2. Panzer General

Вчера не выдержал Лесси, номер 4. Странно, этот маленький абсолютно лысый проныра всегда производил впечатление непотопляемого человека. Его шутки всегда были самыми пошлыми. Его буйство на поле боя - самым кровавым. Позавчера мы брали маленький городишко возле Вероны. Трубы Вероны оттуда видны на самом горизонте. Хотя на этой дурацкой планете сложно понять, далеко ли горизонт. То как будто до него 15, а то и все 30 км. Ужасное место. Эксан-4. Меня от него уже воротит, как и тебя. Забавная штука - не помню названия того городка. Да и что там помнить. Двадцать домов. Четыре укрепленных бункера. Мы сожгли все дотла. Ракеты приказали не жалеть. Может быть, кто-то в Штабе питает личную ненависть к тому городку? Питал точнее. Потому что городка больше нет. Там было четыре крепких бункера. Хороших, в общем-то сооружений. Один у них недостаток - слишком хорошие. Дешевле расстрелять их издалека всем, что под руку попадется, чем подходить для атаки пульс-оружием. Мы выпустили в них по пол-обоймы из конденсганов. Когда последний заряд плазмы обрушился на городишко - от него уже мало что оставалось. Только приказ звучал просто - сжечь. И мы сожгли. На этот случай у наших машин есть огнеметы. Не традиционные огнеметы, как у пехоты, где воспламеняется ракетное топливо, нет, наши малышки выдают узкую струю пара прямо из реактора. Температура выше на порядок. И название соответствующее - дыхание смерти. Модель 1.054. Хорошенькая штуковина. Особенно удобна против бронемашин. Они-то думают, броня их крепка, а не тут то было. Полкорпуса враз расплавляет. Но в тот раз мы применяли их не против бронемашин. Потому что вся бронетехника уже горела, спасибо плазме. Оставались только дома. Потенциальное убежище партизан. Партизаны - враги. Врагов - уничтожить. Потенциальных - сжечь. Дома небольшие. Двадцать этажей самый большой. Их уже основательно покоробило авианалетами и нашим артобстрелом, поэтому люди выбирались из них, как могли, чтобы не быть погребенными под обломками. Мы лишили их этой привилегии. У нас было двадцать машин и двое в запасе вместе с тех-поддержкой. Дома панельно-модульные, складывались, как карточные домики. Карточные домики покрытые муравьями. Так это выглядело из кабины, когда очередная несущая плита срывалась вниз, увлекая за собой перекрытия и десятки маленьких человечков. А там, на земле, плита раскалывалась на тысячи осколков, почти взрывалась. Лесси тогда расстрелял плиту прямо в воздухе. Из мелкокалиберного конденсгана. Очередь трехсотграммовых зарядов разнесла многотонную конструкцию на молекулы. Вместе с теми "муравьями", что летели вместе с плитой. Но тем, на которых падала плита не стало легче. Наверное, эти плиты делают из какого-то пластика, потому что датчики вредных примесей зашкалили. Люди там внизу кричали и задыхались в жутком аэрозоле. Лесси выполнил приказ последним. Предназначенный мне дом, я просто взорвал ракетами. А Лесси подошел к процессу творчески. Это всегда в нем было. Он даже стихи сочинял. Сел нам как-то песню под гитару, мне понравилось. И из того дома он как будто ваял картину разрушения. Откалывая панели от стального каркаса, как откалывают художники-по-льду на Айсберге. Я там родился. Планета - сплошной айсберг. Первопроходцы не отличались воображалкой, просто обозвали планету первым, что на ум пришло. При первом взгляде на Айсберг каждый приезжий неизбежно разевал рот, хлопал себя по лбу и произносил: "Айсберг, блин". Другие слова вряд ли кому-нибудь приходили на ум. Даже с орбиты вы не увидите ничего, кроме айсбергов. Там все пропитано духом айсбергов. Но планета не ледяная, нет, она полностью покрыта океаном. От полюса, до полюса. И ни одного островка. Только айсберги. "Единственный в Галактике космопорт на айсберге, располагается на Айсберге" - дежурный каламбур всех айсберганцев. Или айсов. Так нас еще называют. Айс - лед по-английски. Но, это несколько оскорбительное прозвище…Прости, я отвлекся, вспомнил, как когда-то высек первую скульптуру из айсберга. Это всенародное увлечение всех айсберганцев. Лесси что-то подобное сделал с тем домишкой. Отсек стенные плиты пульс-лазером. Срезал, как ножом. А в воздухе расплавил их из конденсгана. Потом обошел горящий остов кругом и начал пульс-лазеров нарезать дом мелкими ломтиками. Сантиметров по двадцать. Чтобы ничто живое не выбралось. После чего протаранил здание гигантской тушей своей машины. Боевой танк весит тонн пятьсот. На скорости в тридцать км в час кинетическая энергия чуть больше семнадцати килоджоулей. Здание, к тому времени похожее на башенку из кубиков, какую любят строить человеческие дети, не выдержало. Рассыпалось, кажется, на миллион "кубиков". Танк Лесси прорвался сквозь камнепад, как и положено монстру и застыл поодаль. А Лесси словно утратил интерес к своему ужасному шедевру, развернул танк на месте, растаптывая огромными металлическими ступнями обломки городских построек, и сжег рассыпавшиеся "кубики" огнеметом. Мы все смотрели, как он это делает. Давно закончили со своими целями. Быстро и эффективно. Лесси у нас был вроде заводилы. Задавал тон в работе. Богатое было у него воображение. Вобщем, как только Лесси закончил, так мы и выдвинулись форсированным маршем к Вероне. Протопав полпути, разбили лагерь и встали на стоянку, дожидаться конвоя с припасами. Конвой пришел посреди ночи, и мы, порядком уставшие, в авральном порядке загружали свои танки боеприпасами, потом дружно ремонтировали гирокомпенсатор у танка Гарольда, номер 16. Я как-то потерял Лесси из виду в этой суматохе. Помню, видел, как он драил лобовую броню кабины своего агрегата. К утру, мы были готовы к бою на сто процентов. Я даже успел пристрелять новый полукилограммовый конденсган, что приторочил к машине ночью. Вообще-то его заказывал себе Лесси, но сержант тех-поддержки почему-то решил отдать ее мне, я не стал спрашивать почему. Подумал, что Лесси замахнулся на пушку посерьезней и не хочет лишний раз светиться с материальным запросом перед начальством. Он и в прошлом не раз так делал. Потом до утра я успел поспать часок. На рассвете - подъем и в атаку. Там, где прошли боевые танки - можно сажать истребители, настолько уплотняется земля под тяжестью титанических шагов металлических монстров. Мы протоптали хорошую дорогу для бронетехники до самой Вероны. Верона. Крупный промышленный центр Врага. Хорошие укрепления. Нас начали атаковать километров за десять от городской черты. Ракеты дальнего радиуса. Автоматика легко сожгла их пульс-пушками, точно надоедливых мух. Ближе к городу стало сложнее - местность давала много возможностей спрятать бункера, а попасть под огонь стационарных орудий, еще не успев толком войти в город - провал операции. Поэтому каждый подозрительный холм - расстреливали. Часа через два вошли в город. В самой незащищенной точке Вероны. Ее высчитали аналитики в Штабе. Но аналитики в Штабе, а мы на поле боя. Нам пришлось несладко. Особенно, из-за мобильной пехоты. Маленькие бестии, на ховер-байках. А конденсганы приличные у них, грамм по сто. Кренделя в воздухе выписывают - зашатаешься. Все ракеты на них потратили, пока взорвали последнего из них. Быстрые гады, норовят за зданием спрятаться, напасть неожиданно и также неожиданно скрыться из виду. Но мы их поубивали, в конце концов, без поддержки стационарных орудий, их одних будет маловато на нас. Бронетехника - не в счет, наземные танки мы давили и жгли на раз. Продвинулись на десять кварталов вглубь города и окопались. Приказ был - ждать подкреплений. Еще двадцать машин, но легких, стотонников с прыжковыми ускорителями. Для прикрытия наших широких спин от мелких врагов. Мы тогда стояли и ждали. Расстреливали все, что проявляло признаки жизни. Хэнк, номер 9, прикрывал нас с юга, первый удар вражеских танков пришелся на него. Десять ультра-легких машин, тонн двадцать, вынырнули из-за угла на скорости за сотню км в час. Броня у наших машин крепкая, но десяток ракет и столько же конденс-зарядов плазмы в одну точку сразу она не выдерживает. Корпус Хэнка прошили насквозь в упор, он только и успел, что с огнемета выдать заряд в сторону врага, после чего отключился. Удачно пальнул, трем машинам сразу перегрел реакторы. Две и них тут же и расцвели термоядерными фонтанами, третий повалился на землю, видать, пилот успел вырубить реактор. Но это было только начало. Ультра-легкие танки напирали со всех направлений целыми батальонами, нам просто не хватало стволов, чтобы стрелять по всем сразу. Нас брали количеством. Так бы и разнесли по болтику, если бы наши не подоспели. "Прыгалки" прибыли как раз, когда стало совсем худо. Паритет сразу восстановили, даже оттеснили врага к широкому проспекту, под прямым углом пересекающему нашу линию атаки. Отбросили врагов на противоположную сторону семиполосной дороги и тут застопорились. За домами на той стороне притаилась противотанковая батарея. Там мы потеряли Валеру, номер 18, его танк поймали прямо на середине проспекта, конденс-заряд весом килограмм двадцать засадили прямо в лоб танку, опрокинув того на спину. Из такого положения трудно выйти без посторонней помощи, тем более под вражеским огнем. Конструкция танков, к сожалению, несовершенна, это один из главных недостатков. Мы, как могли, прикрыли Валеру огнем, но следующий залп батареи похоронил все надежды, срезав половину правой опоры. Пришлось бросать танк. Хорошо еще, что Валерка жив остался. Попытались обойти батарею с флангов, но оказалось там стационарных орудий еще больше понатыкано, едва ноги унесли. В общем, доложили Штабу, те выслали авиацию. Два бомбардировщика, прикрытых истребителями. На пилонах - тактические ядерные. Бомбы, а не ракеты, чтобы никакая вражеская система не перехватила контроль. Впрочем, часть итак сожгли зенитки, но с десяток долетели до поверхности. Прорубили брешь в батарее, куда мы с большим удовольствием ворвались, выжигая всех, кто окажется на пути. Хотя, что там выжигать, после ядерной бомбы? Скорее растоптать останки. Огромное пепелище, радиусом километра два, шесть воронок небольших. Протоптали мы в пепле восемнадцать тропинок к другому берегу, Лесси почему-то задержался, что-то там настраивал, но к другой стороне он добрался первым. Странная картина была. Пепел и пепел под ногами, а прямо впереди - полуразрушенные остовы зданий. Словно обнаженные, будто сорвали со спин домов кожу и выставили внутренности на общее обозрение. Никогда мне не нравились постядерные пепелища. У другого края мы в засаду попали. Несколько зданий вдруг ожили и, сбросив маскировку, начали плеваться в нас выстрелами, тяжело перетаптываясь на месте. Сверхтяжелые танки. Не знаю уж, сколько их было. Много. Наверное, больше чем нас. Вес у них тонн семьсот. Оружия чуть не вдвое больше нашего, броня толще. Наших легких "прыгунов" испарили первым делом. Как самую главную угрозу. Впрочем, мы им не так то просто дались. Я лично двоих вывел из строя. Одному опору отстрелил прямо у сочленения с боевым отсеком, другому из всего оружия сразу выдал в кабину. Перегрел реактор просто ужас как, чуть не взорвался. Весь охладитель туда слил и отключился. Но, броню врагу все же пробил, потому как меня обездвиженного и ослепшего никто не стал пинать, занимались, видимо друг другом. Провалялся я, уткнувшись кабиной в пепел, минут тридцать, пока реактор остыл до сносной температуры. К тому времени, бой переместился дальше, наши теснили Врага, подошло второе подкрепление и атаку продолжали без меня. Точнее, без нас, потому что танк Лесси валялся рядом. Лесси ухмылялся сквозь прозрачный металлопластик кабины. Он успел троих сделать, прежде чем отрубился. Мы элита. Любой другой танковый клин разобрали бы еще на подступах. Только не наш. Наши дойдут до вражеского Штаба. И сами разберут на молекулы кого хочешь. Мимо форсированным маршем прошли наши пехотинцы и бронетехника. Техпомощь, как всегда, с опозданием. Влили новый охладитель в танк Лесси, потом в мой, протестили системы, залатали пару пробоин. Вот только на мой танк ушло больше времени - пробоины куда как обширнее, чем у Лесси. Страшно хотелось есть. Помню, что-то сжевал из дневного пайка. Из кабины не высовывался поначалу, опасался снайперов, но потом наши разбили мобильный Штаб на противоположном конце пепелища, у захваченной батареи, обшарили всю округу и везде поставили своих снайперов. Узнал сводку с фронта, наш клин потерял еще двоих, но уже на подступах к Вражескому Штабу. К вечеру Верона будет нашей. Вот и выбрался я к машине тех-поддержки, покурить, да перекинуться словечком с пехотинцами, что охраняли машину. Не помню, когда появились те люди. Выбрались из обломков здания на краю пепелища. И направились к нам, идиоты. Неужели, так трудно понять, что приказ у нас прост - стрелять во все, что движется? Видимо, трудно. Прятались бы себе в своих обломках и не высовывались. И как их снайперы пропустили? В общем, было до них метров пятьдесят. И шли они прямо к нам. Четверо их было. Двое стариков и двое молодых. А пятого я только потом заметил. Ребенок. Позади взрослых. Пехотинцы смекнули, к чему дело идет, и взяли тех на мушку демонстративно. Добренькие пехотинцы оказались, видимо, зеленые еще. А гражданские пехотинцев как будто не поняли, знай себе идут, правда медленно. Критическая дистанция по Уставу - 10 метров. Так они еще дальше были, когда пехотинец один предупредительный выстрел дал. Грамм плазмы из пепла сделал лужицу, а потом сразу стекло. Гражданские остановились и что-то хором начали лепетать на своем странном языке. Все равно мы ничего не понимали. Законом они нас что ли стращали? У нас один Закон, он же Устав. Пехотинцы подождали еще минут пять, послушали, да и нажали на гашетки. Только Выстрелы их не попали в людей. Попали в тушу танка Лесси. Он как-то молниеносно вдруг оказался между людьми и пехотинцами. Я рефлекторно откатился подальше от чужой махины, к родной броне своего монстра. А пехотинцы не успели. Разбросал он их в разные стороны. И встал в оборону возле гражданских. Я не то, что удивлен, шокирован был напрочь. Стоял в полном ступоре. Смотрел, как пехотинцы безуспешно поливают плазмой броню танка, как бегут гражданские поближе к неожиданному защитнику, как Лесси открывает дверцу люка. Как взрывная волна распирает изнутри бронированные листы и они разлетаются в разные стороны, как конфетти. Что-то заставило меня в последний момент упасть под прикрытие опоры моей машины. Наверное, чутье мне подсказало, а может паранойя заявила, что тот сверток в руках у ребенка - неспроста. Меня только через пару часов выкопали из-под обломков. Можешь меня поздравить, я один из тех пяти счастливчиков, что смогли выжить при ядерных взрывах в непосредственной близости. Шансов у меня было почти никаких. Повезло. Несказанно. Ты спросишь, почему Лесси сделал это? После того, как сжигал дома? Потому и сделал. Я сегодня видел запись бортового черного ящика Лесси. Там одна примечательная сцена есть. Когда он таранил тот дом, прямо на лобовое стекло попало…попали…даже не знаю, как назвать человеческие останки после мелкой нарезки их пульс-лазером. Страшное зрелище. Не дай Бог, тебе увидеть. А Лесси потом отмывал…это…с лобового окна. Этот кошмар даже на такого, как Лесси подействовал.  Наверное, ужасное чувство, когда оттираешь с лобовой брони останки тех, кто три часа назад дышал, жил, почти как ты, и осознаешь, что сделал это не кто-нибудь, сделал это ты. И я вот подумал. Вернусь я, наверное, домой. По инвалидности. Куплю дом на айсберге, буду ваять скульптуры…