Не так страшен чёрт...

Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе — взаимодействия двух тел друг на друга равны и направлены в противоположные стороны.
Историческая формулировка третьего закона Ньютона.

Утренняя прохлада лишь не на много освежала голову.
После того как сломался кондиционер, Дергунов изнывал от царящей в суматошном городе жары. Да и право сказать, жара тем летом стояла чуть ли не аномальная. Не характерная для этих широт. Дергунов был бы весьма рад покинут этот, ставший со вчерашнего дня душным, кабинет и отправиться в свой загородный дом. Он очень постарался пересилить свою усталость и отбросить силой воли навалившийся от духоты и жары дурман, чтобы доделать все срочные дела пораньше. Он работал, и, с чувством какой-то забытой жалости представлял, как могут люди часами работать в при такой температуре, в комнатах без кондиционеров. Хотя, если нужны деньги, карьерный рост или что-то ещё и не такое вынесешь. Он вот вынес. Выгрыз. Выстрадал, можно сказать. И вот теперь он здесь. В этом кресле. И от него многое зависит и на многое он способен. Вот только не способен был сделать трезвым этого ремонтника хренова, который был пьян по случаю собственного дня рождения. Все сервисные службы города уже закрылись (Дергунов обычно работал по вечерам, день проводя в важных встречах), и потому кондиционер вчера так и не отремонтировали.
Дергунов посмотрел на запястья своих стариковских, уже начинавших сморщиваться иссыхающей кожей, рук. Только что выпитый стакан холодного чая вытолкнул из организма воду, вмещавшуюся в нём до этого, и влага, капельками пота, выступила на коже. Собираясь как ртуть в крупные бисерины, вода скатывалась с волосатых рук на поверхность стола. Дергунов чувствовал, как под его руками стол становился мокрым, и какое-то омерзение охватывало его. «Словно в вонючую лужу залез» - думал он и, с содроганием, вспоминал ночь в кабинете, проведённую в мучительном ожидании и беспокойных душных снах на диване из дорогой хорошо-выделанной кожи. Он вспомнил, как долго не мог заснуть и отдирал самого себя от этой природного происхождения материи, которая, размокнув от пота, липла к телу подобно банному листу. Можно было (и он так и делал) облиться холодной водой в душе, но это приносило облегчение лишь на время. И через десять-пятнадцать минут он снова изнывал от духоты. Вот если бы можно было вынести диван на широкий балкон кабинета, но не было уж сил передвигаться самому и передвигать что-либо в этакой жаре. Так было до половины второго ночи пока, наконец, он не догадался намочить рубаху холодной водой из под крана, и заснул крепким сном, под тканью, удерживавшей собой холодную влагу. А ближе к утру прохладный ветерок из распахнутой балконной двери помог ему проснуться чуть бодрее и свежее чем лёг вчера вечером.
-Фёдор Михайлович, доброе утро!
Дергунов поднял голову и увидел видение, стоявшее у раскрытой двери, ведущей из кабинета в приёмную. Видением была Зинаида. Двадцатитрёхлетняя красавица с длинными ногами, белыми густыми волосами и гладкой, загоревшей на дорогих курортах, кожей. Сегодня она показалась на работе в белой расклешенной мини-юбке, сандалиях с завязками до колен и какой-то блестящей блузке, горловина которой была сшита настолько широкой, что обнажалось одно из прекрасных плеч. При этом сама блуза не скрывала очертания круглых грудей, и явственно проступали сквозь ткань набухшие соски. Эта сочная девушка поднимала порой в Дергунове всё его мужское естество и, не смотря на возраст, он чувствовал, что с ума порой сходит по этому молодому, притягательному телу. Но её было нельзя. Зинаида была дочерью его старого друга-бизнесмена, который попросил устроить свою дочурку. Сначала Дергунов даже подумал, что папаша хочет держать дочь от себя подальше, но и в тоже время в безопасности (всё-таки служба безопасности города). Но потом он увидел, как смышлёная «девочка» работая  у него в приёмной «обрастала» нужными её отцу связями. Да и самой ей это могло пригодится, когда «папочка» отойдёт в мир иной и она унаследует все его дела. Потому Дергунов отогнал от себя все мысли связанные с этой особой.
-Кофе... – Его хриплый, дребезжащий голос напугал его.
Он прокашлялся и снова проговорил:
-Кофе сварите мне, пожалуйста, Зиночка.
-Хорошо. – Видение повернулось на каблучках и скрылось в приёмной, плотно затворяя за собой дверь кабинета.
Дергунов сглотнул, но в пересохшем горле не было ни капли слюны. Лишь шершавый язык чуть царапнул нёбо.
«Интересно, знает уже или ещё нет?» - проскользнула в его голове мысль.
Но вряд ли девушка знала о том, что её патрон вчера получил известие, которое заставило его остаться на работе и ночевать в собственном кабинете, ожидая тревожный вестей и трагических новостей.


Дергунов встал из-за стола, за который уселся сразу после того как проснулся и умылся, и подошёл к окну. Глядя на растревоженный будничным утром город, на ползущих тараканами пешеходов, на летящих как стрелы машины на антимагнитных подушках и допотопные бензиновые автомобили, он машинально протянул руку к вешалке, на которой висел галстук. Многолетняя привычка заставила его повязать этот предмет одежды на шею, но он тут же пожалел об это. Горло сдавило, словно петлёй. Дергунов рывком содрал галстук и бросил его на диван. Потом вновь повернулся к окну, но чувствуя пока ещё слабый запах выхлопов и пыли большого города, поморщился и вновь вернулся за рабочий стол. Сев в кресло, он осмотрелся. Пробежал взглядом по старым знакомым предметам: настольному календарю, стопке чистой бумаги, папке с зажимом, канцелярскому набору… Старые вещи давали уверенность в твёрдости его положения - как маленьким деткам дают уверенность в жизни определённые ритуалы отхождения ко сну и одни и те же мультики каждый день. Его взгляд остановился на телефонном коммуникаторе. Он ждал звонка. Ждал, что телефон своей электронной трелью принесет, наконец, долгожданные известия. Ждал и потел, чувствуя как солнце над городом уже усиленно, словно раскалённые гвозди, вгоняет свои жаркие лучи в дома, деревья, мосты и площади.
Вошла Зина и поставила чашку с кофе на стол. Удалилась, виляя бёдрами. Лишь очередным усилием воли Фёдор Михайлович заставил себя переключиться с её обнаженного плеча на чашку. Из чашки поднимался пар, и желания пить горячую жидкость, темнеющую в глубине, не было никакого. «Придётся подождать, когда хоть чуток остынет» - подумалось ему.
И тут, как в каком-то кино, нудно и противно заверещал телефон. Дергунов смотрел на него и никак не решался протянуть руку и взять трубку аппарата. А сделать это было просто необходимо. Но прежде чем отвечать на звонок, он взял из стопки один лист белой мелованной бумаги и положил перед собой. Достал карандаш, приготовившись к рисованию, и только после этого левой рукой снял трубку аппарата, что нёс по своим каналам ожидаемые вести.
Мембрана динамика внутри трубки заговорила чётким солдафонским голосом, привыкшим рапортовать о победах и о поражениях:
-Фёдор Михайлович, оно приближается к городу.
-Хорошо. – Горло, успевшее от взгляда на чашку с кофе наполнится слюной, вновь пересохло после этого известия. – Можете начинать.
Трубка ответила гудками.
Дергунов положил её на место и оглядел чистый лист бумаги перед собой. Он так ничего и не нарисовал. Была у него такая привычка: рисовать во время телефонных разговоров какие-нибудь «крякозябры» - рисунки без смысла и порой без чётких фигур. Причём все свои рисунки он складывал в нижний ящик стола и запирал его на ключ. Ящик был глубокий, но уже почти доверху заполненный бумагой с изображениями, порождёнными буйной фантазией хозяина кабинета.
Фёдор Михайлович положил локти на стол и опёрся головой о раскрытые ладони. Жар от собственных ладоней огнём пробился сквозь кожу и заставил отвести их от лица. Дергунов откинулся в кресле, положив руки на подлокотники. Хотелось вновь задремать, но тот, кого он ждал уже подходил к городу, за безопасность которого он отвечал, и появление этого непрошенного гостя держало в диком напряжении всё сознание.
Лихо – так прозвали пришельца, в тех городах, где он (или оно) уже побывал. Кто или что это никто не знал и не мог понять. Внешне оно выглядело как человек. Совсем как человек. Но это только внешне, а, как известно, с лица воды не пить. И вот этот «гость» содержал в себе что-то такое, от чего его переставали считать человеком. Одним движением руки пришелец был способен разрушить здание, разбив его буквально по кирпичикам и раскидав обломки колонн и фресок, буде таковые найдутся. Другим движением он мог смять магнитомобили всмятку, раскатать в блин или слепить из них шары, на подобии снежков. Практически поведя слегка пальцем, пришелец превращал человека в калеку, делал недееспособным инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Словно сказочное чудовище он проходил по городам, сея панику, разрушения и смерть. Животные, рыча и вздыбливая свою шерсть, расползались при виде его по углам. И никому ещё не удавалось остановить это нечто. Тут было, отчего беспокоится.
Дергунов почувствовал, как по его бокам текут капли пота. Он уже давно закрыл глаза в томительном ожидании. Он всё ещё надеялся на лучшее. Могло и повезти. В одном из городов какой-то алкаш решил пристать к Лихо, видимо, будучи агрессивным вследствие подпития алкогольной продукцией. Что хотел синюшник так никто и не понял, но факт был на лицо: Лихо заплакало и со словами: «Меня здесь не ждали» ушло прочь из города. Это был единичный случай среди всех остальных, когда дойдя до центра города, пришелец взрывался, оставляя после себя здоровенную воронку и кучи, да что там кучи, груды обломков камня, кусков покорёженного металла и множество обгоревшей древесины от деревьев и балок перекрытий. Но именно этот единственный эпизод давал хоть какую-то надежду на положительный исход событий и возможность обойтись без жертв. И вновь ожидание. Надежда на чудо. Впрочем, зачем обманывать самого себя: не верил он ни в какие чудеса. Ни в Бога, ни в чёрта. Хотя вот кто как не сам чёрт являлся сейчас в город чтобы…


Трель звонка заставила всё тело, начавшее погружаться в душный дурман, содрогнуться как от удара током. Ох, выпить бы воды! Но Дергунов резко схватил трубку телефонного аппарата:
-Слушаю!
-Фёдор Михайлович, наш агент мёртв. Пришелец движется дальше.
-Приступайте к подготовке второй фазы операции. Начинайте ее, как только будете готовы без команды.
-Слушаюсь. – Человек на том конце провода (или что там при беспроводной связи) отключился, но в его голосе Дергунов уже услышал первые нотки паники. Такие ещё не совсем оформившиеся, но назревающие.
Он и сам чувствовал внутри себя какое-то бессилие. Как тогда с женой. Давно это уже было. Почитай лет сорок миновало. Да и как забыть тот факт, что тогда в бытность своей молодости он столкнулся  с чем-то, что не подлежало осознанию с помощью логики. С чем-то, что нельзя было объяснить. Он вспомнил вдруг свою любовь. Хотя вряд ли можно назвать эту связь его холодного разума и её пылкого сердца. Она искала мужественного человека, способного защитить, обеспечить её, как впрочем, и любая другая на её месте. А ему просто нужна была постоянная женщина в жизни. Но однажды она пришла из женской консультации и сказала ему, что беременна. Тогда его холодный разум первый раз содрогнулся от того, в его сердце вдруг затрепетали робкие язычки огонька, который должен был перерасти в громадное пламя любви. И это пламя и вся нежность, которые до этого момента пряталась в самых потаённых уголках сознания, прорвались наружу и, словно нежность шёлка, обволокли его любимую женщину. Впервые тогда он осознал, что рядом с ним находится человек, более значимый для него, чем он сам. Ему захотелось быть счастливым. Не успешным, не богатым, не влиятельным, а просто счастливым. И это счастье как найденный пятак (не много, а почему-то радостно) волновало его и выбивало из привычной колеи, по которой следовала его судьба. Те, кто его знал в тот период его жизни, говорили, что он сильно изменился и наконец, стал походить на живого человека, а не на каменную колонну. Но через девять месяцев всё это закончилось, вся эта идиллия душ и счастье двух родных людей исчезло. Ребёнку не суждено было родиться живым. Когда Фёдор (просто Фёдор, по молодости лет без отчества или Федик, как звала его жена) узнал об этом печальном, трагическом событии, он заперся дома и, отключив все средства связи с внешним миром, прорыдал полдня, заливая себя водкой. Огненная жидкость содержащая алкоголь, отчего собственно и была огненной, словно клин клином выбивая, выжгла все эмоции, которые бушевали в душе от горечи потери собственного ребёнка, и на утро Дергунов пришёл в себя и снова стал прежним. Холодным и жёстким. Чтобы пережить боль потери, привычным усилием воли, запретил своим чувствам вообще появляться на поверхности его души. И он пережил всё это. Он справился. А его жена нет. Запретив себе чувствовать, он уже не смог найти тёплых и любящих слов, способных утешить эту женщину. А ведь по сути дела они не первые, кто проходил через подобное. И у других потом рождались детки и у них бы родились. Но он не смог поддержать и помочь преодолеть эту ситуацию жене. Он был уже прежним. Целеустремлённым и рациональным. И даже когда узнал о том, что его женщина выпив пачку снотворного уснула и больше не проснулась, просто успокоил себя тем, что она, не оставив предсмертной записки, избавила его от излишних хлопот. Он был бессилен и ещё глубже запрятал остатки своей любви ещё глубже в лабиринты души. С тех пор у него были женщины и много. Как человек рациональный он понимал, что страсть и телесные желания будут мешать ему. А потому просто выливал в женщин ту часть спермы, которая била в голову (как выражался он сам, повторяя за кем-то известную фразу, но приписывая её себе) и мешала сосредоточиться. Опасаясь того, что всё прошлое и спрятанное может вернутся, не заводил себе подруг более чем на полгода. А если какая и решалась сообщить ему ту новость о ребёночке, который должен был у них появиться, то он просто исчезал из её жизни. И всё. И более никаких сомнений в правильности действий и никаких угрызений совести.
Дергунов привык уже давно к такому состоянию. Именно эта несгибаемость помогали ему в его продвижении по карьерной лестнице, в завоевании той цели, которая у него была. И вот теперь когда ему сообщили о провале первой фазы, он и не попытался пожалеть того человека, который сейчас лежал мёртвым на асфальте на окраине города. Человек обычной пешкой сделал ход, который указал ему начальник Службы безопасности и всё. На этой жаре его мясо скоро начнет протухать и мухи уже роятся над ним и ползают по его раскрытым глазам, но для Дергунова игра жизнями только начиналась. Обычная и привычная игра, в которой он просто давал людям задание и они обязаны были его выполнить.


И вновь телефон не даёт спокойно сидеть. Вновь его беспокоят происходящим на улицах. Дергунов уже давно включил монитор и выводил на него по очереди одну камеру за другой, отображавшие то, что происходило по пути следования пришельца. Он видел его мерный шаг и развивающиеся волосы. Видел глупую ухмылку на лице, и редкие взмахи руками, которые во время движения подобно гибким плетям висели вдоль тела Лихо. А с каждым взмахом происходило, что-то невероятное: то загорится гора мусора, которую вовремя не успели убрать коммунальные службы, то рухнет старый дом, который давно собирались снести, да всё руки не доходили, то стая бродячих собак (сколько же их развелось в городе за последнее время и сколько уже было случаев нападения бездомными животными на людей) словно скрученная  в мясорубке была меховыми мёртвыми мешками раскидана по проезжей части.
Фёдор Михайлович видел и полицейского, который непонятно зачем подошёл к пришельцу и что-то от него потребовал. Этого толстяка с большим, выглядывавшим сквозь расстёгнутые пуговицы форменной рубахи, животом и стражем порядка можно было назвать лишь с большой натяжкой. Поскольку, такие как он только и способны были, что проверять документы с целью изъятия денежных знаков утяжелявших карманы горожан различными штрафами, набивать себе брюхо, да тискать по ночам припозднившихся школьниц, которых якобы для проверки затаскивали в отделения. И вот теперь этот страж с перебитым позвоночником валяется на больничной койке, куда его доставила карета скорой помощи и ему предстоит решать как жить дальше без той кормушки, которая была у него. «И чего только сунулся, идиот! Так и надо тебе» - машинально подумал тогда начальник Службы безопасности без всякой жалости к пострадавшему.
Но в мониторы нельзя было увидеть, как ведётся подготовка к задержанию лиха и лишь телефон, наконец, разбивая его удушливое, жаркое, пахнущее горячими городскими домами одиночество, напомнил о том, что что-то происходит согласно его требованиям. Или, наоборот, если судить по продолжающему шагать на экране Лихо, не происходит.
-Докладывайте. – Приказал Дергунов трубке и та принялась докладывать, шелестя помехами сквозь чёткое звучание слов.
-Фёдор Михайлович, автоматчики все мертвы. Дула их автоматов разорвались от первого же выстрела.
- А снайперы?
- Снайперы, когда мы их нашли, оказались в таком состоянии как будто им кто-то  паяльник в задний проход засунул. Пока не вкололи большую дозу обезболивающего лекарства, они дёргались и извивались как змеи, крича от боли.
- Понятно.
- Да, ещё вот что. В одном из домов по пути  Лихо был пожар. Так после того как оно поравнялось с этим домом, пожар потух сам собой. Как будто его кто-то выключил. И надо заметить во время, там было столько народу на верхних этажах. Не потухни пожар, все были бы уже обугленными головешками.
Дергунов как-то пропустил этот факт на экранах мониторов. А фактик был интересный, очень даже. Что-то за ним скрывалось, хотя нельзя же приписывать шагающему пришельцу всю чертовщину, происходящую в городе. Он сморщил лоб в раздумьях, а его собеседник в трубке терпеливо ждал решения руководства. Фёдор Михайлович, задумчиво смотрел в стену перед собой, на карту города, и его губы непроизвольно, безмолвно проговаривали ту мысль, которая застряла в голове.
- Так. Это уже интересно. Исследуйте всю ситуацию и доложите о результатах. – Дергунов, словно вернувшись из скитаний по воображаемому миру, очнулся от раздумий, достал из кармана платок и протёр потное лицо – И приступайте к третьей фазе операции. Оно продолжает двигаться в том же направлении?
-Так точно! Объект движется прямо по направлению к центру города.
-Выполняйте приказ.
Его собеседник ответил: «Есть» и связь прервалась.
«Значит план опять не сработал. Я так надеялся, что оно сконцентрируется на автоматных выстрелах и снайперы спокойно пристрелят его. А оно вон что… И с пожаром что-то сделало. Хотя может это и не оно». – мысли потекли спокойнее и плавне. Пешки из автоматчиков его не беспокоили, а вот потеря ладьи в лице трёх снайперов, заставляла мозг работать быстрее, не смотря на жару.

Дергунов чувствовал, что начинает задыхаться  в этом кабинете, как будто солнце, сговорившись с Лихом, решило использовать стены здания в качестве духовки, а его самого использовать как горячее мясное блюдо на завтрак пришельцу. Или на обед: сытный и жирный. Хотя какой может быть жир в его старческом покрытом морщинами теле? Кожа да кости. Если только мозг мог послужить деликатесом… Фёдор Михайлович поморщился от одной этой мысли. Что только не взбредёт в голову в жару? Но с этой жарой и духотой уже давно пора было, что-то делать. Всё это мешало работать и размышлять над решением возникшей, как по мановению волшебной палочки, проблемы. А проблема становилась всё больше, снежным комом обрастая новыми обстоятельствами. Произошедшее не могло остаться незамеченным и по, вверенном его охране, городу уже ползли зловещие слухи о надвигающейся на всех катастрофе. Предстояло эвакуировать центр, и, в принципе, очистить улицы города от посторонних людей вдоль предполагаемого маршрута движения того, кого уже все называли Лихо.
-Ооооох! – Вырвался из груди  Дергунова стон. Он протянул руку к шее, но галстука, что бы ослабить узел, на ней не было ещё с утра. Он откинулся в кресло, изнемогая от жары и закатывая к потолку глаза. Очень хотелось упасть и расслабиться, но было нельзя. Внезапно  начали болеть ноги, несмотря на то, что он практически всё время сидел.
Дергунов вновь (уже в который раз за этот день) наклонился к столу и, нажав клавишу связи на коммутаторе, вызвал дежурного офицера:
-Дежурный слушает!
-Когда в моём кабинете починят кондиционер? – голос Дергунова должен был внушить дежурному, что начальство не просто сердится задержкой, а готово убивать за невыполнение приказов.
-Ремонтники вызваны, скоро прибудут.
-Отлично. Если через два часа не появятся, то будете ремонтировать сами. Понятно? – начальника службы безопасности давал понять, что его не волнует отсутствие необходимых знаний и навыков по ремонту кондиционеров у его подчинённого.
-Слушаюсь! – подобострастно рявкнул в ответ дежурный.
-Жду, - и Дергунов отключил связь. Под влиянием ли неуёмной жары или от прихода пришельца в город, ему послышалась в подобострастии дежурного явная издёвка. Словно тот хотел сказать начальнику, что, мол, через два часа его может и в живых уже не быть. Или если спасётся от прихода Лиха, то точно с должности снимут. «Поговори мне ещё» - ворчливая мысль заставила всё лицо покрыться недовольными морщинами.
Дергунов, забыв про остывший кофе, встал наконец из кресла, и подошёл к холодильнику. Как он мог забыть о том, что внутри этого белого ящика находится спасительная прохладная влага. Он вытащил из холодильника сок и отпил прямо из пакета. Ледяная струя, весело журча, потекла в раскаленное воздухом горло. Он чувствовал, как напряглись, словно замерзающие ото льда, связки, но сейчас ему было не до них. Он всем своим сознанием словно оживал от выпитого им сока. Снова был способен мыслить и думать и решать, словно проснувшись от спячки, он услышал гудки машин за окном и даже какое-то тревожное, но всё же совершенно реальное, пение птиц.
Вернувшись к рабочему креслу, он уложил в него свое сморщенное, но всё ещё крепкое тело и вновь вгляделся в мониторы. Увиденное поражало. Эвакуационная служба приступила к своим прямым обязанностям. Они убирали с предполагаемого пути Лиха все препятствия. Улицы пустели. Город накалялся солнцем и страхом. Какая-то бабка, стоя на опустевшем тротуаре и размахивая своей клюкой, вздумала обругать Лихо и град битого стекла от окон дома, возле которого она стояла, завалил её. Когда же отзвенели падавшие на камень осколки, шокированная старушка стояла на прежнем месте, как ни в чём не бывало. Сквозь муть поднявшейся пыли было видно, что почти вся её одежда превращена осколками в лохмотья, но на самой ней нет, ни единой царапины. Бабка медленно, словно боясь расплескать невидимую чашку с водой в руках, повернулась к ближайшей арке, ведущей во дворы, и бысто-быстро засеменила внутрь.
Что-то очень знакомое показалось Дергунову во всей этой ситуации. Лихо не причинило, по сути дела, никакого зла. Словно пальцем пригрозило, да и всего делов. И проследовало далее, не отвлекаясь на мелочи. А знаком было само отношение пришельца к подобным ситуациям. В одном из городов при посещении этим непонятным объектом на улицу прямо поперёк дороги выехала детская коляска с, находящимся внутри, грудным малышом. Лихо, практически не сбавляя хода, подошло к коляске и лишь возле неё резко остановилось. Стоящая на тротуаре и в ужасе прикрывшая рукой рот, нерасторопная мамашка смотрела на всё это, оцепенев, и не зная, что ей делать: бежать ли к ребёнку или кричать, зовя на помощь. А Лихо, заглянув в коляску, весело рассмеялось и мягким движением откатило коляску прямо к родительнице. Та, опомнившись, выхватила своё чадо и малыш, словно вторя пришельцу, тоже весело захихикал, обрадовавшись матери. Лихо же вышагивало дальше.
Ребёнок в коляске, бабка под стеклом, потушенный дом… Все эти события словно звенья одной цепи вели Дергунова к пониманию какой-то сущности. Нужна была информация. Нужно было много информации.
Уже давно его седую голову посещала мысль о том, что тот, кто владеет информацией, способен не просто изменять и кроить этот мир, так как ему заблагорассудиться, но и сможет предугадывать будущее. Не предсказывать как пророки, прорицатели и ясновидящие, а именно предугадывать. Или лучше сказать прогнозировать. Он с детства запомнил одну забавную шутку: предложить собеседнику вырвать у него одну волосинку, а потом сказать, что будет завтра. И когда собеседник согласиться, дёрнуть-таки волосинку (а это больно) и сказать, что завтра будет такой-то день недели. Это шутка, но знание календаря уже тогда определяло, что ты не ошибешься и, даже в такой шутливой ситуации, тебя не назовут лгуном. А дальше - больше. Зная, что задали на дом можно получить хорошую оценку. В институте понаблюдав за преподавателем и зная, что когда последний приходит на практику с бодуна, то готов подписать любую сделанную работу, да и не сделанную тоже, лишь бы все отстали и не беспокоили. А воспользовавшись ситуацией можно было подпоить того же преподавателя в нужный момент времени. Чем не управление внешним миром в нужную тебе сторону? И чем лучше узнаёшь людей, чем лучше узнаёшь их привычки и желания, тем удобнее всеми ими управлять. Дурака надо обмануть, хвастуну подпеть, жадному предложить денег. Всё как в детской песенке – люди и не думают меняться. Но, то люди, а весь остальной мир? Да то же самое практически. Разве не предсказывают погоду метеорологи, получая информацию о перемещениях ветра, о температуре в соседнем регионе, о показаниях атмосферного давления? Разве не подсказывает опыт строителю, что если вот тут не подпилить, а тут не приварить, то вся конструкция рухнет и даже можно сказать, когда и при какой нагрузке? А шахматы? Чем больше играешь, тем играешь лучше, просто вспоминая какие ходы были успешными в той или иной партии. Просто нужно всё правильно рассчитать. Количество ходов в целом бесконечно, но для конкретной ситуации, оно легко рассчитываемо. Недаром же компьютеры, рассчитывающие и анализирующие все заложенные в них партии стали обыгрывать людей. И если бы Дергунов верил в Бога то, наверное, решил бы, что Создатель не знает нашего будущего, но способен его мгновенно рассчитать учитывая все влияющие на нас факторы. Просто обладая всем комплексом информации. Чуть поменялись факторы, и готов новый расчёт нашего бытия. И потом,у чтобы человек не планировал, всё  это Ему было бы смешно. У Него больше информации и поэтому Он лучше знает, как и что будет. И Он знает, где и что надо изменить для изменения наших планов. «Аннушка уже разлила масло…» - так это вообще самый достойный пример. Правда эта реплика принадлежит вроде как сатане, но суть остаётся прежней.
И Дергунов собирал информацию. Практически везде одно и тоже. Кроме, пожалуй, ситуации с алкашом, благодаря которой и была спроектирована первая, теперь уже провалившаяся, фаза операции. Везде Лихо шагало к центру города и взрывало его. Почему к центру? Что манило его туда? Почему вообще была необходимость, что-либо взрывать, создавая хаос. Чего-то не хватало для того, чтобы найти правильный ответ на эти вопросы.
Фёдор Михайлович всё смотрел на монитор, который через камеры показывал, как Лихо приближалось к третьей засаде. Он всё ждал, что непрошенный гость, как в каком-то старом кино, посмотрит в камеру и через пучки проводов заглянет прямо в душу начальнику безопасности. Но этого не происходило. И долго наблюдал Дергунов за движениями этого шагающего чуда природы или посланника адовой бездны. И монотонность шагов, словно тиканье маятника, одурманивали и заволакивали глаза. А может это всё та же жара, потом текущем с лысеющего лба, застилала взор. Вот веки уже сомкнулись и в жарком забытье  Дергунов увидел пришельца. Тот сидел на разделительной полосе, а вокруг него дымились разрушенные здания. Лихо сидело, поджав под собой ноги, а в руках держало чашку с кофе. Чашка была та самая, которую принесла Зина. Его любимая чашка на работе. Лихо держала чашку двумя руками и на обеих же руках чопорно оттопырив мизинцы. Дергунов вглядываясь в ухмылку на лице, услышал голос странного и устрашающего пришельца: «Хреновая у тебя безопасность, начальник!»


-Фёдор Михайлович, тут бумаги надо подписать. – Голос Зинаиды привёл его вновь в сознание. Дергунов, очнувшись, открыл влажные от пота глаза и посмотрел в ту сторону, от куда раздавался голос девушки. Она стояла рядом с креслом, и взор его упёрся в, видневшиеся из под короткой юбки, загоревшие и гладкие ляжки, без каких либо признаков целлюлита. Девочка явно следила за собой и ухаживала. Вид молодой бархатной кожи и достигающий его носа запах женских волос сразу приковали все его мысли. Какое-то немыслимое желание требовало от него протянуть руку и дотронуться до открытой части женской ноги и слегка касаясь её подниматься всё выше и выше, туда где под трусиками были скрыты все желаемые и манящие прелести.
Дергунов выпрямил спину и потряс головой. «Делом надо заниматься, делом. В городе чертовщина творится, а меня на баб тянет. – Он сердито смотрел на поверхность стола, а Зиночка стояла рядом в терпеливом ожидании. - Вот что она пришла? Только от работы отвлекает. Что подписать? Зачем подписать? Через час-полтора от города может ничего не останется и все эти бумаги будут просто лишним хламом. А с другой… Когда всё закончится благополучно (если конечно благополучно) то дела должны будут вестись в обычном порядке».
-Давайте бумаги!
Он почувствовал как в протянутую руку легла канцелярская папка и положил её на стол. Открыв, начал внимательно просматривать, что принесла ему секретарша на подпись. «Всегда смотри, что подписываешь» - напоминал он себе древнее правило, не раз помогавшее ему избежать опасности. Но в бумагах не было ничего особенного. Быстро подписав листы с просьбами, жалобами и заявлениями, он, аккуратно уложив всё содержимое, громко захлопнул папку и передал её Зине. Покачивающиеся бёдра вновь удалились.
Дергунов посмотрел на стол и, увидев стоящую на нём чашку, сразу вспомнил свой странный сон. Но тут, же ему в голову пришла мысль, что он сегодня не, то что не обедал, но даже и не завтракал. А закинуть в желудок хотя бы пару бутербродов было просто необходимо, иначе голова откажется соображать. И очень захотелось курить. Вновь просыпалась древняя привычка, давно им побеждённая, но иногда, в стрессовые моменты жизни пытающаяся пробудится в сознании и, подобно шипению змеи, изводящая разум. Но курить он сейчас не будет. И так в комнате не хватает кислорода, а огонь трубки поглотит остатки. А вот поесть всё же было необходимо. Дергунов наклонился к селектору и, низко наклонившись к столу и нажав вызов, проговорил в микрофон:
-Зинаида, сделай мне пару бутербродов с икрой.
-Хорошо, Фёдор Михайлович, сейчас приготовлю и принесу. – Воркующий нежный голосок вновь сбил его с мыслей о работе и надвигающейся беде на страстное желание обладание женщиной, сидящей в соседней комнате.
-Блин! Твою мать… - отключив связь, выругался он на самого себя и на собственное желание.
Дергунов облокотившись локтями о поверхность стола, устало потёр глаза. Потом виски и попытался вновь мысленно сконцентрироваться на том, что творилось за стенами его здания. На том пришельце, который шагал к центру города. Но помышления его вновь вернулись к Зинаиде. Хотя и в несколько ином ракурсе. Даже очень неожиданном для Дергунова.
«Что же ждёт это создание впереди? – думал он. – Вот умрёт её отец (а ранее она никак не получит все его денежки) и что? Будут дома, квартиры, машины, яхта. И что? Будет ли у неё любовь? Будет ли рядом любимый человек? А ведь женщины в большинстве своём так нуждаются, чтобы был рядом мужчина, который будет говорить ласковые и нежные слова, который будет обнимать и целовать. Который будет заботиться. А вот как позаботиться о такой вот девушке? У неё же всё есть. Многие мужчины просто неуверенно будут себя чувствовать рядом с ней: ведь из роли добытчика им придётся принять роль потребителя. А какие же это тогда мужики? Любой уважающий себя мужчина хочет быть героем в глазах, той, которую желает обольстить. Вот и будут её обходить стороной те, что имеют ниже достаток или более ущербное социальное положение. Ей надо будет искать равного, а они ведь избалованные потому, что с детства привыкли, что всё для них и от неё будут требовать того же, а она сама не против потребовать всё чего желает. Тем более пройдя тот путь к богатству, по которому идёт сейчас (до Дергунова уже доходили слухи о том, что ради нужной информации или связей для своего отца и, в конечном счете, для себя, Зинаида уже не раз раздвигала прелестные длинные ножки перед нужными ей людьми), она будет думать, что имеет право на всё. Вот и будут ссоры и споры, кто кому должен и кто кого откуда вытащил. А ведь может и найтись такой, который просто будет желать её денег, её состояния и будет трахать  ее, обманывая, что любит. И в какой-то момент времени она застанет его с горничной, кухаркой, домработницей... да неважно с кем. И выгонит его. Вернее попытается. Он ведь не дурак терять такую кормушку. Не для того он столько сил потратил и нервов. И кинется утешать и лебезить: говорить, что это была ошибка, затмение нашло и всё такое… И много ласковых слов наговорит. Она и растает. И, скорее всего, даст себя уговорить, иначе ждёт её одиночество и поиск новых связей. А ведь хочется тепла, ласки и внимания. По-прежнему хочется. Женщине в любом возрасте хочется тепла, в любом возрасте ласки, в любом возрасте внимания. Так и будет ходить обманутая, но закрывшая на всё это глаза. Хорошо если не дойдёт до найма мальчиков только для того, что бы успокоит разгоревшуюся плоть…»
Сигнал вызова с ненавистного телефона прервал ход мыслей Дергунова.


Ненависть к телефонному аппарату была настолько сильна, что Фёдору Михайловичу хотелось, невзирая на то, что нужно всегда оставаться спокойным, разбить его. И не просто разбить: уничтожить взрывом, расстрелять из крупнокалиберного пулемёта, изрубить топором на мелкие куски. Чёрный агрегат, стоящий на столе внушал ужас тем, что мог сообщить. Кое-что Дергунов видел и сам по монитору. Когда пришелец должен был подойти к тому месту, где была заложена на его пути мина, Фёдор Михайлович от напряженного ожидания весь подался к экрану, словно желал залезть внутрь и самолично поставить ногу пришельца на взрывное устройство. Он смотрел во все глаза и когда произошёл взрыв, вглядывался в бушующие на экране краски огня и дыма, пытаясь разглядеть в этом пекле свой триумф. И когда обломки зданий, что стояли вокруг мины, улеглись, наконец, на земле и пыль осела, он счастливо рассмеялся. Но вдруг как-то спохватившись, поразился увиденному им странной картиной: одно из зданий стояло, как ни в чём не бывало. Дергунов почувствовал как затряслись его руки и сердце, сжатое спазмом ужаса, забилось в грудной клетке часто-часто, желая покинуть живую плоть и спрятаться там где его никто не найдёт. «Где же оно, где?» - переключая камеры, развешенные вдоль всего маршрута, Дергунов пытался найти Лихо и его поиски увенчались успехом. Лучше бы если было наоборот.
Пришелец шагал всё дальше и дальше и через час должен был достигнуть центра города и вот тогда произойдёт неминуемое. И не быть Фёдору Михайловичу главой службы безопасности. Фактически это уже и был провал всех операций, а взрыв как будто помог Лиху приблизиться ближе к цели на несколько километров ближе к цели. И только одна зацепочка, одна тоненькая ниточка мысли, что вела куда-то в глубины сознания, давала надежду на то, что ещё можно было всё изменить к лучшему. И именно в этот момент телефон потребовал к себе всё внимание Дергунова.
-Фёдор Михайлович, оно миновало препятствие. Мы нашли нашего сапёра. После того как он активизировал зарядное устройство, ему оторвало обе руки. Когда мы подошли он сидел на полу, смотрел на окровавленные обрубки из, которых торчали обломки костей, и плакал. Смотрел и плакал, плакал и смотрел…
Голос из аппарата к концу доклада становился всё тише и уже дрожал, когда были произнесены последние слова.
-Сапёра конечно жалко, но операция не закончена. – Деловым тоном прервал причитания начальник службы безопасности. Он не врал: в сердце, зажатом в тисках, действительно дрогнула мышца жалости. Слабенько-слабенько, но дрогнула. А он не мог сейчас поддаваться подобным эмоциям. Только полностью сохраняя самообладание, он мог продолжать, что-либо предпринимать и удерживать контроль над ситуацией и над подчинёнными. – Доложите что с тем домом, который устоял при взрыве.
-Да дом как дом. – Подчинённый всё-таки нашёл в себе силы взять себя в руки. – Перед началом операции из него, как и из окрестных домов, эвакуировали всех людей. А вот про одного инвалида забыли. Он не может ходить и живёт совсем один. Пока проснулся, пока садился в коляску, пока пытался открыть дверь, спасатели уже покинули дом вместе с остальными жильцами. А инвалид так и был дома во время взрыва.
Вот. Вот теперь всё вставало на свои места. Дергунов вспомнил и ребёнка в коляске, и старушку под стеклом, и потухший пожар. Всё встало на свои места, как в причудливой, яркой до ряби в глазах, мозайке из мешанины непонятных деталей.
-Приказываю срочно прибыть в центр города и ждать дальнейших распоряжений!
-Есть! – голос принявший его команду, вновь был собран и готов к действиям.
Дергунов вернул трубку на место и словно почувствовал прохладный ветерок, скользивший по комнате и оживляющий его. Его сотрудник был готов выполнить приказ. Но на сотруднике не было ответственности за принятия решения, и поэтому он перестал нервничать, полагая действия начальства верными и послужацки веря, что начальству виднее как необходимо поступить. И Дергунову действительно было виднее. Дергунов ведь обладал всей необходимой информацией. И даже следующий звонок телефонного аппарата он воспринял просто как данность бытия и не более. Однако когда он поднял трубку и поднёс её к уху, пластик под ладонью покрылся испариной.
- Слушаю, господин президент…
- Конечно, господин президент…
- Мне, господин президент…
Он не заметил, что уже не сидит в своём мягком кожаном кресле, а стоит рядом с ним по стойке смирно.
- Понимаю, господин президент…
- Все меры приняты, господин президент…
- Будет сделано, господин президент…
Дергунов положил трубку и со стоном плюхнулся в кресло. Он чуть не плакал. Два года упорной работы. Пот и кровь. Всего добился. И на тебе. Появляется чёрт знает что… Идиот какой-то шагающий… Бред на кривых ножках… И вся работа коту под хвост. За все разрушения придётся отвечать лично ему. Естественно раз ты начальник обороны города, то вынь да полож безопасность. А как её обеспечить, если вообще не понятно, что на них надвигается. Впрочем, снова прохладным ветерком окатила его возникшая мысль и Фёдор Михайлович, успокоился и начал думать. Он вырвался так далеко во власть не только за усердие и умение убирать конкурентов. Он ещё умел заранее (обладая всей необходимой информацией конечно же) понять, что будет угодно начальству и вовремя рапортовать об успехах. И сейчас он уже точно знал, что нужно делать. Мысль выкристаллизовшись за сотые доли секунды в голове была ясна и на удивление проста: Лихо идёт туда, где людям уже стала невыносима их собственная жизнь, но сами себе они боятся в этом признаться. Ведь тогда придётся, что-то менять, а лень, толстый слой подкожного жира, мягкий диванчик и телевизор не дают этого сделать. Заставляют, как во все времена, прятаться в уголке и питаться подачками судьбы. Дергунов заметил, что в каждом городе, где Лихо взрывалось, в самом центра стояли лишь административные здания. И хотя на момент подхода пришельца все эти здания были пусты, Лихо словно показывало, что рыба по прежнему гниёт с головы и ничего в этом не изменилось. Лихо не боролось с самими людьми, оно боролось с организацией, с самим социумом. А те напрасные жертвы, что сегодня были перемолоты жерновами жизни, всего лишь пытались встать на пути изменений. А, как известно, не буди Лихо покуда оно тихо. Дергунов даже понял от чего в одном из городов Лихо ушло от простого приставания пьяного человека. Видимо оно почувствовало, что в нём действительно не нуждаются. Оно просто опоздало и никто уже ничего не хочет менять. Вот и ушло. А город тот вымер. В течение года всего-то и вымер от какой-то очередной «чумы века». Отсюда и разрушенный дом, который надо было разрушить, и убитые озлобленные беспризорные шавки и прочее и прочее. «Да уж! – думал про себя начальник службы безопасности города. – Цели его ясны, но методы мягко (очень мягко) говоря, странные. И именно от того и непонятные». Но теперь он понимал Лихо, а понять значит предсказать все, что будет пришелец делать дальше.
И теперь Дергунов чётко знал, как ему остановить непрошенного, не желаемого, чуждого их городу гостя. Решение было просто как никогда. А ведь и надо было всего-то собрать человек двадцать-тридцать стариков, детей, инвалидов и запереть во всех административных зданиях в центре. И лихо не сможет уничтожить эти здания, прикрытые живым щитом из ни в чём не повинных людей. Это было просто и рационально по отношению к той опасности, которая надвигалась на всех. Город будет спасён и он останется на своём месте. Правда оставалась ещё колкая мыслишка в разгорячённом чудовищной жарой сознании о том, куда всё таки денется пришелец, поняв, что разрушать город нельзя. Для него, для Лиха нельзя.
Тут же острой иглой боли в виске ещё одна мысль запульсировала по венам. А вдруг лихо это всё не остановит. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Либо пан, либо пропал. Или грудь в крестах или голова в кустах. На обдумывание последствий не было более времени. В случае провала он обречён.
-Фёдор Михайлович, вы извините, что так долго… Я вам поесть принесла.
Дергунов охваченный нешуточными заботами, молниеносными мыслями и бедами с которыми ещё предстояло управиться, раздумывающий кому и какие приказы надо успеть отдать, совершенно не заметил, как она подошла к столу. Стук фарфоровой тарелки и вид бутербродов с аппетитной красной икрой отвлекли его на мгновение от всех его планов. И этого мгновения хватило, чтобы сознание вынырнуло из глубин логики и разгаданных загадок и обратилось во внешний мир. Дергунов посмотрел на девушку, что стояла перед ним, на её тонкие холёные руки с острыми накрашенными ногтями, на соски, что по-прежнему выпирали сквозь одежду, на мягкую загорелую кожу, на прямые длинные волосы, волнами ниспадающее на красивые плечи, на очаровательное личико с мягкими губами и в первые за всё время их знакомства не испытал к ней ни каких чувств как к женщине. Скорее что-то отеческое шевельнулось в нём по отношению к этому созданию. Как она теперь без его защиты? Как теперь её папа без его помощи? Ведь если у него не получиться, то больше ничем помочь он её не сможет. Вряд ли новый начальник будет держать её секретарём. И поддавшись этому душевному порыву, он сказал:
-Уезжала бы из города, Зиночка. На всякий случай.
-Нет. Я никуда не поеду.
Её ответ заставил пристально вглядеться Дергунова в испуганное лицо молодой женщины. Он смотрел на слезинку, что катилась по щеке Зиночки, сверкающей на солнце полосой, и никак не мог отвести свой взгляд.


Дергунов стоял поперек улицы прямо на разделительной полосе, вполне возможно в том самом месте, которое привиделось ему вот совсем недавно во сне. Он ждал Лихо. И он видел, как оно приближается. Вот оно идёт по пустому проспекту. Опущенные руки болтаются плетьми вдоль тела. Марширует, нелепо приседая при каждом шаге, с глупой ухмылкой на лице. В кожаных штанах и чёрной шёлковой рубахе. Каблуки подкованных ботинок звонко цокают по раскаленной мостовой, оставляя в нёй вмятины. Всё ближе и ближе.
Когда оно подошло, чуть ли не в плотную, Фёдор Михайлович достал из подмышечной кобуры (как давно уже не надевал он предмет своего снаряжения) тяжелый крупнокалиберный пистолет и направил на Лихо. Он старательно отгонял от себя мысли выстрелить, боясь, что незваный гость почувствует её и тогда ему, начальнику службы безопасности города, придёт конец. Но и в тоже время Дергунов был готов нажать на спусковой крючок, взведённого оружия, в любой момент времени.
А Лихо, не дойдя до смотрящего на него ствола буквально одного шага, остановилось. Повертело взъерошенной головой по сторонам и, видя закрытые палатки и магазины, из которых служба эвакуации вывела всех людей, весело сказало:
- Жаль закрыто всё. А так хотелось свежего пивка попить.
Дергунов почувствовал в своём последнем поступке полное отсутствие всякой рациональности. Полное отсутствие логики. Он устало опустил руку, в которой сжимал горячее, как и всё в этом распластавшемся под солнцем месте, оружие и ощутил как все его годы, весь возраст его массивным грузом одиночества давят на него. А Лихо развернулось и пошло в обратную сторону.
И тотчас хлынул дождь. «Как в сказке. – Лениво подумалось начальнику службы безопасности, вспоминая полузабытые образы. – Как в сказке. Только в сказке дождь прохладою смывает всю грязь и вонь, а у нас тут всё по-другому». И верно, ливень хоть и был сильным, но при всём при этом был и тёплым и ничуть не собирался остужать это разморённое пространство. Но, не смотря на эту теплоту, не смотря на то, что асфальт, омываемый этим дождём, словно изрыгает обратно в воздух, накопленный за день, жар, от которого в носу словно обжигает все рецепторы, Дергунов вдруг распрямился всей своей широкой спиной и облегчённо вздохнул. Непонятное ощущение неуёмной и светлой свободы сбросило всё тяготившее его. Капли, словно резиновые шарики, колотили по его прошедшему огонь и воду телу. Краем глаза он заметил какое-то движение и увидел как рядом с входом в закрытый магазин игрушек под струями того же самого дождя, под которым стоял и он, танцует маленькая девочка лет шести в белом, с красными цветами, платье, успевшем уже промокнуть насквозь. Недалеко от танцующей девочки, в джинсах и кожаном жилете звездолётчика, стоял мужчина и, так же как и Дергунов, смотрел на эту девочку. Очевидно, это был её отец. Дождь стекал по волосам и рыжей бороде мужчины, но тот, похоже, только радовался этому.  Улыбка не покидала его лицо не на минуту, а глаза пристально следили за ребенком, бегающим по лужам. Кто были эти люди, как их занесло в этот город, и почему они оказались в зоне эвакуации совершенно не замеченные сотрудниками подчинённого ему ведомства Фёдор Михайлович не знал, но глядя на их фигуры и, как и они, чувствуя на себе воду небес, он вспомнил давно позабытые слова самой любимой им женщины. «Когда после неимоверной жары начинает идти дождь, то все люди выходят и танцуют под ним. И видимо в этом и есть равенство всех людей» - говорила она, когда десятки лет назад они, обнявшись, стояли под вдруг опрокинувшимся с набежавших туч дождём. Он вспомнил любимую и словно свет радости озарил его лицо.
Дергунов вновь обернулся к уходящему Лиху и ощутил как маленький, словно зажженный от крохотной спички, огонёк прежних чувств, прежней любви разгорается в его сердце. Сначала такой же незаметный как искорка, огонёк подпалил и поджог всю дрянь и мерзость, что копилась в душе этого пожилого человека годами. И душа очищалась. Конечно теперь, когда всё закончилось, он мог вернуться к прежней должности. Час назад, глядя на бегущую по лицу Зины, слезинку, он отказался от планов на «живой щит» и никто не осудит его, а уход Лиха и практически в целости сохранённый его, непонятно как родившимся поступком, город давали права даже требовать награды. Но он уже не хотел. Не зная, что изменит в городе приход странного гостя, Дергунов всем своим естеством понимал, что ему прежним уже не быть. Лихо дало ему второй шанс. И Фёдор Михайлович не собирался мучиться над вопросами, почему ему и чем он заслужил. Ведь найдя на улице пятак никто, не спрашивает себя, а достоин ли он его находить и чем он заслужил сию находку, и может пятак вообще не для него. Так ведь и не поднимешь и мимо пройдёшь. Но ведь поднимают, не задумываясь над этими вопросами. Ведь не важно, как и для чего лежит здесь эта монета, важно как её теперь потратить. Так и с каждыми даваемым человеку шансом, не смысла размышлять, как получил и за какие такие заслуги. Просто используй всё во благо и по назначению. И Дергунов собирался использовать свой новый шанс, так как надо. Правда, пока не совсем было понятно, как использовать, но так не все ответы даются сразу. Это было бы слишком просто.
«Столкнувшись с чертом, поневоле задумаешься о Боге. – Дошла до его сознания не хитрая мысль. – Что ж… Чёрта я вот только повидал…»
И прежде чем покинуть место встречи со странным существом, он ещё какое-то непродолжительное время смотрел, как Лихо уходит из города.