Смертельная доза любви

Кирилл смотрит на незнакомую девчонку. Она идет в его сторону, загребая порыжелые сентябрьские листья модными — на толстой подошве — ботинками.
Девчонке лет четырнадцать, она ровесница Кирилла. На ней расстегнутая легкая курточка, кремовые вельветовые джинсы. Светлый хвостик волос колышется в такт шагам. Футболка-топ открывает гибкую талию. Поравнявшись с Фатеевым, девчонка чуть притормаживает, поправляя выбившуюся из-за маленького ушка прядку.
Взгляд Кирилла, словно магнитом, притягивается небольшим вдавленным пупком. Легкое движение руки, и край курточки скользит вбок, открывая приколотый к карману джинсов рыжий значок с надписью «Юленька».
Ну где же вы, девчонки, девчонки, девчонки,
Короткие юбчонки, юбчонки, юбчонки...1
— вертится в голове знакомый мотив.
Бросив на Фатеева долгий насмешливый взгляд, девчонка проходит мимо. Кирилл оборачивается и смотрит вслед, пока она не скрывается в дверях ближайшей школы.

Что ж, для первой, мимолетной, встречи Кирилл знает об этой девчонке не так уж и мало — ее зовут Юля, а, если точнее, Юленька. Она любит себя и уверена в своем обаянии. Учится в пятьдесят первой, в седьмом или восьмом классе. Узнать точнее — нет ничего проще! Стоит только зайти к Кирюхину — на счастье Фатеева, Санька учится в ее школе, — подарить кассету с последним концертом «Руки вверх», и он сделает все. А может, даже предложит познакомить.
Но вот тут Кирилл еще подумает — за знакомство тоже придется платить. Лучше он соберется с духом и встретит Юленьку после школы.
***
Едва доделав уроки, Фатеев, захватив кассету, двигает к Саньке. Кирюхин открывает дверь, дергаясь под неслышимую Кириллу мелодию.
— Привет! — кричит он. — Проходи, сейчас чай поставлю!
В другое время Кирилл просто вырвал бы наушники из Санькиных «локаторов», но сегодня ссориться с другом резона нет.
Кирюхин скрылся на кухне. Чиркнула зажигалка. Фатеев сбросил ботинки и прошлепал в комнату. Скрестив ноги, пристроился на ковре и задумался. В лоб о Юленьке спрашивать не хотелось, а по-другому, кажется, не получится.
Со вздохом встал, потянулся и подошел к Санькиному столу. Среди разбросанных учебников и тетрадей мелькнул уголок фотографии. Вытянув ее кончиками пальцев, Кирилл пробежал глазами по незнакомым лицам, и вдруг сердце зашлось — вот она, самая крайняя во втором ряду...
— Симпатичная, — намеренно небрежно щелкнул он по девчоночьей фигурке, когда в комнате появился Кирюхин. — Кто такая?
Кажется, чувств своих голосом не выдал.
— Кто-кто... — передразнил Кирилла  Санька и почти вырвал из его рук фотографию. —Юлька Видясова. И чего ты в ней нашел?.. Давай лучше чай пить.
Они сидели на ковре перед дастарханом, в качестве экзотики привезенным Санькиным отцом из Таджикистана.
— Эта... Юлька... из твоего класса?
— Замутить хочешь?1 — подозрительно глянул на Кирилла Санька.
— А что? — сделал вид, будто не понимает, Фатеев.
— Так за информацию платить надо, сам знаешь...
— А я разве отказываюсь? — деланно удивился Кирилл и выудил из кармана новенькую кассету. — Держи.
— Что интересует? — деловито спросил Кирюхин, аккуратно задвигая «Руки вверх» между «Иванушками» и «Отпетыми мошенниками».
— Она с кем-нибудь гоняет?2
— Всерьез — нет. Что еще?
— Характер?
Кирюхин хрустнул печеньем и отпил чай. Потом долго, молча, опустошал вазочку, то ли испытывая фатеевское терпение, то ли просто пытаясь сформулировать, какова на самом деле Юлька Видясова. Наконец, заговорил, наморщив лоб:
— ...Вообще, она — ничего. О себе воображает, но не здорово. Может и погладить, и в морду дать — это уж как понравишься. Не любит, когда лезут. Так что ты поосторожнее...
— Дома у нее как?
— Кажется, хреново. Точно не знаю.
— Читает что-нибудь?
— Ну ты точно — спрыгнул!
— Курит?
— Да так, помаленьку.
— Музыка?
— Своди на Земфиру — не ошибешься. И вообще, достал уже! Что еще?
— Расписание.
— Спиши из дневника.
— Спасибо, Санька!
— Сочлись уже. А теперь — мотай, у меня дела.
Пора. Все, что можно, у Кирюхина выудил. Завтра Фатеев постарается увидеть Юленьку.

Наверное, Санька прав — и чего Кирилл на нее запал? Не так уж эта Видясова и красива — острый, будто птичий, нос, небольшие брови, непонятного цвета (фотография — любительская) глаза. Но Фатеев помнит маленькие Юлькины ушки, непослушную прядку и улыбку, от которой хочется сойти с ума.
Кирилл просыпается в семь, боясь открыть глаза (кажется, Видясова была у него в гостях — во сне или наяву?). Спешит в школу — торопит время, но оно, как назло, ползет улиткой.
Вечером стоит возле Юлькиной школы. Прислонившись к березе, переминается с ноги на ногу, наверное, минут двадцать и уже начинает бояться, что сменилось расписание или случилось еще что-нибудь... Но тут из дверей вылетает Санька и, заметив Кирилла, орет, кажется, на всю школу:
— Держись, она уже выходит!..
— Привет, — просто сказала Видясова, заметив парня, которого поманила вчера. Только вчера, а сегодня он — у ее ног. Скучно. Спросила, будто надеясь на отрицательный ответ, — Ты не меня ждешь?
— Тебя, — хриплым от волнения голосом бросил Фатеев.
— Ладно, пошли, — вздохнув, произнесла она. — Держи сумку.
И, не дожидаясь Кирилла, завернула за угол. Выудила из пачки сигарету, из кармана курточки — зажигалку. Все крутила и крутила колесико (с третьего раза — обозлившись), но кремень высекал лишь мелкие искры. Кирилл осторожно взял из Юлькиных рук зажигалку и поднес к сигарете. Из-под колесика прыснул фейерверк, расцвел — всего на секунду — огонек, но Фатеев, дернув пальцем, случайно погасил его.
Юлька в отчаянии стукнула рукой по коленке.
— Откуда ты только взялся на мою голову?..
Выдернула из губ сигарету и нервно спрятала ее обратно в пачку. Кирилл виновато пожал плечами.
Он шел рядом и не знал, о чем заговорить.
— Сказал бы хоть, как зовут... — проворчала, уже успокаиваясь, Юлька.
— Кирилл...
— Ки-рю-ша, — задумчиво произнесла Видясова, будто привыкая к ласковому имени. В конце концов, ей нужен друг. Проверенный, такой, что не предаст. Только этот парнишка, похоже, слишком наивен, но, может, это — к лучшему? И, не удержавшись, добавила. — Тяжело тебе со мной будет...
— Нет, мне с тобой легко, — радостно отозвался Фатеев.
— Дурачок, — немного помолчав, сказала Юлька.

Они идут в сторону «Авангарда». Мимо катит полупустой троллейбус. Случайно глянув в его окно, Видясова судорожно хватает Кирилла под руку, поворачивает назад и ускоряет шаг. Фатеев замечает скрывающийся в омуте Юлькиных глаз страх.
— Не хочу домой! Давай погуляем. Деньги есть?
Она смотрит на скисшую физиономию и, сжалившись, отступает:
— Ну хоть на одну мороженку хватит?
Кирилл еле наскребает требуемую сумму, вовремя замечая на асфальте оброненный какой-то доброй душой «полтинник». Юлька принимает преподнесенный Фатеевым вафельный стаканчик, жадно откусывает, оставляя на промерзшей массе следы зубов (на одном — еле заметная щербинка), протягивает стаканчик Кириллу и спрашивает:
— Ты меня не бросишь, правда?
— Конечно, нет, — уверяет Фатеев, откусывая мороженку там, где виднеется след от Юлькиных зубов.

Они гуляют, наверное, уже больше часа, но Кирилл не продвигается к Юлькиной душе ни на сантиметр.
— Проводи меня, — говорит, наконец, Видясова.
Она идет впереди, загребая ботинками переспелые листья, но у троллейбусной остановки неожиданно замедляет шаг:
— Вон мой дом, — она выбрасывает вперед руку и переходит на лихорадочный шепот, — Кирюша, пожалуйста, зайди во второй подъезд и посмотри, там никого нет?
Фатеев чувствует внезапный прилив отваги:
— Пойдем, я сумею тебя защитить!
— Сейчас не надо. Иди один, я здесь подожду...
Видясова остается на остановке. Ее съежившаяся фигурка почти не заметна в дальнем углу скамейки. Кирилл ступает неслышно, оглядываясь, точно шпион; добросовестно поднимается на пятый этаж. Не заметив ничего подозрительного, спускается вниз и уже направляется туда, где оставил Юльку, но вдруг замирает и, поразмыслив секунду, почти бегом устремляется ко второму — с другого конца дома — подъезду. Скрывается за железной дверью, спустя минут пять появляется на улице и, удовлетворенный, спешит к Видясовой.
— Все тихо? — она смотрит на Фатеева с надеждой.
Кирилл кивает. Юлькины плечи распрямляются.
— Только не спрашивай ни о чем, — просит она. И, подумав, добавляет, — просто я тебя еще не знаю. Я вижу, что ты хороший, но...
Видясова машет рукой и, больно ухватившись за Кирилла, решительно устремляется к дому. Из-под ее ног в стороны прыскают листья.
На третьем этаже Юлька забирает у Фатеева сумку, достает ключи и, открыв дверь, скрывается за ней, бросив облегченно:
— До завтра! Встречай меня вечером.
Ничего не понимая, Кирилл бредет домой. Завтра — контрольная по химии, но сейчас в голове не удержится ни одна формула. Кого Юлька боится? Она ждет от него помощи, но какой? Почему ничего не говорит? Не в силах ответить ни на один из вопросов, и, подняв на поверхность памяти, как Юлька прижималась к нему, в блаженстве засыпает.

Контрольную, похоже, завалил, но к горечи грядущего разговора с отцом примешивается сладость вечерней встречи.
...Кирилл торчит напротив Юлькиной школы...
...Видясова устремляется к нему, увлекает через дворы к Студенческой...
— Пошли на Шарташ, — предлагает Фатеев.
Юлька машет рукой — да куда угодно!..
— Кого ты боишься? — решается, наконец, спросить Кирилл.
Она останавливается и прижимает пахнущий чем-то непонятным и тревожным палец к фатеевским губам. Ну незачем пока ему это знать! Может, Юлька вообще никогда не расскажет Кириллу ни о чем. Он вполне может наделать глупостей, и тогда — что? Станет еще страшнее, об этом даже думать не хочется, не хватало, чтобы и он... Юлька гонит прочь жуткие мысли.

— ...Смотри, какой лес красивый! — восхищенно тянет Видясова, трогая кленовый лист, и вдруг вскрикивает. — Ой, смотри, грибы! Не знаешь, какие?
— Опята, — с оттенком легкого превосходства говорит Кирилл.
— Ой, а давай соберем, — загорается Юлька, отбирает у Фатеева свою сумку и запихивает в нее вырванные с корнем грибы.
— Ты меня не бросишь? — уже в который раз спрашивает она Кирилла. — Даже если узнаешь обо мне всё-всё?..
В груди шевелится неприятный червячок, но Кирилл уверяет Видясову — нет, конечно, он ее не бросит, ему с ней слишком хорошо... А червячок понемногу растет и начинает точить душу.
— Обиделся? — спрашивает Юлька. — Вижу, что обиделся. Но пойми — ты мне нужен. Хотя бы ради этого можешь меня понять? И простить?
Видясова прижимается к Кириллу, с надеждой глядя в глаза, и он уже готов простить ей всё, даже самые страшные грехи.
— Ой, — произносит Юлька, внезапно останавливаясь и глядя на Фатеева широко раскрытыми глазами. — Кирюша, посмотри, у меня там не клещ?
«Октябрь, какие, к черту, клещи?» — хочет спросить Кирилл, но произносит только:
— Где?
Юлька лихорадочно сбрасывает на землю курточку (взгляд Фатеева, как два дня назад, задерживается на распахнутой талии Видясовой и на спрятавшемся, будто от осеннего холода, пупке) и обнажает лопатку.
— Вот тут, — тычет она пальцем. — Только не смотри!..
— Ничего там нет, — пожимает плечами Кирилл. — Маленькое пятнышко.
— Значит, уже укусил, — упавшим голосом говорит Юлька.
— Дурочка ты, — ласково говорит Фатеев. — Все нормально.
— Правда? — она вдруг странно корчится, словно от внезапно пронзившей боли, и повторяет, как заклинание, — домой. Домой. Домой!
— Что случилось? — встревоженно спрашивает Кирилл.
— Пока ничего, но скоро...
Видясова смолкает и, не оглядываясь на Фатеева, почти бежит по усыпанной погибшими листьями тропке.
Мохнатый страх никак не хочет уходить. Он все шевелится и шевелится, и вместе с ним накатывает привычная боль. От этой привычности становится совсем плохо. Спасение одно — скорее домой! Нужно успеть открыть косметичку... Эта мысль поглощает все Юлькино сознание, вытесняя Кирилла. Сейчас Фатеева для нее не существует. Видясова просто придумала себе этого парня, он — миф, фантом, плод больного воображения. Спасение — не в нем, а в квартире, в заветной косметичке...

Догнать Юльку оказалось невозможным — не сказав ни слова, она рванула через дворы и скрылась прежде, чем Кирилл успел что-нибудь сообразить.
Что за странное бегство? Фатеев оглядывается, пытаясь определить причину. Все, вроде, спокойно. В ком — дело? Не в этой же мамаше с ребенком (а, может, это — ее мать? Но больно уж молода!), и не в этом старичке, бодро хромающем домой после оздоровительной прогулки... И не...
— Привет, — говорит невесть каким образом очутившийся здесь Кирюхин. — Ты чего, как обжабанный1?
— Да Юлька... Только что была здесь... Сбежала и даже слова не сказала!
— Какая Юлька? Видясова, что ли? Не обращай внимания, с ней бывает...
Кирилл чувствует — с Юлькой что-то не то, ее кто-то преследует, и нужно обязательно узнать — кто, и разобраться с ним — по-мужски, не до первой крови, а — пока не попросит пощады!..

...Назавтра Фатеев снова торчит возле Юлькиной школы. Степенно выходит сосредоточенный Кирюхин, случайно замечает Кирилла и, подвалив к нему, говорит небрежно:
— Не жди. Не было ее сегодня.
Заболела! Фатеев почти летит к «Авангарду», взбегает на третий этаж и звонит в Юлькину квартиру. Тихо. За дверью — ни шороха.
«Наверное, не слышит», — решает Фатеев и молотит в дверь кулаком. Она отворяется от ударов. «Вскрыли», — с испугом думает Кирилл. Крадучись, проскальзывает в дверь, скидывает в коридоре ботинки и на всякий случай осторожно, чтобы не оставить следов, по стеночке заходит в комнату.
Фатеев не сразу замечает Видясову. Она лежит недвижно, подтянув к подбородку колени.
— Юлька! Юленька! — Фатеев бросился в ножки ее кровати, пытаясь прочесть хоть что-нибудь в посеревших глазах.
Видясова перекатилась набок и, с надеждой глядя на Кирилла, простонала:
— Деньги... есть?..
Фатеев лихорадочно вскочил, вышаривая из карманов рубли и копейки. Трясущейся рукой поднес к Юлькиным глазам горсть мелочи. Через силу скосив на фатеевскую руку расширенные зрачки, Видясова сцедила:
— Издеваешься? Этого и на четверть дозы не хватит! Неси, если не хочешь, чтобы я...
Юлька зашлась криком, расплескивая слезы. Тонкие пальцы судорожно вцепились в руку Фатеева. Мелочь рассыпалась по растресканному полу.
— Кирюша, я сделаю все, что хочешь... Все... Только принеси деньги!.. Скорее, миленький... Не могу боль-ше!..
Кирилл видел перед собой только перекошенное от ломки, внезапно ставшее некрасивым, Юлькино лицо. Раздумывать некогда — нужно любой ценой избавить Видясову от дикой боли. Что делать дальше — разберемся потом, а сейчас — немедленно искать деньги... Но где?..
— Поставь... Земфиру... — с усилием произносит Видясова. — Мне будет легче...
Она машет рукой куда-то в сторону окна. Фатеев замечает магнитофон, с третьей попытки втискивает кассету в гнездо и нажимает «пуск».
Я буду ждать, ты звони!
В свои обычные шесть
Я стала старше на жизнь...
— несется из динамиков надрывное причитание. Фатеев пытается сообразить, где достать деньги. Пока можно взять из отцовой зарплаты, а там... О том, что придется отдавать, думать не хочется. Будь что будет! Нужно спасать Юленьку!
Фатеев сваливается с лестницы, задыхаясь, спешит домой. В спину несется:
...Видишь, я горю...
Кто-то спутал и поджег меня...
Ариведерчи!..

...Корабли в моей гавани...
Не взлетим, так поплаваем...
Стрелки ровно на два часа
Наза-ад...

— Принес?.. — лихорадочно спрашивает Видясова и протягивает Кириллу телефонную трубку. — Набирай...
Последние звуки утонули в нечеловеческом Юлькином крике. Видясова перекатилась на спину, все так же прижимая к животу острые коленки.
— ...Ноль-ноль-два. Два нуля, а не один... Повторяй: абоненту... Срочно нужна одна... Подпись — Кыска. Пусть... повторят.
Фатеев, как пономарь, пробубнил в телефонную трубку:
— Абоненту... Срочно нужна одна. Подпись — Кыска. Пусть повторят.
— Дурак, — сквозь сжатые зубы сцедила Юлька. — Это они должны повторить текст. Без ошибок.
— Текст... повторите, — тихо сказал мимо трубки Кирилл, с застывшим в глазах страхом глядя на Юльку.
Это — не она. Правда, тоже — Юлька, и по странному совпадению, ее фамилия — тоже Видясова. Но эта Юлька не умеет улыбаться. Она зла и жестока. Кирилл не любит эту девчонку. Он любит другую Юльку Видясову. И вообще, что он делает в квартире этой Юльки?
Но Фатееву становится по-настоящему страшно, когда в ускользающих Юлькиных глазах из омута кумара вдруг выныривает (и снова скрывается) прежняя Видясова — та, в футболке-топ, со вдавленным округлым пупком.
— А теперь уходи, — так же негромко произнесла Видясова. — Сейчас тебе здесь делать нечего.
— Юленька, я должен быть рядом...
— Уходи! Мама-а-а-а!..
— Я никуда от тебя не уйду, — решительно заявил Фатеев.
— Кирюшенька, родной мой, нельзя тебе здесь оставаться! Сейчас сюда придут и, если Се... — зачастила Видясова и, на миг запнувшись на имени, продолжила, — он увидит тебя, будет только хуже. И мне, и тебе. Вернешься через сорок минут. Понял? И не вздумай следить...
Кириллу кажется, что Видясова воспряла духом. За окном протряслась по ухабам машина. Стекло задребезжало. Юлька скорчилась и тихо простонала:
— Ма-ма...
Фатеев бросил на Видясову полный страдания взгляд и, прикрыв за собой дверь, медленно спустился по ступенькам, столкнувшись на лестничной клетке с каким-то парнем. Они переглянулись, будто запоминая друг друга, и разбежались — один вверх, другой — вниз.

Дверь в квартиру Видясовых распахивается.
— Принес?.. — дрожа, будто от холода, спрашивает Юлька.
— Обижаешь! — лыбится вошедший. — Ты же знаешь, Кыска, я всегда рядом, если кому плохо... Так?
— Так, — цедит Видясова. — Давай!
— Не-а... — тянет гость. — Долг платежом красен — так, вроде, говорят у нас в России? Напомни мне, Кыска... — парень берет Видясову за подбородок, — за сколько доз ты мне уже задолжала?
— За три...
— Умничка девочка, правду говоришь. Деньги!
Он раскрывает руку. Юлька сует в жадную ладонь принесенные Фатеевым мятые «червонцы». Послюнявив пальцы, парень отсчитывает бумажки. С сожалением откладывая две купюры и отдавая их Видясовой, говорит:
— Лишние. Мне чужого не надо. ...Держи!
Парень бросает на кровать пакетик и скрывается в темном вечере.
Скорчившись на ломках, Видясова тщетно пыталась найти хоть какую-нибудь вену. Она слизывала кровь с руки, в страхе торопясь загнать в себя мутную жидкость. Опиумное тепло оглушило. Стало не страшно. Стало никак.

Спустя полчаса раздается несмелый звонок.
— А, Кирилл, — осоловело говорит Юлька. — Вот сейчас мне хорошо...
— Юленька!.. — трясет ее за плечи Фатеев.
— Не тряси меня, весь кайф сломаешь, — недовольно выдает Видясова. — ...Иди, поцелую, — зовет она, глядя сквозь Кирилла в еле заметную точку за его спиной. — Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловала?
Голос Юльки лишен какого-либо тона, и последняя фраза теряет свою вопросительность.
— Иди. Ко мне. Иди. Ко мне, — мерно, будто стучит маятник, повторяет Юлька. — Ты меня спас. Я должна тебя отблагодарить. Иди ко мне.
Кирилл сдирает с вешалки куртку и сваливается с лестницы в чернеющий двор. Вслед несется Юлькин голос, монотонно повторяющий что-то несуразное.

— ...Ну почему именно ты?! — в отчаянии кричит Фатеев.
— Кирюша, милый, я брошу! Честное слово, брошу!.. Завтра же. Нет, сегодня!
Юлька цепляется за Кирилла. Опять подкатывает проклятый кумар!..
— Мне холодно, милый, мне холодно.
Фатеев вытирает выступившие на Юлькином лбу мелкие бисеринки пота.
Видясова частит:
— Господи, скоро снова начнется!.. Дай руку, Кирюша, дай мне руку...
Ее коленки, будто сами собой, подтягиваются к подбородку, ногти впиваются в вены фатеевской руки.
— Боль...но, — стонет Видясова и уговаривает себя, — но я перетерплю, я выдержу... У нас все будет хорошо, я люблю тебя...
Кирилл обнимает Юльку. Ее скрюченное от ломки, будто уменьшившееся, тело скрывается в фатеевских руках.
Он ждал этих слов, ловил отблеск Юлькиного чувства в ее глазах, но почему так больно от признания, почему оно не было произнесено на полчаса раньше? Тогда Фатеев стал бы самым счастливым на свете!..
Юлька чувствует на щеке и на подбородке две теплые капли.
— Я смогу... — повторяет она, но в голосе уже нет уверенности. — Кирюша, мне холодно...
Фатеев мечется по комнате, ища, чем укрыть Юленьку. Не найдя ничего, летит в коридор, сшибая углы; возвращается с курткой и набрасывает ее на трясущиеся плечи.
— Дурачок, — еле выговаривает она, — это опиумный холод, здесь ничего не поможет...
Видясова извивается на кровати, как червяк; куртка сползает на пол. Она лежит, словно скорчившись, прижимая к животу правый рукав. Кирилл утыкается в дергающееся Юлькино плечо.
— Юленька, что я должен сделать?
— Дозу... — шепчет Видясова и, вцепившись в Кирилла (на его руке от острых Юлькиных ногтей выступают капли крови...), твердит, — не слушай меня, Кирюша, не смей! Я стерплю. Ты же рядом. Ты же любишь меня, правда?..
Она говорит через силу.
— Пить...
Юлькины зубы стучат о принесенную Кириллом кружку. Она скользит и падает на пол, обдавая Фатеева фонтаном брызг.
— Спина... — стонет Видясова. — Спину... тянет.
Тянуло спину, ныли ноги, в голове — смрад, смерч. С каждой секундой — все страшнее, Юлька уже ненавидит весь свет и, в первую очередь, этого лоха, валяющегося в ее, Юлькиных, ногах, неспособного ни на что. Он, наверное, даже вену найти не сможет!..
— Достань мне дозу! — собравшись с силами, выкрикивает Видясова. — Достань мне дозу, слышишь, ты! Ты знаешь, как это сделать.
Юлька вдруг понимает, что приказывать нельзя, голос ее становится нежно-просительным, но ласку взрывает боль:
— Кирюшенька, милый, я не могу больше! Я умру. Если не уколюсь, я умру. И ты...
Она заходится в зверином крике. Кирилл, словно зафлаженный волк, кружит в четырех стенах Юлькиной комнатки.
— Ну иди же!
Видясова подталкивает Кирилла к двери и, не удержавшись, валится на пол.
— Иди!
У тебя спи-ид, и, значит, мы умрем.
У тебя-а...
— летело в спину надрывное причитание Земфиры.

— ...Принес? Набирай номер! Помнишь?..
— Нет, — признается Кирилл. Он еще медлит, деньги пока в его кармане. Но при взгляде на Юльку вся ее нечеловеческая боль, множась, перетекает в Фатеева. Его самого начинает ломать, и спустя пару секунд Кирилл готов на все.
— В последний раз, — твердо говорит он. — Сегодня — в последний раз.
— Конечно-конечно, — обещает Юлька, торопливо набирая знакомый номер. — А теперь — уходи! Ты знаешь, когда вернуться.
Голос становится жестким и колючим. Неродным.
— И-ди!
У выхода Фатеев сталкивается с тем же самым парнем. Парень подозрительно вглядывается в лицо Кирилла и взбегает по лестнице.

Морозит. Фатеев кружит по кварталу. Обхватывает руками плечи. Он ловит себя на мысли, что придется продать Саньке сериал про ментов, Кирюхин давно просил...
Юлька... Фатеев сейчас не хочет думать о Видясовой. Она станет прежней Юленькой часа через полтора, когда пройдут кумар и эйфория. Кирилл видит будто наяву, как Юленька привычно находит иглой вену, закачивает в нее маковую муть и, в ожидании кайфа, откидывается на спинку кровати...
Фатеев глядит на часы. Прошло всего семнадцать минут. Возвращаться — слишком рано.
...Очнулся на пороге какой-то школы. Сел на ступеньки и уткнул в колени лицо. Когда глянул на часы, была половина седьмого. Значит, прошло всего двадцать минут — только половина отмерянного ему Юлькой срока.
Здесь оставаться невозможно, нужно вырваться из этого страшного квартала, но домой — нельзя. Не чувствуя ничего, кроме апатии, Фатеев, сам не зная зачем, запрыгивает в троллейбус. Машинально выгребает из кармана мелочь, ссыпает в протянутую руку кондукторши и, спрятав билет в карман, пристраивается на сиденье. Сначала невидящими глазами смотрит в окно, потом, убаюканный мерным шуршанием шин, засыпает.
— ...Вставай, дорогой, уже круг проехали. Тебе где выходить?
Фатеев осоловело — спросонья — глядит на пожилую кондукторшу, на всякий случай говорит — «Здесь» и вываливается на обочину.
Он вернулся туда. Вон длинный, почти как Китайская стена, дом. Вон там — «Спорттовары», а за ними — Юлькин дом. Кирилл бежит к знакомому дому и внезапно тормозит, расширенными глазами глядя на «скорую» возле Юлькиного подъезда... на двоих санитаров... на фонари, льющие голубоватый свет... на худенькую фигурку на носилках, укрытую с головой чем-то белым, и на свесившуюся с носилок тонкую бледную руку, испещренную темными точками...
7 — 13 ноября 1999 г.