А у нас во дворе

К пяти часам жара спала, и Николай Матвеевич, надев на голову легкую полотняную кепку, вышел во двор. Сидеть в квартире не было сил: душно и тошно. Словом не с кем переброситься. Жена вчера на неделю уехала к сыну в Москву, а по телику смотреть этот мордобой и насилие надоело. Его и в жизни хватает.

У металлического столика, когда-то сваренного домоуправлением, уже сидели такие же пенсионеры, как и он. Они разложили квадратный кусок фанеры, высыпали на нее черные костяшки домино и, помешивая их, ожидали партнеров. Играли здесь «на интерес», так, время убить…

– Привет, Матвеич, – поздоровался с ним Володя, мужчина лет пятидесяти пяти, самый молодой в компании доминошников.

– Привет, коль не шутишь, – откликнулся Николай Матвеевич, садясь на свободное место за столом. – Так что, еще недокомплект?

– Петрович обещал выйти к пяти. Чегось задерживается.

– Придет. Куда нам торопиться?! Ты видел, что творится в нашем лифте? – спросил Николай Матвеевич у Володи, проживающего на седьмом этаже. – Вот сволочи! Совсем совесть потеряли. Из лифта общественный туалет повадились делать. Увидел бы…

Он замолк, подумав, что сейчас и увидел бы, мало что бы сделал. Сил нет. Восемьдесят – это возраст. Не для силовых упражнений. Да и как поймать пакостника?

– И самое важное, ведь не словить мерзавца. Хоть бы и был у нас кодовый замок. Толку мало. Код этот не трудно узнать…

– Можно было бы и простой замок врезать, так жильцы – каждый только о себе думает…

– Хозяина нет… – согласно протянул Володя, и взглянул на Михалыча, молчаливого кряжистого старика с седой головой. Он жил в соседнем подъезде. У них дверь запиралась, и таких безобразий не было.

К столу подошел Петрович, почти лысый мужчина в спортивном костюме. Он деловито осмотрел собравшихся и сказал Володе:

– Ты, давай, пересядь сюды. Мы с Матвеичем всегда в паре играем.

– Нет проблем. Тоже мне, команда! Мы вас и так сделаем!

Он пересел напротив и стал энергично мешать костяшки.

– Сделаешь, сделаешь, – добродушно согласился Петрович. – У тебя еще делкалка не отсохла…

– Чего это у меня она должна отсохнуть? Это у вас, старперов, как у зрелых арбузов, пузо растет и хвостик сохнет. А у меня…

– Ты глянь, как завелся! Видно в десятку!

– Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один. Тоже сказанул! Мы поглядим…

Играли во дворе, как правило, не в морского, а в обыкновенного, всем понятного простого «козла». В старой тетрадке отмечали очки, суммируя результаты каждой партии. Проигравшие уступали место очередным желающим. Их возле стола собиралось не мало. К вечеру, когда спадала жара, все «выползали» из своих нор «подышать свежим воздухом». Впрочем, какой это свежий воздух?! Мусорные жбаны переполнены. Остатки пищевых продуктов привлекали к себе мух, голубей и кошек. Они копошились в залежах мусора, и в воздухе слышен был устойчивый гнилостный кисловатый запах. Вокруг жбанов кучи пакетов, пластиковых бутылок, картона, бумаги, разносимой ветром. Возле каждого уже повозился «хозяин», выбирая пустые банки из-под пива, еще, что попадется. Территория у таких «хозяев» строго разделена, и не дай Бог кому-нибудь рыться в чужом жбане! Дело до драки доходило. Однажды какая-то женщина сделала замечание такому, мол, что же он из бака мусор высыпает? Тот, никого не стесняясь, послал ее трехэтажным матом и ушел со двора, даже не взглянув в ее сторону.

Ну, что ж! Все так настойчиво боролись за свои права, что практически их получили. Теперь каждый жилец этого дома был хозяином своей квартиры, но по-прежнему ожидал, что придет добрый дядя и наведет порядок на лестничной клетке, во дворе. Впрочем, так должно бы и быть. Ведь они аккуратно платили за квартиру, капремонт, уборку мусора. Но чувствовать себя хозяевами люди еще не научились. Они приходили в домоуправление, униженно выстаивали длинные очереди и, получив заверение в том, что, как только освободятся рабочие, обязательно повесят замок, чтобы никто не лазил на крышу и не воровал телевизионные антенны, починят входную дверь и закроют подвал, а то, неровен час, туда и взрывчатку сгрузить могут… Люди уходили, успокоенные. Блажен, кто верует!..

– Поехали, – сказал Петрович, ставя дубль один и раскладывая в определенном порядке свои костяшки.

– Жизнь, конечно, не удалась. Многого не успел. Мечтал летчиком стать, а всю жизнь проработал шофером на автобусе… А в остальном, прекрасная маркиза, – все хорошо, все хорошо!

– А я сегодня ходил платить за квартиру. – Вступил в разговор Николай Матвеевич. – Бандюги форменные. И за какие такие услуги мы платим?

– Точно. Говорят, на капремонт. А где он, капремонт? У нас газовая труба насквозь проржавела. Не приведи Бог, взорвется. Мало не покажется.

– Ну, снова вы за свое. Тоскуете по старому времени. Так я вас успокою. Оно уже никогда не вернется. Хватит. Тебе, Матвеич, было совсем не плохо в старое время. А я, как лапу сосал, так и сегодня... Только нынче никто мне не говорит, что это конфетка, и есть надежда, что завтра буду не лапу сосать, а сиську…

– Кто тебе-то мешал и тогда сиську сосать?! И чего ты мне рассказываешь?! Лапу сосал… Ты, как тогда, так и теперь не очень-то любил работать. Филонил, то в пожарниках… Отек ото сна. То в сторожах… Раньше я на свою пенсию мог безбедно жить, а сегодня…

– Э-хе-хе… Жизнь уходит так быстро, как будто ей с нами не интересно, – согласился Матвеич.

– Давай, ходи… Распетушился. Никак не успокоишься… Нервы береги, они не восстанавливаются…

Николай Матвеевич отдуплился и продолжал. – А сегодня моей пенсии едва хватает, чтобы ноги не протянуть…

– Тоже скажешь: Ноги не протянуть! Ты же военную пенсию получаешь.

– Говори как хочешь: ноги протянуть, в ящик сыграть, загнуться, окочуриться… Выбирай на вкус! Это раньше я на свою пенсию мог прожить… А сегодня…

– Так, ведь повышают пенсию…

– Хренотень! «Повышают»! Инфляция долбанная все это повышение сжирает. Жизнь становится дороже, так что не повышают, а стараются удержать на том же уровне. Да не удается им… Как не крутись, а жопа сзади…

– Это ты точно подметил!

Володя с сожалением посмотрел на соседа.

– Снова вы свою песню затянули… Неужели нет других тем?! Раньше, раньше… А что раньше? В магазинах не хрена не было. Вареная колбаса, и та по великому блату.

Михалыч сильно стукнул по столу, прекращая спор:

– Ну что ж… В таком случае – рыба! Считайте, господа-товарищи!

Володя подытожил:

– Вот так. А то «раньше все было хорошо!»…

– Да кто говорит, что было все хорошо?! Но чтоб такое!.. Я – слесарь шестого разряда, а зарплату мне платят, смешно сказать!

– Мало знать себе цену, нужно еще пользоваться спросом.

– Тоже сказанул! Какой спрос, когда заводы стоят! Да и зачем им столько мастеров? У нас на заводе половину сократили. Вот и идут люди в сторожа или в бандиты. Жрать же хочется! Сейчас, что ни чиновник, то – бандит, ворюга или насильник. Ты посмотри, кто на джипах и «Мерседесах» разъезжает? Урки, рекитеры, бритоголовые в спортивных костюмах. Попробуй, скажи ему что-нибудь. Он быстро тебя сделает…

– А вы меньше телик смотрите. Там такие страшилки показывают! Какой канал не посмотришь, всюду стрельба, убийства, секс или реклама бамперсов. Невольно, сравнения напрашиваются, будто раньше всего этого не было. Но ведь было! Было!

– Не говори: забодали они со своими шампунями и прокладками, – согласился Николай Матвеевич.

– И, ведь, денег больших эта реклама стоит, – добавил Михалыч. – Не думаю, что окупается…

– Окупается. Там деньги считают… Ты, Михалыч, лучше скажи, чего это тебя так долго видно не было? Уезжал куда?

– Да нет. Упал. Думал, уже не очухаюсь. Голова закружилась…

– Да… С твоей массой… А ты бы не бегал. Падает тот, кто бежит. Кто ползает, – не падает!

– Тоже, бегуна нашел! Едва ноги переставляю. Чуть быстрее пойду, судорога, будь она неладна! Доктор говорил, от курева.

– А ты как думал? Все наши болячки от жизни! Надо было не жить, и болячек бы не было!

– Конечно! Раньше ты не ждал милости от природы, брал от жизни все, что можно и чего нельзя. Вот теперь и не жди от нее пощады!


– А я что? Я и не жалуюсь…

Вокруг играющих стали собираться жильцы. Кто стоял, заинтересованно наблюдая за игрой, кто сидел на стволе поваленного тополя и вел неторопливую беседу с соседом. Обсуждали последние новости, предстоящие выборы, делились наболевшим.

– Забодали уже эти выборы. Голосуем, голосуем, а толку чуть… Последнее время я за все, что против, и против всего, что за.

– А я и вовсе не хожу. Что толку-то?!

– Ну да! А потом жалуешься, что то не так, и это не так. У одних главные полушария защищены черепом, у других – штанами. Что есть демократия? Власть народа! И власть эту ты должен своим голосом высказать. А ты хрипишь. Разве тебя услышат?!

– Да брось ты мне политграмоту свою читать. Тоже сказал: «Власть народа!». Где ты видел эту демократию? Или она в какой-нибудь стране есть? В твоей хваленой Америке, или во Франции, что ли? Дожил до седых волос, и все еще веришь этой трескотне!

Мужчина сплюнул себе под ноги и закурил. Сосед его, инфантильный старикашка в очках примирительно произнес:

– В сущности, вы правы. Название и образ правления не имеют никакой важности: если только правосудие оказывается всем гражданам, если они уравнены в правах.

– Вот-вот, Сергей Леонидович! Разъясните ему: нам до демократии, как до луны. Суды наши ручные, зависимые. Ты погляди, в Германии канцлера вызвали в суд давать показания. В Америке – Президента. А у нас?! Кто богатый – тот и прав. Хорошо не просто где нас нет, но там, где нас никогда не было. А богатство легче получить тому, кто ближе к кормушке! И засудят невинного, если он им мешает. Вот тебе и вся демократия! И куда мы идем?

Мужчина, затеявший этот разговор, не прочь был поговорить о мировых проблемах. А где ему о них размышлять, как не среди сверстников, таких же, как и он, бывших?

– Будущее человечества – планетарное государство с единым языком и культурой, впитавшей в себя все лучшее, что было в языках и культурах разных народов, – охотно откликнулся Сергей Леонидович. Ему нравилось, когда во дворе к нему прислушивались, уважали его образованность и ученость.

Мужчина со сморщенным лицом внимательно посмотрел на тщедушного Сергея Леонидовича, и заметил:

– Ты, Леонидыч, неисправимый оптимист. Какого черта! Тебе мало было ожидания светлого будущего, так теперь будем ждать планетарного завтра! Успокойся, не доживешь!

– Не доживу, – легко согласился тот. – Но зато какие перспективы! Аж дух захватывает…

– К тому же, мало что изменится, – заметил Николай Матвеевич, внимательно прислушивающийся к разгорающемуся спору. Он был большим любителем таких разговоров. – Человека так просто не переделать. Государство создать можно. И единое правительство, пожалуй, тоже. А вот я, как был эгоистом, такими будут и мои дети. Это так просто не изменить!

– Наверно, ты прав. Но, как же было бы здорово! Ни тебе границ, ни проблем с общением… Перспективы, аж выпить захотелось!

– А когда тебе не хотелось? Ты – молодой. Смотай в ларек, купи пива…

– Нет, я пас… Молодой, а здоровья нет…

– Мы же условились о болезнях здесь не говорить! Еще слово, будешь платить штраф!

– А я, что? Я молчу! И, кроме того, у нас самообслуживание, как в твоем планетарном государстве. Нет тебе прислуги! Каждый сам за собой ухаживает… А то соблазняешь… Тебе проще, ты сейчас холостой. Твоя уехала до конца недели. А моя мегера…

– Кто из нас соблазнитель? – проговорил Николай Матвеевич. – Сам завел такой разговор… И, кроме того, алкоголь расширяет сосуды.

– Расширяет… Вот и пусть тебе расширяет. А я сегодня пропускаю. Без меня…

– Без тебя, так без тебя… Да и я, пожалуй, сегодня пропущу. Уж очень жарко…

– Правильно, – поддержал Николая Матвеевича Сергей Леонидович. – Власть над самим собой начинается с постановки цели.

–Тоже сказал, «постановки цели»! Это для чего? «Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» ...

– И это не такая уж глупость. Тот, кто себе сам ставит цель, тот и есть настоящий хозяин ситуации. Тот, кто достигает цель, поставленную кем-то, тот власти над собой не имеет. Вот и весь секрет власти. Постановка цели. Кто ставит цели другим – тот и власть.

– А на кой мне эта власть? Мне теперь не до власти. Кстати, кто сегодня надо мной имеет власть?

– И то, правда. Живем растительной жизнью. Да и как ставить цель, когда точно знаешь, что не достигнешь ее?! Нет резерва времени…

– Вот, вот… И я о том же…

– И все же… Вспомни, говорили: перестройка, перестройка. Я думал: меня это уже не коснется. Не та весовая категория. А ведь, коснулась! Да и не коснулась, а прямо-таки раздавила, словно танк гусеницами.

– Предупреждали же: шоковая терапия. Зато быстро.

– Ну, да. Все ждем подъема. А когда он наступит? Просвета не видно…

– Не узнаю тебя, Петрович. Чего ты разнылся? Не хватает пенсии?

– А тебе хватает?

– Мне сын немного подбрасывает…

– А я еще дочке должен помогать. А вчера, старый, выживший из ума дурак, соблазнился рекламой… Ведь знаю же, что ерунда на постном масле, так нет, пошел и отдал деньги…

– Во что ты вляпался?

– Так задурили голову, что я поверил этим шарлатанам.

– Да, не томи ты, Бога ради. За какие такие коврижки ты отдал свои кровные?

– Тебе скажешь, смеяться будешь. Я лучше промолчу…

– Ну и черт с тобой. Я, как погляжу, у тебя чары развеялись, суеверия остались. Материалист хренов…

– А чего же ты ругаешься? Может, ты бы меня и одобрил…

– Раз стесняешься говорить, значит, влез по колено в дерьмо. У тебя, помнится, в детстве такой опыт был.

– Был, это точно… – Петрович, помолчав, продолжал. – Ты только представь: расторопные прохиндеи в первые годы перестройки наворовали столько, что теперь к ним на поклон ходят даже те, кто имеет власть.

– Власть денег всегда была значительнее… Да и не боятся они ничего. Закон защищает каждого, кто может нанять хорошего адвоката. Им защита обеспечена.

– Я о них мало беспокоюсь. Да и кукловоды известны. Но обидно: дурят же народ, сволочи.

– Я что-то не пойму. Ты на кого в обиде? На проходимцев, которые сумели разбогатеть, или на тех, кто, пользуясь рекламой, тебя убедил отнести ему деньги? На кого?


– На возраст свой я в обиде. На свою немощность. Душа болит, спина болит, а сердце успокоится не может… Идиотизм какой-то.

– Понятное дело. Осознавать себя дураком никому не нравится. Но я начинаю привыкать к этому состоянию. Молодые сегодня на порядок изворотливее, рисковее, легче приспосабливаются к меняющимся правилам игры. Они, как рыба в воде, во всем этом беспределе… Их не заманишь красивыми словами. Они знают им цену.

– Грустно все это, – резюмировал Сергей Леонидович. – Но, неужели им не интересно знать правду?

– Правду? Их может быть много! Правда воротилы и правда безработного… Правда сытого и правда голодного…

– Хорошо. Но, истина же одна! ОДНА!

– Брось ты кукарекать! Какой может быть выбор между сладкими иллюзиями и горькой правдой сегодняшнего дня?

– Да брось ты свою заупокойную мессу! Какого черта! Мы еще живем! А вообще, чем честнее человек, тем менее он подозревает в бесчестности других. Низкая душонка предполагает и низкие побуждения даже у самых благородных поступков. Но я никак не могу понять: неужели нельзя было обеспечить условия для честной борьбы, конкуренции, соревновательности? Все было бы по-другому!

– В честной борьбе побеждает жулик.

– И здесь ты прав. Даже противно! В последнее время ты часто прав…

– Это точно, – согласился лысый мужчина с лицом, похожим на моченое яблоко. – Хотя, кажись, олигарха одного прищучили. Я по ящику слышал.

– Прищучили одного. А сколько еще осталось?

– Вот и хорошо. Пусть знают, что есть и на них управа…

Разговор то угасал, то вспыхивал, перескакивая с одной темы на другую. Ругались беззлобно, подсмеивались над собой, вспоминая былые свои подвиги, что как-то этот самый Сергей Леонидович, в прошлом – доцент строительного института определил, как «бойцы вспоминали минувшие дни»…

– Да… – почесывая затылок, задумчиво проговорил Володя. – Я об этом даже и не думал…

– Невежество не есть аргумент… Но у тебя все впереди. Молод еще, – успокоил его Николай Матвеевич.

– Ладно тебе! «Невежество»! Сам давно стал таким образованным?

– Вот человек! Я же сказал, что у тебя все впереди! Это ли не похвала?! Вот у меня уже впереди ничего не видно. Старость, как остров, окруженный смертью. Чего мне ждать? А у тебя еще есть время поумнеть. И чего здесь обидного?!

К Сергею Леонидовичу подошла внучка, русоволосая девушка лет семнадцати.

– Дедушка, мама сказала, чтобы ты не задерживался.

– А ты куда собралась?

– Погуляю…

– Только поздно не приходи. Тебе же к экзаменам нужно готовиться!

– Чего ты меня лечишь? Я уже взрослая!

– Взрослая, взрослая…

– Ну, я пошла…

Она отошла к группе молодых людей, поджидавших ее в сторонке, а Володя, улыбнувшись, успокоил:

– Леонидыч, знания половым путем не передаются? Может, отстали мы, и это не так?

– А ты, как был ахломоном, таким, видно, и помрешь! Нет ничего святого! Все норовишь выразить грязными матерными словами…

К играющим подошел невысокого роста мужчина лет семидесяти пяти и вежливо поздоровался. Он приехал погостить к дочери из Тольятти и мало кого знал.

– Человек, кусающий руку, которая его кормит, обычно лижет сапог, который его пинает, – философски заметил Михалыч, продолжая спор с соседом. – Настоящая победа лишь та, когда противник признает себя побежденным.

– Тогда, считай, мы никого в той Чечне не победили!

– Можно и так сказать… Разве не так?

– И чего это нас потянуло мускулами играть?! Я бы этого Ельцина и Грачева…

Он не закончил мысль, увидев стоящего Владимира Григорьевича, с которым познакомился вчера, когда платил десятку на уборку парадной.

– Садитесь. В Тольятти у вас в домино во дворе не играют?

– Отчего ж? Играют. Но у нас все больше в нарды и шахматы…

– Ну, это слишком умные игры для нас…

– Умные?! – удивился Владимир Григорьевич. – Почему умные?

– Чего вы от него хотите, – словно извиняясь за Володю, улыбнулся Николай Матвеевич. – Он же боксер! Его с четырнадцати лет по голове бьют.

– Да нет… У нас и в домино турниры устраивают… – словно оправдывался Владимир Григорьевич. Потом критически оглядевшись, продолжал. – Вот только грязно у вас…

– Грязно. Мусор вывозят не регулярно. Ветер по двору бумагу разносит… Да что мусор?! Вон, труба газовая насквозь проржавела. Покрасить некому. Домоуправление только руки разводит…

– А чего его ждать?! У дочки на балконе я видел две банки масленой краски. Давайте, сейчас и покрасим!

– Да вы что?!

– А что? Мне даже интересно. А то, закисаю здесь от безделья. Только бы лестницу достать.

– У меня стремянка есть, – откликнулся Володя. – Сейчас принесу.

Владимир Григорьевич зашел в подъезд и через несколько минут вышел в рабочей одежде и с банкой краски.

– Вам помочь, или не мешать? – Потом взглянул на семидесятипятилетнего старика, словно застеснялся. – Давайте мне. – Володя установил лестницу и открыл краску. – Я вроде бы моложе…

– Моложе… – согласился Владимир Григорьевич.

Из парадной вышли женщины и стали наблюдать за тем, как Володя ловко орудовал кистью. Его жена, полная женщина в легком халатике, выражая свое неудовольствие излишней, как ей казалось, активностью мужа, ворчала:

– В историю трудно войти, но легко вляпаться. Ты хоть бы переоделся! Еще моляром ты не был…

Николай Матвеевич придерживал лестницу, вместе с Владимиром Григорьевичем передвигал ее и придирчиво наблюдал за работой.

– Ты давай, не халтурь. Не дяде делаешь. С низу еще промажь. Вон, видишь, плешь.

– Вы краски не жалейте, я принесу еще. У меня еще банка есть…

– Осторожней кистью махай! – продолжала жена Володи. – Размахался! Полбанки уже на майке. Ведь не отстираю!

– Вот заладила… Николай Матвеевич, я же говорил: тридцать лет назад нашел женщину своей мечты и должен был распрощаться со всеми остальными мечтами. И чего ей не хватает? Я, ведь, идеальный муж!

– Идеальный! Тоже сказал! Идеальный муж не пьет, не курит, не ругается и не существует! Умник!

– Тоже сказанула. Можно сказать, в кои годы в охотку делаю общественно полезное дело! Может, это была моя мечта – сделать что-нибудь полезное для нашего дома! Обидно, когда твои мечты сбываются у других.

Когда через час газовая труба была покрашена, все с чувством выполненного долга любовались результатами своего труда. Потом Володя принес молоток и прикрепил пружину к входной двери. Заколотил фанерой окно на лестничной клетке второго этажа. Стекло давно разбили, и дождь заливал почтовые ящики.

Николай Матвеевич вместе с Владимиром Григорьевичем собрали картонные коробки и оттянули их к жбану с мусором. Если приедет мусоровоз, он заберет их.

У всех было хорошее настроение.

– Большое дело сделали, – сказал Николай Матвеевич. – Может теперь по рюмочке?

– Да нет… – отказался новичок. – Завтра рано вставать. В семь утра нужно быть на вокзале. Уезжаю домой. Погостил. Хватит.

– Уже уезжаете? Сколько же вы гостили у дочери?

– Две недели. Пора и честь знать. Да и дома работы много…

– Когда есть работа, это хорошо, – задумчиво произнес Николай Матвеевич. – Значит, ты кому-то еще нужен…

– Ну, что вы?! У меня там младшая дочка. Вожусь с внучкой. Это моя почетная обязанность. Рассказываю ей сказки. Человечек! Нужно, чтобы запомнила меня! Важно оставить о себе добрую память. Понимаю, что до свадьбы ее не доживу.

– Сколько же ей?

– Два годика…

– Что с того, – стараясь сказать что-нибудь приятное симпатичному человеку, Николай Матвеевич успокоил. – Можно попытаться и до свадьбы ее дожить!

– Точно, – поддержал его Володя. – Если очень постараться…

– Спасибо на добром слове… Я постараюсь…

На следующее утро Владимир Григорьевич уехал.

Солнце нещадно палило, и Николай Матвеевич целый день провалялся на диване. Только когда жара стала спадать, он надел свою голубую полотняную фуражку и вышел во двор. Возле двери подъезда лежала ветка сломленного ветром тополя, загораживая путь.

– Вот идиотизм, – подумал он. – Дворничиха не могла ее оттащить от дверей!

Он переступил через ветку и пошел к столу, где уже стали собираться доминошники.