Оазис

Голодное море, шипя, поглотило
Осеннее солнце за облаками.
Вы больше не вспомните, то что здесь было
И пыльной травы не коснетесь руками.
 Из песни Ю.Шевчука
  
…С одной стороны ехать, конечно, было глупо: жить мне предстояло не в отряде, а в изоляторе. Питаться буду с сотрудниками за отдельными столами, и с детьми встречаться постоянно вряд ли смогу. То есть, в этом случае они не подбегут ко мне и не скажут: «Ой, Сержик, давай дружить, а?»
От этой мысли, лежа ночью на кровати, я буквально растекался: руки свисали на пол, язык вываливался. Я искажался так, будто мне предстояло проделать длинный путь по чистилищу, где меня поджидал косматый черт с вязанкой дров. Но в глубине души меня утешала мысль, что я, кажется, умею адаптироваться в любых условиях, в которых могу оказаться…
Оздоровительный Таватуйский лагерь «Каменный цветок» начинал сезон со смены «Мать и дитя». Я сам-то и на этот раз случайно в лагере ока-зался. Моя бабушка, Галина-ибн-Артемовна, работает здесь летом стомато-логом ради нас с братом. Зубы рвет — будь здоров: и пикнуть не успеешь, а она уже тебе челюсть вырвет, вставит и снова вырвет. А уж, как застолье любит — хлебом не корми! Я и раньше в «Каменном цветке» жил (тоже, кстати, в изоляторе) вместе с братом Валеркой, так они с подружками-старушками такие пирушки закатывали…
К тому же, Валера, брат мой младший, накануне поездки, сломал клю-чицу. И мне одному теперь по ночам придется выслушивать их недружное «Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо?»
И так целую неделю, пока он не поправится.
Сколько же время?
Я поднялся, взял часы и подошел к окну.
…Тусклый свет упал на экран. Невольно я глянул на улицу, освещен-ную фонарями.
Город спал, отдыхая от дневных забот, чтобы утром вернуться к но-вым. Под моим окном, мимо военкомата, проходят четыре человека — два парня и две девушки, один из парней рассказывает: — Висит объявление: пропал черный питтбультерьер, нашедшему царствие небесное.
Смех. Я тоже улыбнулся. Парень продолжает: — Бежит волк по лесу, видит — заяц на дереве сидит и газету читает. Волк: слышь … заяц, ты че там делаешь?..
Раскованный квартет удалился, смолкли голоса.
Из подъезда напротив вышел человек, помахивая цепочкой. Подошел к машине, сел и включил зажигание. Не заводится. Вылез, покопался в мо-торе и, наконец уехал.
Неожиданно пробежал мальчишка, пиная перед собой камешек. Не все спят.
Кстати, я забыл время посмотреть. Пригляделся — второй час. А вста-вать в шесть. И спать, главное, совсем не хочется.
Достал плеер с кассетой ДДТ, нашел песню «Донести синь…» и улег-ся. Под эту песню я часто засыпаю. Тихий ровный голос, под плавную убаюкивающую музыку запел в ухо:
До утра, до утра
До утра плыть…
До утра, до утра
«Быть или не быть?»
Пролететь свет,
Довязать сон.
Не сказать «нет»
Тому, что дал он…
  
Утром я вскочил, как человек, случайно улегшийся на истыканную иглами кровать йоги, и помчался в ванную. Умылся, оделся, как подобает тринадцатилетнему пацану — весь в «адидасе». Затолкал в сумку плеер с протестующим Шевчуком — «Не стреееляй!»…
Стоя у окна, в битком набитом автобусе, я вспоминал, что еще позав-чера мечтал с Валеркой в лагере здорово повеселиться. А на следующий день он попал в больницу.
Нет, ребята, все не так…
Автобус завернул за угол и остановился.
Мы приехали раньше всех. Не было даже Галины Артемовны. А нет… К нам торопливо шла женщина в легком платье и сумкой в руке.
— Приехали, — констатировала она, обнимая меня. — Еще нет нико-го. Пойдемте.
Вскоре стали прибывать дети с родителями. Они ставили сумки и ждали.
Когда их набралось человек пятьдесят, к нам вышла дама с каштано-выми волосами. Это оказалась директор лагеря Ольга Геннадьевна. Она крикнула, чтобы дети шли на медосмотр. Голос у нее был запоминающийся, как у артиста Ливанова или Высоцкого.
Напротив нас стояли две девочки, по-видимому, сестры. Невдалеке уже играли в карты, шум был, как на базаре.
  
Из толпы вынырнул человек невысокого роста с мегафоном в руке.
— Вадим Петрович, детей сотрудников сажайте вместе со всеми!
«“Дети сотрудников” — это я». «Интересно, сколько здесь человек и сколько из них — дети сотрудников?». Я увидел, как Вадим Петрович под-нес к губам мегафон и объявил:
— Товарищи родители! Уберите машины с дороги! Сейчас подъедут автобусы!
Все столпились перед Вадимом Петровичем, как иудеи перед Моисе-ем, собравшимся вывести их из Египта.
К нам подбежала Галина Артемовна.
— Сергей, — сказала она. — Поедешь там, где покажет Надежда Ва-сильевна. — она кивнула на женщину, которая вместе с Вадимом Петрови-чем помогала рассаживать детей по автобусам.
— Внимание! Седьмой корпус садится в третий автобус.
— А вы где поедете?
— Я поеду следом, но сперва мне нужно захватить инструменты, — ответила она. — Но ты не беспокойся, я тебя встречу в лагере.
- Внимание! Девятый корпус садится в четвертый автобус.
Через пять минут я уже был в душном автобусе и поглядывал на ца-рящую за окном суматоху.
В автобусе полно знакомых лиц. Вон Галина Ивановна с внуками, и мать Вовы Дроздова, Марина Анатольевна (интересно, где сам Вова?), тут же главный врач дядя Толя, так мы его звали с Валеркой в прошлом году…
Впереди меня устроились те самые две сестры с мамой и смеялись, рассказывая анекдоты. Со мной сидел крепкий пацан, чем-то напоминавший моего знакомого из соседнего класса. Но как я ни старался заглянуть украд-кой к нему в лицо, все было тщетно: кепку «найк» он надвинул на самые глаза.
В это время объявили отъезд.
Улыбнувшись, я махнул на прощание рукой маме с папой.
Автобусный кортеж, сопровождаемый двумя милицейскими машина-ми, двинулся к озеру Таватуй.
Через час мы выехали за город. Сопровождавшие нас милицейские машины выключили сирену.
Я, придерживая ногой рюкзак с вещами и книгами, углубился в свои мысли.
Каким образом меня будет встречать в лагере Галина Артемовна, если мы туда уже едем, а она только собирается. Может существует более корот-кий путь, чем этот?
Впрочем, если ее там не будет, я увяжусь за Мариной Анатольевной, а там увидим…
  
Когда показались железные ворота с надписью «Каменный цветок», все завизжали и загалдели, словно увидели парящего над стадионом Дэвида Копперфилда.
— Ишь ты, приехали! — удивленно сказал мой сосед, видимо наде-явшийся на вмешательство чеченских террористов.
Автобусы остановились. Мы, похватав вещи, столпились у дверей, ожидая, когда водитель — святой Петр — откроет врата Рая. Он не заставил нас долго ждать и выпустил всю ораву на свет божий.
Я взглянул на часы: час пятнадцать. Скоро жрать.
Огляделся. И вдруг вспомнил! Где Галина Артемовна?! Я стал вгля-дываться в пеструю толпу, но ее там не было. Ее не было и у десятого кор-пуса, где собрались сотрудники. Ее вообще не было в лагере.
Шляться по «Каменному цветку» с тяжелым рюкзаком мне не улыба-лось. Тут я увидел Марину Анатольевну с Вовой. Деревянными шагами я направился к ним.
— Здравствуйте, вы меня не узнаете? — спросил я. Я сын лейтенанта Шмидта.
— Что, Сережа? — переспросила она, не поняв мою последнюю фра-зу. Я повторил:
— Вы меня помните? — хотя и так было ясно, что она меня узнала. Марина Анатольевна всплеснула руками и быстро-быстро заговорила:
— Ой, Сереженька, конечно помню! Как ты вырос! Ты на все лето приехал?
— Боже упаси, — пробормотал я, постучав кулаком о деревянную скамейку. — Вы не знаете, где Галина Артемовна?
— Ой, Сереженька, она попозже приедет. — ответила добрая женщи-на.
— А где мы будем жить?
— Ой, Сереженька, сейчас узнаем!
Неизвестно откуда возник Вадим Петрович со своим мегафоном:
— Внимание! В два часа всем собраться у столовой!.
Марина Анатольевна узнала, где будем жить — в изоляторе, конечно. Подхватив рюкзаки мы пошли по неширокой асфальтированной аллее.
— Ой, Сереженька, а сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Тринадцать?! — воскликнула Марина Анатольевна, словно я ей со-общил, что мне тридцать три. — Как ты вырос.
— А Галина Артемовна попозже приедет — надо ей инструменты взять, — без умолку тараторила она.
Мы прошли через стадион, завернули направо и оказались перед изо-лятором. Он представлял собой выкрашенное и облупленное двухэтажное здание с крыльцом. Поднявшись по каменным ступенькам, я толкнул дверь и вошел внутрь.
Здесь за год ничего не изменилось… Тот же диван, на котором мы с Валеркой и Вовкой играли в карты, та же вешалка у стены, те же шторы на окнах и длинные лампы на потолке. Я сел на диван и, зевнув, стал ждать.
Чего, я и сам не знал: Галину Артемовну или дальнейшего развития событий. Галины Артемовны не было, но события развивались: две сестры из второй палаты утащили к себе стол из коридора. А ведь во второй палате раньше жили мы…
Я просидел так добрых полтора часа и чуть не начал потихоньку выть, когда подошла старшая медсестра Галина Ивановна:
— Занеси вещи ко мне и иди пообедай.
Я не заставил себя долго упрашивать, оставил рюкзак у нее в комнате и, держа руки в карманах, вышел из изолятора.
У дверей столовки — длинного здания с окнами до крыши толпились проголодавшиеся нахлебники.
И здесь все знакомо до боли: столы на шестерых, раковины, справа — вход в кухню, а на стене — картина, изображающая сцену из сказки Бажова. Подвернувшаяся Марина Анатольевна посадила меня за стол рядом с Вов-кой. С ним у меня были натянутые отношения и мы почти не разговаривали.
Напротив нас сидел пацан, с короткой стрижкой и оттопыренными ушами.
— Гоша, — окликнул его Вова. — Обернись — детдомовцы.
Тот обернулся.
— Я этих лохов ненавижу, — продолжал Вовка. Он страдал какой-то болезнью и поэтому наверное, был циником.
Гоша взглянул на детей и вяло отозвался:
— Эти лохи сейчас возьмут и тебя отп…ят. И ваще, это не детдом.
— Пусть попробуют! — воскликнул Вовка. — Я пацанов позову…
— Че пацаны, пацаны?.. — хмуро прервал его Гоша, отодвигая тарел-ку с борщом. — А без них не дано?
— Заткнись, — добродушно сказал Вова и окликнул официантку. — Катерина Иванна, добавки можно?..
— Тоже мне, отдых! — ворчал я, выходя из столовой. — Живу в изо-ляторе, ем с сотрудниками, в отряд не попаду. Начинается веселая жизнь!
— Внимание! — разнеслось по радио на весь свет. В оздоровительном лагере «Каменный цветок» объявляется тихий час. Всем приятного отдыха.
Я бродил по дорожкам и гадал, увижу ли когда-нибудь Галину Арте-мовну?
  
Полчаса я гулял по лагерю и вспоминал прошлый год. Вспомнил, как мы участвовали в Олимпийских играх, купались. Вспомнил, что именно здесь впервые услышал ДДТ.
Что же будет на этот раз? Я знаю, что-то должно произойти, но что? Не может быть, чтобы ничего не было. Это произойдет и я чувствую, что никогда этого не забуду…
  
Через несколько минут я снова сидел в изоляторе на диване и слушал плеер. Время — полтретьего. Старый, облезлый диван скрипел подо мной и торчал всеми пружинами через обивку. В наушниках гремел «рок».
В перерыве между песнями я услышал шаги в коридоре. Из-за угла вынырнула старшая медсестра Галина Ивановна.
— Я тебе комнату нашла, — на ходу бросила она.
Она вернулась через 10 минут с постельным бельем и увела меня вглубь изолятора; открыла дверь и мы очутились в комнате с двумя крова-тями и шкафом. Обитель напоминала больничную палату. А это и была бывшая больничная палата.
— Нечего морщиться! — сказала Галина Ивановна, видя выражение моего лица. — Белье постелишь, пол вымоешь и все будет прекрасно.
— В чем я лично сомневаюсь, — пробормотал я, глядя ей вслед.
Первое, что мне не понравилось, так это воздух, спертый, как будто отсюда только что вынесли тяжелобольного. Я сел на койку и провалился вниз — пружина прогнулась до пола.
— Да, веселая жизнь началась.
…Я вставлял подушки в наволочки, натягивал простыни на дырявые матрасы, вдевал одеяла в короткие пододеяльники, протирал пыль на окнах, мыл пол, принес из соседней палаты стулья и стол. Открыл форточку.
И в самом деле, комната стала выглядеть лучше. Уставший, сел за стол, вынул из рюкзака тетрадь с ручкой и написал на первой странице:
«Каменный цветок».
Записки сумасшедшего.
8.06.2000
«Галина Артемовна сказала, что будет меня встречать здесь, но ее нет и неизвестно, приедет ли она. Здесь очень скучно, я не знаю сколько сейчас времени, потому что успел потерять часы. Я нахожусь в какой-то каморке, куда не проникает свет — деревья под окном заслоняют солнце. Шкаф без одной дверцы и с полкой, держащейся на двух ржавы гвоздях…»
Я начал изливать душу, ручка скрипела по бумаге, стол качался, в ко-ридоре стояла тишина.
Писал долго, видимо до четырех, потому что в дверь постучала Мари-на Анатольевна:
— Сереженька, пойдем на полдник…
На полдник? Это можно. С пищеварительной системой у нас, гражда-не, все в порядке. Я наскоро нацарапал на пятой странице: «…иду на полд-ник. Интересно, что будет дальше?..»
  
— А где люди? — спросил я, озираясь по сторонам.
— Так мы же, Сереженька, — ответила Марина Анатольевна, издали наблюдая за Вовой, — сотрудники, нас кормить будут раньше, вставать бу-дем раньше…
Я взял три печененки, яблоко, выпил стакан облепихового сока и по-шел бродить по лагерю.
Я забирался все дальше в лес, сквозь заслон елей и сосен. Шел по еле заметным тропинкам, по грудь ныряя в гигантский репейник. Тут и там ска-кали по веткам деревьев трясогузки. Царапаясь о колючки, я медленно при-ближался к хорошо знакомой мне местности.
Да, вот и она: огромные глыбы камней, наваленных друг на друга, на-поминают скалы.
Я карабкался по камням, как в былые времена, цепляясь за выступы и ветки молодых березок. Удерживая с трудом равновесие, ступая по корням, забрался на вершину.
Никакая прекрасная картина моему взору не открылась, — мешала листва деревьев. Различить можно было только крышу шестого корпуса (там находились кружки: керамика, шитье и «изо», а также бар) и синие скамейки вдоль асфальтированной аллеи.
Спустившись с другой стороны холма, неторопливо побрел назад.
В комнате все еще стоял тяжелый запах. Я лег на койку, слева от окна. Это мое традиционное место. Я спал слева от окна в больницах, в поездах, у меня дома кровать так стоит…
Перед тем, как задремать мелькнула мысль, что надо бы заполнить дневник. «Еще успеется!» — отмахнулся я, и через минуту бог сна Морфий пожал мне руку.
  
Сильный торопливый стук в дверь.
— Алло, — сказал я, протирая глаза. — То есть «войдите»!
На пороге возникла Марина Анатольевна:
— Сереженька, Галина Артемовна приехала! Беги встречать! — ска-зала она таким голосом, будто приехала не Галина Артемовна, а президент Путин.
Не знаю почему, но я подскочил, как заяц, которому кое-куда попал заряд охотничьей дроби и помчался на улицу.
  
Галина Артемовна села на стул и объяснила, почему опоздала: по до-роге в их «уазик» врезалась легковая машина. Одну женщину увезли в боль-ницу, остальных, после разбирательств с гаишниками, отпустили.
— А что с той женщиной?
— Да! Легкое повреждение позвоночника, махнула рукой она. — По-моги мне вещи принести и инструменты, ладно?
Вместе с ней приехали еще несколько врачей и одна девочка. Раньше я ее не видел.
Вот тут —то и начался переполох. Все забегали по тесным изолятор-ским коридорчикам, загремели тарелками и стаканами.
— Неужели пирушка будет этим же вечером? — подумал я, мрачно глядя на царившую вокруг суету.
Впрочем, ворчал я недолго — пошли на ужин.
Столы были рассчитаны на шестерых, мы заняли два. Со мной сидели Галина Ивановна, Галина Артемовна, Марина Анатольевна и врач-окулист (мама тех двух сестер).
Я молча жевал, стараясь не глядеть никому в лицо. Просто представил себе, как буду жить дальше в такой компании.
— Что с Валерой? — спросил я.
Галина Артемовна опустила вилку:
— Операцию ему уже сделали. Надо бы позвонить узнать как про-шла…
Должен признаться, меня больше волновало не здоровье брата, а тот период времени, когда я буду жить здесь без него…
…Пирушку они устроили этим же вечером: до полуночи я слушал «Эх, мороз, мороз! Не морозь меня!»
  
Полетели дни моего пребывания в изоляторе. Я поднимался рано, ел с сотрудниками, знал некоторых по именам. После завтрака гулял по террито-рии лагеря до обеда, после обеда — отдыхал и снова гулял до полдника, по-сле полдника гулял до ужина, после ужина отдыхал и ложился спать. Спал до завтрака.
Тьфу, писать даже стыдно: короче, я вел жизнь самого настоящего па-разита: спал, ел, пил и гулял. Правда выручали книги. Я много читал.
  
Через несколько дней случилась маленькая сценка в столовой за зав-траком.
Вокруг стоял шум и гам — бегали с подносами дежурные, покрикива-ли на них повара, летели на пол вилки и стаканы. Чтобы поговорить надо было орать что есть мочи. Сквозь хаос криков и визгов я услышал, как де-журный врач Виктория Викторовна, ее дочь то ли Лена, то ли Вера и моя бабушка обсуждают местные «деликатесы»:
— А я вот так делаю…
— Не могу есть.
— Поперчить и оставить на несколько…
— Не ешь, не вкусно…
— Ваш внук ведь ест!
Я поднял глаза. Это сказала дочь Виктории Викторовны. Я вслушался: Галина Артемовна стала распространяться по моему адресу. Все стали на меня смотреть, как будто я был цветным или в крапинку.
— Тебя как зовут? — спросила дочь дежурного врача .
Я крикнул в ответ. Она не расслышала:
— Боря?! — Она посмотрела куда-то за окно вдаль. — Это как сви-нью, что ли? Сергей кажется?
— Я и говорю — Сергей. И вообще, если знаешь, то зачем спрашива-ешь?
Шум в столовой стал стихать, говорить можно было нормально.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать, — ответил я.
— Тринадцать?! — удивилась она. — Тебе все шестнадцать можно дать!
— Но мне все-таки тринадцать и с этим приходится считаться, — от-резал я.
— Знаешь, у тебя передние зубы так торчат, ты бы их поправил, что ли?
Я вздрогнул и не нашел, что ответить.
— Сережа, а почему ты себе друзей не нашел? — спросила она через секунду.
Нет, достала уже! Видимо, о многом хотела узнать, да случая не было.
— Это мои проблемы, — поспешно ответил я.
Тут вмешалась Виктория Викторовна:
— А ты, Вера, тоже в прошлом году одна ходила.
— Но потом я же нашла себе… — сказала Вера и повернулась ко мне:— Как тебе одному не скучно?
— Тут и знакомиться-то не с кем.
— Как это не с кем?! Ну с Вовой хотя бы…
Воцарилось молчание. Все ждали что я отвечу.
— Нет.
— Почему?
— Было дело. В прошлом году. С тех пор у нас прохладные отноше-ния.
— Не знаю, но я бы на твоем месте с ним помирилась.
— Я, к счастью, не ты, и поэтому не буду, — все, что нашел ответить я на прощание.
Вышел на улицу, в лицо ударил порыв ветра, как бы вталкивая меня обратно.
  
Настроение было испорчено. Больше всего меня задела ее фраза на-счет зубов и какие-то покровительственные нотки в голосе. Я просто метал-ся от злости по тесной комнате, не находя себе места. В голове ворочались разные мысли. Я сел наконец за стол, открыл дневник и записал: «за завтра-ком вступил в дискуссию с какой-то д у р о й.»
  
Я лежал в душном изоляторе на кровати, ища глазами спасения на по-толке. Мне ничего не хотелось, я был опустошен. Где она сейчас? С под-ружками гуляет? Я не раз замечал, бывает, что оскорбит, например, один другого и тот места себе найти не может, а обидчик как ни в чем не бывало веселится, радуется жизни.
Мне так не хотелось с ней встречаться, хоть в столовую не ходи. Ста-ло казаться, что и есть не хочется. Единственным местом, где здесь можно по— нормальному оторваться, так это «керамика», которая откроется через несколько дней. А пока придется подыхать от скуки и прятать глаза при Ве-рином появлении…
Стоп, кажется нашел выход. Я поднялся, закрыл дверь в комнате и от-правился в библиотеку.
…Я шел по аллее, вдыхая запах деревьев, в кронах которых прятались таблички с надписью «Осторожно, клещи!». Невдалеке два мальчика охоти-лись за шмелями ракетками для бадминтона. Я свернул на дорожку вдоль корпусов, где стояли скамейки. Не Вера ли сидит там с подругами? Точно, она. А, черт. И нет нам покоя…
Я почувствовал, как втянул голову в плечи и вспотел. Но тут же вы-прямился и быстро зашагал мимо. Вера, сидевшая между двумя девочками, махнула рукой и сказала:
— Привет.
Я не ответил и чуть не побежал к десятому корпусу. Поднялся на вто-рой этаж, подошел к двери и прочел:
Библиотека
Начинает работать с 12 июня.
Я вновь вышел на улицу и даже не заметил, как оказался в тени про-хладных деревьев. Я спасался здесь от правды и реальности, как зек, сбе-жавший из тюрьмы.
  
На обеде я старался никому не смотреть в глаза, особенно Вере. Быст-ро поел, забрал свою посуду и попрощался. Но краешком глаз заметил, что она смотрит на меня каким-то странным взглядом, полунасмешливым и как бы печальным. Позже я часто замечал у нее этот взгляд.
…Галина Артемовна, войдя в комнату, сказала:
— Завтра переезжаем в корпус.
Меня словно током ударило. Я уже не хотел жить в корпусе и встре-чаться с ребятами.
— Почему?
- Что «почему»? Тебе что, здесь жить нравится, в этом подземелье?
Я пожал плечами:
— А в каком корпусе?
— Куда поселят! С ребятами будешь, как все.
В конце концов, подумал я, Вера живет здесь, в первой палате, и там я ее встречать не буду. Но сердце почему-то так забилось…
Мы переехали не на следующий день, а вечером — это была инициа-тива Галины Артемовны.
Пришли в корпус, когда на улице началась гроза — первая в этом го-ду. Молния разрывала мрачное небо в клочья, уши закладывали раскаты грома, крупные капли дождя били в оконные стекла, а здесь, на втором эта-же бодро маршировала по кругу шеренга детей, лет пяти или меньше.
Комната, куда нас поселили, была безусловно лучше той, изолятор-ской. Четыре кровати, две новые вешалки, маленький шкаф, тумбочка, стол между кроватями и большое окно с видом на озеро. Из-за непроницаемой стены ливня ничего нельзя было разглядеть, ничего нельзя было угадать, ничего нельзя было увидеть, разве что смутные очертания каких-то предме-тов… Это напоминало мне мое положение. Что будет завтра? Что будет че-рез час? Что будет через минуту? Капли били по стеклу, стекали быстрым ручейком вниз, и исчезали за карнизом.
— Кровати постелены, — сообщила Надежда Васильевна, помогая ба-бушке разбирать вещи. — Тебе, Сережа, сколько лет-то?
…Галина Артемовна ушла. Я сидел за столом и строчил по листу бу-маги.
«Сейчас за окном льет дождь» — писал я. — «Неизвестно сколько еще будет идти, но и он когда-то кончится, как и мое здесь пребывание.
Я люблю дождь. На душе становится спокойно и появляется чувство, что рядом находятся люди, которых, пусть даже и незнакомых, иногда очень не хватает. Я один. Г.А. — нет, Валеры нет… Странно, но мне сейчас не хватает Веры. Может быть, я ее простил? Ну, конечно, простил. Я простил ее тогда, когда она сказала мне сегодня утром «привет». Странно, но я легко прощаю людей, когда они делают мне что-нибудь хорошее… Я понял, что сегодня она меня ничуть не смутила, наоборот, внесла некоторое разнообра-зие в мою здешнюю жизнь, за что я ей и благодарен…»
  
…Я измучился от безделья. Не выручал даже любимый мною роман про солдата Ивана Чонкина. Под окном играют одни и те же песни: «Позд-но, поздно, слишком поздно!», «Ты здесь! Чувствую я тебя!» и так далее.
…После обеда, в сон-час, я слушаю плеер и гадаю, что же сейчас де-лает Вера?
Потом Петрович, его здесь так кратко называют, объявляет конец сон часа, я иду на полдник, встречаюсь с Верой и молчу, как дурак…
Петрович, а он заодно и физрук, сообщает, что вечером пройдет фут-больный матч между командами корпусов.
Я все время жду приезда брата, чувствуя, что в нем у меня единствен-ное спасение.
Подхожу к дверям столовой и вижу небольшую толпу. Все ждут, ко-гда их впустят. Но я-то сотрудник, я и так пройду.
У дверей стояла Вера.
— Ой, Сережа! — сказала она, увидев меня. — Ты опять опоздал.
— Знаю, знаю, — ответил я, враз вспотев, толкая запертую дверь.
— Ты куда ломишься? — насмешливо спросила Вера.
Я глянул ей в глаза — в них плясали искорки смеха.
Она тем временем легонько постучала в стеклянную раму. С той сто-роны возникла Катерина Иванна.
— Пропустите нас, — Вера указала на меня.
У меня вдруг возникла мысль, «почему она раньше не вошла?»
  
По вечерам в соседней палате, где жили Гоша с Вовкой, собиралась целая компания. Туда приходила и Вера с подружками. Хохотали до полу-ночи. А я не мог уснуть, не понимая, что со мной происходит.
…Поскольку мои часы потерялись, я все время опаздывал на жратву.
Когда опоздал в очередной раз, Вера спросила, что у тебя часов нет? Я кивнул и сел за стол.
Галина Артемовна разговаривала с Вериной мамой о вечерних меро-приятиях.
— А ты, Сергей, пойдешь? — вдруг спросила у меня Виктория Викто-ровна.
— Нет, наверное. У меня и знакомых здесь нет.
Вера повернулась ко мне и сказала:
— Как это нет, Сержик, как это нет?
Я с интересом посмотрел ей в глаза:
— Нет, конечно.
— Как это нет, — улыбаясь уголками губ повторила она.
— Нет, — ответил я. — А кто ж по твоему? Ты, что ли?
— Я, — сказала она, как само собой разумеющееся.
Теперь улыбался уже я:
— Да? Но ты уж извини, что я не прыгаю от радости — у меня спина побаливает. — Я выразительно постучал себя по позвоночнику.
Виктория Викторовна и Галина Артемовна рассмеялись. Вера фырк-нула и хотела еще что-то сказать, но в это время подошла одна из вожатых и наклонилась к дежурному врачу:
— Виктория Викторовна, несчастье — только что Лида Курылева упала с трибуны. Ее отнесли в корпус. Она лежит, губы бледные…
— Галина Артемовна, — сказала Верина мама, — передайте, пожа-луйста главврачу, что Лида Курылева, синдром Дауна, упала на трибунах, пусть посмотрит.
Я ничего не понял и подумал, как с такой легкостью она определила у девочки синдром Дауна. Виктория Викторовна встала и ушла. На ее место подсела Марина Анатольевна.
Вера ела с отсутствующим видом, не обращая внимания на разговоры. Видимо, Вера знала эту Курылеву и относилась к ней пренебрежительно. Бабушка с Мариной Анатольевной разговорились и обрадовались, когда к ним села Ольга Геннадьевна. Лишний рот для болтовни.
— Бедная Лидочка, — причитала Марина Анатольевна.
— А что с ней? — округлила глаза директриса.
— Упала с трибуны, — сказала Галина Артемовна.
Я встал и направился к выходу.
Там уже собралась толпа.
— Я ее подхватил, — рассказывал высокий пацан, покрытый веснуш-ками. — До корпуса нес, тяжелая, сука!
Окружавшие его девушки расхохотались.
Боже мой! Что же это делается! Вот сволочи! Я чуть этому козлу не врезал. А если б с ними… Нет, это примитивно. Да и вообще…горбатого могила исправит. Я прошел мимо, ощущая себя в этот момент такой же сво-лочью. За трусость или за брезгливость, не знаю…
Курылеву я потом видел. Она стояла и говорила женщине в халате что-то непонятное:
— А…Авку…нарулк…ах-ха!
— Ненормальная она, — пояснила мне тогда бабушка. — Мама ее тут оставила, а сама уехала. Девочку, конечно, задразнили…
  
Днем лежа на кровати я задумался: зачем вообще рождаются люди с отклонениями? Чтобы всю жизнь потом мучиться самим и мучить других…
Вдруг под окном раздался голос Петровича:
— Вера! Пора на репетицию.
— Нет, — протянула Вера. Она тоже перебралась в наш корпус и жи-ла как раз под нами, на первом этаже.
Физрук что-то сказал, отчего Вера рассмеялась.
— Как ты красиво смеешься! — чувствовалось, что Петрович и сам улыбается.
Она еще больше расхохоталась. Вошла Галина Артемовна и сказала:
— Валера приехал.
  
Валерка, мой младший брат, пацан двенадцати лет, смуглый, с живы-ми неустанно-веселыми глазами, приехал с повязкой через плечо, которую сразу выбросил, услышав, что купальный сезон давно открыт…
В столовой его спрашивали про операцию, про ключицу. Он весело отвечал и хитро щурился. Сидевшая напротив Вера с интересом наблюдала за ним. Мне показалось только, что в ее взгляде скрыто некоторое снисхож-дение. Она все время молчала, а потом сказала, что пойдет на пляж и встала из-за стола.
— А Вовчик здесь? — спросил у меня Валера, когда Вера ушла.
— Здесь, — ответил я, пережевывая что-то.
— А Лиля?
Я поперхнулся и, откашлявшись, уставился на него:
— Какая Лиля?
— Ну, которая в прошлом году здесь была, — нетерпеливо пояснил Валера.
— Ее нет, — наконец вспомнил я. — Зато Вера есть.
— А это кто?
— Это дочь дежурного врача, которая только что тут сидела, — отве-тил я.
Когда мы пришли на пляж, Вера уже загорала в зеленом купальнике. Валерка не задумываясь ринулся в воду и полчаса торчал в озере, фыркая и пробуя осторожно плавать.
— Помнишь я тебе про девочку-дауна рассказывал? — спросил я его, когда мы выбрались на берег. — Зачем ее сюда отправили? В нормальный лагерь?
Валера посмотрел на меня, как на идиота.
— Нормальный лагерь? Так знай, в этой смене одни психи и инвали-ды. Потому и родителей пригласили, чтобы присматривать за ними. Неуже-ли ты сам не догадался?!
Ошарашенный такой новостью, я тупо уставился в одну точку.
— Во что играть будем? — спросил Валера, тасуя пластиковые карты.
— Знаешь, я пожалуй пойду, — сказал я и начал одеваться. Валера си-дел передо мной и бросал взгляды время от времени мне за спину, поднимая брови. Потом схватил свои манатки и бросился за мной.
Нагнав меня, он таинственным шепотом сообщил:
— Знаешь, когда ты одевался, Верка на тебя так таращилась, что я уж подумал, не влюбилась ли она в тебя?
На полном ходу я затормозил, сделав носками кроссовок в песке бо-роздку. Ей богу, эта мысль мне даже в голову не приходила. Из оцепенения меня вывел голос брата:
— Сережа, что с тобой? Может ты чокнулся здесь от безделья?
— Может быть, — ответил я, испытывая жгучее желание обернуться, чтобы посмотреть на Веру.
  
До конца смены оставалось пять дней. Валера, как и я, мучаясь от ску-ки, начал изобретать фокусы с картами, пробуя их на мне. Вечерами я от-крывал дневник и изливал свою душу. «Почему я раньше не замечал, что у одних здесь больные ноги, они ездят в инвалидной коляске. А другие стран-но себя ведут, третьи мычат — они глухонемые. Для чего эти люди рожда-ются? Чтобы испытывать всю жизнь мучения, проливать свои и чужие сле-зы? Зачем жить, если им на роду написано еще в детстве стать слепым, быть психом, потерять слух. Зачем? Я думал и не находил ответа…»
  
Солнце проваливалось за горизонт. Оранжевая полоска света трепета-ла на глади озера. Я смотрел из окна как идут приготовления к празднику.
Валера отложил карты и, потянувшись на кровати, спросил в который уже раз:
— Ты пойдешь на праздник?
Я покачал головой:
- Нет. И сам не знаю почему.
У меня было мрачное настроение. Мысли, одна нелепее другой воро-чались в моей голове, собираясь в пестрый калейдоскоп. Я чувствовал, что должен принять какое-то решение, но какое — не знал.
— Сплошная мистика… — сказал я вслух.
— Что? — спросил Валера.
— Мы похожи на старых затворников, — начал я. — Сидим тут, вор-чим, а жизнь полна сюрпризов.
— Ты или философ или псих, — сказал Валерка и демонстративно от-вернулся к стене.
Я поднялся, надел кепку, потом снял и, взглянув на него с жалостью, вышел в коридор. В фойе смотрели телевизор — Гоша, Вера и еще кто-то. Они обернулись, посмотрели на меня и снова уставились на экран. Только Вера продолжала смотреть мне в глаза, и я не сводил с нее взгляда.
— Ты куда пошел? — прозвучал ее голос. Сидевшие рядом насторо-жились.
— Так, погулять, — сипло сказал я, по-прежнему глядя ей в глаза.
— А на праздник придешь? — продолжала она, закинув ногу на ногу, покачивая в пальцах пульт от телевизора.
— Пойду.
Гоша ухмыльнулся с видом человека, глубоко познавшего жизнь. Еще бы, у него наверняка стаж в таких делах больше, чем у меня…Черт, почему у меня возникла эта мысль?
— Ну тогда иди, погуляй, — разрешила Вера, а я повиновался, как Волк, которому охотник приказал подточить нож, чтобы его же и прирезать.
Я спускался по лестнице, а она смотрела мне вслед. Я чувствовал это. Она что-то хочет сказать, но не может. Почему? Ведь она всегда говорит что думает.
Я открыл дверь и в лицо мне ударил порыв ветра. Солнце уже закати-лось за горизонт. Одинокая и яркая звезда царила в небе. Венера… Созвуч-но.
…Я гулял по аллейкам, среди крашеных клумб, и думал: что со мной? Уж не влюбился ли я?
  
Ноги сами принесли меня в изолятор. Прошел мимо второй палаты. Здесь было тихо. Я вернулся обратно и уже собирался выйти, как вдруг из палаты донеслось тихое и нежное пение под гитару:
Ветка сирени упала на грудь…
Миленький мой, ты меня не забудь…
Это кажется поет одна из тех двух сестер, Даша, вроде…
Машинально постучался и, не дождавшись ответа, открыл дверь. Да, это она. Закрыл дверь и вышел.
Я брел по узкой дорожке, удивляясь, как необычно было слышать пе-ние в этом мрачном здании. А поет она в самом деле хорошо.
…Когда я вошел, Валера пил из стакана минеральную воду.
— Где был?
Я остановился в дверях, вспоминая момент, когда только что шел по коридору в надежде увидеть Веру. Я, уходя, посмотрел на Валеру с жало-стью, но теперь понял, что жалеть-то я должен себя! Ибо я сам виноват, что никуда не хожу, ни с кем не знакомлюсь.
— Где был? — повторил он.
— Почему мы никуда не ходим? — отчеканил я резким голосом.
— Что с тобой? — испугался он. — Попей вот…
Я бухнул себе в стакан шипящую жидкость и залпом выпил. Отставив стакан, сел на кровать, и глядя ему в глаза, спросил:
— Валера, у тебя не было чувства, когда кажется, что ты должен при-нять решение, но какое — не знаешь?
— То есть?.. — прищурился он.
— Ну, знаешь, а принять боишься? — пояснил я.
— Нет.
Я откинулся на подушку и прикрыл глаза. Дашино пение вдохновило меня, и я принял решение. Неизвестно чему улыбаясь, я про себя констати-ровал факт: я люблю ее.
  
Часов в десять Галина Артемовна выставила нас из комнаты, обрызгав при этом вонючей жидкостью от комаров. Ворча, она повела нас к костру на стадионе.
— Нет, чтобы со всеми быть, — говорила Галина Артемовна, идя бы-стрым шагом, ведя нас, как палач, который должен наскоро повесить смерт-ников, чтобы поспеть домой к обеду. — …так живут как изгои. Отшельни-ки!
Валера корчил гримасы за ее спиной.
«А ведь она права», — думал я.
Вокруг костра собралась толпа — здесь был весь лагерь. На головах у многих лежали венки из ромашек. Крича от страха некоторые прыгали через костер. Самых маленьких Петрович, одетый в комбинезон, переносил на ру-ках. В масленицу сжигают чучело, в Новый год украшают елку. В Троицу наряжают березу, плетут венки, загадывают желания и бросаются в воду в одежде. Через костер прыгают, чтобы очиститься от грехов.
- Идите, прыгните, — гудела под ухом бабушка. — Чего как нелюди.
Настроившись на торжественный лад я вдруг почувствовал себя таким старым грешником, что невольно двинулся к костру. Сколько в жизни я ру-гался и богохульничал. В церковь не хожу с самого крещения.
Подошел к огню. Он поднимался мне до груди и слегка обжигал руки. Я вдруг вспомнил, как в Чечне плакала икона…Разбежался, оттолкнулся и очутился с другой стороны костра. К моему удивлению, мне стало легче.
— Ну как? — поинтересовался подошедший Валера.
— Лучше всякого исповедавания, — ответил я, проверяя, не горят ли на мне штаны. — Иди прыгни.
Он покачал головой и отошел в сторону. Вдруг толпа психов еще больше зашумела, захлопала в ладоши:
— Просим! Просим! — на стадионе появилась Ольга Геннадьевна — директор лагеря.
— Просим! — орали все.
— Был бы у меня костюм, как у Вадима Петровича, — сказала дирек-триса, — я бы прыгнула. Ну как, Сережа, нравится тебе тут?
— Как никак, смена кончается а я остался жив, — ответил я, догадав-шись, что здесь приложила руку Галина Артемовна.
Ребята и их родители затянули здешний гимн в честь лагеря, хлопая иногда в ладоши:
Ка-а-менный цветок! Ка-а-менный цветок!
Это была переделанная песня «Алые паруса».
…В одиннадцать Петрович объявил:
— Внимание! Оздоровительному лагерю «Каменный цветок» объяв-ляется отбой!
  
— Знаешь, — проговорил Валера наливая себе минералки, перед тем, как лечь спать. — Мне кажется, что Верка тебя любит.
Я никогда не задавался этой мыслью. Вот я ее люблю, это правда, а…
— А ты ее? — спросил Валера, прикрывая глаза стаканом. Я чувство-вал, что он смеется.
— Никогда об этом не думал, — соврал я.
Он отставил стакан и одобрительно кивнул:
— Правильно, такая дура…
Я подскочил, как будто Петрович только что объявил: «Внимание! Оздоровительному лагерю «Каменный цветок» объявляется конец!»
— Заткнись!! — крикнул я, полностью себя выдавая…
— Почему она дура? — спросил я, когда перепуганный Валерка рас-плескал минералку.
Он смотрел на меня, как свинья на живодера.
— Почему она дура?! — опять крикнул я, хватая его за плечи.
— Да что с тобой? — изумленно проговорил он. — Свихнулся здесь совсем.
Я устало отпустил его и свалился на кровать. Все переживания я вы-лил на брата, на единственного родного мне здесь человека. Прости, Валер-ка.
— Когда я был в прошлом году здесь, — начал Валера. — А ты еще не приехал, то она ходила вся какая-то скованная, скрюченная и руку правую согнутую держала на повязке… Я вспомнил ее.
— И это значит, что она дура?
Валера замолчал.
— Ты что, любишь ее? — наконец спросил он.
— Кажется. — ответил я, чувствуя, что Валера и так все понимает.
…В коридоре я столкнулся с бабушкой.
— Галина Артемовна, — остановил я ее. —Вы не знаете, почему Вера раньше вся скрюченная ходила?
Она помолчала, соображая. Наконец ответила:
— Она в тринадцать лет под машину попала, ей все кости измельчило, потом полтора года лежала в больнице. Кости срослись, но требовался от-дых и она приехала сюда. — А зачем тебе?
  
Ты здесь! Чувствую я тебя!
Только не уходи! Все у нас впереди!
— орал в общей комнате магнитофон. Через несколько часов должен был состояться прощальный концерт, шла репетиция к номеру караоке.
— Ты можешь это слушать? — спросил разозленный Валерка.
— Нет, — рассмеялся я.
— Прямо над ухом орет уже два часа! — продолжал он, поглядывая на часы. Знаешь, я до сих пор опомниться не могу: я ночую здесь послед-нюю ночь! — мечтательно воскликнул Валера. А потом я приеду домой.
— И что делать будешь?! — опять закричал я. Он подумал, что я хочу перекричать магнитофон и не обратил на мою раздраженность внимания.
— Сяду смотреть телевизор… А ты что, хочешь поехать на вторую смену?!
— Не знаю; в конце концов в городе противно, душно, а тут хоть при-рода.. Но все-таки скучно! Да и бабушка зудит над ухом.
— Даа, — протянул Валера. — Старая ведьма..
— Где старая ведьма? — поинтересовалась вошедшая Галина Арте-мовна.
Валера скривился, словно мышь зубами поймал и быстро ответил:
— Здесь, в книжке, старая ведьма. — Глаза его смеялись.
— Сережа, ты поедешь на вторую смену? — спросила бабушка.
Я быстро поднял глаза. Меня об этом спрашивала уже Виктория Вик-торовна, Марина Анатольевна и прочие представители той шайки. На что я им дался?
— Надо подумать, — ответил я. Поднялся и сказал:
— Пора идти.
— На ужин? — заторопилась бабушка. — Счас, счас.
…В холле, где шла репетиция, учились исполнять медленный танец под песню Дианы.
— Видите, все веселятся, а вы как отшельники, — проворчала тради-ционно Галина Артемовна. — Сегодня вы пойдете на дискотеку, я об этом позабочусь.
— Диана, она слепая? — спросил я у Валеры, стараясь не слушать од-ним ухом орущий магнитофон, а другим бабушку.
— Угу, — ответил он, сникнув при мысли, что придется идти на дис-котеку.
  
По дороге мы смотались от Галины Артемовны и пришли в столовую раньше. У дверей столкнулись с Верой.
— Привет, — сказала она. Сказала как-то странно и только мне, улыбнувшись краешками губ. Взгляд у нее был полунасмешливый, снисхо-дительный. Но меня почему-то это не обидело.
За нашим столом сидели рабочие и неторопливо жевали лагерные раз-носолы.
Мы с Валеркой растерялись, а Вера спросила у нашей общей знако-мой:
— Катерина Ивановна, где нам можно сесть?
— А сюда, деточки, садитесь, — ответила та, показывая на соседний стол.
Мы с Валеркой уселись напротив Веры.
— Ты что-то неважно выглядишь, — сказал я, мстительно глядя ей в глаза.
— Ой, какой умный! — она беззвучно засмеялась.
Валерка рядом корчился от смеха.
  
Вскоре подошли остальные. Виктория Викторовна сходу поинтересо-валась:
— Сережа, ты поедешь на вторую смену?
Я посмотрел на Веру и понял «откуда ветер дул».
— А почему вы меня спрашиваете, а Валеру, например, нет?
Говоря это я смотрел Вере в глаза. Виктория Викторовна улыбнулась:
— Так вы наверно вместе поедете? — неуверенно произнесла она.
— Может поеду, а может и нет. И вообще, это не от меня зависит. — Я хотел сказать, что-то еще, но аргументов не хватило. Я уткнулся в свою тарелку и быстро покончив с обедом первым выскочил из столовой.
…Валера догнал меня у корпуса и схватил за плечи.
— Знаешь, когда ты ушел, они начали про тебя базарить, — возбуж-денно шептал он. —Знаешь…
— Ну и что они болтали? — перебил его я.
— Ты знаешь, это ведь Верка все время интересуется, поедешь ли ты на вторую смену, чтобы решить, ехать ли ей самой!
— Знаю! — довольно хмыкнул я, радуясь, что мои догадки были вер-ны.
— Она, оказывается, тебя любит! — продолжал он. — Вот и просит маму разузнать про тебя.
— Да слышал уже это. Что еще говорили?
— О какой-то поездке в Испанию.
— И все?
— Все.
…Репетиция закончилась, на втором этаже было тихо. Мы открыли дверь нашей комнаты. Валера посмотрел на часы.
- В десять начнется концерт. — сказал он и свалился в койку.
  
Часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого, когда к нам во-рвалась злая Галина Артемовна с видом ангела-мстителя. Это было так не-ожиданно, что Валерка вскрикнул, словно увидел медузу Горгону, а не нашу милую, добрую бабушку.
— Нет, я не понимаю! — клокотала она. Там сейчас такой концерт, а вы в этой духоте сидите! Что мне с вами делать! Быстро собирайтесь! Вам только на острове жить. Робинзон и Пятница. «На острове я предпочел бы оказаться с Верой» — подумал я, размышляя кто был бы нашим попугаем.
- Мы не пойдем! — тоненьким голосом заявил Валерка.
Однако, он пошел, вернее даже побежал, а в спину ему сыпались про-клятия, которые нечасто можно услышать даже в кочегарке.
…Возле десятого корпуса собрался весь лагерь — родители, дети, со-трудники. С мегафоном появился Петрович:
- Внимание! Ребята, надвигается гроза, нам надо успеть…
И вправду, с востока надвигалась мрачная туча, вдалеке уже грохотал гром.
…Галина Артемовна испортила мне настроение. Меня бесило это ско-пление народа, смущали их взгляды, раздражали их действия.
— Дискотека будет в восьмом корпусе, — словно издеваясь, сообщи-ла бабушка. — Я вас туда палкой загоню!
— Наш праздник открывает Даша Кленова! — объявила директриса. — Дашенька, начинай.
«Ветка сирени упала на грудь…»
  
На втором этаже народу понабилось, как крыс в мышеловке.
Праздник продолжался. Наступила очередь караоке. Пока ловкий вих-растый пацан кувыркался на коврике, одну девочку лет десяти отвели в сто-рону, надели ей темные очки, включили песню Дианы.
Две другие девушки повели ее на середину зала, держа за руки.
Ты здесь! Чувствую я тебя!
Только не уходи! Все у нас впереди!
— зазвучала песня Дианы. Девочка стояла на месте, держа микрофон перед собой, иногда выбрасывая вперед руки. Девушки танцевали медлен-ный танец.
Песня кончилась. Раздались чересчур громкие аплодисменты. Девочку также под руки отвели на место. К ней подошел Петрович, нагнулся, поце-ловал ее и сказал:
— Танечка, мы благодарим тебя за выступление, когда ты уедешь, нам будет тебя очень не хватать.
Девочка стояла, свесив руки и не двигалась.
И я вдруг понял! Боже мой, она в самом деле слепая! Это же лагерь для больных детей…
Я не мог больше присутствовать на этом празднике. Этого было дос-таточно на сегодняшний вечер. До сих пор меня преследует одна картинка: слепая девочка сидит на скамейке в темных очках и глядит в одну точку. О чем она может думать?
Боже мой! Господи, за что же ты так немилосерден к детям…
  
Полдвенадцатого началась дискотека. Мы с Валерой потихоньку ук-рылись у себя в комнате.
Сейчас, когда пишу эти строки и вспоминаю ту ситуацию, я ржу до посинения. Представьте себе: за стеной идет дискотека, королевская ночь, все веселятся, а я, кретин, старый изгой, сижу в душной комнате и думаю о смысле жизни. Ну разве не глупо?..
…В общей комнате гремел магнитофон:
Комбат, батяня комбат!
Валера делал из бумаги «оригами». Он ни о чем не думал, ему было хорошо. А мне как раз наоборот. Меня не веселили «оригами», меня бесила музыка за стеной, крики и визги раскованной молодежи.
Я не говорю, что мне не нравилась музыка, нет. Но эта обстановка окончательно обнажила состояние безвыходности, скрытое во мне до вре-мени.
Я помню все твои трещинки,
Аха-аха, твои-мои песенки!..
Эге-ге-гей!…
— Почему? — взвыл я вместе с Земфирой.
— Ты чего стонешь? — спросил Валера.
— Почему мы не идем на дискотеку? — ответил я вопросом на во-прос.
Он, помолчав, сказал неуверенно:
— Ты спрашивал уже, почему мы не ходим на концерты, на праздни-ки, а я не могу ответить.
— Ты не можешь? — зло бросил я. — Если не можешь — иди в туа-лет. А я могу тебе сказать — мы с тобой боимся незнакомого общества. Вовку вспомни. Он ведь тоже, когда приехал сюда в первый раз, не мог най-ти себе друзей. А теперь? Почему же мы не можем?
— Не знаю, — смиренно отвечал Валера.
— Нет, мы можем! Я, во всяком случае!
Тут в комнату ворвалась Галина Артемовна — волна цунами, торнадо, сметающий все на своем пути.
— Это что же такое?! — заголосила она. Там такие мероприятия, праздник, танцы, веселье, а вы? О, изгои!
— Вы абсолютно правы! — честно согласился я за нас обоих. Она приняла это за издевку:
— Что правы? Что правы? Быстро на дискотеку!!
Неизвестно чем бы это все кончилось, но к счастью, вошла Надежда Васильевна.
— Это что такое? — спросила она спокойно. — Почему не на празд-нике?
— А вот не знаю! — ответила Галина Артемовна.
Но та уже забыла про нас и сев на кровать, принялась сплетничать:
— Да, такого кошмара у нас еще не было! Зеркало уже успели раз-бить, дверные ручки сломали. Зашла в туалет — а там целуются. Даша Кле-нова с парнем… Этого … Гошу всего исцеловали — с ног до головы в по-маде…
Дальше я уже не слышал. Как подкошенный, я свалился на кровать и уткнулся лицом в подушку. Меня душила ярость и я еле сдержал себя, что-бы не выплеснуть ее на сидящих рядом людей. И в первую очередь на На-дежду Васильевну, которая, сама того не желая, нанесла мне страшный удар.
…Теперь же я благодарю ее за это — она изменила мою дальнейшую судьбу. Ее слова послужили толчком. «Старт дан», как сказал Роберт Пат-рик в фильме «Нулевой допуск»
  
Полпервого закончилась дискотека. Опьяненные чудесами и весельем этой ночи, отдыхающие высыпали на улицу, чтобы посмотреть салют. Мы уже погасили свет, но не спали, ожидая фейерверка.
…Полчаса назад, под «Руки вверх» и «Мумий Тролля», я метался на постели, глотая комки в горле, едва не раздирая подушку.
«Они танцуют, целуются в туалетах, бегают по ночам в другие корпу-са, гуляют после отбоя … — думал я в отчаянии. — Боже мой, вот же она — жизнь! Настоящая жизнь — красочное детство или юность, которые можно с улыбкой потом вспоминать! А что же я?.. Что я, хуже?»
Я нашел решение, которое давно искал — ехать ли мне на вторую смену? И я его принял.
«Я поеду на вторую смену. Я буду со всеми, я буду как они, целовать-ся и гулять допоздна. Я обещаю! — говорил я себе, глядя на пестрые огни фейерверка. — Я люблю Веру, я буду с ней, она будет со мной, мы будем любить друг друга, целоваться, гулять… Я клянусь! Я обещаю!..»
  
До двух был слышен смех гуляющих под окнами компаний.
До двух прибирались в общей комнате.
До двух ворочался в постели Валерка.
До двух я слушал в наушниках Юрия Шевчука: бодрый, полный оп-тимизма голос, пел только для меня свою песню:
Мы стояли на прошлом, мы ждали начала,
Прижимаясь к стене, где исчезли они.
Где еще одну жизнь для нас смерть обвенчала.
Пара вспышек огня в эти смутные дни!
  
Утром, когда нас разбудила Галина Артемовна, я проснулся быстро, с легкостью расставаясь со сном. На душе было хорошо и спокойно. Валера сел на кровати и недовольно смотрел на суетившуюся рядом бабушку.
— Все, пора вставать, — ласково приговаривала она, снимая с поду-шек наволочки. — Автобусы приезжают в десять. А нам еще многое надо успеть.
Мы встали, умылись и пошли в столовую. В коридоре был свернут ковер, зеркало исчезло, портьеры убраны, бегали уборщицы.
В столовой Вера сидела за другим столом и я не смог с ней погово-рить…
  
Денек выдался солнечный и безоблачный. Мы вынесли вещи на ули-цу, Галина Артемовна сказала мне присмотреть за ними, а сама с Валерой ушла к автобусам.
Созерцание окружающих мне наскучило и я, раскрыв книгу, стал чи-тать. Краешком глаза увидел проходящую мимо Веру с подругами. То одна, то другая, постоянно упрашивали друг друга:
— Ну давайте еще до седьмого корпуса пройдемся и назад.
Народ высыпал на аллею, фотографируясь на память.
…Я, не дождавшись бабушки, поднялся на второй этаж к туалету. В фойе сидели Даша, Гоша и Вова.
— О, Сержик! — воскликнула Даша. — Скажи-ка твой телефон, а то я ведь с тобой и поболтать не успела за всю смену!
Для меня это было неожиданно. Я сообщил ей координаты. Гоша сно-ва усмехнулся, с превосходством человека, чья личная жизнь удалась.
…Автобусы прибыли к пол одиннадцатому, вместо десяти.
Виктория Викторовна, Галина Ивановна, Галина Артемовна, Марина Анатольевна, я, Даша, ее сестра Катя, Валера. Вера, Вова двинулись к же-лезным воротам с надписью «Каменный цветок».
Я вспомнил, что три недели назад, мы шли также нагруженные веща-ми Как быстро пролетела смена! Тут я почувствовал, что захотел, чтобы она была подольше. Ни с того ни с сего…
…Посадку перенесли на одиннадцать. Чтобы скоротать время, я снова взялся за «Чонкина». Вдруг заметил, что Валерка стоит и чему-то улыбает-ся.
— Ты чего? — спросил я.
— Ну ты даешь! — воскликнул он. — Так зачитался, что не заметил, как Вера подошла и посмотрела, что ты читаешь.
Подумаешь! То же мне — событие!
  
— Внимание! Объявляется посадка в автобусы! — крикнул в мегафон Петрович.
Радио гремело на весь лагерь:
Поздно, поздно! Слишком поздно!
Я сидел в автобусе, уткнувшись лбом в стекло.
…Ребята с родителями торопливо помогали друг другу взбираться на подножки. Суетился с мегафоном в руках Петрович. Вера сидела в нашем автобусе, а ее подруги стояли под окнами и махали ей руками. А мне кто махнет на прощание? Разве что ворона…
Мы ехали по лесной дороге под песню «Каменный цветок», свежий ветер врывался через окно и приятно охлаждал лица. Галина Артемовна раз-говаривала со своими коллегами. Вовка с Гошей играли в карты, Даша, на-блюдала за ними. Валера спал, тыкаясь носом в сиденье.
Вдруг я заметил, что Вера смотрит на меня. И я ответно поглядел ей в глаза. Мысленно я признавался ей в любви, не знаю, поняла ли она это. Вик-тория Викторовна перехватила наши взгляды и что-то прошептала на ухо сидящей рядом Галине Артемовне. Та оглянулась на нас и, кивнув, улыбну-лась в пространство.
…Я не знаю, что будет во второй смене, но я дал себе слово, что не буду доставлять неприятности Галине Артемовне. Я буду с отрядом, я буду со всеми. А главное, я буду с Верой. И ничто нас не разлучит.
…Через час мы приехали в город.
Вторая смена.
Ночью, перед тем, как поехать на вторую смену, я проснулся с ощу-щением, что что-то должно произойти. Проснулся в холодном поту, словно только что увидел гнома — матершинника, выводящего у меня на лбу кро-вью ругательства.
Долго лежал с открытыми глазами, не мог опомниться. Вспомнил вдруг, как я переживал перед поездкой на первую смену. Вспомнил анекдот про зайца на дереве. Так я его и не дослушал.
Завтра утром также встану и поеду на ту же остановку. Вторая смена будет сменой для нормальных детей и без родителей.
— Ну, с такими-то легче общаться, — думал я Авось получится с кем-нибудь познакомиться. И еще — Веру буду видеть каждый день, все три не-дели!
С этим странным и приятным ощущением я заснул.
  
Отъезжающих было человек триста. Длинная очередь стояла у дверей, на осмотр к врачу. В этой толкотне я с трудом обнаружил Валеру.
— Нас запишут в первый отряд, — отдуваясь, сообщил он. Я оглядел-ся в поиске таблички «1-й отряд». Интересно, что за люди соберутся в нем.
— А где первый отряд?
— Я Пушкин, что ли? — раздраженно ответил Валера. Не хотевший вообще ехать еще раз в лагерь.
— Конечно ты не Пушкин. Кстати. почему это он должен все знать? — поинтересовался я, заметив вдруг, как меняется выражение на его лице.
Он не отреагировал на мои слова и пробормотал:
— Пошли, что-то скажу…
— Сережа! Приехал! — сказала, увидев меня, Галина Артемовна. — В отряде жить будете, я договорилась.
— Очень рад, — поклонился я. Валера снова тронул меня за рукав:
— Пошли, я тебе скажу кое-что…
Я натянул наушники и, сделав звук потише, направился за ним.
Он отвел меня подальше от бабушки:
— Знаешь, к твоему счастью, — таинственным шепотом начал он, — а, может и к несчастью, но Веры на второй смене не будет, она уехала ле-читься в Испанию.
  
В наушниках пел Шевчук:
Осенняя буря, шутя, разметала,
Все то, что душило вас пыльною ночью.
Все то, что дарило, играло, мерцало
Осиновым ветром разорвано в клочья.
Несколькими фразами Валера вывернул меня наизнанку. Я почувство-вал опустошение внутри и наплевательское отношение к миру. Это был са-мый крупный облом в моей жизни.
По дороге сюда, я представлял себя одиноким путником в пустыне. Зачем же я иду по этой пустыне? Да потому что мне виделся вдали цвету-щий, прохладный оазис, где мне стало бы хорошо и спокойно. Этим оазисом для меня была Вера. Но он растаял вдруг на моих глазах. став миражом. Я вновь очутился в полном одиночестве в дикой пустыне…
Меня уничтожил собственный брат.
Надо было что-то сказать и я сказал:
— А… — и это было все.
«Вера так не хотела в Испанию» — рассказывал мне Валера. — «На-верно из-за тебя.»
Она уехала, решив, что на второй смене меня не будет. Какой я дурак! Почему я не сказал ей тогда, в столовой, что поеду сюда снова! Может, все было бы теперь иначе.
«Нет, ребята, все не так! Все не так, как надо». Я не представлял, как буду жить там без Веры.
  
Автобусы ехали по городу, по лесу. Валера, понимая, что меня сейчас беспокоить не стоит, смотрел в окно.
«Вот так же быстро, как пейзажи за окном, промелькнет время! — ду-мал я, вцепившись от отчаяния пальцами в волосы. — Я никогда ее больше не увижу…»
Но я исполню свое обещание — я буду вместе со всеми, я найду себе компанию, мне будет хорошо и весело, но ее рядом не будет. Эта мысль ме-ня угнетала всю дорогу, и я очнулся только тогда, когда все семь автобусов затормозили у знакомых железных ворот.
И опять раздались радостные крики, опять повыскакивали из автобу-сов дети, нагруженные рюкзаками. Я вспомнил, как встречал на первой сме-не Марину Анатольевну, Галину Ивановну, Викторию Викторовну и пятна-дцатилетнюю девушку, имени которой я еще не знал, но встреча с которой перевернула мою жизнь.
  
— Ну вот что, ребятушки, — деловито начала Галина Артемовна, вы-тирая тряпкой пыль со стола . — После обеда поведу вас в отряд. И чтобы здесь я вас больше днем не видела.
Валера сидел понурившись, с видом смертника, которому уже безраз-лично, как его казнят — сожгут или утопят. И мне было на все наплевать. Наплевать с высокой колокольни.
Зубчики вилки, что дали нам в столовой, были согнуты, и это меня еще больше взбесило — пока их выправлял, я все пальцы изранил. Да и обед был отвратительный — суп с бобами, рыбная котлета и тушеная капуста. Я, разобиженный на весь свет и злой, как собака, за столом ни с кем не разго-варивал и ни на кого не смотрел. Я вдруг вспомнил, что так же боялся смот-реть в глаза Вере и просто застонал от бессилия. Что же это такое?
— Тебе нездоровится? — спросила бабушка, оторвавшись от еды.
— Если бы… — пробурчал я.
Я бродил по аллеям (как и тогда, черт возьми), ища неприятностей. И я их нашел.
Пацан, одного со мной возраста, стриженный наголо, с маленькими свиными глазками, тоже видимо хотел отвести на ком-нибудь душу, и уви-дев одинокого мальчика, худого и на вид несильного, решил, мол это то, что ему нужно.
Он подбежал ко мне и сходу бросил:
— Пацан, ты лох?
Старый подвох. Традиционный вопрос и не менее традиционный от-вет:
— Нет, — сказал я, вынув руки из карманов и подобравшись, как лев в кустах.
— Нет? — удивленно спросил он, выставив подбородок вперед. — А чем ты от лоха отличаешься?
— Всем.
— Ну чем — «всем»?
— Я-то всем, а ты, например, — ничем!
Он вскинул голову и толкнул меня руками в грудь:
— Ты че, ох…л, с…а?!
Не говоря худого слова, я от души врезал по его мерзкой харе правой, а потом левой. Он отшатнулся, его голова откинулась назад, а руки вперед. Он схватил меня за руки и ударил лбом мне в лицо. Меня обдало жаром и я со всей силой ударил его ногой по голени и ступне. Он расслабил тиски и я, вырвавшись, снова попробовал ударить ему в лицо, но он увернулся и звез-данул меня в челюсть. Я отступил на два шага, он снова бросился на меня и обхватив, стал бить по бокам — вошел в «клинч».
Все длилось несколько секунд. Подбежали какие-то пацаны, один из них пролетел между нами, как торпеда, расшвыряв нас в разные стороны.
— Хвати-и-т! — заорал он на нас.
— Я тебя убью, с…а! — обещал мне бычара, находясь на грани исте-рики.
— Руки коротки, — ответил я, утирая разбитый нос.
— Ни хрена он тебя, — сообщил тот, что нас разнял. Я пригляделся — э, да это же Гоша. Мне стало веселее.
— Ты из какого отряда? — спросил кто-то.
— Он из сотрудников, — пояснил информированный Гоша. — Мне Даша рассказывала.
Я посмотрел на него:
— А что она тебе еще рассказывала?
— Говорила, что ты здесь с братом живешь.
— Иди к нам в отряд, — позвал другой, переминаясь на месте.
— А вы в каком? — спросил я.
— В первом.
  
Пока мы с Валерой шагали по дорожке, направляясь к корпусу, я сно-ва думал о том, как мне будет не хватать Веры. И вообще, неизвестно, най-дем ли мы себе компанию. А разговор с Гошей еще ничего не значит…
Мы поднялись по ступенькам на второй этаж и очутились в общей комнате. Здесь было все также, как и в восьмом корпусе, только обстановка другая.
У телевизора, на ковре сидели по-турецки Гоша, трое пацанов и еще один — рыжеволосый, коренастый с широкими плечами. Он оглянулся вме-сте со всеми на нас. Я встретился с ним взглядом.
— Сережа…, удивленно сказал он.
— Антооон! — и заорав, как подстреленный кабан, я бросился к нему. — Антон, ты здесь?!
— Как видишь, — попытался он сохранить спокойствие. Остальные с удивлением и интересом наблюдали за встречей двух старых школьных то-варищей.
— Ну, давай, рассказывай, — попросил я Антона. — Как ты очутился в этой дыре.
  
Шли дни. Мы жили с Валеркой в корпусе, ходили на эти проклятые МЕРОПРИЯТИЯ, участвовали в концертах, были на дискотеках, сматыва-лись ночью на берег озера. И нам было хорошо. Но лично мне не хватало для полного счастья Веры. (Вера и вера — какая игра слов!) И та одинокая звезда Венера… Где ты?
…Мы с Валеркой ожидали Галину Артемовну в изоляторе, у ее каби-нета. Валера развалился по одну сторону дивана, я по другую. Из-за дверей второй палаты раздавались возмущенные крики и издевательский смех. Да-ша с Катей, видимо, не поделили Гошу, любившего их обеих. Он здесь не присутствовал и успокоить их не мог. А нам в это дело ввязываться не хоте-лось и поэтому мы с интересом прислушивались к возгласам из-за двери.
Валера уже подбирался к замочной скважине, когда дверь распахну-лась и в коридор вылетел зонтик и пронесся над моей головой.
— Вот те на, — усмехнулся я. — Видимо у них дело дошло до драки.
— На пороге показалась раскрасневшаяся Даша с гитарой наперевес, как Басаев с автоматом.
— Не обращайте внимания, — посмотрела она на нас, указав на зон-тик, лежащий на полу.
Даша уселась на подоконники и проведя пальцами по струнам, сказа-ла:
— Сергей, а ты мне в тот раз не свой телефон дал.
— Когда?
— Ну на первой смене, — пояснила она, наигрывая что-то на гитаре.
Каждое воспоминание о первой смене причиняло мне чуть ли не фи-зическую боль, я поморщился, как Волк, проглотивший Бабушку.
— Да, я дал не свой. И у меня вообще нет телефона, — отрезал я. Мне не хотелось возвращаться к этому разговору.
Но ее это уже не интересовало, и даже если бы я оказался владельцем телефонной станции, ей было бы все равно.
— Такая скукотища, сдохнуть можно, -пожаловалась она. — Я щас, наверно с ума сойду…
— Ты уж выбирай — или сдохнуть или свихнуться, — ответил я, но Даша не обратила внимания и, соскочив с подоконника, села между нами на диване:
— Ну давайте распоемся! — предложила она. — Играть умеете? Нет? Ну что вам сыграть?
— «Чайф» давай, что ли … — помолчав сказал Валера.
Она кивнула, пощупала струны пальцами, подбирая мелодию и запе-ла:
Я закрываю глаза.
Я закрываю глаза
И вижу леса Ямайки.
Я вижу ее золотые пляжи, моя душа плачет…
— Ты, наверно, в музыкальной школе учишься? — спросил я.
— Конечно, — кивнула она. — Ну, что еще?
— ДДТ.
— О, ДДТ я могу. А тебе что, ДДТ нравится?
— Ага, — ответил я, раздумывая, что именно она сейчас будет петь.
И она запела мою любимую:
Осень. В небе жгут корабли.
Осень, мне бы прочь от земли…
Тут, как назло, на пороге показалась Галина Артемовна. Валера ки-нулся к ней, как Матросов к амбразуре:
— Бабушка, а у меня зубы болят!
— Передайте Гоше, — в свою очередь сказала Даша, — что меня Его-ров из второго отряда вчера на дискотеке лапал и целоваться лез. Может, он с ним поговорит, — она двусмысленно усмехнулась.
— Избалованная молодежь, — вздохнул я, — Ладно, уж он-то погово-рит…
  
— А кто это — Егоров? — спросил я у Антона.
Мы сидели на трибуне стадиона, ожидая, когда придет наш черед ку-паться.
— Самый большой лох во втором отряде, — ответил мне Антон, ища часы в кармане шортов. — Тот, с которым ты дрался.
Вот те на! Мне вдруг захотелось понаблюдать за беседой Гоши с ним.
— Где Даша? — поинтересовался Антон и не дождавшись ответа, крикнул на весь пляж:
— Эй, вы че, офигели? Наша очередь купаться! — и он бросился к озеру, как странник к оазису.
Оазис… Каждый день я вспоминаю минуты первой смены, когда я был с Верой. Я даже наведался в восьмой корпус, который теперь занял вто-рой отряд. Зеркала там до сих пор не было, защелки в туалетах привинчены кое-как. Вчера нас сюда приглашали на собрание — Ольга Геннадьевна призывала к великодушию и уговаривала «жить дружно». А уже сегодня Гоша с тремя друзьями пойдет разбираться с Егоровым.
…Я разбирал свой рюкзак, наводил в нем порядок. На самом дне на-шел старый дневник — «Записки сумасшедшего», — прочел я и выругался — еще одно напоминание о первой смене.
Пролистнул несколько страниц и увидел запись «за обедом вступил в дискуссию с какой-то дурой». Некоторое время смотрел на эту нахальную запись, порочившую память о Вере. Я наливался злостью, а когда почувст-вовал, что переполнен ею, вцепился в этот лист бумаги, как Иуда в свои тридцать сребреников.
…— Что это у тебя на полу клочки бумаги разбросаны? — поинтере-совался вошедший через несколько минут Рома — высокий широкоплечий пацан с узкими, как у японца глазами.
— Да так, рву с прошлым.
  
Гоша, Рома, Максим и Вадик выжидательно смотрели на меня. Я мол-чал.
— Да пошли за компанию, уговаривал меня Рома. — Он же бочку на тебя катил, можешь снова ему врезать.
Наконец я ответил:
— Неужели до вас не доходит, что вчетвером одного бить западло? Пусть он даже и такой лох, разберись с ним сам, — говорил я Гоше.
— Ну ты даешь! — воскликнул он. — А если б он твою девку лапал, ты бы тоже сказал, что бить его западло?
— Да у него и девки-то нету, — ухмыльнулся здешний Казанова Ва-дик.
— Ладно, пойду, — сказал я, бросив на него взгляд психа.
…Егорова мы обнаружили у озера, на камнях — сидя на корточках, он отчаянно дымил сигаретой. Неподалеку валялась пачка «Космоса».
Он насторожился, увидев направлявшуюся к нему компанию.
— Ты что, куришь? — с нехорошим смешком спросил Гоша, брезгли-во поднимая с земли пачку. — Вредно ведь…
— Ты сам тоже куришь, — ответил, подобравшись, Егоров.
— Но ты мою пачку распечатал, — сказал Гоша. Вадик зашел к Его-рову за спину и обхватил за шею. Тот напрягся, вращая напуганными сви-ными глазками.
Гоша встал рядом и заглянул ему в лицо:
— Короче, слушай меня, п…р х…в, Дашку за сто метров обходи, не то будет еще больнее, чем сейчас. — С этими словами он размазал ему но-сяру по морде. Потом пнул в пах. Вадик Егорова отпустил, тот повалился набок и получил еще один пинок в солнечное сплетение — это был Рома.
На глазах жертвы выступили слезы бессилия и ярости.
— Фу, фуфло, — завопил он, отмахиваясь от сыплющихся на него ку-лаков. — За девку заступается!
— Сейчас я тебя самого девкой сделаю! — заявил Вадик, чем всех рассмешил. А Егоров, кажется в самом деле здорово перепугался.
— Да брось ты, — не выдержал я. — Пусть сейчас пойдет и извинится перед Дашкой — так хоть по человечески будет…
— Ты хочешь сказать — справедливей, — поправил меня Гоша, у ко-торого насчет справедливости имелись собственные представления.
  
А-я-яй, откуда ж ты такая —
А-я-яй, девчонка озорная?
— орал магнитофон на весь лагерь. В первом корпусе, недавно заново от-строенном, над входом которого была надпись «Клуб «Олимпия»», а с кра-ешку — еще одна, начертанная углем — «Лицам до 16 вход воспрещен», шла дискотека. Огни светомузыки разноцветными лучами выхватывали из темноты раскрасневшиеся лица танцующих. Впрочем, тут мало кто танце-вал — все просто дергались, будто стояли на раскаленной сковороде.
Вадим Петрович разговаривал о чем-то с директрисой. Вожатые, сами вчерашние лохи, сидели на стульях вдоль стены и, фыркая, смотрели на мо-лодняк, вспоминая свое детство в пионерских лагерях. Песни менялись одна за другой.
Я вынырнул из темного зала, освещаемого короткими вспышками, и пошел поперек дороги к скамье, на которой, при тусклом свете фонарей иг-рали в карты.
Там сидели Валера, Антон, Вадик и еще кто-то. Увидев меня, Антон, тасовавший колоду, сказал:
— Серый, в «Фараона» будешь?
— Буду, — ответил я и сел на принесенный из «клуба» стул с расша-танными ножками.
— Танцевал? — усмехнулся Антон и стал сдавать карты.
— Там не танцуют, а дергаются, как висельники в петле, — ответил я.
Но Антон уже все забыл и громко, силясь перекричать магнитофон, объявил:
— Шестерка пик, — и сказал Вадику. — Возьми карту.
Тот послушался. Теперь настала очередь другого игрока.
Он положил туза на шестерку.
— Отдохни! — проговорил парень, обращаясь к моему брату.
Я дополнил набиравшуюся колоду семеркой крестей, а Антон взял из второй, лежащей рядом колоды, две карты. Вадик проделал хитрую комби-нацию — выложил две восьмерки и закрыл дамой.
— Буби, — заказал он масть, перед тем, как выйти из игры. — Сергей, ты поедешь на третью смену?
Я уже об этом думал, но узнав вчера от Галины Артемовны, что Вера до конца лета будет в Испании, плюнул на все.
— Мне здесь делать нечего, — все же сказал я, выкладывая пикового короля. — Может быть только на следующий год.
…Король пик мне не помог, Валера вскоре вышел и я остался послед-ним.
- Невезучий ты, Сержик, — заявил выигравший Вадик, тасуя колоду.
Я с ним охотно согласился.
— Да, ты прав. Я здорово невезучий.
…По дороге к клубу, меня нагнал Антон:
— Сергей, я заметил, что ты на девочек внимания не обращаешь. Не танцуешь… Что с тобой?
— А тебе какое дело? — взорвался я.
— Просто ты стал замкнутым, — ответил он. — Странно…
Я молчал.
— Валера мне говорил…, что ты … любишь одну девочку?
— Устами младенца глаголет истина… — растерянно пробормотал я. — Когда это он успел?
— Я не помню, — в свою очередь растерялся Антон. — Но нельзя же из-за этого становиться таким … Я знаю, читал, что вот возьмешь и замк-нешься.
— Не замкнусь я! Понял? Вот встречу ее на следующее лето и там видно будет.
— Долго больно ждать, — покачал он головой. — И еще неизвестно, встретишь ли ее…
…Возле входа в «Олимпию» накуренные парни и девицы останавли-вали детей из младших отрядов. — Ты куда это? Читать умеешь? «До 16 вход воспрещен». Ну и вали отсюда… — но все же пропускали.
А я ходил среди танцующих и думал, что на следующее лето, я буду танцевать здесь с Верой и ни до кого нам больше не будет дела.
А из магнитофона лилась песня:
Даже имени ее
Не спрошу.
Я везде ищу и не нахожу…
Ее…
Одну…
  
На улице стояло августовское утро и мелкий дождь настойчиво бара-банил в окно. Через неделю надо идти на встречу с учителями. Я уже не-сколько дней носа на улицу не показывал, а вместо этого читал статьи и за-метки о телепортации.
В общем, сев по-турецки, оттопырив мизинцы, и погрузившись в себя можно перенестись в любую часть земного шара. А уж куда перенестись, я знал.
Сидя на диване, я скрестил ноги, выставил мизинцы и начал концен-трироваться. Концентрировался минут пять и даже задремал.
Проснувшись, открыл глаза и огляделся.
Комната моя увеличилась до огромных размеров. Я подбежал к окну, в надежде увидеть военкомат. Ничего подобного! Шикарное многоэтажное здание, внизу ресторан с неоновой надписью «MADRID».
… Я перенесся, куда хотел — из Екатеринбурга и Испанскую столицу, в номер-люкс пятизвездочного отеля…
  
Большая люстра, огромное окно от пола до потолка, две широких кро-вати, несколько кресел, журнальный столик, ковер, на стенах — картины. И несколько дверей — за одной из них раздавался шум льющейся воды — кто-то принимал душ.
— Вот не было заботы… — пробормотал я. растерянно озираясь по сторонам.
Итак, значит я телепортировался из родного города в незнакомую страну, в пятизвездочный отель, в номер к Вере и Виктории Викторовне. А может, это сон?
Я внимательно огляделся — вон луч заходящего солнца проникает в комнату и играет на отполированной деревянной спинке кровати… Таких точных снов не бывает!
Стало быть, я не сплю, но от этого мне не легче.
Хотелось пить. Я открыл холодильник: там, кроме всевозможных де-сертов, стояла бутылка «Сэвенапа». Воровато вынув ее на свет божий, я на-шел в настенном шкафчике бокал и, усевшись на кровать слева от окна, бухнул себе шипучки. Выпил залпом, налил еще. Только поднес ко рту, как шум в ванной прекратился. Я съежился и приготовился к любым неожидан-ностям.
Через некоторое время дверь ванной открылась и в комнату вошла обернутая в полотенце, Вера. Я облегченно вздохнул.
Она же остановилась посреди комнаты, с испугом рассматривая фигу-ру на кровати. Я сидел против света, мое лицо оставалось в тени.
— Кто это здесь? — спросила она.
— Тот, кого ты больше всего хотела видеть, — мрачно ответил я, по-вернув голову под луч солнца.
Вера вытаращилась на меня, как принц Гамлет на дух своего покойно-го отца.
— Сережа? Ты… но ведь ты … — она до того растерялась, что чуть не выронила полотенце, укутывавшее ее тело. У нее был такой вид, словно она увидела не меня, а графа Дракулу. — Как ты приехал?..
Я перевел дух.
— Значится так, — начал я. — Ты не поверишь, но я телепортировал-ся к тебе из Екатеринбурга, сюда, в Мадрид и у меня ни черта с собой нет — ни документов, ни денег, ни родителей и ни одного знакомого, кроме тебя.
Вера меня не слушала, видимо решила, что я сюда прилетел отдыхать.
— Ладно, выйди, я переоденусь! — сказала она.
— Куда? — выкатил я глаза.
— Да куда хочешь! — раздраженно ответила Вера. Я поднялся и, от-крыв первую попавшуюся дверь, вышел.
Я очутился в коридоре. Ковровая дорожка, вдоль стен номера, а в дальнем конце — столик для администратора.
Дверь напротив приоткрылась и оттуда выглянул маленький негритос, лет шести. Он так долго на меня таращился, что я не выдержал и сказал ему международное «мазафака». Это он наверняка должен был понять. Он в са-мом деле понял и поспешно захлопнул дверь.
Вера позвала меня через несколько минут. Она была в темно-синем топике и длинной юбке.
— Чего смотришь, — спросила она уже спокойно, увидев мой взгляд. — Давай рассказывай, как ты тут очутился.
…Солнце заходило за горизонт, на улице было жарко и душно, стоял настоящий галдеж и шум, а в номере было прохладно. И здесь, в вечерних сумерках, она сидела напротив меня, такая красивая и элегантная, слушая мой подробный рассказ, иногда прикрывая глаза длинными ресницами.
— Тебе надо фантастику писать, — подвела она итог, когда я закон-чил.
— Это не фантастика! — забеспокоился я. — Это правда! Возможно, мой прапра (много раз «пра»)дедушка был колдуном или шаманом, а мне…
— А может, ты еще и Иисус Христос? — насмешливо спросила она, закинув ногу на ногу. — Ты тоже здесь жить будешь?..
— Да не прилетел я сюда! — закричал я, вскочив с кресла. — А теле-портировался из Екатеринбурга. И у меня тут никого нет — ни родителей, ни дома, ни денег, никого, кроме тебя и твоей мамы! Ты на мою «домаш-нюю» одежду посмотри!
Она посмотрела и подняла брови, мне аж смешно стало.
— И в конце концов, когда наступит ночь, ты ведь выставишь меня отсюда, верно? Я сел в кресло и налил себе «Сэвенапа».
— Мне тоже налей, — попросила она, видимо начиная верить в неве-роятное.
Я достал еще один бокал и исполнил ее желание.
Наконец, она сказала неуверенно:
— Но такого не может быть…
— Я здесь, и с этим приходится считаться, — отрезал я.
— Приходится… — растерянно повторила Вера. — Что же делать?
Я поворочал мозгами, пораскинул мыслишками и выдал:
— Наверное, надо послать телеграмму домой…
Она расхохоталась:
— Представляешь, твои родители получают телеграмму: «Мама, я те-лепортировался в Испанию тчк Все в порядке, вылетаю первым же рейсом тчк Сергей»?!
Неожиданно для себя я расхохотался вслед за ней. Мы смеялись, как безумные, пока я не проснулся.
…Эге, так это все таки бы сон. Я перевел дух. Слава богу!
Но я был счастлив увидеть Веру, пусть даже во сне…
  
«Записки сумасшедшего»
1.01.2001
«Утром, первого дня Нового года, я слушаю «Донести синь» и вспо-минаю те дни, когда я слушал эту песню, перед тем, как поехать в «Камен-ный цветок». Этот лагерь не про меня. Сначала, в первый раз, я поехал на следующую смену из-за незнакомой мне тогда песни «Что такое осень», те-перь же я хочу будущим летом поехать туда снова, но не из-за песни, а из-за девочки которую я, неожиданно для себя полюбил…
Я вспоминаю тот сон, когда я телепортировался к ней в Мадрид и, слушаю песню:
Пролететь свет,
Довязать сон.
Не сказав «нет»,
Тому, что дал он…
Я невольно надеюсь, что скоро снова смогу ее увидеть.»
  
Боже мой, как я волнуюсь! Волнуюсь, как жених, идущий делать предложение своей невесте!
А ведь я вовсе не жених, просто я завтра еду в лагерь «Каменный цве-ток».
Валера, мой брат младший, уехал еще вчера, а я остался еще на денек дома.
И теперь я вспоминаю ту ночь прошедшего лета, когда также не мог уснуть, не представляя, что мне приготовит судьба.
…Я ехал вместе с Галиной Артемовной в машине дяди Толи — глав-ного врача оздоровительного лагеря.
— Будете жить в восьмом корпусе, как и раньше, — говорила мне ба-бушка. — И все будет хорошо…
  
…Те самые милые аллеи у изолятора, обшарпанные стены, крашеные клумбы, скамьи у дорожек… все так и осталось с прошлого года.
Распаковывая саквояжи с инструментами, Галина Артемовна сказала:
— Найди пока Валеру — он может быть в восьмом корпусе, четвертая палата.
Я вышел на свежий воздух, спустился по ступенькам и пошел крайней аллеей. На скамье сидели три девушки.
Солнце било мне в глаза, несмотря на козырек кепки, но я увидел, как из-за угла вылетел Валера — бритый чуть не наголо, в майке и шортах.
Завидев меня, он кивнул и скосил взгляд, на трех девушек. Одна из них белокурая, другая — загорелая, а третья — посередине — с каштановы-ми волосами до плеч. Я смотрел на нее, а она на меня.
Я двинулся с места и прошел мимо них.
Валера загадочно сказал:
— Там Вера сидит.
— Не слепой, отозвался я. — Пойдем обратно, тебя ждет Галина Ар-темовна.
Когда мы проходили мимо девушек, Вера окликнула меня:
— Сержик, почему ты еще вчера не приехал?
— А почему ты тогда не приехала? — в свою очередь спросил я, оста-новившись.
Она замолчала, соображая.
— Я ездила в Испанию, — наконец, словно оправдываясь, ответила она. — А ты почему?..
— Я тебе расскажу, и даже прибавлю сверх того, — охотно пообещал я. — Если хочешь, прямо сейчас могу.
Вера кивнула и откинулась на спинку скамейки.
— Валера, иди, — сказал я. Подошел к ним, сел рядом.
Верины подруги встали и, посмеиваясь удалились, отпуская двусмыс-ленные шуточки.
— Что ты хотела услышать? — спросил я.
— Ты ведь сам мне хотел что-то рассказать.
— Правда, — вздохнул я. — Тогда слушай.
Ты знаешь, почему я поехал на вторую смену? Нет? Так вот я поехал только из-за тебя, потому, что я тебя полюбил. Представь, как я обломался, когда узнал, что ты уехала в Испанию. Потеряла смысл вся моя поездка сю-да… Я не знал, что мне делать, но я сошелся с другими ребятами и мне было хорошо. Но не хватало тебя.
И поэтому, приехав в город, я написал повесть про тот лагерь, про Ва-леру, про меня, про тебя, про Галину Артемовну, про Марину Анатольевну и про все, что увидел и пережил. Я приходил к тебе во сне. Я думал о тебе, как усталый бедуин думает об оазисе. Ты стала для меня оазисом в жизни. И еще… Я написал, что я тебя люблю и, что ты меня любишь…
И знаешь, мне хотелось, чтобы это было правдой. Ответь мне, это — правда?
И она мне ответила.
Ее ответ придал мне силы для написания этой банальной пошлятины, которую вы только что домусолили до конца.
Эпилог.
…Восемнадцатого числа вечером в таватуйском «Каменном цветке», после полутора часового гала-концерта, началась Королевская ночь и диско-тека.
В первом корпусе у дверей клуба «Олимпия», пол трещал под ногами танцующих. Орали подпевая звучавшим песням все, кто мог.. Разноцветные лучи светомузыки скользили по лицам, иногда попадая на улицу и освещая скамейки с обнимающимися и целующимися парочками. На камнях у озера курили.
В полночь от группы танцующих отделились парень и девушка. Они вышли из «Клуба» и остановились на едва освещенной аллее. Парень обвел целующихся взглядом глубоко познавшего жизнь человека.
— Как неохота уезжать отсюда! — сказала девушка, оглядываясь.
— Еще бы, — ответил парень.
— На вторую смену я не приеду, только на третьей мы снова можем быть вместе. А знаешь, — засмеялась вдруг она. — Когда я вспоминаю, как ты обломался в прошлом году — приехал, а меня нет, то хохочу до черти-ков.
Парень посмотрел на нее. «А она в самом деле красиво смеется» — подумал он. — Прав Петрович».
А вон и сам физрук — бегает, как всегда с мегафоном.
А мне было не до смеха. — Знаешь, я и сейчас боюсь уезжать отсюда.
— Почему? — спросила она, — став серьезной.
Парень помолчал:
— Когда я был здесь два года назад, тут часто прокручивали одну песню. Я сначала не обращал внимания. Но в предпоследний день я в нее вслушался и она мне так понравилась, что я захотел, чтобы она всегда была со мной. Я поехал бы и на следующую смену, чтобы послушать ее снова, если бы это не был конец августа. Но жить без нее я не мог — я весь город обыскал, пока в конце концов не купил эту кассету. И теперь я тоже нашел здесь то, что очень полюбил. И не хочу уезжать отсюда, боясь потерять тебя навсегда.
— Но ведь потом, в городе ты нашел ту песню, — сказала девушка.
Петрович поменял кассету в магнитофоне. Заиграла «Демо»:
Мне было стыдно сделать шаг
И побороть мой детский страх…
Они не отрываясь смотрели в глаза друг другу. Он положил ей руки на талию, она — ему на плечи.
Но мы, как два крыла, всегда должны быть рядом…
Они потянулись друг к другу. Их губы слились в поцелуе.
Дискотека шла своим ходом. Королевская ночь продолжалась.
В воздухе гремела «Демо».
2.08.2000   В перерыве между 2 и 4 сменами.Петр Чугуй т.427956