годы войны, его братья и сестры, да о них мы мало знаем. Ничего личного, кроме имен, годов рождения и смерти, потому что они все до единого погибли в Варшавском гетто. Это все.

У меня нет характерной горбинки на носу, внешность моя никого не наведет на мысль: «А может, она тоже... из». И фамилия у меня русская. Но я живу в Израиле и хочу передать эту боль, боль, чудом мне доставшуюся, наверное, действительно, генетически, моим детям, чтобы они помнили. И знали. И несли это в себе.

2001