Сеанс энергобиотерапевта

(продолжение рассказа "Как я работала в астрале")

Сеанс решено было провести у меня дома. Элла сказала, что для этого потребуется одна свеча, рис, молоко и капустный рассол. Когда приехал Антон, я дала ему денег и отправила за всеми этими атрибутами, а сама занялась уборкой. Правда,  почему-то я попросила его купить не одну, а 3 свечи.
В моей голове постоянно вертелись слова из песни: «За это можно всё отдать
                И до того я в это верю….»
У меня в кошельке оставалось 330 рублей, и я думала, хватит ли мне расплатиться за сеанс. Есть ли деньги у Антона, я не знала, но я действительно была готова всё отдать.
Вернулся Антон и принёс сдачу: две десятки и мелочь. Он положил всё на журнальный столик.
В назначенное время приехала Элла, но не одна, а с Людмилой,  известной шаманкой.
Ещё в прихожей они сказали мне, что просматривали ситуацию и видели в пространстве наши приготовления и какие-то мелкие деньги, что-то вроде двух-трёх  десяток на столике. Когда мы вошли в комнату, Людмила сказала: «Вот  так я и видела. Эти деньги уйдут на оплату медовой свечи, которую мы принесли с собой,  и ещё, мы ошиблись, заказав одну свечу, в вашем случае их понадобится 3».  Я обрадовалась, что сумела это предвидеть.
Я всё ещё находилась в состоянии повышенной чувствительности и ощущала, что Элла и Людмила хорошо защищены, казалось, к ним и подойти на близкое расстояние нельзя. Стоит экран.
Я предложила гостям кофе.  Попивая кофе, Элла и Людмила, не спеша, расспрашивали меня  обо всех моих домашних, о том, что происходило со мной, когда я ощущала Антона в астрале. Я отвечала осторожно, и не рассказывала и половины того, что я тогда видела и чувствовала. Мне самой казалось всё это настолько невероятным, что было неудобно говорить об этом с посторонними.
  Уже прошло часа полтора, Элла потихоньку, наводящими вопросами, выудила у меня почти всё.  Но за Антона она так и не принималась.
Я уже рассказала и про то, что моё астральное тело поднималось над физическим, а я его вернула, на что она сказала: «Если бы ты полностью вышла из тела, тебе работать было бы гораздо легче, и обзор был бы лучше»;  и про то,  каким огромным стало сердце при упоминании о дочери, так что я из-за этого прекратила работу. Элла заметила: «Вот это зря. Просто надо было стать больше сердца и работу продолжать»
 Круг её вопросов всё сужался,   я уже  устала от них. В конце концов, я не выдержала: «Что, вам и про то рассказать, как я спрятала душу Антона в сердце?».
-Ну вот, наконец-то. Вот теперь мы и займемся Антоном. Мы видим, что у него души нет, а без души, мы бы исцелять не взялись. Только зачем ты её в сердце затолкала? Душе место в теле, рядом с сердцем.  Перво-наперво душу надо освободить.»
-А как?
-Затолкать сумела, сумей и освободить.
         -Но, я не знаю, как это сделать.
         -Ладно, сделаем сами.  Обычно, мы просим всех уйти, когда мы работаем, но тебя оставим. Мы поставим тебе лёгкую защиту, только ты, пожалуйста, не во что не вмешивайся и ничего не комментируй, если тебя не попросят»
 
И они принялись за Антона. На это ушло почти 2 часа. Людмила занялась головой Антона, а Элла позвоночником. И когда она проходила пальцами по каждому позвонку,  они как бы раскрывали перед ней всю жизнь Антона от младенчества до этого часа. И не только его жизнь. Элла рассказала про его деда, которого он не знал вообще, так как дед умер, когда отцу Антона было всего 2 года, рассказала об отце, затем о личной жизни Антона и даже стала говорить с ним по-испански  (Антон окончил институт иностранных языков).

Ко мне она обращалась изредка, спрашивая, вижу ли я потоки энергии, но я  ничего не видела. Но когда Элла спросила, вижу ли я сердце, я  увидела его. На этот раз оно было похоже на теннисный мяч.
Элла засмеялась: «Как сестрёнка тебе сердце-то упаковала. Упругое какое. Ну вот, сейчас душу-то и освободим, сердцу и легче станет. О, да ты ещё и первую любовь в сердце хранишь. Хватит, отпусти. И тебе и ей лучше будет. Поблагодари её за всё хорошее, прости за плохое и у неё прощение попроси, отпусти с миром».

Весь сеанс я мужественно  молчала, если меня не спрашивали, но один раз я едва удержалась от комментариев.
Когда Элла стала рассказывать об отце Антона, она сказала: «Антон, разве твой отец был офицером? »
- Нет, он был рядовым.
- Странно, но он носил офицерскую сумку,  а кожа так хорошо хранит информацию. Я вижу боевые действия.
- Отец был на японском фронте, но там до боевых действий дело не дошло. Может быть, я не знаю точно.
- Ладно, пойдем дальше.

Вот тут-то  мне и захотелось вскочить со стула и закричать как лягушке-путешественнице:
 « Это же планшетка моего отца! Это же планшетка моего отца!»

 Мой отец был командиром взвода, он был ранен под Кенигсбергом. После смерти отца мама вышла замуж второй раз. Отчим носил планшетку отца очень долго. Но Антон про это не знал. Он младше меня на 9 лет. Он никогда не видел эту планшетку.
Я едва сдержалась.

После того, как что-то было исправлено в биополе Антона, Элла перешла на физический уровень и стала вправлять  позвонки. Затем она сказала: «Придётся делать перекат».
Она велела Антону встать с ней спина к спине, сцепиться руками, а затем подняла его на своей спине и встряхнула. С первого раза ничего не получилось. Антон стеснялся, что его поднимает хрупкая женщина. Элла убедила его отбросить стеснения, иначе ей придётся делать это несколько раз. Антон постарался выполнить все требования Эллы, и во второй раз всё получилось, я услышала лёгкий хруст,  и позвонки встали на место.
После этого Антоном занялась Людмила. Она  просмотрела причину автомобильной аварии,  описала место аварии, спутников Антона, детально описала их внешность и действия. Антон удивлялся точности её описаний. Авария произошла у воды, и Людмиле понадобилось какой-то ритуал произвести у реки.  Антон вызвался проводить её.

Мы остались с Эллой. Элла завела  незначительный разговор, но при этом всё время  задавала  мне  неожиданные  вопросы. Я сначала, не задумываясь, отвечала на них. Потом стала улавливать в них определённую логику.  Наконец, отвечая на очередной вопрос, я произнесла слово «ведунья».
-Ну вот, ты себя и обозначила. Ты – ведунья.  У тебя дар. И если он есть, от него никуда не деться. Он всё равно себя проявит рано или поздно.

Вернулись Людмила с Антоном.  Мы  немного перекусили, и пора было расставаться. Я спросила, сколько нужно заплатить за сеанс. Людмила сказала, что в России считают, что такие сеансы надо делать бесплатно, но они живут только этой работой, а  если они займутся другой для пропитания, то они просто потеряют квалификацию. Здесь, как и в любой работе, очень важен опыт. 
За сеанс они брали немного, всего по 150 рублей каждой. Я принесла деньги, положила на стол. Мы продолжали говорить о чём-то, но мне было как-то неспокойно. Будто я что-то забыла. И вдруг опять слова из песни: «за это можно всё отдать…» А у меня осталось ещё 30 рублей, три десятки. Я вскочила, принесла ещё по десятке. Элла удивилась, а  я объяснила, что у меня это как-то внутри, так мне нужно.   

Уже темнело. Это хорошо, ведь  по дороге они ещё должны будут отливать молоко за нас, и будет меньше любопытных глаз. Мы  обнялись на прощанье. Теперь Элла и Людмила сняли защиту,   это чувствовалась по теплу, которое пошло от них потоком и обволокло нас с Антоном.

 Мы с братом ещё посидели, поговорили. Время от времени нас накрывало тёплой волной. Это Элла и Людмила отливали молоко за нас.

Вот и Антон собрался уходить. Он попросил меня проводить его до остановки, заодно он разменяет 500 рублей и вернёт мне долг.  Но оказалось, что абсолютно нигде мы не могли разменять эти 500 рублей. В конце концов, Антон сказал : «Я понял, что это твой заработок и менять ничего не нужно». Получилось, что я тоже заработала 160 рублей, если считать ту десятку, что осталась у меня в кошельке.

Была зима. Крещенские морозы. Но у нас с Антоном было какое-то весеннее, беззаботное настроение.