Желтый клык

Летнее утро встречало Кузьмича, лежавшего на асфальте между двух помоечных баков, рассветом и теплом. Тепло исходило от одного дымящегося мусорного контейнера, который верой и правдой служил свободному музыканту Без Определенного Места Жительства (Кузьмич именно так себя называл) и пунктом общественного питания, и даже гостиничном номером, если его не заполняли до отказа местные жители продуктами первой отходимости.
Кряхтя встав с асфальта, бомж с трудом вытащил из правого узкого кармана широких шароваров початую бутылку и из горлышка позавтракал остатками "Столичной", а из левого —  замусоленную клетчатую фуражку и напялил ее на полированную ветром и солнцем лысину. Низко опустив голову, чтобы не встречаться с прохожими взглядом, поплелся на рабочее место, которое прочно закрепилось за ним в течение последних трех лет в районе подземного перехода.
День, если судить не по гидрометеоцентру, а по теплу и запаху, исходившим от помойки, должен был выдаться солнечным и без проблемным.
Подойдя к месту дислокации своих потертых и грязных штанов, Кузьмич, прозванный местными бомжами Желтым Клыком, от явного неудовольствия и волнения даже открыл беззубый рот - визитную карточку желудка — и приподнял тяжелые от жизни веки. На его законном месте, сложив ноги крестом, сидел какой-то молодой хмырь в синем цивильном костюме, отливающим серебром и жалостливо взывал к равнодушной, однонародной массе прохожих.
Перед странным попрошайкой лежала объемная отечественная зимняя пыжиковая шапка 60-го размера, в которой американской горкой высилась приличная кучка 100-долларовых купюр. “Утро только началось, - зло подумал Кузьмич, - а этому козлу уже накидали целую шапку “капусты”, да еще “зеленью”.
Количество крупной суммы валюты в ногах конкурента по бизнесу просто взбесило бомжа, привыкшего собирать в основном российскую мелочь. Дыхнув на врага ядовитой волной, Кузьмич категорически заявил сидящему на его порожках фраеру ноту протеста.
— Си-бемоль, твою мать! — сказал свободный музыкант, скребя левой рукой правую сторону бороды. — По-о-ошел с моего места!
И для пущей убедительности законных претензий обнажил слегка шатающийся последний желтый зуб, который свидетельствовал только о том, что его хозяин не отличается спокойным нравом и трезвым взглядом на жизнь.
— Дедок, присаживайся рядом, — миролюбиво произнес молодой человек приятной наружности, чуть отодвигаясь в сторону. — Места на земле всем хватит.
— Ты, гад, издеваться будешь? — вспылил Кузьмич и по привычке хотел обидчика ударить про меж глаз кларнетом, но, вспомнив о том, что он его пропил еще прошлой зимой, свободный музыкант подобрал валявшийся около урны кусок сухой кооперативной булки и замахнулся. — Как врежу между глаз, так тебе больше двух метров земли точно не потребуется.
— Злоба в вас кипит и разум возмущенный потому, — спокойно объяснил сложившуюся ситуацию конкурент по бизнесу, — что у вас нет средств к существованию. Вы возьмите из этой шапки пачку долларов и на окружающий мир взглянете совсем другими глазами. Вам сколько для счастья не хватает?
 — Это у тебя не хватает... мозгов? — процедил сквозь зубы Кузьмич, косясь на пыжиковую шапку, но руку с куском булки не опуская.
— Здесь вы не правы, — оскорбился парень. — Если бы у меня мозгов не хватало, разве я стал бы предпринимателем и заработал столько денег, сколько мне и не нужно? Конечно, нет. А я заработал. Теперь у меня и коттедж есть, и квартира, и несколько современных автомобилей. Даже вилла на Кипре и яхта.
— Ну и жил бы себе на здоровье на своем Кипре, — все еще сердясь, проговорил Кузьмич. — Чего приперся сюда? Место мое занял.
— Так, милостыню народу подаю. Возьмите, ведь вы же тоже народ.
— Мы американские доллары не принимаем, у них курс ниже, чем у евро, — отбросив булку в сторону, уже миролюбиво, но с напускной строгостью, сказал Кузьмич. Он еще постоял немного около странноватого предпринимателя, затем снял фуражку, насыпал в нее немного копеечного мусора и сел рядом.
— Это понятно, — согласился парень. — Теперь многие патриотами стали, долларами брезгуют. Я недавно одному министру предложил валюту, а он мне в ответ: ”Как меня пересадили с иномарки на “Волгу”, я теперь зеленые бумажки видеть не могу.” Пришлось идти менять на рубли.
Кузьмич слушал болтовню сумасшедшего предпринимателя и смотрел на то, как прохожие кидали в фуражку желтые и белые монетки, гордо проходя мимо долларов.
“Через час пойду за пивом,” — подумал бывший музыкант, а вслух ядовито заметил:
— Не везет тебе сегодня. Не берет столичный люд поганое заморское “зелье”.
— Точно, — поддакнул предприниматель, пытаясь за руку поймать проходившего мимо слегка потрепанного мужчину средних лет. — Только сам не возьму в толк почему? Может, действительно, из-за того, что курс упал?
— Почему, почему? — передразнил его Кузьмич. — Да потому, что за твоей валютой нагибаться надо. А это тоже работа. Не каждому человеку она нравиться. Я бы, к примеру, никогда бы не нагнулся. Ты мне хоть миллион положи. Вот если из рук в руки — это другое дело. А нагибаться… Не… 
— Некоторые отдельные личности нагибаются, — сказал предприниматель.
— Сволочей и среди нашего брата немало, — хмуро произнес Кузьмич, вытирая рукавом куртки аллергические сопли, которые у него появлялись каждый раз, когда разговор заходил о родственниках.
И только он вымолвил это, как из людской реки, которая текла мимо них, вынырнули два здоровенных бугая с бейсбольными битами.
— Не бойся, братан, — произнес один из них, обращаясь к предпринимателю. — Не налоговая инспекция, грабить не будем. У нас все по понятиям. Хочешь тут работать. Замазано. Работай. Под нашей охраной. И такса небольшая - 10 процентов от прибыли. По рукам.
— Да вы берите сколько хотите, — улыбнулся предприниматель. — Мне не жалко.
— Ты чё, не понял? — возмутился другой громила. — Мы же тебе ясно объяснили. Мы не налоговая, мы не грабим. Не режем куриц, которые несут золотые яйца. Мы их наоборот, охраняем. У тебя на глазах берем 2000 “баксов” и отваливаем. Теперь понял?
— Понял, — сказал предприниматель, продолжая спокойно улыбаться.
Через секунду “охрана”, словно гуманитарная помощь, растворилась в неизвестном направлении. А вместо нее из толпы выделился низкий лысоватый мужичок с красным кожаным кейсом в руках и таким же цветом лица.
— Учиться будем? — подойдя к предпринимателю, не открывая рта, спросил он.
— Будем, — согласился тот.
— Тогда я возьму стопочку?
— Конечно, — улыбнулся предприниматель.
Кузьмич ради любопытства напряг зрение, чтобы понять сколько хапнет лысый, но... так и ничего и не увидел. Человек с кейсом испарился и вместе с ним из шапки исчезла приличная сумма, а валютная горка превратилась в среднерусскую возвышенность.
— Знакомый что ли? — равнодушно поинтересовался Кузьмич.
— Ректор вуза, — пояснил предприниматель. — Я их сразу узнаю. По запаху. От них за версту пахнет сладковатыми пчелиными взятками, которые они ежегодно собирают с цветов жизни за вступительные экзамены. Думаю, что их гордость не особенно страдает, когда они берут у нас.
— Как пить дать, — успокоил его Кузьмич.
Скосив глаз в свою кепку, где до кружки пива недоставало еще пару рублей, свободный музыкант, немного прокашлявшись, заголосил пропитым охрипшим голосом, одновременно привлекая и пугая прохожих:
— Мил-л-ион, мил-л-ион Алла - раз!
— Мил-л-ион, мил-л-ион Алла - два!
— Зря стараешься, — шепнул ему на ухо предприниматель. — Ваш контингент прошел. Теперь на работу пошли депутаты. Эти вам ничего не дадут. У них поголовная клептомания.
Остановившийся напротив Кузьмича сытый, модно стриженный мужичек, завел глаза к небу и, качая головой, тронно произнес:
— Господи! Как тяжела жизнь простого народа! Куда смотрит правительство! Где службы социальной защиты населения? И, вообще, куда мы катимся? Чтобы обустроить страну нужны инвестиции. Когда поймет это средний класс? Господи, услышь бывшего партаппаратчика! Наставь предпринимателей на путь истинный!
— А сколько нужно на обустройство страны? — осторожно поинтересовался сосед Кузьмича.
— Чтобы пролоббировать такую важную проблему? — уточнил депутат.
— Да.
— Вот столько, — показал депутат пальцами.
На вскидку Кузьмич определил расстояние между указательным и большим пальцами, которые тянули примерно где-то тысяч на десять “зеленью”.
— Идет, — согласился предприниматель.
И в этот же момент из шапки исчезла большая часть валюты.
— Ловкий парень, — похвалил Кузьмич “слугу народа”, пытаясь глазами отыскать того в толпе.
Когда же он бросил печальный взгляд на свою фуражку, лежавшую у ног, то она оказалась пустой.
— Не побрезговал даже моей мелочью, сучок!
Но Кузьмич не расстроился, так как решил у доброго предпринимателя тоже разжиться деньгами. Однако внезапно появившись откуда-то из под земли пьяная старуха с кривым ртом бросилась в ноги к парню и закликушествовала:
— Не для себя, родненький, беру. На партийные нужды. На построение мирового братства и равенства между людьми...
— Берите, берите, — улыбался предприниматель, довольный таким поворотом дела. — Можете, мамаша, даже с шапкой.
Когда женщина снова провалилась под землю вместе с деньгами и мужским головным убором, молодой человек встал с обжитых ступенек и доложил Кузьмичу:
— На сегодня норму выполнил. Теперь свободен.
— И не жалко раздавать заработанные деньги, — запрокинув голову вверх, поинтересовался Кузьмич.
— А что их жалеть, — весело сказал предприниматель. — Тому кто дает, тому в бизнесе везет.
Кузьмич опустил голову и ахнул. В ногах молодого человека стояло две пыжиковые шапки доверху наполненные “баксами”. Предприниматель достал из кармана большой целлофановый пакет, расправил его, поднял шапки с долларами с тротуара и кинул их туда, а затем предложил:
— По пивку? А?
Желтый Клык хотел немного поломаться, а потом плюнул и… согласился.
Словно старые и хорошие друзья, обнявшись, предприниматель и свободный музыкант закандыляли к ближайшей пивной, громко напевая модный шлягер "Простые движенья".