Пересеченная местность. начало

    Я снова вернулся в этот чертов мир. Это запредел. Мир грез и кошмарных снов. Снова для меня начинается новая жизнь, совершенно другая, не похожая на ту, которой я живу днем. По эту сторону пространства я имею другое тело. И эта жизнь настолько реальна, что я могу слышать стук своего сердца и свое дыхание. Я могу подойти к зеркалу, видеть свое новое чужое лицо и в то же время знать, кто я на самом деле. Сон уже ознакомил меня с моим новым телом, новым чужим лицом и этим миром.
    У меня темно-русые волосы средней длинны до середины шеи, аккуратная прическа. Довольно симпатичное овальное лицо, карие миндалевидные глаза с густыми ресницами, ровный нос с небольшими узкими «крыльями» и губы, судя по складкам в уголках рта, привыкшие улыбаться. Интересно, у такого красавца в этом мире много поклонниц? Пока мне не встретилось ни одной, но это не удивительно – люди тут какие-то равнодушные. Рост достаточно высокий, тело с загорелой кожей сильное и пластичное. Часто я оказываюсь одетым в черное - брюки, рубашку и короткую кожаную куртку. Несколько раз я был одет в светлый плащ и шляпу, под плащом - отлично сшитый светлый костюм-двойка.
    И все было бы хорошо, если бы не одна  деталь - у меня только одна здоровая  и сильная рука. Вторая, левая, - на месте и подвижна, за исключением кисти. Она словно онемевшая, я ее не чувствую -  запястье и пальцы не сгибаются. Не удается даже слегка пошевелить ими, как бы я ни старался. И на ней всегда одета черная кожаная перчатка.  Некоторое время я никак не мог привыкнуть к этой неподвижности. Много раз  забывался и тщетно пытался что-то сделать двумя руками, но понимал, что это невозможно.
    Не знаю, что случилось с рукой. Так было с самого начала, когда я впервые оказался в этом теле. Сначала мне казалось, что вместо кисти у меня протез. И я боялся проверить свою догадку, чтоб не увидеть безобразный пластиковый макет руки на обрубке кисти. Но однажды собрался с духом и снял перчатку. Кисть оказалась на месте, но в жутком состоянии. Начиная немного ниже запястья, она была сплошь покрыта тонкими длинными шрамами. Вся! Ладонь и ее тыльная сторона, пальцы - сверху, снизу, по бокам. И даже самые кончики пальцев были покрыты крестообразными шрамами. Сам я сделать этого просто не мог. По крайней мере, истинный я. У меня защемило сердце, и я проснулся. Когда же сон в очередной раз привел меня в этот мир, черная перчатка снова была на моей левой руке.
    Мне любопытно: когда я просыпаюсь – куда девается мое второе тело? Исчезает ли оно бесследно или остается в том мире, продолжая ходить по улицам призрачного города? А может быть, оно ложится в постель или в специальный ящик и ждет моего возвращения?  Возможно, для нормального человека странный интерес, но все эти сны были слишком реальными, пугающе живыми, не похожими на обыкновеннее сны. Вам, например, снился когда-нибудь вкус черешни, запах осенней листвы или прикосновение к теплому шершавому асфальту с настолько яркими ощущениями, что вы забывали, где сон, а где явь? Если да, то я думаю, вы меня поймете.
    Город, в котором я живу ночью тоже не обычный, в нем много необъяснимых странностей.  Его жители похожи на призраков. Их много, но они не обращают друг на друга ни малейшего внимания, даже если сталкиваются лицом к лицу. У них нет теней. Эти люди не отражаются в стеклах и двигаются замедленно, как в воде.
    Дома здесь еще более странные, чем горожане. Окна и двери постоянно перетекают с места на место, покатые крыши трансформируются в готические шпили, затем принимают формы церковных куполов, и, в конце концов, превращаются вовсе во что-то непонятное. Да и само притяжение здесь странное. Если подбросить вверх мелкий предмет, то можно видеть, что перед тем как упасть, он на короткий миг зависает в воздухе, источая прозрачные лучики, устремленные к земле, словно тончайшие корешки воздушного растения.

    Ночь. Передо мной лежит мой дневник, в котором находят место все волнующие меня мысли. Наручные часы на тумбочке пропищали час ночи, но сегодня я не могу спать. Постоянно возникает ощущение, что скоро мне откроется нечто такое, что может перевернуть всю мою теперешнюю жизнь. Сумасшествие, конечно же, но я ожидал объяснения от Ее величества Ночи и вчитывался в строки дневника, пытаясь понять, что именно заставило меня написать их.

    " 29 июня. 23.54.   
    К счастью или к сожалению, наш мир, наше измерение далеко не единственны во Вселенной. По ту сторону ночи также существует свой мир. Там оживает прошлое и предопределяется будущее. И вещие сны, - что они, как не продукт этого покрытого мраком зазеркалья? Где гарантия, что прикоснувшись ладонью к покрову ночи, вы не почувствуете ответное прикосновение теплой кожи своего неизвестного двойника? Наши миры – как две соседние комнаты, между которыми лишь ночь и сон. И кто знает, когда рухнет эта незримая стена, и наши реальности перемешаются, как праздничный винегрет в последний день творения? "

    Веки смыкала усталость, а строки плавно растекались радужными разводами по бумаге, столу и всей комнате. Сон сморил меня прямо за кухонным столом. Тихий стук выпавшей из руки ручки уже казался грохотом стучащего в окно звездного града. Ночь снова забрала меня в свои владения.

    И вот очередной визит в этот мир. Я лежал в своей квартире и размышлял. Интересно, где раньше было мое новое тело до того, как я попал сюда, и существовало ли оно вообще? А может, тело было «создано» специально для меня? Тогда почему оно такое, что с ним случилось? Но мне кажется, что скорей всего это тело принадлежало кому-то другому. Кто-то другой привыкал к одной руке, другой подходил к зеркалу и видел свое лицо, другой ел и дышал. Другой жил. Что же с ним случилось? Поменял ли он прежнее тело на новое... Проснулся ли он и больше никогда не вернулся... Умер ли...
    Как только у меня промелькнула эта мысль, перед глазами пронесся обрывок какого-то воспоминания. И нахлынули картины чужого прошлого.
Я был Он. Это были его воспоминания, когда Он был еще жив...

    Сильно болит грудь. Все заливает полумрак, и в этом полумраке кто-то стоит и пристально смотрит на меня. Подо мной ощущается леденящий спину цементный пол. Мои руки привязаны к разным концам длинной батареи. И хоть спиной я почти лежу на полу, плечи и голова не касаются его, то есть я частично вишу на руках. Тонкие тугие веревки врезались в запястья, причиняя страдания. Мокрые от пота волосы падают на глаза. По щеке сползает теплая липкая струйка. Крови? Рубашка отсутствует, а светло-серые брюки покрыты свежими красными пятнами. Ноги тоже к чему-то привязаны, и я не могу двинуться с места. Тогда я пошевелил пальцами рук - сначала правой, а потом левой. И тут же сообразил, что левая рука не должна шевелиться. Значит, это воспоминание относится к более раннему периоду, чем показалось вначале. Я сознавал, что остаюсь самим собой, а то, что сейчас происходит - это воспоминания моего нового тела, и продолжал наблюдать развитие событий.
Тот, кто стоял в стороне, теперь подошел ко мне ближе. Я вижу только его тело и черные длинные волосы, спадающие на плечи и лицо, которое невозможно рассмотреть. Он сделал еще один шаг, и стало понятно, что вместо лица у него  бездонная пустота. Я чувствую, что это мужчина средних лет, и в его мыслях нет ничего дружелюбного. До этого он долго избивал меня, а я, беспомощный, лишь старался вовремя отворачивать лицо и беречь живот.
Тут он наклонился надо мной и достал опасную бритву с белой костяной ручкой и длинным лезвием, на котором темнели ржавые потеки. Нет. Это не ржавчина. Я знаю, что это на самом деле – запекшаяся кровь. Человек склонился еще ниже, пока пустота его лица не заполнила все пространство передо мной.
Он протянул узкую ладонь с длинными гибкими пальцами и убрал прядь волос с моих глаз. Потом притронулся тупой стороной лезвия к моим губам, провел им по щеке, по шее. Бритва спустилась на грудь и остановилась над сердцем. Мужчина что-то говорил, и его слова долетали до меня откуда-то издалека:
  – Не бойся... Тебе будет приятно... ты уснешь ... расслабься... тебе понравится. Боль, это искупление. Не избегай своего шанса.  – А длинные гибкие пальцы вертели бритву, выводя лезвием на моей груди таинственные красные руны.
Я попытался вернуться в свою квартиру из этого жуткого воспоминания, но у меня ничего не получилось, никак не удавалось проснуться. Тихо подкрался ужас. Единственное, что мне оставалось делать - помнить о том, кто я был на самом деле. Я снова взглянул на его руки. Как у музыканта. Или хирурга. О, ЧЕРТ!!! Вдруг я вспомнил об одном знакомом из моего настоящего мира. Точнее, его сон о человеке, который расчленял свои жертвы, реальный и повторяющийся раз за разом в течение многих ночей. Холодный ужас затопил сознание, но я заставлял мозг помнить свое настоящее имя, свое прошлое, свой мир.
    Но я не в силах хладнокровно терпеть предстоящее, поэтому собрался с силами и рванулся в сторону, напрягая все мышцы в тщетной надежде порвать путы. Бритва выпала из руки палача и провела красную полоску на моем боку. Человек разозлился и закричал на меня. И вновь, словно сквозь слой ваты, донеслись слова :
    – ...Не знаешь, от чего отказываешься... Будь послушным мальчиком... забудь... подчинись... - Затем он  ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Моя голова мотнулась в сторону. Словно в замедленной съемке я увидел, как капли пота  и крови с моих волос брызнули на его блестящие черные ботинки. Ему показалось этого мало, и он ударил еще раз. Затем мужчина вытер ладонь об кусок ветоши, висевший на трубе, и приблизился к моей левой руке. Его пальцы стали играть моими пальцами.
    – У тебя такая красивая и сильная рука. Я хочу развлечься с ней.
    Я сжал пальцы в кулак, но он с нечеловеческой силой раскрыл мою ладонь. Внутри все похолодело. Мне уже известно, что произойдет дальше. Он поднял бритву и крепко сжал мою левую руку. Лезвие мягко вошло в ладонь, и я застонал. Теплая жидкость потекла по руке на цементный пол. Дальше следовало сумасшествие дикой боли. Я тонул в ее пылающем алом водовороте. Левая рука превратилась в огонь. Я был я. Это все, что осталось от моих мыслей и ощущений.
    Не помню, что было дальше, но когда мозг начал воспринимать жизнь и окружающий мир, то оказалось, что я иду по городу в полубессознательном состоянии. Моя левая рука стала сгустком пульсирующей боли. Кровь капает на снег, стекая с изуродованных пальцев, а с равнодушного серого неба падают мягкие холодные снежные хлопья.
    Снег? В этом городе лежит белый пушистый снег. Чистая, светлая зима стала для меня сезоном боли.
    На мне были лишь брюки и ботинки, а снег, жаля тонкими морозными укусами, смешиваясь с кровью на груди, стекает розовыми ручейками на ноги, на белоснежную землю. У меня на запястьях болтаются обрывки веревки. И я знаю, что мне чудом удалось спастись от того странного жуткого человека, не знаю даже каким образом. Или может быть, он не был человеком?
    Тут последовал сильный внутренний толчок, и я оказался в своей квартире, той, которая находится в мире ночи. Я еще не проснулся. Вспомнив то, что только что пришлось испытать, подошел к зеркалу и стал расстегивать рубашку. Они были тут - тонкие белые линии рун, оставленные острым концом бритвы. Порезы давно уже превратились в едва заметные шрамы. Я хотел уже проснуться, решив, что на сегодня с меня хватит испытаний, но этот мир решил по-другому, и я снова оказался в другом месте.
    Все кончено. Я вернулся сюда снова и исполнил свою клятву. На моей изуродованной левой руке надета черная кожаная перчатка, а тот, кто сотворил это со мной - мертв. Я убил его. Странное ощущение - сегодня я первый раз убил человека. Но и он достал меня. На улице светило солнце и пахло весной, таял снег, радостно звенела капель.
    Выбравшись из подвала, я присел на лестницу, привалившись к полусгнившим деревянным перилам. Этот дом стоит за городом и его окружает старый сад. Весна пришла в  мертвый город, а я полулежу у двери этого зловещего дома, истекая кровью. Опасная бритва по самую рукоятку  вошла мне в грудь в нескольких миллиметрах от сердца, загнанная туда нечеловечески сильной рукой моего мучителя. Из-за этого трудно дышать. Удивительно, какой мощью обладало это чудовище, чтоб так ударить простой бритвой с тупым концом.
    Немеющими пальцами я обхватил рукоятку и выдернул бритву. Рана тут же наполнилась кровью. Я закашлялся, у меня горлом пошла кровь, а в глазах потемнело. Все действительно кончилось. Нелюдь уничтожен, а я умираю. Силы медленно покидают тело, каждый вдох и выдох приносит боль. Как же темно в глазах. Может, я ослеп от этого яркого весеннего солнца?
    Но я знаю, что буду жить, потому что это не я. На самом деле умирал Он - законный владелец моего нового тела. Оказывается, что умирать не страшно. Ты почувствуешь лишь, что твое тело стало вдруг  легким и плывущим в воздухе. Ты взлетаешь над своим физическим телом. В твоих астральных ушах свистит ветер и тебя влечет в длинный темный тоннель, откуда ты уже не вернешься.
    В конце тоннеля тебя ждет ясное, светящееся существо, излучающее любовь и доброту. Оно окутывает своим добром и отеческой нежностью. Теперь ты дома. И обе твои руки целы и здоровы. Исчезли шрамы, покрывающие тело и душу. Пальцы на моей светящейся левой руке сжались в кулак, и я улыбнулся призрачными губами.
    Снова последовал сильнейший внутренний толчок. Чувство облегчения резко исчезло. Ночь прошла, а я снова стал самим собой и оказался в своей родной комнате. Не почувствовав левой руки, но не успев испугаться, понял, что она просто затекла он неудобного положения во время сна.

    Пытаясь осознать произошедшее, я не мог понять, как такое могло случиться. Ведь если Он умер, то его тело должно было сохранить воспоминания только до момента физической смерти. Тело не может помнить и знать то, что затем произошло с душой. Очередная мысль словно ударила током. Такой человек действительно, мог когда-то существовать в моем мире или в соседнем измерении. Если это моя прошлая жизнь, то подсознание просто реконструирует и дополняет произошедшее в моих снах. Если же это происходило в другом мире с иными законами, мое бывшее тело существует сейчас где-то за пределами нашего измерения, выжившее после убийства и залечившее рану, запомнившее абсолютно все. Тело живет без души, как зомби, но лишь до тех пор, пока моя собственная душа не оживляет его по-настоящему. И тогда оно передает мне свою память. А другие люди - это тела без душ. Этим и объясняется их странное поведение.
    Внезапно что-то щелкнуло в подсознании и словно кто-то открыл невидимый шлюз - понимание нагрянуло снежной лавиной. Но ведь душа вечна! И это была моя душа, и это - мое тело! Я вспомнил свою жизнь в параллельном мире. Прошлую жизнь. Возможно, в том измерении существует дубликат моего давно погибшего тела, в который я могу войти через сон. Дубликат, созданный моей памятью и подсознанием. А когда наладился контакт с новым телом, создался «лаз», я смог приходить туда каждый раз, когда только захочу. Мне лишь стоит лечь спать, настроившись на контакт.

    Четыре ночи прошли нормально. В тот город я больше не возвращался. Но вот настала пятая ночь, и я заснул, как обычно. Ночная жизнь началась с голосов, что-то говоривших у моего изголовья. Мне показалось, что не сплю, но когда открыл глаза, то увидел призрачную спальню, реальную и чужую одновременно. В квартире больше никого не было. Я встал и подошел к зеркалу. Все-таки интересно снова смотреть на свой новый облик и знать, что это твое. Было, есть, и, может быть, будет. Я отвернулся и пошел в соседнюю комнату. В нее мне раньше никогда не доводилось заходить. Эта комната чуть больше той, в которой я обычно оказывался во время своих ночных визитов.
    У завешенной  ковром стены стоял буфет, небольшой книжный шкаф и этажерка. На полу раскинулся огромный мягкий ковер. Комната выдержана в светло-коричневых и золотистых тонах. В углу комнаты на специальной подставке стояла гитара. Ее покрывал толстый слой пушистой пыли, и легкий сквозняк из приоткрытого окна шевелил паутину, затянувшую струны.
    Я аккуратно вытер пыль и паутину какой-то тряпкой, валявшейся на полу. Затем взял в руку гитару и сел на диван, подняв в воздух целое облако пыли. Левой рукой с трудом взял ее за гриф, и пальцами правой нежно тронул струны.
Зазвенели тихие звуки. Но почему так защемило, заболело в груди, защипало глаза? Ведь я не умею играть на гитаре. Но пальцы, опровергая этот факт, вызывали из тишины музыку. Мне известно, что левая рука должна брать аккорды, но не мог этого сделать. Именно в этот момент как никогда я ощутил неполноценность своего тела.
    Внезапно снова послышались голоса. Они раздавались со всех сторон и одновременно ниоткуда. Я подошел к окну и посмотрел на улицу. С высоты второго этажа было видно женскую фигуру, стоящую под деревом спиной ко мне. Мои чувства подсказывали, что мы с ней знакомы. Когда-то я потерял ее, а сейчас она снова пришла. Она вернулась ко мне. Сердце радостно забилось. Но примет ли она меня таким? Ведь она знала меня здоровым. И живым. А теперь... Тут она стала удаляться в туман. Мой окрик рванулся ей вслед:
    – Подожди, не уходи!
    Выбежав из квартиры, я кинулся вниз по заваленной мусором лестнице. Похоже, кроме меня тут больше никто не жил. Когда я выбежал на улицу, ее уже нигде не было. И я начал искать ее везде, метался по знакомым и незнакомым улицам, заходил сквозь стены в дома, звал ее, но везде была только тишина и пустота.
    Меня охватило горькое отчаяние. Женщина из моего прошлого бесследно исчезла. В поисках ускользнувшей надежды я вышел за город и теперь любовался началом весны.
    Пройдя лужайки и поляны, покрытые зеленеющей травой, я вышел к дряхлой, местами обвалившейся ограде. За ней виднелся старый фруктовый сад. Почерневшая от времени калитка противно поскрипывала на единственной проржавевшей петле. Я открыл калитку и вошел в сад.
    Здесь росли различные деревья, согнутые  годами: яблони, груши, вишни, сливы, абрикосы и дикие яблони-райки. Сейчас они цвели, все одновременно. Белые лепестки покрывали землю сплошным ковром, и изредка на белоснежную поверхность падали розовые лепестки яблони-райки. Розовые пятна на белой земле. Словно брызги крови на снегу. На долю секунды я увидел эту картину - капли крови стекали с изуродованных пальцев на снег. И снова перед глазами стоял цветущий сад.
    Я пошел вперед, мягко ступая по чистому «ковру». Пройдя с десяток шагов, присел у засохшей яблони, и взял горсть лепестков. Повеял легкий ветерок и лепестки, падая с ладони, с тихим шорохом смешивались со своими собратьями на земле.
    Какой-то внутренний зов влек меня вперед. И вот впереди из-за деревьев, покрытых молочной пеной цветения, показался дом. Деревянные ступени прогнили и местами провалились. На земле догнивали рухнувшие перила. Окна выбиты вместе с рамами. Сам дом покосился и медленно врастал в землю.
    Господи, сколько же времени прошло с тех пор, когда мои ноги ступали тут в последний раз? Я поднялся по ветхим ступеням и опустился на веранду. Здесь я умер. На черной, источенной червями древесине темнели странные потеки. Я провел пальцами по этим пятнам. Когда-то это было моей кровью. Снова на короткий миг вернулось воспоминание - рукоятка бритвы дрожала в груди. Трудно было дышать. И вдруг, вернувшись из воспоминания, я почувствовал, что мне действительно не хватает воздуха. О, Боже! Как больно! Я задыхался. Судороги волнами пробегали по холодеющему телу. Кажется, это очередная смерть. Я упал спиной на пол веранды.
    Закрыв глаза, я вслушивался в тихий шелест опадающих цветов и умиротворяющее жужжание пчел. Воротник рубашки стискивал горло, но у меня не хватало сил поднять руку и расстегнуть ворот. И вдруг наступило облегчение.
Чьи-то руки заботливо подложили что-то мягкое мне под голову. И чьи-то пальцы расстегнули три верхние пуговицы рубашки. Свежее дыхание весеннего ветра охладило грудь, а принесенный им сладкий аромат цветения подарил умиротворение. Этот кто-то нащупал пульс на моей правой руке, а затем прислонил ухо к сердцу. Мне на шею и лицо упали длинные мягкие волосы. Я хотел посмотреть на того, кто мне помог, но не мог открыть глаза. Человек приподнял мою голову и приложил к пересохшим губам край стакана. Прохладная вода полилась в горло, стекла из уголка рта и защекотала шею.
    И я открыл глаза...
    Длинные черные волосы спадали на его плечи. Вместо лица была пустота, и эта пустота смотрела мне в глаза. Я отпрянул от мужчины, а он от меня, и из его рук выпал стакан, разбившись на мириады звенящих осколков. Я моргнул, и все исчезло. И лишь осколки стекла блестели на ступенях.
    Я встал. Под головой у меня ничего не было. Может, это все мне просто привиделось, и битое стекло лежит здесь с незапамятных времен? А может быть, я даже никогда не умирал и воспоминания были сном. Внезапно налетевший порыв ветра распахнул мою рубашку на груди. Я опустил глаза и вздрогнул. В нескольких сантиметрах от сердца на смуглой от загара коже резко выделялся светлый шрам - след от смертельного удара.
    И тут произошло что-то странное - на месте старой раны проступили маленькие капельки крови. Они слились в большую каплю, которая вытекла из шрама, и медленно поползла вниз. Я дотронулся до нее, испачкав пальцы алым. 
Кровь продолжала вытекать, а я наблюдал широко раскрытыми глазами, как струйка крови превратилась в ручей, и внезапно стала фонтанировать мощной струей. Кровь полилась по ступеням в сад, затапливая и унося с собой белый цвет деревьев. Я поднял побелевшее лицо к небу. Сквозняк небрежно бросил мне в лицо горсть запачканных кровью лепестков.
    Меня уносил темный поток фосфорицировавшей воды. Боль ушла. Вместе с ней ушла ночь. Я проснулся с бешено колотящимся сердцем.
    Что же это было - просто ночной кошмар или реальные для того мира события? Здравствуй, жизнь! Я вернулся.

    И снова приходит ночь. Все возвратилось на прежние места. Я сидел на веранде и водил пальцами по своей засохшей крови на черной гнилой древесине. И не было того ужаса, который разбудил меня в прошлый раз. Лишь расстегнутая рубашка открывала след от смертельного удара.
    Может, это все было просто иллюзией? Хотя, о чем это я? Здесь, в этом мире, нет границ между реальностью и иллюзией.
    Я встал и пошел в дом. Прогнившие доски пола готовы провалиться под тяжестью шагов и сломать мне ногу. Потолочные балки провисли и только ждали удобного момента, чтоб свалиться вниз. Я ходил по комнатам, в которых вместо мебели лежали большие кучи мусора, состоящие из сухих листьев, пыли и клубков паутины с запутавшимися в них мертвыми пауками.
    В тесном, пропахшем плесенью чулане я нашел лестницу, ведущую в подвал. Когда же спустился вниз, то сразу узнал это проклятое место. В самом дальнем углу подвала стоял котел. У стены догнивала дырявая батарея. Та самая... Около нее лежал растрепанный моток истлевшей веревки. Переплетение труб под потолком, росшее из ржавого котла, давило сверху на психику.
    Внутри все сжалось от вспыхнувших воспоминаний. Я подошел к батарее и присел около веревок. Истлевший  моток прикрывал бурое пятно на бетонном полу. Встав, я принялся ходить по подвалу. От стены к стене, от батареи к котлу. Хотелось уйти из этого места, но что-то непонятное не пускало меня.
    Властный зов влек куда-то сквозь стены подвала и время. У самой дальней стены стояло прислоненное к ней зеркало. В его мутной глубине я увидел свою фигуру. Подойдя ближе, с трудом рассмотрел свое лицо. В полумраке оно казалось бледным, уставшим. Лицо тяжело больного человека. У меня вдруг создалось впечатление, будто отражаюсь на поверхности темной стоячей воды.
    На серую водяную пленку упал желтый осенний лист. В озере отражались деревья, росшие по его берегам. Ветер срывал с деревьев покрытые позолотой и багрянцем листья и швырял их горстями на землю, в воду, на плечи.
    В воде под свинцовым, низким небом, плавно покачивался утопленник - мой двойник. В светлом длинном  плаще и шляпе. Я не сразу понял, что просто сам отражался в озере. Под плащом на мне оказался одет отлично сшитый костюм. На левой руке перчатка отсутствовала. Это была рука мумии, обмотанная белыми бинтами от запястья до кончиков пальцев. При любом неосторожном движении руки сквозь бинты проступали розовые пятна, а по лицу пробегали судороги боли.
    Так умер я или нет? И как произошел переход от зимы к осени? Это мгновенное, но в то же время плавное перемещение выбивало из колеи. Что это было? Квартира - сад - смерть - подвал - парк с озером. Совершилось путешествие во времени и пространстве.
    Запах осени, палой листвы и дыма. Где-то вдалеке кто-то из призрачных обитателей Города жег костры. По парку в шахматном порядке сложены аккуратные кучи листьев. Слишком аккуратные для работы простых дворников. Я подошел к одной самой большой куче листвы, и, раскинув руки, упал спиной в мягкую шуршащую перину.
    Неожиданно куча листьев вздохнула, что-то пробормотала и за одну секунду втянула меня в теплую глубину того самого озера. Когда я вынырнул на поверхность, на сумеречном небе блестели незнакомые звезды. Закрыв глаза, я вернулся в свой родной мир.

    Сегодня я хожу по темным лабиринтам ночного города. Нынешняя ночь началась так странно... За мной следят. Я чувствую их взгляды на своей спине. Один раз мне даже удалось увидеть их издалека. Трое в черном. Они крадутся за мной ночными хищниками. Три черных человека. Три черных волка. Мне кажется, я слышу, как капает  слюна с длинных клыков в маслянистые лужи на асфальте.
Кто их послал? Может быть, Он - мой убийца? А, может быть, и сам Мертвый Город. Я убегаю от них к ярким огням неоновой рекламы. Кругом ни души. Здесь все так и должно быть.
    Я спускаюсь по длинной лестнице в нижнюю часть города. Бегу изо всех сил через мрачный парк, едва освещенный неоновой луной. Она не настоящая, как и сам город. За спиной шум преследования. Сердце бешено колотится о грудную клетку безумной птицей. Страх сжимает горло. Пот катится по лицу ручьем. Что со мной происходит? Продолжается ненормальный бег неизвестно от чего и кого. Может, от смерти. От судьбы?
    Одним махом преодолеваю вынырнувшую из-за кустов ограду. Кругом - одни кресты. Я попал на старое заброшенное кладбище. Замерев на секунду, бегу дальше. Но оказывается, оно не такое заброшенное. Замечаю, что на многих могилах горят толстые белые свечи. Выбежав за ограду этого жуткого загадочного Некрополя, я почувствовал, что они меня догоняют. Их дыхание холодило спину.
Но вот пришел конец моего бесконечного бега. Я стоял на берегу темной реки, уносящей в ночь маслянистые воды. Они догнали меня, окружили и готовились напасть. Темная река манила в свои владения. Оставался единственный шанс спастись. И я бросился в прохладные волны. О, Стикс, прими мою плоть!
Когда мое тело достигло дна, что-то мягкое обхватило его и выбросило на поверхность.
    Там уже было раннее утро. Оказалось, что меня снова перенесло куда-то в другое время и пространство. Я вынырнул в огромном рве, наполненном грязной водой, окружающем старый замок. Мимо медленно и торжественно проплыла огромная дохлая крыса. Я тут же бросился к берегу и выбрался на пологий берег.
Теперь, разлегшись на зеленой сочной траве, остается подсушиться и  рассмотреть место, куда попал. Замок, стены которого покрылись шелковистым мхом, напоминал о седой древности. Из бойниц замка на меня смотрело запустение. Крыша частично отсутствовала, а оставшаяся часть поросла травой.
Потом я решил, что раз попал сюда, то нужно не лежать увальнем на пригорке, а разведать обстановку. Оказалось, что замок на самом деле не так неприступен, как казалось с первого взгляда. С обратной его стороны через окружавший каменные стены ров был перекинут подъемный мост, а поднимавшие его канаты болтались на ветру, перерубленные боевыми топорами. Почему именно боевыми топорами, я не знал, но именно этот образ сразу же пришел в голову.
    Мост уже потерял прочность, отдельные доски проломились  и упали в цветущую воду. С опаской я ступил на него. Когда дошел по скрипящему настилу до середины рва, то увидел то, что заставило  меня замереть на месте. Недалеко от каменной стены из гнилой воды высовывалась мертвая рука, сверкая белизной отполированной воронами и временем кости. В изумлении тряхнув головой, я вошел в ворота.
    Двор сплошь порос сорной травой. На изъеденных временем плитах то тут, то там валялись выбеленные кости, бывшие некогда людьми, и ухмылялись мне мертвыми оскалами черепов. Около двери, ведущей в замок, на ступенях лежали останки нескольких человек. На них еще сохранились доспехи. На одном скелете был надет шлем, а его рука сжимала меч, уже немного тронутый ржавчиной. В целом же меч неплохо сохранился. Лезвие покрывала изящная чеканка. Я наклонился ниже, чтоб  рассмотреть тонкие узоры, и вдруг из замка раздался сильный шум.
    Что-то черное, бесплотное выпорхнуло из бойницы и накрыло туманом весь двор. Шум не прекратился. Он зазвучал металлом, и теперь в нем отчетливо слышался звон мечей и глухие гортанные выкрики.
    И снова в голове проснулся зов. Он влек меня внутрь, на звуки битвы. Ему невозможно было сопротивляться. Тогда я встал на колени перед воинами на лестнице и, мысленно попросив прощения, взял из руки скелета меч. Что-то вело мое тело к двери. Под ногой жалобно хрустнул остов маленькой птички. Еще одна невинная жертва этого мира.
    Я вошел внутрь через дыру, прорубленную в толстой дубовой двери. Сразу за дверью находился огромный зал с высокими потолками. Драпировки, гобелены и некогда гордые флаги, реявшие в незапамятные времена над полями доблестных сражений, свисали со стен жалкими лохмотьями, содранные и изрезанные захватчиками. И тут тоже правила царица Смерть. Я начинал понимать о том, что произошло в этом замке много лет назад.
    Шум доносился со второго этажа. Я стал подниматься по разбитой лестнице, нервно сжимая меч, и попал в зал, увешанный боевым оружием и щитами, на которых были изображены древние гербы. И никого...
    Звон оружия переместился в соседний зал, но и там никого не оказалось. Шум битвы слышался уже по всему замку, завывал кровожадным гимном богу войны, перекатывался горным обвалом, бил в голову. Я выронил меч  и закрыл руками уши. Неведомая тяжесть, упавшая на плечи, заставила встать на колени. Чьи-то руки лежали на моих плечах, кто-то стоял у меня за спиной, и от него исходил могильный холод. Я вырвался из цепких пальцев и обернулся.
    На какой-то миг я окаменел, но потом решил, что для этого мира все нормально. Просто нужно пожелать ему доброго здоровья и обменяться галантными поклонами. И это – со скелетом! Да, мне не мерещилось. Мертвец пришел за своим оружием. Он поднял с пола меч и неуклюже двинулся из зала. Я медленно шел за ним и увидел удивительную вещь - мертвец вышел из замка через разбитую дверь, подошел к тому месту, где лежал раньше и аккуратно лег в ту же самую позу, уже навечно сжав  рукой свой верный меч.
    И снова я стал блуждать по замку. Везде царили смерть и разрушение, во всех помещениях валялись останки защитников замка вперемешку с воинственными захватчиками. Не знаю точно, кто из них кто, но я мысленно читал им всем заупокойную молитву. В одной из комнат обнаружилась старинная, некогда  роскошная кровать с балдахином. Дряхлые остатки парчовых занавесей закрывали от посторонних глаз широкое царственное ложе. Столбики кровати, изгрызенные жуками-древоточцами, когда-то  украшенные затейливой резьбой и яркой росписью, теперь украшала пушистая бахрома бело-серой плесени и увивали гирлянды облезшей позолоты, скрывая следы искусства неизвестных мастеров-резчиков.
Любопытство подтолкнуло меня подойти вплотную к кровати. Нетерпеливой рукой я отдернул гнилую ткань занавеси, которая тут же превратилась в труху под моими пальцами.
    Господи! Это ли я ожидал увидеть? Внутри все похолодело от того ужаса, который открылся передо мной, когда осели труха и пыль неизвестных веков. На этом смертном ложе, крепко обнявшись, лежали два скелета, пронзенные одним мечом. Судя по размерам, и украшениям на одном из них, это были мужчина и женщина. У них в ногах, небрежно брошенные друг на друга, лежали два детских скелета с отчлененными головами. Отшатнувшись от этого собрания смерти, я бросился прочь из зловещего замка.
    Не знаю, сколько продолжался мой бег, но я остановился лишь тогда, когда оказался в светлом лиственном лесу, вдали от всего этого кошмара. Как легко дышалось этим свежим воздухом, в котором разлит запах душистых цветов и сочной травы! Но что-то меня насторожило. Я почувствовал в правой руке посторонний предмет. А, подняв руку, обнаружил, что всю дорогу сжимал в ней позолоченную кисть с занавеса, чудом не превратившуюся в прах от моих движений. С негодующим воплем и омерзением я отшвырнул ее от себя. Стало немного спокойней. В воздухе запахло грозой.
    Через несколько минут неожиданно хлынул ливень. В резко потемневшем небе зазмеились  огненные молнии. Гром разрывал ткань реальности. В зияющих малиновым разрывах вспыхивали гибнущие звезды и темнели шпили запредельных городов.
    Я прижался к шероховатому стволу дерева в надежде хоть немного укрыться от разящих шпаг воды, яростно взрывающих  землю у ног. Но тут меня подхватила огромная бесплотная ладонь, сотканная из серебристой энергии, и отшвырнула прочь, в клубящийся туманный смерч из пузырьков воздуха. И почти одновременно с этим в дерево, под которым я только что стоял, врезалась ветвистая золотисто-злая молния. Дерево вспыхнуло смоляным факелом в замшелых пальцах великана-холма и искры, падая в лужи, гасли сигаретными окурками.
    Очередной сильный порыв ветра отнес окурки к противоположной стороне тротуара. Зябко пожав плечами, я поднял воротник плаща и медленно побрел по серым квадратам плитки к выходу из сквера. Слева от меня заблестела мокрая от моросящего дождя, полуразвалившаяся беседка. Не знаю зачем, я повернул к ней. Грустно, что пришлось покинуть тот мир. Перед глазами до сих пор стояло огромное пылающее дерево.
    Крыша беседки прохудилась, пол усыпан желтыми и красными кленовыми листьями. Мне здесь нечего делать, и я повернулся, чтобы уйти, но путь назад преградила непроницаемая, тугая пелена дождя. Я тоскливо смотрел на нее, а за спиной весело щебетали птицы. Раз выхода не было, пришлось идти на их гостеприимные  голоса. Я вошел в клубящийся туманный смерч, выросший из пола беседки и вышел в лес.
    Дождь с грозой уже прекратились, и птицы приветствовали лучи солнца, пробивающиеся сквозь резные листья вековых крон. От дерева, в которое ударила молния, остался лишь невысокий, обгорелый и причудливо расколотый кусок ствола. Вокруг не осталось ни остова беседки, ни сигаретных окурков, лишь на ярко-зеленой молодой траве лежало несколько, неизвестно откуда залетевших в это место, осенних, желтых и красных кленовых листьев.
    Прислонившись к сырому и скользкому стволу неизвестного мне дерева, я поднял вверх лицо. Где-то далеко-далеко, в вышине, сквозь листья голубело свеже-начищенное небо, на листках и травинках вспыхивали искры бывших дождинок. От них отражались крошечные солнечные зайчики и прыгали на моих ресницах, весело повиливая призрачными световыми хвостиками, заставляя щурить глаза от этого неожиданно-острого блеска.
    Мокрая рубашка тесно облепила тело, с волос капала вода и холодила лицо и шею, хотелось тепла и горячего чая. Но раз я снова оказался здесь, то можно продолжить исследование этого мира. Какой-то неизвестный ранее инстинкт повлек меня дальше, в сторону, противоположную замку. По пути иногда встречались заросшие тропинки, по которым уже много лет никто не ступал, одичавшие куры и лошади, а один раз я увидел глубоко вонзившуюся в дерево стрелу с голубым оперением, и, с трудом выдернув ее, забрал с собой.
    Пропетляв немного по тропинкам, мне удалось выйти на мощенную булыжником мостовую, которой также очень давно не пользовались. В цветах по обочине позванивали кузнечики и стрекозы, мимо меня пронеслось в безумном танце несколько огромных белоснежно-лимонных бабочек. Невдалеке послышался легкий звук, похожий на всплеск рыбьего хвоста по воде. Такой мирный пейзаж напоминал окраину деревни в жаркий летний день. К тому же солнце начало припекать, как в августе, и я уже почти высох под его теплом.
    Дорога вела дальше и привела, в конце концов, к обрыву. Прямо у ног глубоко внизу простиралась пышная долина. Ярко-синее небо надо мной и шикарная растительность с синими ручьями, петлявшими между кустами и деревьями - глубоко подо мной. Они словно отражались друг в друге. Я любовался этой красотой, когда воздух за спиной резко похолодел. Из снежного бурана, возникшего на мостовой, возникли Они.
    Пыль пространств налипла на их лапах и шерсти, кровожадная слизь слюны капала с ржавых клыков. Снежинки холодными булавками покалывали мое тело. Я немного сместился в сторону от пропасти, но поскользнулся на обледеневших камнях и упал. Острое стеклянное лезвие льда рассекло кожу на виске. В глазах на секунду померк свет, но как будто кто-то насильно снова его зажег и поставил меня на ноги.
    В вертикальных зрачках оборотней читались злой смех и удовольствие. Не хотелось погибать в зловонных пастях этих тварей. Лучше самоубийство, чем добровольная самоотдача в пищу монстрам, посланным по мою душу Городом. И я, подойдя вплотную к обрыву, бросился вниз, успев услышать раздосадованный и негодующий вопль.
    Они стояли на краю дороги и свешивали вниз морды, а я все удалялся от них, летел спиной вниз, медленно-медленно, раскинув руки и торжествующе улыбаясь. Уже скоро, очень скоро. Сейчас... Удар ужасающей силы потряс мое тело, дикая боль разодрала мозг, и я проснулся.
    Вся подушка была в крови. На виске я ощутил свежий порез. Тело ломило так, будто кто-то разбил меня на множество частей, а после небрежно собрал. Встав с постели, я почувствовал под ногой какой то предмет. Вначале подумал, что наступил на оброненную ручку или карандаш, но, наклонившись, поднял с ковра длинную стрелу с голубым оперением.
    Она была слегка треснута в двух местах и забрызгана свежей кровью. Выронив ее, я схватился руками за голову и почувствовал, что волосы слиплись прядями, как после мытья или дождя. В комнате еле уловимо пахло озоном и лесом. Я в ужасе вылетел из комнаты и бросился в ванную.
    Умывшись ледяной водой, посмотрелся в зеркало - нет, я был настоящий я. Сон закончился. Я вернулся в комнату. Там по прежнему алела кровавыми пятнами подушка, а на полу лежала стрела, которую мне каким-то образом удалось вытащить из  сна.
    Я взял стрелу и убрал ее в письменный стол. Чертыхаясь, поменял наволочку на подушке и отнес ее в ванну для последующей стирки. Настроение стало хуже некуда, и я пребывал в совершенной растерянности - теперь сон перешел в явь. Что же мне теперь делать? Как уберечься от кошмара, который начал приобретать плоть? И не схожу ли я с ума после всех этих снов?
    Половину дня я провел кое-как, а после обеда решил немного поспать. Хотя сразу после этого решения возник неосознанный страх перед той стороной реальности, которая снова могла открыться для меня, но моральная усталость оказалась выше этого страха.
    И снова я проснулся. Вся подушка была в крови. На виске болел свежий порез, а на полу валялась сломанная стрела с голубым оперением. В ужасе я вцепился в свои волосы единственной рукой и с воплем вылетел в ванную. Из зеркала на меня смотрело мое чужое лицо. Происходило что-то невероятное. Явь и сон настолько искусно смешались, что теперь непонятно, какой же «я»  настоящий, и какая реальность была моей родной.
    А сейчас сидеть в квартире, и переваривать произошедшее не было желания. Я вышел на улицу. Сегодня город казался совсем не такой, как обычно. Нет ощущения невидимых мрачных глаз и тревоги. Улицы непривычно  пустынны, и можно услышать мельчайший шорох, изредка издаваемый упавшим листком  или легким порывом ветра в ветвях. Тишина настолько идеальна, что, кажется, она тихо звенит и вибрирует от моего дыхания.
    И сегодня в городе гораздо спокойней, чем обычно. Я шел и внимал этому умиротворенному молчанию. На одной из улиц под стеной дома, задумчиво кивая сама себе, сидела старая-престарая женщина. Привыкнув к тому, что жители города своим поведением напоминают призраков, я остановился от неожиданности, заметив, с каким интересом смотрит на меня эта женщина. В ее глазах - смесь любопытства, грусти и легкая полуулыбка. Я подошел к ней и присел рядом. Она ласково улыбнулась:
    – Ты изменил своим привычкам, Приходящий ночью?
    Я был настолько удивлен, что несколько секунд не мог произнести ни слова. Лишь немного придя в себя, спросил:
    – Что вы знаете обо мне, и почему назвали приходящим ночью? Откуда вам известно, что я живу не здесь? К тому же, когда я появляюсь в городе, здесь бывает и утро, и день, а также ночь и вечер. И разные времена года.
    Такое обилие вопросов ничуть не сбило ее с толку. Она пожала плечами.       
     – Просто я вижу. Ты - не создание города. Ты всегда приходил, когда Город бодрствовал и ждал тебя. Значит, в это время в твоем измерении была ночь - время, когда все люди спят. Теперь же спит Город. Сегодня тебе повезло.
    – Расскажите, что вы еще знаете обо мне и моем мире. И как получилось, что вы разговариваете со мной? Раньше я никогда не замечал, чтоб жители разговаривали друг с другом, и тем более со мной.
    – История длинная. Если у тебя хватит терпения, я расскажу все, что  знаю. Я ведь сама часть Города, и ощущаю его мысли и чувства. Знаю его историю.
Я примостился удобней, опершись спиной о теплый камень стены,  и приготовился слушать, ощущая какой-то легкий ужас перед тем, что могу узнать.. Я боялся услышать эту историю и хотел ее узнать одновременно.
    – Слушай меня, Приходящий ночью, и ничему не удивляйся. Когда родился этот Город, в нем не было ни одной живой души. А как может Город обходиться без жителей? И он решил населить себя людьми. Он проник в сны людей соседних измерений и стал заманивать их к себе. Когда они попадали в него, Город подавлял их волю и личность, превращал в безмолвных и покорных ему призраков. Еще никто не вырвался из его цепких объятий, и не вернулся туда, откуда пришел. Лишь я сопротивлялась и смогла сохранить часть настоящей себя. Но и то лишь потому, что меня поддержал мой Город, из которого я попала сюда - Город Белой Зари. Я могу сбрасывать с себя власть Города только на тот промежуток времени, когда он спит и теряет власть над своими жителями. Но, к сожалению, я единственная, кто может воспользоваться его сном. Остальные жители давно уже  потеряли себя и полностью стали частью Города. Они проживают  здесь свой срок и умирают, когда приходит их время по летоисчислению этого измерения. Некоторых, особо покорных и услужливых, Город возрождает заново, а остальных просто заменяет новыми людьми, украденными из других миров. Он никого не выпустит из-под своей власти. Его слуги - темные порождения подвалов и свалок Города - следят за всем, что здесь происходит. Будь осторожен - Город понял, что не сможет затянуть тебя в свою паутину, и натравил на тебя слуг.
  – Но почему? Какую опасность я представляю для него?
  – Ты - роковая ошибка этого Города. Ему не нужно было завлекать тебя к себе. Но он сделал это. Давно. Очень давно. Я тогда была совсем маленькой девочкой и только попала сюда. Теперь же я даже не помню, сколько мне лет. Моя дряхлость еле удерживает меня на краю жизни, но я дождалась этого момента - ты вернулся, чтобы отомстить за себя и заодно за всех нас. Да. Ты жил раньше в этом Городе, и он хотел полностью завладеть тобой, но наткнулся на ожесточенный отпор. Ты был единственным, кто смог снова вернуться в свой мир.  И Город послал к тебе убийцу. Ты помнишь это? А теперь ты пришел, обладая силой, которую Городу будет трудно преодолеть.  Надеюсь, что он не сможет уничтожить тебя во второй раз. Ты не просто человек, иначе как бы ты смог вернуться после своей смерти. Чувствую, что предстоит противостояние. Найди Анти-Город - он должен помочь тебе. И еще, - если хочешь узнать об этом Городе немного больше, чем услышал  от меня, прислони лицо к его городским стенам. Проникни в его сон и стань его кошмаром, тебе это удастся. И удачи, Приходящий ночью.   
    Произнеся последнее слово, женщина отвернулась куда-то в сторону и уставилась белесыми глазами в радужное окно противоположного дома.
    Я медленно встал и в задумчивости побрел вперед. Сейчас меня интересовало, где же находятся городские стены. Однажды я выходил за черту города и, кажется, видел развалины старых стен, некогда опоясывавших город. Скорей всего, это они и есть. И я направился туда.
    Необычные ощущения переполняли меня изнутри. Я предчувствовал Открытие. Из Города  вела  мощеная камнем мостовая. Крупные булыжники поросли мхом, и сорная трава между ними напоминала затейливую растительную вязь. Воздух пах свежестью и заброшенностью - такое  необычное сочетание казалось нереальным, если б мои ощущения не твердили обратное. Сегодня был первый раз, когда я почувствовал не только опасность этой местности, но и ее очарование. Когда Город спит, он прекрасен, как и все пространство, окружающее его.   
    Вскоре показались нагромождения огромных валунов. Приблизившись к ним, я положил руку на  теплый камень, и задумался. Интересно, почему судьба решила свалить на меня такие испытания? Раньше я и не предполагал, что такое вообще возможно, а теперь воспринимал все это как само собой разумеющееся. Ну, настала пора попробовать то, что советовала старуха. Я прислонился лицом к нагретым солнцем камням, и будто нырнул в глубокое, холодное озеро.

    Вокруг стоят мрак и тишина. Я очень древний. Настолько древний, что время повергло в руины высокие и крепкие стены, некогда меня окружавшие. И мне стоять еще много раз по столько. Но меня беспокоил этот человек. Зачем, зачем только я соблазнился им и привел его в себя? Некогда мне было предсказано, что меня может уничтожить обыкновенный человек. Всего лишь человек. Ведь я чувствовал, что не стоило его звать, но моя гордыня хотела покорить того, кто был обещан мне в смертельные враги. Как он вернулся? Несмотря на вековые знания, я не могу понять, как это произошло. Он смог покинуть мои владения и даже после смерти вернулся, наверняка чтоб отомстить. Но теперь я не властен над ним. Он приходит и уходит когда только захочет. И теперь он обладает Силой, помогающей ему путешествовать по другим измерениям и его прошлым жизням.
    Будь проклят тот день, когда его нога ступила на мою территорию. И не дай Бог, он сможет найти моего противника от начала начал - Анти-Город. Дорога к нему слишком запутана и ведет сквозь времена и измерения. Я мысленно представил себе, какой путь предстоит пройти, прежде чем найдешь его. Нет, этот человек, даже обладая Силой, вряд ли сможет пройти его до конца. Я умиротворенно улыбался каменными губами мостовых. Множество моих глаз, сверкая оконными рамами, начали видеть радужные сны.
    Покой - вот что я мог позволить себе, когда все живые люди жили своей жизнью. И пока они не собирались ложиться спать, чтоб попасть в созданные мной пространственные туннели. А когда у них наступит ночь, в меня начнут вливаться новые жители.  Пока же я буду спать. Тут я почувствовал, как на моих камнях, оставшихся от древних стен, закопошилась маленькая ящерка. Она была слишком теплой для ящерицы и дышала тепло и легко, как маленький извилистый человечек в чешуе. Смешные ощущения возникают, когда спишь. Сон увлекал меня все глубже, а маленькая ящерка вдруг улыбнулась, сверкнув   белоснежными зубами, и тихо произнесла:
  – Спокойной ночи, мой хладнокровный убийца. - И я заснул еще крепче, чем прежде.

    Пожелав спокойной ночи своему убийце, я тихо соскользнул с камня. Моя чешуя изумрудно блеснула в золотистых солнечных лучах. Теперь я знал все, что хотел и мог начинать свой неблизкий путь к Анти-Городу. Снова вернувшись в свой истинный облик, я пошел прочь от Города, вперед, туда, где  виднелась еле различимая из-за огромного расстояния темно-синяя лента реки.
    Пространство так странно изгибалось, что я не сразу понял, как можно видеть ровно текущую реку, которая была расположена так далеко, пока не отошел от Города на некоторое расстояние. Пока стоишь у городской стены, это не  заметно, но теперь можно увидеть, что Город находится на возвышенности и спуск от него простирается почти до горизонта. Возникает ощущение, будто идешь по наклонной плоскости, но сам не замечаешь этого.
    Мой путь пролегал через поля, покрытые цветущим ковром клевера и мышиного горошка. Идя все прямо и прямо, я достиг начала молодого хвойного леса. Странным был этот лес. Шаги глухо отражались от смолянистых стволов и уносились вверх, к царапающим небо макушкам. При моем приближении колючие темно-зеленые ветви начинали тихо покачиваться и обсыпать меня пахучими иголками.
    Песчаная почва под ногами похрустывала и даже будто слегка постанывала. Вокруг стояла мертвенная тишина. Похоже, что в этом лесу совершенно не водится ни зверей, ни птиц. За ним будет первая смена направления.
    Наконец я вышел из леса и остановился.  Дальше идти некуда. Я стоял на узком галечном берегу. За спиной возвышались огромные и неприступные гранитные утесы, а у моих ног плескалось неспокойное и холодное море. Небо над ним имело свинцовый оттенок и ни одно облачко не смягчало его жесткость. Я подошел к краю воды и  присел на скользкий валун, затем опустил руку в воду и попробовал зачерпнуть ее ладонью. Вода же оказалась ледяной и горько-соленой. Не торопясь, уходило время. Меня начала томить невыносимая жажда.
    На море надвигалась буря, а над водой летали взбесившиеся, дико кричащие чайки. Крошечные клыки в их не по-птичьи уродливых клювах хищно отражали бледный свет зарождавшейся луны. Я забился в неглубокую нишу в гранитной стене, вылизанную волнами в течение многих столетий, закутался от холода в куртку и попытался хоть немного поспать. Теперь я находился на одной из станций отправки. Отсюда продолжится мой путь к Анти-Городу. Но только после того, как немного отдохну.

    Проснувшись, я зябко поежился. В камере было холодно и сыро. В узкое зарешеченное оконце еле проникали слабые чахоточные лучи солнца. От времени, проведенного в полумраке, у меня начали побаливать глаза, потому что, несмотря на слабое освещение,  пытался читать книги, которые мне передавала сестра. Сегодня я находился в отвратительном настроении. В сердцах наорал на своего защитника, приходившего поддержать мой дух и прогнал его прочь.
    Теперь у меня оставалось двенадцать часов, чтоб вспомнить всю свою жизнь и пожалеть о том, что затеял эту авантюру. С самого рождения я был искателем приключений, любимцем случая и риска; удачливый авантюрист и мистификатор - не пропустил еще ни одной блестящей возможности поиграть с судьбой в догонялки и проверить свои способности.
    Но теперь я оказался в затруднительном положении. Если в скором времени что-нибудь не придумаю, то через двенадцать часов мне уже ничего и никогда не удастся провернуть. Наверное, я все-таки зря согласился заменить в тюрьме заключенного, приговоренного к смерти. Мы с ним были поразительно похожи, и на спор мне предложили тайно поменяться с ним местами. После удачной подмены я должен сбежать из тюрьмы и скрываться в течение недели на территории страны.
Итогом этого безумного пари станет моя смерть или огромная сумма денег, приготовленная родственниками спасенного заключенного. Пока я торчу здесь и обдумываю возможность сохранить свою жизнь, бывший заключенный уже скрылся за пределами страны.
    Двенадцать часов! Теперь я близко познакомился с теми ощущениями и мыслями, которые одолевают приговоренных к казни. Если ничего не получится, то меня расстреляют в маленьком тюремном дворике, врач бесстрастно констатирует смерть, и над свежей могилой весело запоют маленькие кладбищенские птички.
    Пока меня одолевали такие мрачные мысли, в двери заскрежетал ключ, и в камеру вошел надзиратель. Он сочувственно вздохнул и сказал:
    – Через полчаса будет ужин. Может, хочешь поесть домашненького? Моя жена принесла большую корзину разных вкусностей и просила поделиться с тобой. Я тут уже пятнадцать лет работаю, а она все о смертниках заботится. Ты уж извини, что я так прямо. Да, парень, влип ты крепко, и уже ничего не поделаешь - убийство военного так просто с рук не сходит. Но ты еще можешь прожить оставшееся время как можно лучше. Если есть последние просьбы, говори. Постараюсь сделать все, что смогу. А завтра утром к тебе придет священник. Ладно, теперь я не буду тебе мешать. 
    И он ушел.
    Проводив его мрачным взглядом, я лег на жесткую деревянную скамью, на которой валялось дохлое подобие тюфяка и, заложив  руки за голову,  уставился в каменный потолок. Кое-какие планы у меня уже были, но теперь все зависело только от того, успею ли я в нужное время оказаться в нужном месте, и не подведут ли нервы и верные друзья. Пока я раздумывал и анализировал свои шансы, надзиратель принес ужин.
    В глубокой миске плескался горячий суп, источающий неподражаемый мясной запах. На подносе лежала аппетитная горка румяных, пышных пирожков, а в небольшой корзине, висевшей на руке моего кормильца, виднелась темная бутыль, в которой что-то приятно булькало, и блестели розовыми боками огромные яблоки. Поставив все это на стол, надзиратель гордо произнес:
    – Яблоки –  из нашего сада. Я сам ухаживаю за яблонями. Видишь, какие замечательные уродились! Наедайся. Посуду  я заберу завтра с утра.
    Когда за ним захлопнулась дверь, я сел к столу. Из-за подавленного состояния есть совершенно не хотелось. Тупо уставившись на плохо обструганные доски стола, я принялся ногтем отковыривать от него крошечные щепки. Интересно, сколько узников в этой камере занимались прежде тем же самым? Множество неровных бороздок на его поверхности говорили, что достаточно много.
Наконец пересилив себя, я взял в руки ложку и не пожалел. Давно не приходилось так вкусно питаться, ведь до того, как попасть в тюрьму, мне довелось много странствовать; зачастую не было возможности находить нормальную и, тем более, хорошую еду. Съев принесенный ужин, я прихватил корзину с яблоками, откупорил бутыль с вином, и уединился со всем этим добром  на скамье.
    Солнце село за горизонт и камеру слабо освещала маленькая плошка с маслом, в которой плавал тонкий фитилек, когда пустая бутыль отправилась на заслуженный отдых на полу, а Морфей неслышно подкрался к моим векам.
В последнюю  ночь жизни во сне ко мне пришло прошлое.

    Трава была свежа после прошедшего ночью ливня, и мои босые ноги радостно подминали толстые, брызжущие зеленым соком стебельки. Я бежал через покрытую цветами поляну, а впереди среди деревьев стояла мама. Она смотрела на меня и смеялась. Вокруг нее кружились бабочки, а в ее руках покачивался огромный букет ярко-синих цветов. Я подбежал к ней и ткнулся носом в складки пышной юбки, пахнущей хлебом и молоком. Она подхватила меня на руки и закружилась, напевая мягким голосом нежную весеннюю песенку. Я засмеялся. Ее лицо лучилось радостью и теплом.
    Чуть дальше среди деревьев показалась мужская фигура. Я замахал руками своему отцу. После я сидел в высокой траве и наблюдал за долгим странствием улитки, ползущей по длинному и тонкому стеблю цветка. Внезапно налетевший призрачный ураган перенес меня куда-то далеко-далеко вперед в будущее. По старой булыжной мостовой уныло грохотал катафалк, который тянули две черные, как смоль и старые, как время, лошади. На нем стоял огромный черный гроб. Крышка откинута  в сторону, а в нем лежал я. Лицо мое цветом было подобно свежевыпавшему снегу, а  черты заострились, и стали жестче. Рядом с катафалком шла моя давно умершая мать и несла в руках огромный ярко-синий букет полевых цветов, цвета ее глаз.

    Меня разбудил надзиратель. Пожелав  доброго утра, он поставил на стол завтрак, но я, подобрав самые вежливые выражения, отказался. Мне нужно сосредоточенное состояние духа, а сытый желудок этому не способствовал. Тогда он отнес назад еду и вскоре снова вернулся.
    – Собирайся. Остались последние приготовления.
    Он сковал мне за спиной руки и повел прочь из камеры. Мы прошли через коридоры, решетки, и по узкому туннелю попали в небольшую каменную пристройку, неумело прилепленную к боковой стороне центрального тюремного здания. Там он расковал меня и передал на попечение двум пожилым женщинам, одетым в темные одежды, напоминавшие монашеские рясы.
    Они завели меня в небольшое низкое помещение и закрыли дверь, оставив за ней моего охранника. При помощи женщин я снял с себя всю одежду. Затем они подвели меня к стоявшему в углу тесному каменному корыту. В нем была налита вода  и одна из женщин попробовала, достаточно ли она нагрета, а вторая в это время развязывала черную бархатную ленту, которой я утром связал в хвост свои длинные белые волосы.  Когда я разместился в этом корыте, они обе  взяли в руки мягкие мочалки, и принялись  вымывать меня до хрустального блеска.
    Несмотря на то, что их движения были деликатны и заботливы, я чувствовал себя свиной тушей, которую мясник готовится выставить на витрине. Этому чувству соответствовала и сама ванна, грубо высеченная из серого камня, и обрезки ржавых труб на стенах и потолке, больше напоминающие вычурные мясницкие крюки. Теперь я люто ненавидел этот  обычай - совершать предсмертное омовение заключенного, будто специально для того, чтоб этой мрачной процедурой испортить его последние часы жизни.
    Закончив свое дело, женщины завернули меня в большое,  белое, как лебединые перья, полотенце и подвели к низкому столику, на котором лежала стопка чистой одежды. Пока мои глаза неподвижно ее изучали, женщины вытирали меня, нежно, словно ребенка.
    В тюрьме я узнал, что обычно последнее омовение приговоренного совершали мать и сестра, если таковые были, или другие женщины из семьи. В семье того, кого я заменил, женщин не было, да и моя родная сестра не могла выдать меня и прийти. Потому эти женщины, служившие при тюрьме, взяли на себя роли названных матери и сестры.
    Одна из женщин расчесала мои волосы костяным гребнем, а вторая сложила полотенце и отошла в сторону. После того, как они все закончили, я взял со стола одежду и оделся. Затем  поблагодарил женщин за последнюю услугу, и каждая из них  перекрестила меня, что-то прошептав в пол голоса.
    Подняв слетевшую на пол ленту, я снова связал  волосы, и ее длинные концы упали мне на плечи. Слишком мрачными показались эти узкие черные полоски на белоснежной рубашке. Я медленно провел ладонью по груди. Какая мягкая и гладкая ткань! Вздрогнув, я подумал, что если все провалится, то меньше чем  через час эта рубашка окрасится в цвета ветреного закатного неба.
    Кому-то могло бы показаться весьма романтичным такое образное сравнение, но меня не тянуло на романтику, особенно если учесть, что этой утонченной краской будет моя кровь. Женщины, так и не сказав мне ни единого слова за все это время, теперь тихо вышли за дверь усталой и скорбной походкой.  На смену  им в комнату зашел надзиратель.
    – Пошли. Священник уже ждет.
    И снова мы шли по мрачным коридорам и каменным переходам. Сердце бешено колотилось, словно готовилось вырваться прочь, и лететь высоко-высоко, прочь от этого земного ужаса. Тюремная исповедальня и молельня по совместительству находилась в небольшой каморке на первом этаже трехэтажной тюрьмы. В ней меня уже поджидал священник. Вид у него был торжественно-мрачный, а доброе лицо источало любовь и соболезнование. Снова освободив мои руки, меня оставили с ним почти один на один. Почти, потому что в самом дальнем углу изображал полудрему охранник довольно невзрачного вида.
    – Приветствую тебя, заблудший сын мой. – Поприветствовал меня священник.
    После небольшой вступительной проповеди, он приступил к исповеди. Мне она давалась невероятно тяжело. Я не мог рассказать всю правду о себе, хотя и знал, что скоро может прийти моя смерть. Надежда не умирала. Но для облегчения свой души я все же раскрыл часть своей тайны. Например, рассказал священнику, что не убивал на дуэли того военного, и что на самом деле не являюсь настоящим преступником.
    Узнав об этом, отче стал настоятельно просить меня раскрыть всё своим тюремщикам и не убивать себя. Он привел много доводов, но ни один из них так и не подействовал на меня. Я отлично знал, на что пошел, и не собирался ничего менять, пусть даже заплачу за это жизнью. Таковы правила игры. Продолжая исповедоваться, я мельком глянул в окно и похолодел – до моей казни оставалось чуть меньше двадцати минут. Потемневшие от непогоды стрелки часов на башне назойливо твердили мне о бренности всего сущего.
    Священник закончил давать последние напутствия. Я стоял перед ним на коленах, а он положил  мне на голову обе ладони.  Вдруг я почувствовал, как его пальцы вкрадчиво проникли в мои густые волосы на затылке, и что-то ненавязчиво там запутали. Я не смел вздохнуть. Неужели они смогли уговорить священника помочь мне? Теперь все зависело только от меня и от удачи. Я встал и перехватил в глазах священника тихую улыбку.
    Он подошел к двери и кого-то позвал. В молельню зашли еще несколько человек - надзиратель, начальник тюрьмы и, судя по одежде и зажатому в руке чемоданчику, врач.
    – Пора.
    Это единственное слово, сказанное сухим тоном, на секунду парализовало меня, и я готов был запаниковать. Но этого нельзя делать ни в коем случае. Врач заботливо предложил мне успокоительные капли и утешил, что если после расстрела я буду еще жив, у него есть мгновенный яд, чтоб прекратить мучения. А начальник тюрьмы разрешил мне последнюю предсмертную просьбу. Я слышал, как во дворе затопали сапоги расстрельной бригады   и, не колеблясь, произнес просьбу, от исполнения которой зависела моя жизнь.
    – Господин начальник, вы ведь не в первый раз общаетесь с приговоренным к смерти и знаете какое состояние обычно царит в душе в последние минуты. Не буду скрывать, - я боюсь. Панически боюсь, но хочу встретить свою смерть, как мужчина. Помните, как вы один раз  велели запереть меня в маленьком чулане, после того, как я, извиняюсь конечно за это, испортил портрет одному из охранников? Умоляю, снимите оковы и дайте мне немного времени, чтоб я смог там  извлечь из себя все переполняющие меня чувства. Я хочу взять себя в руки. Ведь и вам будет приятно видеть мужчину, а не тряпку, растекшуюся от страха по земле. Клянусь вам, понадобится не более трех минут. Если вы позволите мне сохранить свою честь, то, оказавшись на небе, я замолвлю за вас словечко перед высшим советом.
    – Иди уже, шутник. Так и быть. Но не забывай, что ты вряд ли окажешься на небе и сможешь там обрасти крыльями. А в аду, куда ты наверняка попадешь за свое преступление, мне делать нечего.
    Поблагодарив за оказанную милость, я осторожно снял со своих волос черную ленту, и отдал  начальнику тюрьмы с просьбой передать ее  девушке, которая может прийти за моими вещами. Под девушкой я подразумевал свою сестру, потому что не был уверен, что авантюра удастся и она получит весть о моем побеге. Если я погибну, у нее хоть останется память обо мне. Мягкие волнистые волосы рассыпались по моим плечам, и их еле ощутимо шевельнул невесть откуда залетевший вольный ветерок. О, ветер, овеешь ли ты меня еще когда-либо?   
Оставив за дверью железные оковы, с тяжелым сердцем я вошел в чулан и,  наконец-то,  остался совсем один. Дрожа, как в лихорадке, я осторожно извлек из завязанного в волосах узелка небольшой ключ, мысленно поблагодарив находчивого святого отца. Громко, чтоб было слышно снаружи,  читая молитву и одновременно виртуозно перемешивая ее с изысканной бранью, я подошел к дальней стене.
    Орудуя с невероятной скоростью, загоняя в пальцы острые щепки и раня руки о ржавые гвозди, я разгреб завал возле стены и нащупал узкую, давно всеми забытую дверь, которой не пользовались с незапамятных времен.  Она вела на задний двор, за оградой которого начинался пустырь. Замок в двери наверняка заржавел за прошедшее время, и если мои друзья не смогли добраться до нее и смазать петли и замок, то придется рассчитывать на свои силы. Благо, они у меня довольно неординарные. Я вставил ключ в замочную скважину и повернул.
Сначала замок не поддавался и я уже почти запаниковал, но тут послышался натужный щелчок, и ключ повернулся. За входной дверью надзиратель предупредил, чтоб я заканчивал бесноваться и выходил. Отозвавшись, что, мол, почти закончил, я попробовал приоткрыть дверь. Скрип вначале приостановил меня, но затем, сосредоточившись и вложив в рывок всю свою злость и мощь, я высадил дверь плечом, почти сорвав ее с петель.
    Боковым зрением я видел, как ворвался в чулан начальник тюрьмы, услышал его страшные ругательства, но не стал вслушиваться в их изящество, а со всей скорости помчался к стене. С нее уже свешивался толстый канат с завязанными на нем узлами, и я устремился по нему наверх, раскачиваясь, чтоб не попасть под прицел бегущей на шум охраны.
    За спиной загремели выстрелы. Несколько щелчков выбило каменную крошку из стены. Одна пуля рванула рубашку на плече, и оно слегка потеплело. Но я уже перевалился через стену, угодив прямо в седло стоявшего под ней коня. Несколько алых капелек брызнуло на белую гриву. Я обхватил покрепче ногами его круп и, вцепившись в золоченую уздечку, с громким восторженным воплем погнал его вперед. Туда, где меня уже ждала сменная лошадь, документы и деньги на дальнюю дорогу.
    И черт с ним, с этим выигрышем! Может быть, когда-нибудь потребую его, а сейчас я просто хотел наслаждаться жизнью и дышать. Дышать этим чистым воздухом свободы. Конь ураганом мчался к горизонту, в туманные дали, и теперь я твердо знал, - я сделал это! И теплое седло подо мной давало ощущение живого счастья.