Ремешки и пряжечки

Ну вот - наконец разрешилась для него эта загадка - почему она так тщательно выбирала для себя все, что касалось кожи и фурнитуры, что на коже. Сама по себе ее любовь к коже его не удивляла, но в ней это чувство проявлялось несколько по особому. Обычно она почти сразу выбирала кожаную вещицу, что решила купить, будь то кошелек или туфли. И выбирала очень в тон и в цвет к своим нарядам - вкус у нее был отменный, он даже завидовал ему. Но потом... потом она надолго переключалась на рассматривание, на ощупывание таких вещиц, которые обычно не гармонировали с ее гардеробом и имиджем. Ей было приятно само чувство ощупывание кожи. Возможность мять ее и прикладывать к телу. Это она старалась делать украдкой, но он, впрочем как и продавцы, изредка ловил ее на этом. Она все обращала в шутку, но при этом мило смущалась, что случалось с нею нечасто.
...
Только сегодня он закончил расположение всех этих ужасных и долгожданных ею штучек на заднем дворе ее дачи. Это были разные приспособленьица - напульсники, кольца кожаных наручников, цепочки, ремешки - для садо-мазохистских игр. Она сама подобрала их все в магазине, притащила сюда, и наконец упросила (хотя, если честно, он не был против) его обустроить местечко. Для игрищ. Правда работали они вместе. Все подробно выбирали - куда что прикрепить, как оформить, насколько свободно или заневоленно. Ей пришлось даже докупить несколько пар кожаных колец (что само по себе доставило ей удовольствие), чтобы добавить их в первоначальный план так, чтобы одни и те же места и позы мог занимать и мужчина и женщина. Он или она.
Она хотела точности в воспроизведении своего замысла, давно ею вынашиваемого, и особого сладострастного удобства всех штучек. Она хотела чтобы невольник не мог сам причинять себе боль. Это право она старательно отделила на тарелку господину. Много раз она сама пробовала. Примеривала все эти колечки, заставляя его установить их подчас единственно возможным образом. Так, чтобы оказавшись в них человек становился полностью зависимым от другого, но часто сохранял при этом видимость максимума свободы движений. То же она заставляла делать и его - примерять, пробовать, закреплять, снова примерять и так казалось - до бесконечности. Правда надо заметить, что он часто от апатии очередной примерки переходил в попытки тут же опробовать все это в действии, но она пресекала эти вольности. Она хотела открытия всего комплекса, и как только он начинал баловаться с предметами, умела увести его в дом, где они с удовольствием радовали друг друга собой без всех этих ремешков и пряжек.
Но теперь предметы упряжи были развешаны, прикреплены, установлены, привязаны, затянуты и ждали своих добровольных жертв...
“Милый мой, хороший... Одно условие,... всего одно...” - она просяще посмотрела на него. “Играем...” - голос ее был задумчив, а пауза становилась чуть ли не театральной. Но он понимал ее - она была серьезна сейчас. Она говорила ему именно то, что созрело в ней целиком. Она хотела полного понимания с его стороны. “По настоящему...” - она задумчиво и оценивающе посмотрела ему в глаза.
“Я не знаю точно, что мы будем делать. Хочешь, начнем с простых известных ролей. Раб и госпожа и - наоборот. Кем ты хочешь начать, котик?” - спросила она. “Я не знаю...” - замялся он. Почему-то он думал, что у нее есть точный план, кому что делать, а оказалось, что она устроила площадку не для конкретных игр, а для того, чтобы их придумывать... “А мы будем меняться ролями?” - спросил он наобум. Она помолчала, взяла в руки кожаную плеточку, уже вымоченную в воде и умащенную оливковым маслом. Он вдруг заметил, что она побаивается окружающего великолепия ожидания их тел. И понял, чего опасается сам - ее страха. Он ощутил, что кроме ласки она обожает страх и рождает кажется в нем то же чувство.
“Перед таким серьезным делом, как официальное (он манерно сказал это слово) открытие, мы можем написать договор.” - подтолкнул он ее раздумья первым, что пришло в голову. “Договор?” - Она посмотрела в себя - “...Да!...” - в глазах ее метнулась искорка. Искорка начала игры. Он тут же вспомнил, что то же самое впервые было в тот дачный вечер у друзей, где они встретились...
...
Тогда он долго обхаживал ее. Все для него происходило со странным чувством, что она, едва увидев его сразу была готова и даже хотела, чтобы он ее раздел и овладел ею. Интимная работа над телами друг друга сразу назрела для них. Но он так же сразу понял, что она собирается сделать это с ним как с еще одним... И это его очень смущало - то, что он видел в ее глазах “Да”, но не такое, которого хотел. И он во время вялых ни к чему не обязывающих разговоров с нею уже начал подумывать, на сколько встреч их хватит, если начало такое.
И тут он по рассеянности сделал неловкость, которую возблагодарил уже через секунду. Он брал бокал со столика, рядом с которым они мялись последнее время, пережидая первую половину вечера - ту, что перед разбреданием по комнатам на втором этаже парами. Он брал бокал, да зацепил им ее бокал и все это терпкое, плотное, красное содержимое обоих сосудов оказалось на ее ногах и подоле короткого платья.
Когда он медленно поднял глаза от яркой мокрой картины притягательных ее ножек, он увидел чередой в ее глазах: замешательство,.. удивление,.. досаду,.. А потом, невесть откуда, вот эту ее женскую искорку игры. Под знаком этой искры она быстро отделалась от подружек и хозяйки дома, подошедших тут же всплескивать руками на его неуклюжесть, и, деловито взяв его за руку - кто навредил, тот пусть и расхлебывает - повлекла его по лесенке вверх. Из первой половины вечера во вторую. Парную.
В выбранной ею, дальней комнате они оказались под звук щелкнувшего за его спиной замочка. Она отрезала им путь назад - вниз. И едва он повернулся, увидел движение подмоченного подола ее платья. В одно слитное движение платье все взлетело над ее головой и светлым облачком отделилось от ее рук и быстро снижаясь упорхнуло в уголок комнаты. А она была без лифчика, и так и осталась на мгновение с поднятыми руками. Соски ее очаровательным изюмом взялись еще на лесенке - так быстро она вспыхнула. Он чуть опустил взгляд. И трусиков на ней тоже не оказалось. “Так вот как нынче ходят на вечеринки” - подумал он, любуясь как плавно, будто невесомые, пошли ее руки вниз. Наверное танцы - вот уж чем она очевидно много занималась. А она парой плавных движений ног уже избавилась от туфелек. И сделала пару шагов к нему, ставя носки ступней врозь, как в танцзале. И присела на корточки перед ним, все глядя ему в глаза. И плавно рассупонивает его брюки, тащит их вниз, а за ними, не мешкая, тащит трусики. Только тут она оторвалась взглядом от его глаз и мягко посмотрела на его причинное место.
“Ты еще не готов...(пауза)...Как хорошо...(пауза)...Я все увижу. Я увижу, как рождается то, чем ты будешь владеть мною.” Она снова вскинула на него взгляд, но тут же опустила глаза на то, что ее занимало сейчас больше. “Не торопись... Иди к нам... мы с девочкой ждем...” - Она обратилась к его пенису, и одним пальчиком грациозно скользнула меж половых губок, отороченных выхоленным треугольничком коротко подбритых волос. Не отвлекаясь от созерцания его пениса, она понюхала свой запах...
И наконец он очнулся и вступил в игру. Он взял ее руку с этим влажным пальчиком, и облизал его. Ее вкус ему понравился. На грани терпкости, с богатой палитрой многовкусия - от сладости до солоности, чего больше сразу и не определишь. Смачный вкус вечерней женщины, но у нее - до самого вечера все еще нежный. Он замер - на него навалилось наваждение всего, что будет, что рядом. И тут увидел, как она смотрит на него снизу, приоткрыв рот, должно быть ей понравилось то, что он сделал и как он сейчас выглядел, смакуя ее пальчик.
Она встала перед ним в рост, отступила на шаг, тихонько засмеялась и сказала: “Не двигайся - я хочу видеть, как он встанет!”
Она откровенно любовалась восхождением ***. Казалось при этом она наливается все более сильным желанием. Только вот происходило это недолго. Она сама была такой, что на восход потребовалась всего пара десятков секунд.
Впервые женщина, которую он не брал еще ни разу, смотрела, как у него встает. Точнее вот так, как представление, он вообще давал это впервые. И конечно это породило стеснение. Но зрительница была такой, что стеснение только подхлестнуло его. Танцевальное ладное тело, подернутое флером раннего загара, излучающее безусловное желание, безусловную заинтересованность в результате восхождения - вот что внимало его недвижимости в центре комнаты. И вот она снова глянула ему в глаза, и он понял - восход свершен.
Она плавно передернула плечиками и хихикнула: “Я даже не знаю, с чего начать...Первым выбирай ты..” А сама тем временем оказалась у распахнутого окна. Остановилась там, положив ладони на подоконник, взглянула на него через плечо, и без промедленья приняла позицию, от которой у него стало сухо во рту.
Самую простую - локотки на подоконнике, спинка прогнута, ножки расставлены чуть шире плеч. Касания матового, густо подкрашенного теплом, вечернего света извивов ее тела, не давали ему оторвать от нее глаз, пока он беспорядочно срывал с себя одежду. А она решила, что начиная с этой минуты и до того мгновения пока он не выскользнет из нее уменьшающийся и усталый, не оборачиваться и не глядеть на него. Она хотела все вручить ему, а самой наслаждаться тем, что ее будут брать.
Он помнил каждый момент их первого соития.
Став нагим, равным ей, он подошел к этому манящему созданию у окна, думая - какая прелестная ****ь ему досталась, или он достался ей - возбуждение его сразу стало предельным. Но то, что она наверное так же быстро как с ним сходилась уже с миллионом мужчин, рядом с нею, едва он подошел, испарилось (должно быть было вынесено в окошко), а остались только ощущения и они двое.
Их тела узнали друг друга не с поцелуя, как это почему-то заведено людьми, хотя потом они купались в оральных ласках. Он не рассуждая, без предисловий вошел в нее - вот как познали они друг друга.
Подошел сзади, примерился, окунул пальцы в кувшин с водой на подоконнике, смочил головку, и, чуть подсев, единым разом погрузился в нее. Она потом призналась ему, что хотела именно этого - сразу ощутить его в себе, все остальное - потом... Но с трудом поверила, что он делает именно так, как ей хочется, - по ее самому простому желанию. Она даже смутилась - настолько хорошо он ее понял, и поэтому еще острее пережила первое проникновение.
Ааааааааа......хххххххххх - еле слышно отпустила она ему первую овацию. И тут же аккуратно, и умело отиграла попкой. Так мягко отиграла, что он смог за одно жадное движение достичь ее донышка.
Ууумм..мммм....мммм....ммм...мммм...... - вибрирующе застонала она чуть громче уже через секунду, хотя он не двигался, оставаясь в ней. И тут же он почувствовал, как она нежно и благодарно подрагивает влагалищем, обнимая покрепче только что полученный ею член, пытаясь ластиться к нему волнами своей горячей сладостной внутренности. И сразу - попка и животик ее затанцевали в такт волнам удовольствия, начатым внутри, поддерживая новую, придушенную и ликующую серию ее стонов. И это уже был марш встречи. Марш его вхождения.
Яаааааааа......ххххх - перешла она на ноту ниже и мягче. И легкие игривые судороги вздрагиваний замелькали на ее спинке, начавшей извиваться в такт волнам страстности.
Вот вам и первая фрикция. Вот вам и хихиканье женщины за минуту до этого. Он не мог выделить из себя ни слов, ни движений, пока она кончала. Она, замерев, смаковала влагалищем его член, посасывала его, хватала жадной нежной муфточкой. А потом плавно обмякла, и по ляжкам ее неторопливо потекли горячие язычки удовольствия.
Он дождался, когда она легла щекой на скрещенные на подоконнике руки. Глаза ее были закрыты, а изо рта еще некоторое время доносились тихие счастливые всхлипы. Он так и не двинулся в ней второй раз, и теперь вышел из нее, будучи во всеоружии упругого желания. Ее тело звало его, но он не хотел ее использовать. Он обожал те счастливые мгновения, когда женщина хочет. Именно это - блеск и влага желания дамы доставляли ему главное удовольствие. Он опустился за нею на колени и осторожно прильнул губами к ее слегка расхристанной вульве. На его взгляд она была шикарна. Сейчас ее вкус и запах так же отличались от вкуса ее мокрого пальчика, как свежий борщ от ломтика хрустящего картофеля. И обильность различалась так же.
Она не перечила ему и даже чуть расставила едва стоящие, подрагивающие ножки. А он, стараясь не докучать ее успокоению, не проникал глубоко, а лизал ее губешки аккуратно, как лижет гальку морская волна. Они были центром его заботы, но постепенно досталось попке и ляжечкам вокруг. Он ласкал ее, успокаивая, а сам оставаясь на одной ноте возбуждения. Отмечая как меняется отзывчивость лепестков ее прелести, сначала встречавших его язык легким нервным подрагиванием, но постепенно расслабившимся, а потом начавшим набухать снова.
То, что он угадал ее прихоть, почти сразу исполнило их доверием друг к другу. И хотя она не старалась быстрее очнуться от пронесшихся в ее существе интимных судорог, она захотела снова очень быстро, он даже не успел как следует полакомиться ею. Он ощутил эту перемену языком, когда она вдруг пустила его поглубже и не вздрогнула уже от касания, как только что делала, а раскрылась навстречу этому проникновению.
Тогда он быстро встал и хотел было вогнать ей еще раз, но встретил ее тоже стоящей. Она обвилась вкруг его тела, прижалась вся, и потребовала поцелуев, тихонько извиваясь в его руках, всеми местечками стараясь ощутить его касания, поглаживания и осторожные лапания ее тела. И все это она только приветствовала, стараясь получше подставиться всем, чего он хотел коснуться, поглаживая его упругий пенис, единственно разделявший их тела, своим атласным животиком, нежно щекоча вновь набухшими сосками его торс.
Наконец движения ее стали медленнее, а язык - требовательнее. Она гибко скользнула по его телу вниз и быстро надела свои губки плотным чутким кольцом на головку его члена. Он тут же пихнул ей его чуть глубже, так что голова ее подалась назад от этого движения. И он понял, что первый раз кончит ей не в рот, или ему показалось, что она еще не готова принять его в рот.
Так или иначе, он подхватил ее с пола за локти, приобняв подвел ее к подоконнику, поцеловал в висок и бесцеремонно уже сам поставил ее так, как еще недавно она расположилась сама. Пока он принуждал ее двигаться, она как бы чуть-чуть сопротивлялась, но не сделала ни движения изменить положение в котором оказалась, едва он ослабил натиск своих тревожно требовательных рук, а она оказалась опять наклоненной к подоконнику с распахнутой в его сторону попкой.
Опять он окунул пальцы в кувшин. Помедлил. Провел ими вдоль ее прогнутой спинки, задержался на пояснице. Снова окунул. Смочил не торопясь головку члена. Опять окунул, увлажнил ее ожидающие губастенькие прелести. Она мотнула головой не в силах совершенно не двигаться, и не желая показать нетерпения телом. Он наклонился и стал целовать ее лопатки, спину, поясницу, ягодицы... бедра... икры... Она терпела как могла - не двигалась. Тогда он сам попросил ее: ”Скажи мне что-нибудь...” Она несколько раз сглотнула, цокнула языком и просяще ответила: “Хороший мой... Я не могу... Еби....” Он подумал, что ослышался и глупо переспросил: “Что?” “....Меня...” - было ему ответом на выдохе. Рука ее скользнула под животик и старательно, как могла, распахнула перед ним уже и так растворенный и залитый летней спелостью персик.