Макушка лета

Макушка лета
Походно-водная повесть

История первая
Прощание
Трещат сучья костра. Сквозь шелест мыслей отдаленно слышится   гитара. Почти у воды полукругом стоят три палатки – рыженькие. Огоньки в ночи.  Долгий день прошел. Невыносимо болят щеки. Первый выход на байдарках. На два дня. В первый и последний раз  маленький рюкзачок. В нем: куртка, кекс и  что-то еще… а… полотенце, паста, зубная щетка, кошелек. Все!
Невероятно, но именно таким было мое снаряжение. А жара стояла невыносимая. Солнце изжаривало тела за несколько минут. Тем более на воде. Куда же понесло нас без шляп, без купальников, без крема! Нонсенс!
 Нет, были  среди нас и нормальные люди. Но не мы. У Светика  - хотя  бы  купальник. Я – в тяжелых брюках, еще дедушкиных. Результат – на лицах. На следующий день, завесив их платками, как паранджей, продолжим путь. Пока мы смачиваем корку на щеках соком свежоочищенной картошки.  С дури, не от большого же ума, прикладываем  на ночь подорожник…  Встанем  с зелеными щеками. Сколько потом крема и сметаны уйдет на мое бедное  личико. Еще долго из-под соломенной шляпки с розовой шелковой ленточкой будут посверкивать розово-зеленые щечки с коричневой корочкой. Любопытные прохожие будут заглядывать под нее и улыбаться многозначительно.  В усы, у кого они  есть.
Пока мы, правда, не о  чем таком не подозреваем.
Мерный шум воды, играющие на легких волнах в пятнашки блики. Сколько потом будет речек. Но эти ивы, зеркально отражающиеся в воде, всегда будут отличаться от прочих. Первые, родные.
 «Я их не увижу никогда. Они перестали приходить на спектакль. Они где-то очень далеко сейчас. Они уходят…» Невыносимо колются ежики-мысли под «людей теряют только раз, а след, теряя, не находят…» жаркой ночью на берегу Истры. Иногда очнусь... Какие дурочки! Обоженными лицами к огню. Конечно, болит.
Утром был песчаный берег рядом с дорогой. Ожидание Аркадича с матросом, сборка байдарок. Матрос. Сердце екает и замирает. Я еще не знаю, что здесь, как на флоте: есть капитан, есть матрос. Двое. Потом уж дойдем до четверых в трехместном «Таймене». Но пока мне неизвестно это название, впрочем, как и другие.
Я ждала. Не ждала, надеялась. Слабо. Чуть-чуть.  Вместо него появилась худенькая девочка в оранжевой юбке-шортах. Издали подросток. Ближе… Вспомнила, она из ЗИЛа (так между собой мы называем наш театр). Ну,  это еще ничего. А то уже подгибались коленки.
Потом было посвящение – легкое прикосновение мокрой лопастью весла к плечу.  Через пару лет заменят на грубый шлепок по попе.
Славно засыпать после долгого дня на воде, сытного ужина у костра в оранжевой палатке. Снятся оранжевые, солнечные, сочные сны.
Утром зеленые обгорелые щечки повергают всех в шок. Носовой платок-паранджа   - единственное спасение.
Первый обнос. Байдарка вытаскивается на берег,   берется на белые - обгорелые плечики и в обход  плотины на спокойную воду. Для девиц переживавших – винцо, мужчинам  переносившим – водочка. Закуска – сало с черным хлебом и зеленью. Благодать!
Первый раз гребу. Вначале весло лишь касается воды, висит в воздухе, надо приноровиться, и пошло, поехало, лодка становится продолжением тела, чувствуешь ее легкое движение вперед по течению к П.Слободе. После полудня размаривает. Весло легко подхватывают более опытные.
 Начинается игра. Двухместный «Таймень».  Я посередке. Матрос-лихач – милая, кустодиевская барышня. Давно ходят с мужем. Сами шьют палатки и спальники. Легкая  - «надо -  сделаем». Муж в этом раз пойти не смог. Место капитана доверено  Левушке. Это потом он станет адмиралом, а пока он только учится.
Я и матрос пригибаемся. Летим под ивовые арки рядом с берегом. Нужно пройти так, чтобы не въехать в берег и не напороться на корягу. Скользишь сквозь арки ив, а где-то внутри приятное и щекочущее чувство: «Про-шли!.. Еще раз!.. Нагнулись!.. Про-шли!…»
Близится П.Слобода. Знакомый холм.  Мимо, мимо этих благословенных берегов, под висячим мостиком, по которому можно идти только в разнобой или по одному. Бревно, подвесные перила  высоко над рекой, кружится голова...
Ну  вот и берег – земля обетованная. Вдали слышен шум электрички. Здесь одноколейка. Есть время просушиться (скользкий берег, оступилась  и  - в воду, одной ногой по бедро), сварить суп, собраться и в Москву. Выходные закончились.
От запахов трав и супа кружится голова, полудремлется: всех  слышишь, все видишь, но как-то чуть сверху. Скоро домой. Не хочется расставаться. Но суп съеден! Пора!
Ни с чем несравнимое удовольствие, вернувшись из похода, скинув надоевшую, пропахшую водой и костром одежду, разлечься в ванной, - а потом, надев легкий халатик или сарафанчик, предварительно вымазавшись кремом, прилечь на диван: просто лежать и смотреть на закат, прорывающийся сквозь крыши за ажурными занавесками. А мысли-ежики?...  Какие ежики?  Забудьте! Не было этого, и быть не могло. Было солнце, байдарки, вода, - блаженство дня, и никаких ежиков…

История вторая
Капитан
«В конце концов, это невыносимо!!! Сколько можно тащить на себе рюкзак! У меня хрупкие плечики и нежная кожа!…»
Пулеметная очередь мыслей…Тяжелый шаг. Слегка покачивает, будто ты большой слон, на спине которого восседает визирь. Скинув рюкзак, взмываешь ввысь легкой бабочкой, наконец-то вырвавшейся из кокона на свободу. О, ни с чем не сравнимое блаженство! Вечер. Речка. Воздух. Пряный, терпкий от колдовской смеси трав. Ведьма-молодуха варит приворотное зелье.
Скрепят колесики тележки. Везешь-тащишь свою байдарку. В ней завтра поплыву я, и не будет в то лето более заботливого и нежного капитана, чем ты.
Мы всегда были добрыми друзьями. С чего это вдруг ты хмуришь брови и делаешь вид, что меня здесь нет. Ты затеял нечестную игру, приятель! Надо бы догадаться сразу, но ко мне ты был  так добр всегда. Как же заметить, что ты сознательно наносишь удар за ударом, опять мило и непринужденно болтая со мной. Кто же знал, что ты намеренно отстаешь, и мы плетемся в хвосте байдарок, пока последняя из них не скроется вдали. А она безумолчно ворчит и брюзжит, недовольная всем на свете. По твоей милости, мой капитан, у кого-то испорчено настроение. В тебя так верили…
Как же аппетитно потрескивают, словно похрумкивают, сучья в костре. Приятная вечерняя суета первого байдарочного дня: стелится клеенка на траву, моются-режутся овощи, хлеб, достаются миски, кружки, ложки, нанизывается на шампура шашлычок. Все как-то само собой устремилось  к импровизированному столу. И только растерянно взирают на нас растерзанные, еще недавно такие упитанные рюкзаки, да треуголки палаток стоят стражами на границах нашего лагеря. Долго, ох, как долго, будут они ждать в эту ночь своих хозяев!..
Ты так любил устраивать праздники для меня! Просто – для меня! Если б знать какую цену платили за них другие.
Лето. Телефонный звонок.
- Кого ты хочешь видеть сегодня?
- А  как же «здравствуй»!
- Мясо, хлеб, овощи, вино, - все куплю… Называй поименно…
- А как насчет сковородок и противней?
- Вымою…
- Сам? Без помощников?
- Почему же… С мылом и наслаждением.
Да, да,  я помню: женщины  не умеют мыть посуду! Ты как всегда прав, капитан!
- Катенька! – произносишь, как «котенок».  Огонек нежности горит в твоих глазах. Нет. Это тлеют угольки. Угольки уходящей любви… Угольки костра.
Вы были для меня самой счастливой парой. Всегда двое, всегда вместе. Нет, трое: ты, она и ваш сынишка. Теперь я не могу уже вспомнить его имени. Ему сейчас столько лет, сколько мне тогда… И имя у твоей жены необыкновенное – Ляна….

Мальчишки лет шести сидят в ресторане. Рядом с отцом – незнакомая тетя. Отец, заговорческим шепотом:
-Только не говорите маме, где мы были…
Ненависть вспыхивает на миг в твоих глазах и… прячется где-то в глубинах твоей рано повзрослевшей души…
Ты не умеешь прощать. Ты не хочешь прощать. Прощение – то же предательство…
Кастет в руке, разбитое дверное стекло. Вы стоите друг против друга: отец и ты - все тот же мальчишка, и сердце тебе разрывает обида за мать…
Разве так можно! Неосторожно… с бензином! Дикая боль, он силится улыбнуться. Извечное пижонство! Зачем нужно было зажигать примус, если есть костер?
А уже звучит гитара, и готов шашлык, и старое, доброе народное средство спасло руку. Как же здорово купаться ночью и слышать родные голоса на берегу, и видеть блики костра. Вода – нежный китайский шелк  -  струится по телу. Песня все еще звучит и звучит…
Открываю глаза… Солнце на цыпочках пробралось в палатку и щекочет наши пятки. Как же не хочется вставать… Доносится знакомое глухое позвякивание: кто-то уже начал собирать байдарку.
Главное – не суетиться! Выползаешь на белый свет. Солнце еще не жарит, но перспектива сгореть уже просматривается на горизонте. Утренний ритуал: умыться самим и помыть посуду. Тарелки, ложки, кружки, - все грязное, липкое. Требуется некоторое мужество, чтобы взять их в руки. Трава и песок – лучшие моющие средства! И вот когда чистенькая посуда посверкивает на солнце, появляется он. Доносится возмущенное:
- Есть же губка и чистящий порошок!
А мы справились без них. Конечно, это чудовищное преступление!
Только после завтрака наконец-то сообщают, кто с кем  идет. Это всегда держат втайне до последнего момента, когда остается лишь перенести вещи в байдарку.
- Со мной очень многие хотели пойти. Можно сказать, выстроилась очередь. Даже обижались. Но я дал слово тебе и выбрал тебя.
О, благодарю Вас, мой капитан!..



Он намазывал ей спину кремом, он укрывал ей ноги своей мокрой рубашкой, чтоб она не обгорела, он разрешал ей не грести, когда мог справиться один, чтоб не устала. Редко встретишь более благодарного слушателя, чем она, и он лелеял свою «жилетку». Мысль о вилке и лапше в ее голове постепенно перерастала  в навязчивую идею. А лодка кренилась под грузом его историй.
Воздух обжигал злыми языками ведьминского костра. Дурман-трава заволокла туманом реку. Где же остальные? Не слышно, не видно… Хотя…  Нарастающий гул!
- К правому берегу! К правому!
Нет,  наша байдарка вонзается в левый песчаный берег.
Деревенские мальчишки смотрят уважительно:
- При-ча-ли-ли… Здесь многие переворачиваются. Потом вещи ловим по всей реке.
Речку  преградила небольшая плотина. Течение быстрое. Байдарки под нее и засасывает.  Каким чудом мы убереглись!
Вечер, костер, палатки. Где-то далеко осталась плотина. Заботливой рукой вырезаны в земле ступени – спуск к воде. Вполне заслуженный отдых.
Звон посуды, гомон, постукивание ножей о сидушки.
Жаркий день утихомирился, как уснувший проказник.
Утро завтра будет чудесным!..
Все еще спят. По реке разносится похрапывание и посапывание. Выбираешься из вязкой духоты палатки к воде. Вода теплая, ласковая.  Не торопясь, входишь в ее парное молоко нагишом. Все вокруг тебе струится, несется, влечет в неизвестность пробуждающегося дня.
Вот дрогнуло его дымчатое веко, вот пробежал легкий ветерок, словно кто-то сладко зевнул, просыпаясь и потягиваясь, и вот уже из-за горизонта выкатывается неторопливо золотистый подсолнух, который до ночи будет лущить проказник-день.
Мы прощаемся с тобой, мой капитан. Ты еще не знаешь об этом. Твои руки еще крепко держат меня. Ты  еще учишь меня плавать. Но что-то уже изменилось. Незаметно, неуловимо. Нам будет еще казаться, что мы идем рука об руку, на самом деле все более удаляясь друг от друга, пока однажды разница не станет очевидной и непреодолимой.
Ты мечтал построить дом под землей, чтобы в окна потолка отражались лишь тени мира, и борзые проносились виденьями по твоим подземным владеньям. А я всегда любила солнечный свет, дыхание свежего ветра. Кондиционеры и лампы дневного света не по мне.
Придет время, мы поймем, что выбрали разные дороги, и они все дальше уводят нас от нежного раннего утра минувшего. Невозвратимого. В будущее – для каждого свое. Мы сами сделали этот выбор.
Выравнивай свою байдарку, капитан!

История предпоследняя
Встреча
Рижский вокзал. Камера бродит по лицам, зданиям, тупо смотрит в асфальт.  Пока еще не прирученная хозяином. Она бывала уже в разных переделках, но в походе…  Наконец кадр установлен, объектив плавно  скользит по рюкзакам, байдаркам и  разномастным физиономиям собравшихся.
- Оператор Александр Данилов.
Юбилейная «макушка». Тянется лента. Горит треугольник стрелки. Время года не помеха. Можно снова и снова возвращаться в лето, надеясь, что пленка не осыпится никогда. Слышится:
- Дождик капал на рыло и на дуло нагана…
А ведь накликаем, накликаем этот самый дождь.
Смотришь по видео кассету. Вроде все так, да не так. Не передать ни фотографиям, ни кинопленке той атмосферы блаженной разнеженности.
- Оттянулись! – как скажет Суз.
  Поход начинается не на вокзале. Гораздо раньше. Вначале всех обзванивает адмирал. Потом объявляется сбор где-нибудь, скажем, в бильярдном клубе.
Летний теплый вечер, московские остывающие после жаркого дня улочки. Крылья платья  ласкает ветер. Стучат каблучки по еще мокрому асфальту. На плече -  только  легкая  сумочка. Тяжесть рюкзака еще впереди.
- Макароны – 1 кг. Саня,  каждый, повторяю, каждый с собой – банка сгущенки, банка тушенки, лучше две, выпивку. Мужики! Вы – пив - ку! Конечно, водку. Девочки – что хотят.
Светочка распределяет  кто что вносит в продуктовый резерв.
- Шашлык, само собой! Кто покупает шашлык?
Все шумят, орут, хохочут, делятся новостями, будто не виделись не несколько  недель, а лет сто.
Давно замечено: когда мы вместе – мы шумные, грохочущие ниагарским водопадом, а так – все  тихие (кто поверит?), иногда застенчивые люди.
Светик с трудом прорывается сквозь гвалт и разношерстый разговор «кто про что».
- Повторяю, с собой каждый – сгущенку, тушенку, выпивку.
Нет, подготовка к походу начинается еще раньше. Зимой. На даче  у Левушки или в Алькиной квартире. Произносится тост:
- За макушку лета!
И нахлынули воспоминания: нелепости, забавные случаи, опасности, - обо всем теперь на берегу, смеясь.
Но есть самый трудный момент похода. Наверно, для каждого - свой.
Последние несколько минут до выхода из дома. Особенно, когда дома никого, только ты, рюкзак и часы - «тик-так, тик-так» - считают  секунды. Ты  уже примерилась к рюкзаку, вскинула, честно говоря, взгромоздила его на плечи: «Тяжеленько!» Снова сняла. Решающие минуты. Сейчас только от тебя зависит, идти ли  - не идти. Проносятся мысли: «Ты же разумный человек», «куда, куда – в грязь, в мокроту», «тебе это надо?»…
- Надо! – цепко держишься за последний аргумент. - Это надо мне!
Все вопросы отметаются. Влезаешь в рюкзак: он на стуле, ты на корточках. С трудом поднимаешься. Ве-дет… Да еще как! Делаешь решительный шаг за порог, оставляя дома еще копошащиеся, на что-то надеющиеся вопросы: «стоит ли?», «может остаться?», «вечером – ванна, душ».
- Где ключи?
Зажаты в кулаке. Дверь захлопнулась, замок заперт. Чувствуя себя космонавтом на Луне, покачиваясь, начинаешь путь. Будет куплена вода «Святой источник», негазированная. С радостью опустишься на свободное  место в поезде (до этого прижимала рюкзак к колонне). Уже легче, значительно. Самое трудное позади. Еще пересадка, несколько остановок, «Рижская» – слава Богу!
Сидишь на скамейке. Ждешь. «Опоздает или нет»,  - лукаво вопрошает жизненный опыт. – «Делайте ставки, господа!»
Вовремя! Вот она! Вдвоем уже легче идти к вокзалу. Странно! Ее рюкзак легче. Вполне объяснимо: продукты в руке. Пока не ясно, что удобнее. Смеясь, подшучивая друг над другом, преодолеваем последние метры.
Все!!! Вокзал. Место встречи – у касс.
А камера начнет снимать только полчаса спустя.



История не последняя.
Стрекозы и топляки.

Дракон. Я к вам попросту. Без чинов.
Е. Шварц. Дракон.

Вьется змейкой Киржач.  Того и гляди  или врежешься в берег, или налетишь на топляк. Кажется, что здесь прошел ураган: огромные, толстые стволы лежат или плывут поперек реки. А может мы во владеньях Змея-Горыныча.  Ну, задел пару сосен крылом ли, хвостом ли – неважно. Ну, окунулся разок-другой - осушил полреки. Не беда! Или так: решил лапы по жаре остудить, по воде побродить. Там, где ступил – дно и провалилось. Теперь  веслом  не достать. Вот оттого река то мелкая, то глубокая: вода в следы Горынычевы ушла.
 Здесь не до гонок, не до соперничества. Киржач не  терпит суеты. Карает строго. Хорошо если просто сядешь на топляк, а если на скорости – шкура байды распорота, а то и  кильнешься.
Любопытно, почему бы, уже имея печальный опыт, не привязать вещи.
О, нет! Предложение, равное оскорблению. Макушка для раздолбаев,  для оттяжечки. Никакой дисциплины, никакого насилия над собой и ближним. Впрочем. Все, как ни странно, подчинено  своим негласным законам, на первый взгляд неуловимым.
Соблюдается субординация: есть адмирал и комиссар. Они определяют маршрут.  Обычно дня на три. А вот уложимся  в срок или нет  – часто от них не зависит.
Именно в этом я мягко и нежно пытаюсь убедить огорченного Лисенка. Мы возвращаемся на стоянку по дороге в никуда – резко оборвалась за нашей спиной у реки. Сейчас снова распакуем  рюкзаки…
Но вот же, вот! Перед нашими глазами врезалось в небо средь полей и лесов чужеродное тело – высотный дом. Но он, во-первых, на другой стороне реки, а во-вторых, до него километров  пять. Все-таки  миражи бывают и в Средней полосе. Точнее – во Владимирской области.

Однажды, лет пятнадцать назад, мы уже блуждали по ее лабиринтам.  Мы: мама, я и  ее поклонник поехали  на несколько дней отдохнуть. Честно говоря, поехали они, но, на свою голову, захватили меня. Бедолага воздыхатель! Он не знал, с кем имеет дело. А мама - благоразумно скрыла. Она-то очень любит неожиданности и приключения.
Непредсказуемое, невероятное, небывалое уже неслось ему навстречу, разнеженному и умиротворенному. Ах, держать бы ему ухо  востро!
Началось все с пустяка. Мы, конечно, опоздали на поезд, – впрыгнули за минуту до отхода. Кто же знал, что через несколько лет я опять буду на него опаздывать, заблаговременно приехав на вокзал. Фору  было полтора часа! Мало этого, я втяну в это дело двух подруг.
Заботливый муж одной из них вызвался заехать и за мной. И вот впервые за десять лет макушек не надо тащить рюкзак. Нас подвозят! Правда, пару метров рюкзаки все же приходится нести, но это же минуты две, а не тридцать.
Сбрасываем  их, как велено, под  козырьком вокзала. Справа. Позже выясниться,  что надо еще правее. 
Постояли.
Никого нет.
Естественно. Обычно опаздывают примерно на час. А мы приехали раньше.
Сторожу рюкзаки. Подружка пошла купить еще воды и мороженного. Стрелка часов постепенно подбирается к трем. Никого. Ничего удивительного.
Минут через  пятнадцать появляется Лисенок  с зеленым рюкзачком в сопровождении мамы.
Более никого. Лисенок ушел провожать маму и канул в Лету.  Не думала, что она протекает неподалеку от Курского вокзала. Видимо, по ней уже плывут наши друзья.
Вдруг из ниоткуда возникает парочка.
- Вы что?! Где было сказано встречаемся?!
- У козырька, справа… (Недоуменно.)
- А вы где?! Бегом! Поезд через пять минут! Все уже там!
Наши собрались вовремя. Ой-ей-ей! Что-то будет!
- Но Олеся?..
- Что?!
- Провожает маму.…
Взгляд-молния пробивает стеклянную витрину вокзала. Я все-таки успела увернуться.  К счастью, Лисенок вынырнул из Леты.
Бегом с рюкзаками к поезду. Туго набиваемся: байдарки по стенам, потом рюкзаки, потом – мы. Кто-то наивный думает, что он сможет здесь войти и выйти.  Наши соболезнования!
Обычно мы ездим без билетов, и нам это легко сходит с рук, но  не в этот раз. Вот они, конечно, надвигаются: медным всадником -  с одной стороны, каменным гостем - с другой.  Как и тогда…

В последний момент выяснилось, что деньги мама забыла на столе. Так что платить, как впрочем,  и расплачиваться пришлось  поклоннику.
Остановились у его друга. Он жил на выселках. Человек, в общем-то, приличный  решил однажды сбыть с рук джинсы. В первый и, видимо, последний раз. Тут же был взят доблестной милицией и отправлен  как фарцовщик за пределы родного города.
Нам был искренне рад, хотя и удивлен безмерно.  При виде нас у него тут же возникло заманчивое предложение съездить на Киржач. На машине. Дорогу взялся показать  общий приятель.
В тот миг, когда этот тип сядет на переднее сидение справа от водителя, держа в руках луковицы и удочку,… невероятное, вырвавшись из временного  заточения, накроет нас своим крылом.
Сместятся оси, меридианы и широты. Координаты потеряют всякий смысл.  Вдали  полыхнет гранатовым отсветом грозовая туча…
Двигатель заведен. Машина всхрапнула бешеным быком, дернулось кольцо в ноздре, кровавая пелена затянула глаза.
Началось!
На первых порах дорога шла, как и положено, была  кое-где заасфальтирована и не таила особых,  кроме привычных ям и трещин, подвохов, но… Минут через тридцать все изменилось. Неожиданно. Сразу. Исчез асфальт, и вместо насыпи пошла глинистая, разбитая проселочная дорога. Через каждые десять  минут приходилось вылезать из машины и дружно ее толкать. Вначале толкал только воздыхатель, позже к нему присоединился и проводник. Он, конечно, обладал некоторой неприкосновенностью,  но недолго. В миг, когда дорога исчезла совсем – улетучилась, испарилась,  - а перед нами оказался мостик – тоненькая досточка через ручеек, проводник  был лишен  неприкосновенности и ему было присвоено пожизненное звание Сусанина.
Сусанин замялся, выронил лук и удочки.
- Может, не там повернули, - засуетился он. – Там шла насыпная дорога. Как раз видно из окна электрички.
Взрыв хохота. Мама, в который раз, резко опрокидывает мою голову в матрасы –  я держу их на коленях.   Захлебываюсь, открытие лишает меня всякой воспитанности мгновенно: он не знал дороги! Он ездил туда только на электричке!
Смех переходит в истерический. Кроме Сусанина заходятся все. Надвигающаяся тьма – часов  десять вечера, а кругом ни души, -  множит  раскаты хохота.
Сама мысль, что еще не известно, куда и сколько выбираться, воспоминание, хорошо запечатленное в памяти о том, какая  дорога  ведет назад, приводят нас в неистовство.
Только  резь в животах заставляет нас угомониться. Надо собраться с силами, не погибать же на  этом зачарованном  месте.
Явственно слышен гул электрички, лай собак, шум машин, отдаленные голоса, но вокруг только поля и косогоры! Лю-ди! Где вы! Может мы попали во Владимирский треугольник!
Тьма накатывает, нарастает. Становится не до шуток. Надо выбираться. Усаживаемся в машину. Включаем фары, и на цыпочках, не иначе, делаем первые  робкие   шаги, -  жалкая попытка выбраться!
Недавно прошли дожди, поэтому никого по началу не удивили размытые дороги. Но в этот час, как громом поразило, не размыты – смыты с лица земли все стежки-дорожки.
Ориентируемся на звук электрички. Постепенно  выкарабкиваемся на большак. По бокам - высокие деревья. Почти бунинские темные аллеи. Фары освещают то, что могло бы стать нашей дорогой: все пространство между деревьями залито сплошь водой. Ехать негде! Мало того, мы не можем сдвинуться с места. Не застряли – нас втянуло в грязь.
Чумазые, уставшие мужики не лучшие попутчики для изможденных, вымазанных в глине женщин. Постепенно в воздухе начинают проскакивать разряды, благо есть на кого их направить – Сусанин ни жив, ни мертв.
Но здесь, как в чудесной сказке, вырастает из недр земли богатырь. Ниоткуда к нам  продвигается трактор. Самый что ни на есть настоящий.
Через  двадцать минут, которые кажутся нам вечностью, мы уже едем по грунтовке в направлении Киржача. И вот, о радость, о счастье! Мы уже купаемся в теплой его воде, греемся у костра, жарим шашлык. Вот уже разлили красное винцо по стаканам, и мне чуть-чуть – честно заработала. И все наши злоключения теперь уже лишь анекдот, серия забавных историй, не более. На небе пританцовывают звезды, ночной ветерок бьет в легкие бубенцы зеленых листьев, мягкая дрема охватывает нас, и мы сладко засыпаем.
Утром мы обнаружим пропажу: наш Сусанин исчез вместе с луком и удочками. А был ли он вообще? Может, привиделось?
Дорога назад заняла ровно тридцать минут вместо вчерашних шести, а то и восьми изнуряющих часов.

Лежа в палатке под новым спальником и тщетно пытаясь заснуть после бурного дня, я с удовольствием  смакую мельчайшие детали той поездки.
Короткая летняя ночь уже промелькнула. Слышатся какие-то голоса на берегу. О, нет! На наш спящий лагерь обрушивается водопад блатных песен типа «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…», что не далеко от истины.  Смотрю на часы.  Пять утра! Машина на берегу ревет и матерится, ни в чем не уступая хозяевам. Минут через пять что-то происходит, и все богатство звуков резко откатывает вдаль и вскоре исчезает вовсе.
Опять тишина. Слева сквозь макушки деревьев светится восход. Слышен плеск воды, ржание, кто-то басит. Выглядываю из палатки. В речку входит парнишка, ведя под уздцы лошадь, телега вся утоплена в сене, на самой верхушке стога восседает мужичок-с ноготок: то ли леший, то ли колдун. В тот миг, когда они доходят до середины реки, за их спинами выплывает огромное солнце. Процессия неторопливо удаляется, не обращая на светило и на нас ни малейшего внимания.
Теперь понятно: и голоса на реке, и рев машин, и ржание, - мы поставили лагерь у брода. Но вода поднялась (звучит только как ироническое – воды здесь по колено, чуть выше),  и машины проехать не смогли. А старичку-лесовичку  - это не помеха.
Все! Пора вставать! Сон сегодня уже не заглянет. Уже беззастенчиво шлепает по воде босоногая  жара – девчонка лет пяти бегает нагишом, пронзительно вереща. Скоро сюда соберутся со всех окрестностей. Надо успеть вымыть посуду.
Вода прохладная, нежная. Течение сильное – лучше всякого гидромассажа…

Там было еще йодовое озеро со множеством холодных ключей.
Если встать  спиной к поселку, лицом к озеру, то видно: на нашей стороне – загорают, на том берегу – устраивают костерки, жарят шашлык. Лес так близко к воде, почти входит в нее, потому и берег скользкий, невысыхающий.
После нашего путешествия на Киржач, мужички решили попить пивка и расслабиться на природе недалеко от дома.
И вот, когда костер был уже разожжен, вдруг откуда ни возьмись детина в кепке и папочкой под мышкой, а с ним двое важно нахмуренных, и ни к кому другому, а прямиком к нам.
- Здесь костры жечь запрещено.
Зловеще, негодующе. Все на берегу удивленно выкатили глаза.
- С вас штраф.
Слабая попытка  сопротивляться:
- А почему – с нас?
- Ваши документы!
Металл в голосе не оставляет сомнений – начальство.
Только как  их туда занесло!
Детина в кепке, оказавшийся местным лесником, виновато оправдывался перед нашими спутниками в пивной три дня спустя после нашего отъезда.
- Об этой комиссии никто слыхом не слыхивал лет двадцать! А чтоб в лес, да самолично проверять – такого вообще ни бывало!
-  Да, у нас девки – ведьмы. Их проделки. Расшалились!
- Мужики! Но ведь не поверите! Поставь вы тогда ведро, хоть на дне вода, - все, никаких проблем!
- Ладно! Буде! Забыли!
Но детина еще долго не успокаивался, иногда сочувственно приговаривая:
- Вот, бабы-девки, вот стервы, все от них…
Историю несколько позже пересказал нам воздыхатель…

Сидя на берегу в редкой тени куста, ожидаем, когда соберут байдарки. Нас к этому делу не подпускают.
В  этот раз что-то затянули. Уж не то, что позавтракать, пообедать успели, да три-четыре команды на байдарках   проводили и одну семейную пару на маленьком катамаране.
Жара. Маята. Сил нет никаких.  Ну, когда же?
Наконец, часа в четыре то ли дня, то ли вечера встаем на воду. И тут же небо стремительно заволакивают тучи. Нас накрывает гроза. Но пока еще тепло и ничто не предвещает, что будет вечером.
Кажется, гроза прошла стороной, нас только попугала. Снова солнышко. Мы идем по реке. Не помню, чтоб когда-нибудь  было так много стрекоз. Они проносятся мимо, висят в воздухе, садятся на шкуру байдарки, безбоязненно прогуливаются по руке и кружат, словно какой-нибудь мальчишка запустил в небо сразу много маленьких  вертолетиков.
Сели! Мы все-таки сели. Правда, этой участи не удалось избежать никому. Но стрекозы стрекозами, а на воде излишняя мечтательность и разговорчивость обычно заканчивается промокшими вещами и перевернутой байдаркой, с трудом выловленными из реки и сохнущими у костра.
Но у нас пока есть шанс. Осторожно проталкиваемся по бревну назад. Еще разок.
- Осторожно!
- Держись за ствол! Не переверни! Осторожно!
- Оттолкнулись!
- Веслом! Еще!  Все! Молодцы!
Мягко сходим с бревна. И течение несет нас дальше. Лучше причалить. Трехместный «Таймень» трудно развернуть сразу. Легче – у берега вручную.
Идем, не торопясь. Время приближается к шести. Устраиваем на песчаном берегу привал. Ступаешь по теплому ласковому  песку,  будто летишь. На плечах, как пончо, накинута бязевая китайская юбка – чтоб не обгореть.  Ее легкий подол ветер раздувает крыльями бабочки Махаон.
- По байдаркам!
- До стоянки  еще грести часа два!
Желающие приняли свою поощрительную порцию  огненного напитка и готовы безропотно двинуться в путь.
В этом походе нам удивительно везло на попутчиков с машинами: то подвезли до реки тяжеленные байды, то подбросили наших гонцов до ближайшего ларька, а потом обратно – на стоянку. Водка шла, как колодезная вода по жаре.
Но что б мы делали без нее во второй вечер!
Гроза ли догнала нас, мы ли ее по петляющему Киржачу. Дождь словно опрокинули на нас: без предупреждения, сразу, потоком сбивающим с ног.
Вытаскивали байдарки, вещи из них, разжигали костер, - все под дождем, который немного стих, но прекращаться и не думал.
Вылезаешь на берег, озноб бьет ледяным электрическим  разрядом. Руки скрючились, и разжать их невозможно. В голове - одна  мысль в разных выражениях: «Что бы я еще когда-нибудь… Все! Больше не могу!.. Это мой последний поход.» Каждый раз так думаешь, когда хорошенько промерзнешь. 
Быстро разливают всем водку. Закуска – подмокший черный хлеб и зеленый лук. Пьешь большими глотками: гадость страшная, но иначе не согреться. Быстро закусываешь – набиваешь рот чем попало: хлеб, лук, кусочки сала и сыра, оставшиеся от перекуса. Фу, отпустило! Блаженное тепло разливается по телу.  Можно  идти мыть картошку!
Какое же счастье, сбросив мокрые юбку и плащ,  - забраться в палатку и, наконец-то, надеть теплые  и сухие (!) вещи   и  БОЛЬШЕ В ЭТОТ ВЕЧЕР ИЗ ПАЛАТКИ   НЕ    ВЫ-ХО-ДИТЬ! Еду и питье заботливо принесут более дождеустойчивые.
Тут-то и сочиняются  славные обличительные стишки:
Адмирал наш был хохмач
И загнал нас на Киржач.
Или
Коли  вышел на Киржач,
То  греби, милок, не плачь!
Или
Водка, дождь, закат, Киржач.
Весла в руки  и  хреначь!
Киржач плавно переходит в разряд глаголов:
- Ну и накержачились мы сегодня!
- Киржачь, киржачь, милок!
- Все! Откержачился!
Потом кому  - водочки, кому  - чайку, и спать. Завтра будем дома!..
Наивные! Это ж Киржач! Пешком до станции минут двадцать, по реке – дня два-три. Петля на петле. Начинает раздражать. Но… берега здесь действительно удивительные, впрочем, как и река: по бокам – дубы и ели, на воде – топляки да мели.
Мель всегда неожиданно переходит в глубину, с берега явственно видишь границу.  Как тут не вспомнить о  прогулках Змея-Горыныча!  Река с сюрпризами, это вам не Истра.
К восьми часам вечера следующего дня стало ясно, что сегодня домой мы не попадем – Киржач не отпустит.
Мы с Лисенком  думали-таки сбежать, но… Сидим среди сосен у рюкзаков: до станции – тринадцать  километров, до ближайшего автобуса – пять.
Ее минут через десять вместе с адмиралом перевезут на противоположный берег. Попробуют добраться до высотки – санатория и позвонить. Если, конечно, к миражам прилагаются работающие телефоны.
- Идем по дороге, мимо нас – машина, а в ней – рыжая майка. Наши! О, даем! Поход не на байдах - на машинах!
Это вернулись гонцы  с новой  партией живительной влаги. По дороге встретили адмирала и Лисенка. Их подвез до ларька тот же водитель.
Ну вот, все хлопоты и тревоги этого бесконечного дня позади. Вечер – теплый, воздух – сосновый, костерок, - благодать!
Но и завтра к вечеру мы не дойдем до места. Остановимся у моста, на замусоренном берегу. Адмирал поймает машину, и, привычно упаковавшись в  закрытом кузове, мы доедем до нашей станции.
В Москву электричка прибыла в двенадцать ночи. Накрапывает дождь. Да, мы  уж привычные.
Здравствуй, Курский вокзал! Пора по домам.
Впервые за десять лет я шла в сухой байдарке. Так, оказывается, бывает. Даже, несмотря не дождь. Но сюрпризы не кончились.
Один проявится сразу: у старшего матроса в метро (почти час ночи!) не сработает дисконтная карта – просрочена. А ведь было еще несколько  поездок.
Другой ждал дома меня:   соседи сверху устроили небольшой потоп местного значения.
Третий преподнесут чуть позже  капитану: пока он будет отдыхать  на Селигере с семьей,   новенький трехместный «Таймень» –  его гордость – попадет в Карелию и будет согнут в подкову.
До  новой встречи, Киржач!