Ботинки

Семен возвращался домой. В честь последнего дня каникул друзья устроили большую попойку, и он так напился, что еле отличал столбы от деревьев, а дома от трансформаторных будок. Ночь мерцала калейдоскопом звезд и играла снежинками на его лице, но парню было на все наплевать. Не было чего-то такого вокруг, что могло бы заставить отвлечься его от невеселых мыслей. Ночь, снег, град, ураган или конец света – на все плевать, когда с утра в школу. Да последний день каникул не праздновать надо, по нему траур необходимо справлять. А ведь эта стерва-классная дала ему задание на каникулы, и это просто удивительно, что он о нем вспомнил только сейчас. Опять родителей в школу вызовет. Ну и черт с ней! Не всем же ботаниками быть да гениями, надо кому-то и отставать. Вот он старательно и выполняет данную миссию. Мысли его прервала далекая сирена милицейской машины. «Черт! – подумал он, - не хватало еще, чтобы его забрали. У него условный срок, ему никак нельзя попадаться». Паренек даже немного протрезвел и испуганно огляделся по сторонам. Фу-у-у... Слава Богу, никого нет. А то ведь это прямо закон подлости какой-то. Трезвый идешь – ну хоть бы один попался, а как немного выпил – все, кранты, тут как тут всем отрядом. По запаху, что ли, идут, как собаки? Семен зачерпнул пригоршню снега и растер по лицу. Хмель немного спал, и мысли приобрели более определенный характер. «Сколько времени-то? – подумал он и, подняв руку, попытался зафиксировать в глазах положение стрелок на часах. «Одно из двух, - решил парень, простояв так с минуту – или сейчас половина двенадцатого или половина первого, но так или иначе – уже поздно». Постаравшись, он немного прибавил темпа своей ходьбе и уже буквально через десять минут подходил к своему дому. Однако, завернув за угол, он наткнулся на человека. Тот лежал возле скамейки у подъезда, уткнув лицо в снег, съежившись в инстинктивном желании согреться. Семен подступил и наклонился над парнем. По запаху, царившему рядом с ним, причина странного места отдыха становилась ясна. В тяжелую голову Семена ударила волна сногсшибательного «аромата», но он выдержал и лишь пошатнулся. На вид спящему было не больше двадцати пяти, небольшие усики и бородка, прямой нос и густые дуги бровей. Одним словом, самая обычная внешность с легким налетом индивидуальности каждого человека. Семен, ухватив его плечо, встряхнул пару раз.
- Эй, пацан! Вставай, замерзнешь, ведь – пробурчал он, но парень даже не шелохнулся в ответ. Семен еще пару раз дернул его, но убедившись, что эффекта от его слов и движений не будет, оставил попытки. «Что делать? – мелькнула в голове мысль и тут же сменилась другой. – До дома его теперь что ли вести? Ну, вот еще. Что я, Бюро добрых услуг? Делать мне больше нечего. Завтра вообще в школу, а я тут еще сижу с этим придурком».
- У тебя паспорт-то есть? – вслух спросил он, оправдывая правую руку, полезшую в карман парня. Выудив наружу ключи и какую-то квитанцию, он больше ничего не обнаружил. Ни рубля. Вот, черт! «Невезуха, - подумал Семен, - пропил, наверное, все, козел!» Поднявшись, он уже собрался продолжить путь, когда взгляд его скользнул вниз, к ногам парня. Из-под широких , грязных штанов выглядывали новенькие, из добротной кожи, ботинки. Рифленая, нестирающаяся подошва, крепкие шнурки и чертовски роскошный дизайн привлекли внимание Семена. Он некоторое время смотрел на них, изредка переводя взгляд на свои – поношенные, купленные еще три года назад. Заскочившая в голову криминальная идейка созревала, росла до тех пор, пока не разродилась действием. Семен не долго думая стащил оба ботинка с ног  незнакомца и с радостью обнаружил мех внутри них, но с затаенным неудовлетворением созерцал ноги парня, оставшиеся в хлопчатобумажных носках. «Какой придурок, а! – подумал он. – Кто же зимой в этих тряпках ходит? Шерстяные еще надо сверху надевать. Замерзнет, – появилась мысль, и превратившись в совесть, яростно забила маленькими кулачками в дверь разума. – Не замерзнет, - успокоил он себя, но не совесть, - вон, какой боров! – оглядывая тщедушное тело и выискивая жировые скопления на нем, думал Семен, но не найдя их, переключился на другую тактику, - Да, если и замерзнет, кто он мне? Сват, брат, друг? Нет, плевать я на него хотел. А ботинки пусть будут ему уроком, Чтобы не напивался больше так». И согревая себя этими мыслями, он пошел домой, по дороге придумывая, что он скажет матери на вопрос, где раздобыл обувь.

Утро было тяжелое. Тяжелое не только из-за тяжелого похмелья, а еще и  из-за осознания той необходимости присутствия в школе – месте, по мнению Семена, лучшего, чем тюрьма, но худшего, чем бар. Мать, разбудив его, заставила одеться и выпить чаю, хотя парень с удовольствием бы куда большим выпил пива, ну, в крайнем случае, сто грамм.
- Ты где ботинки взял? – «сканируя» его взглядом, спросила женщина. Парень чуть не подавился вареньем, но вовремя взяв в себя в руки и состроив невозмутимое выражение на лице, скучно произнес:
- У друга погонять попросил.
- А за эту погонялку тебя не посадят? И что это еще за друг такой богатый? – недоверчиво спросила мать.
- Витька, - на ходу выдумал парень, и тут же перешел в атаку. – А что не взять? Вы же с батей мне новые купить не хотите.
- Не можем, правильно будет сказать – не можем. Мы не миллионеры, как некоторые сомнительные Витьки.
- Ой, да ладно, из-за каждой мелочи бучу раздувать.
- Будешь тут раздувать, когда в один день узнаешь, что твой сын избивает людей и требует с них деньги. Кстати, еще раз напьешься – и я сама участковому пожалуюсь. Скажи спасибо, что отец поздно вернулся, не видел, какой ты красивый пришел.
- Спасибо! – наигранно растянул рот до ушей Семен.

На первую пару он не пошел. Должна была быть математика, а именно по этому предмету он должен был выполнить задание на каникулах. Хотя, о чем может идти речь, если Семен до сих пор с трудом отличал алгебру от геометрии. Поэтому, свистнув из собственного ящика газету, а из материного кошелька тридцать рублей, Семен с комфортом расположился в подъезде, держа в одной руке газету и нежно обнимая другой холодное стекло пивной бутылки. Не успев развернуть лист, он чуть не выронил запотевшее холодком «сокровище». На всей странице крупным планом был напечатан портрет парня, с которого он стянул ботинки. Тут же прилагался текст, общий смысл которого сводился к трем словам: кто? где? когда? Парня звали Борис Остров, он работал шофером и возвращался со дня рождения коллеги по работе. Тут же, к глубокому возмущению Семена, проскальзывал намек на ограбление и примерное время совершения оного. «Какое ограбление! – думал парень. – Оборзели что ли? Ботинки забрал – это что, грабеж? Козлы, пишут тоже». Но внезапно ему пришла мысль. Все это было как- то нереально. Как это, интересно, в утреннем выпуске газеты могло появиться сообщение о найденном трупе замерзшего парня, если, максимум, когда его могли обнаружить – это в часа два-три ночи? У них что, газетчики по ночам или с утра пораньше бегают в поисках информации? Во-вторых, он же шофер, а не знаменитость какая, чтобы его крупным планом во весь лист печатать. Что-то тут было не так. Семен, дрожа от напряжения, выудил газеты из тех ящиков, из которых это возможно было сделать, и даже забыв про недопитое пиво, начал поиски. Так и есть. Ни в одной другой газете такого сообщения не было. Не успел он успокоиться, как новая, намного страшнее всех предыдущих, мысль залезла вглубь сознания и поселилась там беспощадным ужасом. Если ни в одной другой газете такого сообщения нет, выходит так, что в его газете оно предназначалось именно ему. И как-то, непонятно каким образом, было напечатано для того, чтобы он прочитал. Но кем?! И с какой целью? Там никого не было, он точно помнил. Его никто не должен был видеть. И все-таки получается, что кто-то видел. Господи! Что же будет-то, а? Взгляд Семена скользнул на ботинки и ему захотелось больше, чем чего-нибудь другого, чтобы они исчезли Чтобы вчерашнего дня вообще не было. Ну, подумаешь, допустил человек ошибку, но он не хотел, он исправится. Каждому свойственно ошибаться. Блин, только бы тот козел, который всё видел, не «настучал» на него.

Вечером Семен лежал на диване и смотрел телевизор. Газету он, конечно, порвал и выбросил, ответив на вопрос матери, искавшей её, неопределенным пожатием плеч. Мысли, гадкие мысли и затаенный страх – вот все, что ему осталось в этот вечер. Парень был настолько не в себе, что даже отказался от заманчивого предложения дружков пойти «зацепить телок» и «круто оттянуться на хате», благо у одного из них родители уехали, оставив парня со старшей сестрой, ему под стать. Такого отклонения за Семеном раньше не наблюдалось, но ведь и не было этой неопределенности, непонимания происходящего. Он отказался и лежал на диване, смотря на экран, но думая о своем. Ладно, что хоть родители не беспокоили его своими вопросами об успехах в школе, о трудностях и прочей муре. Парень встал и взял в руки программу передач. После новостей спорта должен был начаться клёвый боевичок, и Семен снова разлегся, приготовившись смотреть. Между тем, диктор на экране продолжал развивать спортивную тему:
- В трудной борьбе «Спартак» одержал победу над «Локомотивом», забив на последней минуте решающий гол. Вот и всё о новостях спота на сегодня. Теперь некоторые хорошие мальчики и девочки будут смотреть закрученный на спецэффектах боевичок, а что касается отдельных подлых воришек, - диктор в упор посмотрел на обезумевшего и сидевшего с открытым ртом Семена, - то специально для них, по их телевизионным приемникам будет показана передача "Тюрьма – ты так недалеко». И пока, напоминающий живое воплощение мертвеца, Семен сидел, белее вчерашнего снега, передача уже началась. Он ничего не понимал, да и при всем желании не смог бы понять и принять того, что происходило. Но решающим ударом по его глазам, мыслям и чувствам было появление на экране телевизора утреннего трупа.
- Меня зовут Борис Остров, - произнес труп или уже черт его знает кто, глядя на него в упор, - и я работаю шофером, точнее – работал, пока вот этот парень, Семен Поляков – он ткнул в кинескоп пальцем, - меня не убил. Вы спросите: как? Я отвечу просто. Он снял с меня ботинки, и я замерз, а эта беспощадная тварь ушла со спокойным сердцем. Ты не подумал обо мне, когда это делал? У тебя есть хоть капля совести? Я такой же человек, как и ты, я получаю не больше твоих родителей и на эти ботинки я копил два месяца, но в отличии от тебя, я не хожу и не снимаю с беспомощных людей их одежду или обувь. Ты подонок и дрянь. Ты трус!
- Судорожными руками Семен схватил пульт управления и нажал кнопку отключения, но экран продолжал гореть, а слова продолжали жалить. С готовыми выпрыгнуть глазами и перекошенным ртом, парень ухватился за вилку и практически выдрал ее из розетки. И стоял, шумно выдыхаю так, словно только что делал забег на несколько километров.
- Ты что орешь? – раздался за спиной голос отца. Семен резко повернулся и непонимающе уставился в суровое лицо мужчины.
- Я спрашиваю, ты что кричишь, как петух поутру? – снова вопросил отец.
- А? Я, да? Я ничего.., я не хотел.., больше не буду – не понимая, о чем идет речь, мямлил парень.
- Что-то ты странный какой-то сегодня – нахмурил брови родитель, -  уж не колешься ли ты? Или может дрянь какую нюхаешь, куришь?
- Нет, папа, что ты! – начиная понимать смысл слов отца, уверенно покачал головой Семен.
- Смотри! – многообещающе выдал отец и закрыл дверь. Семен рухнул на диван лицом вниз и провалился в себя.

- Полная тьма и в ней трясется, грохочет, но что, неизвестно. Семен стоит и смотрит вдаль на дорогу. Она идет прямо, без изгибов, однообразно, что впереди него, что за спиной. Серые, огромные тучи не спеша плывут над его головой так низко, что в душе зарождается страх перед этими молчаливыми гигантами. Он старается не смотреть вверх. Куда же идти? Вперед? А что там? Назад? Но сзади грохот. Он поворачивается и замечает маленькую точку за спиной. Она нарастает, и вскоре Семен понимает, что это ботинки, такие огромные, что их подошва запросто покрыла бы крышу пятиэтажного дома целиком. Они приближаются, одни, без видимого носителя, и Семен, сорвавшись, бежит прочь. Но гигантская обувь догоняет его, он спотыкается и упав, видит, как красивая, нестирающаяся подошва зависает над ним долю секунды, а потом резко падает, покрывая его тело.
- Семен вскочил с кровати в холодном поту. Минуту он стоял, бешено вращая выпученными глазами и силясь понять, что же произошло. Наконец осознав, что это был лишь сон, вытер дрожащей рукой пот со лба и тихо, беззвучно заплакал.

- В классе было шумно, но Семен сидел, как идол, истукан, сохраняя безжизненное выражение на лице. Он не ответил на приветствия друзей, чем немало удивил их, не вытащил тетради, книги, а просто сидел, как киборг, приказом которого было зайти и сесть, но дальнейших указаний не давалось. Прозвенел звонок, и в класс зашла.., но это не была математичка. Уставшим удивляться глазам парня предстал шофер, который пройдя к доске, взял мел и написал: «Преступление и наказание». Постояв, раздумывая, Остров добавил: «Не по Достоевскому». Потом, повернувшись к классу, мило улыбнулся и проговорил:
- Вот об этом мы сегодня с вами и поговорим.
- Семен испуганно водил глазами по лицам одноклассников. Почему они так спокойно сидят и слушают? Разве они не видят, что вместо классной стоит совсем другой человек?
-Между тем, Остров продолжал:
- В этой теме мы с вами рассмотрим саму суть преступления. На примере одного вашего товарища. Семен, встань, пожалуйста, и расскажи одноклассникам, как ты меня убил.
- Это была последняя капля, разбившаяся об оболочку здравого смысла и, пробив ее, она послужила всплеском эмоций, копившихся все эти дни. Семен, вскочив, бросился к Борису, еще на бегу занося кулак для удара. Со всего размаха ударив в челюсть ненавистного человека, он бил, бил, бил… но кровавое лицо Острова продолжало улыбаться,  а Семен уже чувствовал десятки рук, схвативших его и не дающих расправиться с врагом окончательно. Вокруг шумели одноклассники, пытаясь успокоить его, но он не понимал смысла, он видел только одно – лицо классной. «Как? – заорал внутри него он сам, - Я бил его, а не ее». Но, вопреки всему, перед глазами лежала математичка с разбитым в кровь лицом, сломанным носом и даже, кажется, не дышала.
- Ты что, с ума сошел, братан? – испуганно смотря на него, воскликнул Васек, его приятель. – Ты нафига на нее накинулся? Ну все, тебе теперь кранты!
- А-а-а – дико, не по-человечески заорал Семен и, вырвав окровавленные кулаки из рук одноклассников, бросился бежать. Он сбил с ног техничку, упал и скатился вниз на лестнице, и даже забыл забрать в гардеробе одежду. Он выскочил из здания школы и бежал, бежал, бежал…

- Домой он не пошел. Семен не знал,  сколько времени, не знал, в каком он районе. Парень забрел в какой-то бар и сидел, мешая водку с пивом, заказав их на непонятно откуда взявшиеся в кармане деньги. Он работал, как часы и каждые десять минут подходил к стойке за новой порцией. Но не пьянел. Понимать что-либо он не мог и не хотел. Все его одно большое жгучее желание заключалось в том, чтобы напиться, но даже в этом ему было отказано. После черт его знает какой по счету кружки пива и стограммовки водки, Семен бросил взгляд в зеркало, висевшее перед ним на стене. Ужасаться он уже не мог, но увидев вместо своего отражения лицо шофера, расплатился и вышел. Он знал,  куда идти. Холод и снег были ему не помеха. Спустя час, он добрался до кладбища и в темноте ходил между надгробий, выискивая среди них одно. Одно с вгрызшимся в сердце именем. Наконец, луна осветила знакомый овал лица на фотографии одного памятника, и он, вглядевшись, узнал в нем Острова.
- Прости! – заголосил парень, упав на землю рядом с могилой. – Я не хотел, чтобы так получилось. Забери свои ботинки.
- Скрюченными от холода пальцами, он содрал со своих ног ненавистную обувь и бросил на земляной холм. Сам же, размазывая по щекам слезы и грязь от черного снега, молил. Молил оставить его в покое, простить, обещал и жалел. Холодный камень слушал его откровения, его жалобы и просьбы, а Семену казалось, что он обижен, что он задрал нос и не хочет смилостивиться. Неизвестно сколько продолжались эти стенания, но когда парень встал, грязная и рваная одежда, заплаканные, но всё так же вываленные из орбит глаза наводили на мысль, что Семен уже не только не себе, он где-то намного дальше. Он там, откуда не возвращаются. Несколько шагов и взгляд на соседнюю могилу. С нее безмятежно улыбалась фотография Острова. Точно такая же. Семен резко повернулся. И тут тоже. Пробежал некоторое расстояние и снова уткнулся взглядом в лицо шофера. Везде. Везде был он. Справа, слева, сзади. Сотни Борисов Островых улыбались ему с самых различных памятников. И тогда тишину разорвал вопль, вопль, в котором раз и навсегда вышла вся горечь и всё отчаяние, вся боль и ужас. Такой вопль люди издают лишь раз в жизни, но если их постигла эта участь, они больше не люди. После этого они умирают… духовно. Семен, как подкошенный, упал лицом вниз и, наверное, больно ударился о мерзлую землю. Только он не чувствовал боли.

- А теперь попрошу сюда, - проговорил врач, обращаясь к практикантам, - вот здесь, за этой дверью тоже находится интересный объект. Кстати, в самый раз для вашей дипломной работы, Сидорова. Очень интересная форма помешательства. Да? – вопросил он, заметив, как девушка подняла руку.
- Геннадий Васильевич, а нельзя на него посмотреть?
- Нет. Не сейчас. Видите ли этот молодой человек панически боится всех видов обуви, включая даже домашние тапочки. Тогда, когда кто-нибудь из персонала забывает об этом и входит обутым, с ним начинается бурная истерика. Поэтому вы повидаете его позже. А теперь прошу сюда, - произнес Геннадий Васильевич, и группа зашагала по коридору, удаляясь от двери, из-за которой с настойчивым постоянством звучала одна и та же фраза:
- Забери свои ботинки, забери свои ботинки, забери…