Кошки не похожи на людей - Часть 3

КОШКА № 2

Возвращаясь сквозь ночь домой, Наташа почему-то уже не чувствовала себя так хорошо. Сигарета попалась гадкая, она успела проголодаться, а задерживаться у Вовчика ради того, чтобы сжевать бутерброд, не хотелось. Ребята развозят турусы на пустом месте, и так всегда – кто-то поверит, можно подумать, что Серёжка побежит брать домой кошку из-за того, что они с Ленкой подали неплохую, в сущности, идею. Аж споткнётся, как побежит. Они все такие – ум дальше языка не идёт.
Она вздохнула.
Войдя, она нервно прислушалась – спиногрыз спал. Можно было по-быстрому выдуть чашку кофе с куском хлеба и завалиться самой, благо кофе не действовал возбуждающе на её нервную систему. Только не надо думать ни о чём. В частности, о том, в какую компанию она попала. Иногда ей казалось, что она сама как приблудная кошка. Временами вроде ничего, а временами хоть на стенку лезь – парни совсем расходятся, ни Бога, ни царя в голове, да и Ленка, на что нормальная баба, а иногда тоже из себя выделывает - не поймёшь что.
Вот и сегодня, с этими кошками. О кошках они готовы рассусоливать весь вечер. Девушки им не интересны.
Так что в конце концов и кофе показался противным. Наташа быстро дожевала то, что было во рту, стянула с себя одежду и улеглась, зная, что сон в мгновение ока сотрёт всё, всё-всё, и поможет ей забыть о том, что…
По привычке она проснулась очень рано. Просыпалась она тяжело; долго обдирая липкую паутину сна. она потащилась на кухню ставить кофе. За кофе она собрала все мысли в пучок и даже успела одеться, когда Мишка проснулся. И пошло… Рёв недовольного Мишки, которому надо быстро умыться и одеться, тщетные попытки ухватить за хвост терпение, но всё устраивается быстро, быстро, одежда налезает на ребёнка вопреки болтающимся конечностям и извивающемуся телу, ботиночки налезают на ноги, общественный транспорт, ох, общественный транспорт, зато сегодня она успела в детсад и на работу вовремя. Работа, слава Богу, не страшная, иногда можно и опоздать на десять минут, но сегодня всё хорошо.
Сидя в пустом офисе, она потихоньку приходила в себя; чашечка кофе и сигарета окончательно уладили дело. Клиенты не то чтобы толпятся, днём можно расслабиться, отсидеться, поразмышлять, поскучать, погрустить, подумать о том, что за другими окнами зелень и лето, а за этим – серый двор с глупыми сонными машинами, почему-то жмущимися к стенкам, а сам двор – как провал вниз, да такой, что и броситься-то в него не захочется.
Нет, один клиент всё же пришёл, отвлёк. Двинулась вперёд скрипучая машина бизнеса. Потом слежение за стрелкой некрасивых, но современных настенных часов, автобус, мама, ребёнок, и наконец, двор, привычно и тоскливо распахнувшийся навстречу. Наташа присела на скамейке у подъезда, следя вполглаза за спиногрызом Мишкой, который носился по двору с соседскими детьми, и привычно удивляясь, почему в шесть часов вечера она чувствует себя донельзя избитой и измочаленной. Что она такого сделала, чтобы заслужить эту съедающую душу усталость, обвисшие пряди, упавшие руки? Почему даже в принципе комфортный, пустой и ненапряжный офис достает её, высасывает все – до донышка – силы? Почему?
Вокруг неё бегали дети, она вроде как следила за ними, видя всё и одновременно ничего. Буйствовала летняя зелень, темнеющая в предвкушении подкрадывающегося дождя. Периодически проезжали машины (они были совсем из другой жизни и тем более не замечались). В садике у подъезда копошились котята подвальной кошки, которых Наташа видела так много раз, подходя к дому, что совершенно не видела сейчас. Вокруг что-то происходило. Может быть, Наташа и назвала бы это жизнью, если бы это более ощутимо проникало в её сознание.
Примерно через полчаса она очнулась, подумала, что ужин ещё не готов, крикнула Мишке, чтобы он поднимался через полчаса (слава Богу, спиногрыз был достаточно большим для таких подвигов), и вошла в подъезд.
Пока она готовила ужин, позвонила подружка. Она уезжала на море на неделю со своим новым парнем и хотела, чтобы Наташа приняла её клиента, который хотел то ли пошить, то ли подшить что-то – Наташа даже не стала вникать. Она согласилась, мгновенно порадовалась неожиданному приработку, который конечно же, подворачивался весьма кстати, и вернулась к плите. В её фантазии плескалось тёплое море, обжигающе слепило солнце и рядом маячил какой-то мужчина. Почему-то эти образы не подняли ей настроения.
Хлопнула дверь, и в кухне появился Мишка с довольным, но неуверенным видом и полосатым котёнком в руках.
- Кушать хочешь?- спросила она, и, не дожидаясь ответа, начала накладывать пюре в тарелку.
- Сначала кошечке,- заявил спиногрыз. Что-то неуловимое в его лице сообщило Наташе, что если начать спор по этому поводу, рёва не избежать, и она проворно достала из шкафчика блюдце, положила туда ложку пюре со шкварками и брякнула на пол возле ребёнка и котёнка.   
Котёнок, понятное дело, не стал отказываться. Сначала, правда, понюхал подозрительно, покрутился вокруг блюдца, оглядел кухню, но все знают цену этом подозрительным принюхиваниям. Мишка тоже сначала покрутился, попытался повозить оладьи по тарелке, но потом как-будто незаметно и для себя, продолжая баловаться, засунул в рот вполне приличное их количество. Затем он схватил баночку для мыльных пузырей и убежал с ней в комнату. Тишина в комнате при этом не нарушилась.
Наташу охватило чуть ли не счастливое состояние души. Как-то вдруг сразу вечер стал мягче, напряжение отпустило. Она допила чай, опустилась на корточки рядом с наевшимся и довольным котёнком и погладила его. Это был обычный котёнок, она вряд ли отличила бы его от других. Он проявил типичные кошачьи повадки, активно потираясь головой о руку и громко мурлыкая. Мурлыкание тоже приятно ложилось на душу. Жизнь замерла, давая блаженную возможность просто перевести дух.
Котёнок мурчал. Жизнь молчала. Наташа гладила шерстистую душу, забыв про себя.
Но продолжалось это недолго.
Спиногрыз, начавший прыгать на кровати, дуя по мыльным пузырям, с грохотом свалился и завопил. Ушибся он действительно довольно сильно. Потом он начал капризничать насчёт телевизора. Потом – насчёт нежелания ложиться спать. Пришлось его ощутимо отшлёпать. После 10 вечера он соизволил пойти в постель и притихнуть, и окончательно уставшая Наташа оказалась на кухне, где она в последнее время чувствовала себя лучше всего. Она поставила чайник.
Когда чай оказался на столе, и надо было переждать, пока пар над стаканом поредеет, котёнок забрался Наташе на колени и требовательно замурлыкал.
От этого непостижимым образом на глазах Наташи выступили слёзы. Всхлипывая и теряя пальцы в шерсти котёнка, Наташа принялась рассказывать ему о своей жизни. Как она разлюбила и оставила своего мужа в уверенности, что легко найдёт и достойную работу, и хорошую замену мужу. Как она долго искала эту самую достойную работу и приземлилась в офисе, где если не жирно, то хотя бы не пыльно. А по вечерам у неё вот такая жизнь, некогда пойти куда-нибудь и познакомиться с приличным мужчиной, а если есть когда, то уже нет ни сил, ни желания. А она, Наташа, вовсе даже и ничего себе, и работать умеет, и что мужчинам надо, знает, а вот поди ж ты…
Почему-то в такие моменты иногда становится очень хорошо – в теле журчит чай, в окно подсматривает фонарь куда более человечным взглядом, чем луна, и верится в то, что слово – молитва, которая властна рассеять жизненную тоску и напоить истомившиеся душу и тело.
Но это – чистой воды иллюзия, потому что завтрашний день потопал всё той же серой дорогой, вокруг которой лопухами росли капризы спиногрыза. Слава Богу, ничего хуже этих самых капризов не произошло. Готовя ужин, Наташа прикидывала, стоит ли хоть на пару часиков выйти в бар, когда Мишка уснёт, или она слишком устала и не сможет получить от этого положенного удовольствия… когда зазвонил телефон.
Наташа, понятно, в восторг от этого не пришла. Она рванулась в комнату к телефону, быстро переговорила с клиентом, назначила ему прийти через час и проворно вернулась на кухню. Итак, бар, судя по всему, отпадал.
Клиент пришёл. Звали его Слава, он был худощавый и не новорусский с виду, и выглядел так, будто других достоинств, помимо обилия денег, не имел. Собой был тоже не Бог весть что. Но достаточно милый. Мишка при нём разбуянился, он не завёлся, ничего. Спокойно высидел на диване весь разговор. Кот даже пришёл к нему приставать, так он и его погладил. И всё так ровно, будто привык к детскому ору и плюхающимся на колени животным. В тот момент Наташа, конечно, подумала: «пожил бы так хотя бы полдня, я бы на тебя тогда посмотрела», но когда он объяснил, что хотел, и ушёл, она усовестилась. Не то, чтобы была с ним резка, но и разговаривала не любезно. Так, по необходимости, с неохотцей. Надо было бы поделикатнее.
Оставшись одна, Наташа поставила музыку и пристроилась шить. Долго возилась, примеряла по принципу «семь раз», как всегда. Потом таки обратила внимание на котёнка – тот что-то лапой гонял по дивану, воображал, что это мышка, леопард сраный.
-  Мишка,- велела Наташа, - забери у него что он там гоняет.
-  У-уу-у!- делово сказал Мишка, выхватывая из-под котёнка предмет. Тут у Наташи в зобу дыханье спёрло.
Мурка играла кошельком!
Он был потрёпанный, небольшая откарманенная до лоска штучка, легко выскальзывающая из кармана брюк. Он почти выскользнул из Наташиных пальцев. Внтури были доллары. Столько, что Наташа могла бы купить бар.
Она взметнулась, побежала искать бумажку, на которой записала его номер телефона, нашла, суетливо набрала номер. Услышав её сообщение, он удивился – неужели ещё не успел залезть в карман?- поблагодарил и сказал, что через минут сорок подъедет.
Наташа вернулась было к заказу, потом вдруг подумала, что надо хоть на сей раз принять человека поприличней, и решила одеть приличное платье. Выбрала длинное, почти вечернее, погладила, оделась, а потом целых полчаса не знала, что делать. Взяться ни за что не получалось. Завёрнутые в кожу доллары сияли в её голове, как сверхмощная лампа. Мишка впервые не дождался никакой реакции на свои капризы – вообще никакой!- и удалился в спальню, то ли обидившись, то ли списав маму за психованную. Котёнок потерял интерес к кошельку. Тупица.
Нервный приступ кончился так же внезапно, как и начался – в какой-то миг Наташа просто осела на стул и поникла, как уставший Пьеро, в платье, сделавшемся вдруг слишком красивым для позы, настроения, комнаты. Мир снова порвался.
Но тут Слава позвонил в дверь, и стало сразу понятно, что это не соседка за луковицей, не подружка поболтать со скуки – это Он. Он вошёл, одетый уже иначе, в элегантный пиджак, чёрную рубашку, оживлённый и благодарный. Она, всё такая же увядшая, указала ему на лежащий на столе бумажник, печально думая, что ноябрьское оцепенение опять накатило на неё в самый неподходящий момент. Теперь она не сможет улыбнуться ему, посмотреть особым, выделяющим мужчину, взглядом, почти незаметно повести бёдрами. Он возьмёт свою вещь, тепло отблагодарит – что займёт ровно минуту – и уйдёт. Придя через несколько дней за заказом, он уже забудет этот важный для неё эпизод, она опять затеряется, утонет в океане жизни, слишком тёмном, большом и солёном.
Слава посмотрел на неё внимательнее. То ли ему нравились хромые оловянные солдатики, то ли это был момент человечности, настигающий нас куда неожиданнее любви. (О, точно! Любовь приходит к нам после того, как нас затронул этот момент человечности, помог нам увидеть в другом живое, дышащее и чувствующее существо; поэтому она более ожидаема, душа уже готова к ней.) Он достал из кошелька десятку и протянул ей. Наташу как подбросило. Она никогда не считала, что за находку нужно брать деньги, и, не успев собраться с мыслями, она уже выговорила ему за это.
Тут оказалось, что ранее вечером Наташа, похоже, успела ему проговориться, что собиралась в бар, потому что Слава пригласил её туда. Но Наташе уже трудно было остановиться. Она решительно заявила, что устала, как собака, никуда не пойдёт, и вообще Мишку пора укладывать.
Но Слава оказался неудержим. Он велел Наташе достать два высоких бокала и проинформировал её, что в любом случае отправляется за шампанским и непременно выпьет с ней за честных людей в частности и красивых девушек вообще. На это Наташа не смогла сразу возразить, и он ушёл, разумно оставив её при деле: она направилась на кухню доставать и мыть бокалы, которые являлись семейным наследием и были действительно старыми и красивыми. Десять минут спустя её возбуждение приугасло, позволив ей согласиться, что, похоже, вечер пройдёт достаточно приятно.
Она успела ещё раз хорошенько расссмотреть себя в зеркало, когда пришёл Слава, принёс бутылку хорошего шампанского, палку дорогой колбасы и что-то яркое и вкусное для Мишки, такое яркое, что оно ассоциировалось только с телевизионной рекламой, а в жизни как будто вовсе и не существовало. Мишка взвыл и удрал в спальню, то ли припрятать полученное, то ли смаковать его в одиночестве. Слава, улыбаясь, шагнул к Наташе с бутылкой в руках.
И тут мир взорвался.
Обиженный котёнок, чей хвост (или иная часть тела, никто не разбирался) оказался внезапно ущёмлённым, громко напомнил о своём существовании. Слава инстинктивно отшатнулся. Если бы он уронил бутылку, возможно, ничего страшного бы не произошло, шампанское – единственное вино, предназначенное не для разливания по полу, а для фонтанирования на потолок. Но, отшатываясь, он шарахнул бутылку о шкаф. Раздался грохот, и в комнате заработал один из фонтанов-шутих, которыми так славился Петродворец. Наташа ещё никогда не принимала столько шампанского наружно.
Потом они стояли и долго смеялись. Над мокрым видом Наташи, над выражением лица появившегося из спальни перепуганного Мишки. Над некрасивым коллажем из вина и осколков на полу.
Отсмеявшись, Слава сказал, что если по уму, то ему надо принести ещё одну бутылку, а она пусть пока переоденется. Ему, бедняге, похоже, не часто выдавалось спонтанно повеселился, или день был такой, только глупая весёлость неутолимо засасывала его. Он выскочил из квартиры и затопотал вниз по лестнице, как мальчишка, впервые выносящий во двор новёхонький футбольный мяч.
Наташа тщательно убрала осколки с пола, прошлась по комнате пылесосом и отправилась в ванную смывать шампанское с лица и волос. Когда входная дверь хлопнула, она вздрогнула –не успела одеть платье!- поспешно завернулась в полотенце и закричала, чтобы Слава прошёл на кухню и ждал её там. В комнате она схватила первую подвернувшуюся под руку приличную вещь и только потом поняла, что наряд очень короткий и слишком молодёжный. Но решила ничего не менять.
Потом Мишка засыпал, а они пили шампанское, жевали колбасу, болтали и время от времени смеялись. Слава хотел принести ещё одну бутылку, но Наташа сказала, что с неё довольно. Она и правда устала, окончательно завяла, и уже готова была сказать: «Ну давай заниматься любовью или вали отсюда», когда догадливый Славик сам привлёк её к себе. Пока он возился с её платьем, она обвисла на нём и продолжала попрыскивать от пароксизмов смеха, но его это не слишком отвлекало. 
Впоследствии Слава утверждал, что давно не получал такого удовольствия, и это высказывание не относилось только к любовному эпизоду. Вернувшись домой, он просидел пару часов на своей кухне, допивая найдённую в собственном холодильнике бутылку и размышляя, и в конце концов решил бросить свою теперешнюю любовницу. Некоторое время он задавался вопросом, долго ли ему будет так же интересно, но решил, что рискнуть стоит, а таких, как Алла, он всегда сможет найти. Пару месяцев он подержит новую пассию в секрете, а потом, если всё будет хорошо, оденет её и выведет в общество. Ребёнку всегда можно будет нанять няню.
Наташа спала, как убитая, и проснулась окрылённая. Весь день она носилась на крыльях неиссякаемой энергии. Мишка аж присмирел от удивления и весь день вёл себя как шёлковый. Причём странно, что Наташа почти совсем не думала о Славе и не гадала, как будут дальше развиваться отношения. Даже на второй день она оставалсь в приподнятом состоянии духа.
Что? Ах, да, котёнок. Но про него и рассказывать нечего. На следующий день Мишка потащил его на улицу, и там котёнок побежал играть к своим братьям и сёстрам. Мишке он надоел, и, возвращаясь домой, он не стал разыскивать котёнка. А тот, видимо, был слишком молод и не догадался, что имеет право что-то ожидать от этих странных людей.