Старушка Ассоль

Грэй взял направление к открытому морю, затем стал держаться левого берега. Ему было все равно, куда плыть.
А. Грин "Алые паруса"

Яхта со странным названием "Старушка Ассоль" направлялась к берегу. Уже не один год житейские волны бились в ее борта, пытаясь разрушить живущий в названии мир. И одна небольшая, но особо упорная волна добилась. Последний раз ударив в борт, унесла, как боевой трофей, шипящую "ш", сгинувшую в крепком рассоле растворенного в воде неба. Потрескавшаяся "к" походила на поставленный на яхте крест. Давно не знавшая краски, яхта облупилась и приняла свой первоначальный лик, осложненный паутиной морщин.
Что гнало "Стару...ху Ассоль" к берегу? Зюйд-вест или привычка? Вглядываясь в когда-то туманные, а ныне ставшие слишком отчетливыми, очертания смурного берега, Грэй вспоминал "Секрет" своей юности. Прожил. Пропил со старым хмельным и задумчивым Циммером.
Пока романтическая пелена покрывала зелень звезд, бороздил Грэй просторы жизни, оставляя на ней непроходимые рубцы. Но с каждым рейсом спадала, слой за слоем, с болью - до слез - пелена. И с каждым разом все более чужим и чуждым становился "Секрет". Уже не было сил и желаний разглядывать его. Хотелось чего-то поменьше - такого, что без труда можно подержать в руках или объять глазами.
И вот уже продан с молотка "Секрет" (стучат корабельщики, загоняя деревянные гвозди в края бортов). Быть может, и сейчас чей-то трехмачтовый галиот в двести шестьдесят тонн направляется в какую-нибудь Каперну. Грэя это уже не интересует. "Старуха Ассоль" уже добрела до берега. Споткнувшись о скользкий ил, уперлась хлюпающим носом.
Небольшой трехэтажный дом, четверть века назад любовно сложенный Летикой, давно уже встречал Грэя никак. Светило (нет, просто светилось) лишь окно на втором этаже. Да теплился огонек на первом, где доживал последний век старик Циммер, музыкант-философ, временами скрашивающий дождливые будни Грэя.
"Опять Ассоль отпустила прислугу в город, - неприязненно подумал Грэй. - Значит, придется самому разжигать камин и разогревать пищу".
Медленно, почти нехотя поднялся он по скрипучей лестнице на второй этаж. Помнится, еще пару месяцев (лет?) назад говорил Летике, чтобы тот переложил ступеньки. Прогнать? Язык не поднимается - не одну бурю разломали пополам.
- По каким морям опять шлялся? - Ассоль подозрительно потянула носом воздух. - Где якорь бросал?
- Помилуй, какие в наши годы якоря?..
- Знаю я тебя...
Обидно. От несправедливости.
- А якоря в Каперне помнишь?
- Дура была. На что купилась? На кусок красной тряпки...
Грэй замолчал. И вправду - Ассоль купилась. Но не могла не купиться. Старик "волшебник" Эгль заранее продал ее за две тысячи метров алой парусины. "Покупателем" стал он, Грэй. И надо же было столько выложить...
Спустившись на первый этаж, постучал в каморку старика Циммера.
- А, вернулся, - почти равнодушно бросил музыкант. За пустыми, как бутылка, словами скрывался червячок, грызущий совесть. - Если помнишь, я был свидетелем на вашей свадьбе. И отвечал за ваше счастье. Но я прямо тебе скажу: не там ты якорь бросил, Грэй. Уж лучше бы буря потопила твой галиот. Уж лучше бы ты перекрестился в великого гуманиста и отправился кормить собой рыб. По крайней мере, в этом было бы больше любви.
- Продать свое тело рыбам? Получить за это что-то мифическое? О чем вы, господин Циммер? Играйте на своей виолончели и вздыхайте о ночах при луне. Любовь не покупают. А если покупают, то это не любовь.

...Ассоль, сидя на жестком топчане и ворча что-то себе под нос, довязывала Грэю теплые носки.
27.07.98.