Вергилий заговорил

Вергилий заговорил

Когда дом-музей великого Паганини в Генуе закрыли на месяц для реставрации здания, совершенно случайно выяснилось, что одна из личных  вещей маэстро, маленькая медная статуэтка Вергилия, которую Паганини приобрел незадолго до своей смерти, имела под собой магнитное основание.
Ученые заинтересовались этим случаем, и, заменив основание статуэтки мрамором, забрали магнит в институт для исследования. 
Первый же осмотр выявил  интересную особенность магнита: при его приближении к магнитной головке он передавал сигналы, которые воспроизводились аппаратом как странный звук, похожий на гудение высоковольтных проводов.
Что могло являться источником такого звука, непостижимым образом записавшегося и сохранившегося в магнитном основании статуэтки, - стало для всех загадкой.
Подключив к этому делу зарубежных специалистов - немца Ульфа Кирхстена Меера, знаменитого своими изобретениями в магнитных технологиях, и англичанина Девида Нельсона, известного специалиста по расшифровке черных ящиков, ученые приступили к изучению этого странного магнита с основания статуэтки Вергилия. Для этого дела, по решению итальянского правительства, а так же, при участии всех европейских государств, были выделены необходимые субсидии. Появились даже спонсоры в лице двух крупных строительных компаний Италии и Швейцарии, осуществивших крупные денежные вливания.
На первой же встрече ученые по очереди высказали свои предположения.
Профессор Меер заявил: «Для того чтобы, сигнал или сигналы некоего звука были записаны на магнитный носитель, сам магнит и источник звука должны находится в одно и то же время в одном и том же электромагнитном пространстве. Таковым, если не брать в счет двадцатый век и вторую половину девятнадцатого, когда человек открыл и широко освоил электромагнитный ток, могла быть молния».
Все ученые с этим предположением согласились. Нельсон тоже был не против такой интерпретации, но добавил: «В силу того, что молния,- которая по счастливой случайности, могла, даже теоретически, всего лишь один раз попасть в одну точку, где могли находиться магнит и источник звука,- длится не более одной тысячной секунды, то мы можем предположить, что звук, который мы слышим при приближении магнита с читателем сигналов, является оригинальным, потому что за такой короткий отрезок времени невозможно получить сочетание разных звуков. Теперь, что касается самого звука: если, предположим, звук, который мы слышим, на самом деле был таковым во время разряда молнии, то могу предположить, что таких звуков в природе не бывает, (исключая конечно девятнадцатый и двадцатый век). Если же, все-таки, этот звук… - как нам хочется в это верить, по крайней мере, мне хочется, и, надеюсь, всем остальным тоже,- является сочетанием разных звуков, которые, в итоге, нам и хотелось бы расшифровать, то, могу предположить, что причиной создания электромагнитного поля в зоне источника и данного магнита, явилась не молния, которая так кратковременна по своей природе, а явление, происходящее более длительное время. Полагаю, что это могло быть, например, извержение вулкана, хотя всем известно, что в Генуе никогда не было никаких извержений вулканов… но, можно предположить, что некогда эта статуэтка находилась у одного из жителей подножья горы Везувий. У меня пока все».
После выступил руководитель исследовательской группы, итальянский ученый Маурицио Дзанетти: «Дорогие друзья, я хочу сказать, что если поиски источника электромагнитного поля смогут нам как-нибудь помочь в поисках источника звука, подчеркиваю, звука,- то предлагаю уделить этому аспекту особое внимание. Но, если для расшифровки этого звука нам все-таки будет не так важно происхождение самого источника магнитного поля, то предлагаю не уделять этому вопросу излишнего внимания, хотя и не забывать о нем и всегда иметь на вооружении. И в конце. Единственное мое желание заключается в том, как наверно и ваше, чтобы источник электромагнитного поля в то же время не являлся так же и источником звука, например, высоковольтные провода. Только в этом случае я вижу смысл вести работу по обнаружению источника магнитного поля. Что же касается молнии и извержения вулкана, то опасения здесь беспочвенны, потому что этот звук не схож со звуком этих явлений. Спасибо».
Ровно через месяц, на предоставленной итальянским правительством для проживания вилле, Дэвид Нельсон показал пришедшим к нему в гости коллегам чертеж придуманного им аппарата, предназначенного для чтения магнитной пыли, нанесенной на магнитную ленту. Принцип работы этого аппарата заключался в том, что, учитывая определенную пропорцию сочетания площади магнитной ленты и количества магнитной пыли, измеряемой воздействием единицы электромагнитного поля, можно было считывать реальный объем помещенной на магните разно-частотной звуковой информации.
Сразу возник вопрос: Руководствуясь какими принципами, хочет господин Нельсон, безошибочно распределить намолотую магнитную пыль по магнитной ленте, так, чтобы не привело это потом к непоправимым последствиям? Ведь известно, что «намолотый магнит обратно не соберешь».
-Собрать можно, что угодно,- с серьезным видом пошутил Нельсон, и добавил следующее: «Я больше чем уверен, что мое изобретение поможет нам расшифровать сохранившуюся на магните звуковую запись, если конечно мы вообще сможем расшифровать ее. Я предлагаю вооружиться моим изобретением, и направить все наши усилия на разработку системы распределения магнитной пыли по магнитной ленте, чтобы не привело это, как здесь правильно было замечено, к катастрофическим последствиям».
Через полгода, американские коллеги, работавшие параллельно с Итальянскими учеными на субподряде, прислали по факсу информацию, которую первым прочел профессор Меер:
«Уважаемые - Профессор Меер, Сэр Нельсон и Господин Дзанетти. Хотим уведомить вас о самых последних результатах нашего исследования. Эксперименты, проведенные над магнитной пылью различного происхождения и с разнообразной звуковой информацией, показали, что частица пыли, несущая  свое маленькое магнитное поле, сама находит место среди остальных частиц, соблюдая при этом ту гармонию, которая была присуща сочетанию звуков, исторгаемых из источника».
После пятиминутного раздумья, Меер позвонил в лабораторию Нельсона и попросил его встреться с ним в буфете. Нельсон пришел в буфет позже Меера.
Уже через час, Дзанетти предложил своим друзьям создать новую лабораторию, которая будет проводить опыты именно в этой узкой области исследования, и, что самое главное, держать все в строжайшей секретности, и предупредить об этом своих коллег в Америке.
Дзанетти посадил в этой лаборатории личного секретаря Анджелу, которой он безгранично доверял.
  Со следующего дня во всех лабораториях создалась совершенно иная рабочая атмосфера: Прекратились вольные попивания кофе и бесконечные курения; Меер, до сих пор говоривший мало, начал нервничать и стал раздавать упреки и похвалы своим подопечным независимо от их провинности или заслуги. Дзанетти же, наоборот, замолчал, тем самым, пугая всех сильнее, чем Меер. Только Нельсон сохранял спокойствие, что тоже воспринималось сотрудниками лабораторий не без волнения.
Тем временем, американские коллеги присылали все новые и новые доказательства своей, уже не раз проверенной, теории.
Настало время, когда все ученые стали верить в вероятность, а, может быть, даже, в неопровержимость предлагаемой американскими специалистами версии. Чувствовалось, что ни один из них не имеет никаких серьезных сомнений относительно этой теории, но в то же время, никто не смел взять на себя ответственность распылить магнит.
Первым на эту тему на общем заседании вслух заговорил Нельсон. Он привел сотню аргументов «за» и сотню «против», из которых все аргументы «против» основывались на риске осуществления задуманного. Потом он привел еще сотню добавочных аргументов «за», все из которых основывались на возможно божественной миссии магнита, разгадка которой и являлась миссией научной группы, потратившей на эту работу более полутора лет, и, понимающей неоспоримость поддерживаемой всеми «методы». Это, в свою очередь, исключало все сто аргументов «против», основывающихся на риске, в виду отсутствия другого пути решения. В итоге, оказалось, что у Нельсона аргументов «против» и не было вовсе. Речь Нельсона завершилась бурными аплодисментами.
Потом выступил Меер, затем Дзанетти. Они, по сути, сказали то же самое. Также звучали аплодисменты.
Спустя три дня, Нельсон и Меер встретили в аэропорту  американских коллег, а еще через неделю, с благословения Папы Римского магнит был превращен в пыль. Вся процедура была произведена в  вакуумном стеклянном кубе.
Нельсон, вместе со своим другом, американцем Бредом Хаткинсом, долго стоял после окончания рабочего дня возле  куба и смотрел на загадочную пыль, как бы желая разгадать ее тайну.
Рассеянный по дну черно-серый порошок, местами блестел, местами был темен, местами сверкал разноцветными лучиками… и молчал.
На следующий день, с помощью строжайшего соблюдения всех условий сложнейшего процесса, было произведено напыление магнитного порошка на специально подготовленную для этого случая магнитную ленту.
К вечеру процесс был завершен. 
Некоторое время все стояли молча. Потом кто-то сказал,  что может быть стоит перенести процесс прослушивания до завтрашнего утра.
Никто из руководства не мог решиться уйти, и, отправив весь рабочий персонал домой, на месте  остались: профессор Меер, руководитель проекта Маурицио Дзанети, сер Дэвид Нельсон, два американских профессора и один молодой специалист, а также звукомонтажер Фабрицио Ломбардо и секретарь господина Дзанети, Анжела.
Фабрицио своими ловкими пальцами аккуратно пропустил ленту между роликов и пассиков, между головкой и фиксатором, затем, намотал ленту на катушку, пальцем прижав кончик раккорда к ее центру, и, покрутив, сделал пару оборотов, пока раккорд не закончился. Затем натянул темно-коричневую ленту, и, подведя ее начало к головке, с одобрения Маурицио Дзанетти, нажал на кнопку воспроизведения.
С динамиков полилась прекрасная музыка, исполняемая на скрипке. Это было неизвестное никому музыкальное произведение, по-видимому, затерянное в общей суете, каких было много в истории, и не дошедшее до наших дней.
Исполнение было виртуозным, чистым, как утренний воздух высоко в горах. Временами вступал женский хор на итальянском языке. Он пел о том, как пещерный монстр, живший под горой «Каменные мхи» был влюблен в юную девушку, жившую в живописной деревушке, видневшейся внизу в долине. Его звали просто чудовище. И был он болен своей любовью смертельно.
Хор пел:
Мужики стояли с ружьями
Там где течет река
И к югу они стояли
Там где растут хлеба
 
И там где могила мамы
Монстра в лесу одна
Денно и нощно стояли
Не закрывая глаза.

А чудовище, имевшее к своему несчастью, зоркие глаза, видел, как скучает юная девушка у окна, и умирал постепенно.
Музыкальная часть, касающаяся болезни чудовища была довольно длинной, и здесь особенно проявлялись виртуозные пассажи  скрипача. Высокие ноты скрипки перекликались с тонкими голосами женского хора, и порой сложно было отличить скрипку от девичьих голосов, являющейся как бы дополнительным молодым голосом нежного женского хора.
Неожиданно музыка прекратилась и в лаборатории повисла нелепая тишина. Затем, из динамиков послышались шаркающие звуки тапочек. Они удалялись куда-то по коридору. Анжелу пронзили эти звуки. Она, как бы, почувствовала через них движения тела Паганини, его болезни, страдания, она ощутила человека, со своими слабостями, со своей уникальностью. Это были звуки шагов мертвого гения.
Звуки постепенно удалялись, но все же были хорошо слышны. Вдруг шаги остановились, после чего послышался обычный, но в то же время необычный, голос человека средних лет, говорившего на итальянском:
-Марцелла, деточка, дождусь ли я когда-нибудь своего ко…?
         
         Анжела плакала.