Никому ненужная история, или счастье есть!..

Не знаю, были ли мы друзьями… И любили ли по-настоящему… Однако, нам ничто не мешало считать восемь лет друг друга любовниками, ни разу не очутившихся в одной постели.
Он старше ЕЕ на одиннадцать лет, и у них нет ничего общего. Не красив и даже не умен, совсем не умеет говорить комплименты, безнадежно прост в жестах и в выражении своих эмоций, тогда как она – изящна и капризна (как того и требует данный сюжет)… Требовательна  к себе и к окружающим, человечна, в чем-то даже старомодна и считается обладательницей самой очаровательной улыбки в округе.
Одиннадцать лет разницы сказывались, в первую очередь, на том, что у НЕГО было очень много женщин, а ЕЙ всегда не хватало времени запланировать день собственной дефлорации. С ним. И только с ним! Он ждал, или делал вид, что ждал, но накануне ЕЕ  выпускного вечера, к собственному недоумению, уехал навсегда в другой город.
Он не раз спотыкался, падал, поднимался и снова падал, но однажды не смог удержаться - очутился на дне. Лишился квартиры, работы, друзей. Свободы. Будущего. ЕЁ.
А она продолжала также очаровательно улыбаться… для другого города, для других мужчин и навстречу другой жизни. По рассказам общих знакомых старалась понять ЕГО непонятные поступки, оправдать его падение и решиться сделать шаг навстречу.
После первого письма – летала, задыхалась от опьяняющего возбуждения, шептала его имя, казалось, что ощущала запах его теплых ладоней в незнакомом адресе на конверте… Вновь любила. Или думала, что любила. Или…
Где-то в четвертом письме он женился. …Она даже не сразу поняла смысл этих слов: любимый почерк всегда успокаивал, долгожданные фразы громко перебивали друг друга, а знакомая улыбка заслоняла плохие вести и орфографические ошибки. Для НЕЕ он женился несколькими часами позже. …Сначала она замерла. Захохотала. Встала. Села. Вновь захохотала. Смяла письмо и тут же расправила. Аккуратно положила в конверт и поклялась никогда не отвечать, не желать счастья и любить ЕГО вечно.
Парадокс, - но чем меньше она знала о нем, тем больше думала. Из тюрьмы он ЕЙ не писал. Наверное, некогда было, так как признался спустя время, что именно там он понял, что в жизни любил только двух женщин – ЕЕ и жену (последовательность автора высказывания).
Когда он сделал первый глоток свободного ветра, не знаю, о ком из нас он подумал. Хотелось бы, чтобы обо мне, хотя я уверена, что его жена – неплохая женщина. На дуре он не смог бы жениться. Для него это слишком просто, а он из тех, кто любит книжки в очень старом переплете, с недостающими страницами и со своей историей.
«Новую» жизнь он начал без жены и без особого настроения. Казался каким-то пустым, даже если рассматривать не в контексте жалости. ОНА же в это время продвигалась по карьерной лестнице. Спотыкалась, падала, старалась улыбаться, лежа лицом в луже, и бежать дальше. Затем вновь падала, задыхалась от обиды и беспомощности, шептала зачем-то ЕГО имя… и дальше, дальше, дальше….
 Им не надо было больше встречаться. Или встречаться, но не говорить о любви. Или остаться друзьями.
Не знаю, были ли они друзьями…

…И любили ли они по-настоящему.
Однако, нам ничто не мешало считать восемь лет друг друга любовниками, ни разу не очутившихся в одной постели.