Петрович

  Петрович запил. Людей на работе подвел. Хотя те не обижались на него, а, наоборот, всегда говорили: “Петрович наш – человечище!” Выслушать мог, сказать что хорошее, делом помочь, деньгами опять же, когда были. Тянулись к нему люди.
  И тем более странно, что запил. Да еще по черному. Домой не ходил, не хотелось, а, подчас и не мог, физически. Так может дома не лады? Да нет, нормально все дома было. Дети устроены, жена умница. Жена, Светка, вообще молодец. Надо Петровичу в 5 встать, так она в 4 встает, поесть приготовить, белье вытащит. Денег отсчитает на дорогу, обед. Денег…
  А Петрович был не в своей тарелке потому, что, глупость, конечно, но… Светка этих денег больше получала. Раза в четыре. Как случилось такое, так и скис Петрович. Начал думать, что в тягость он, не нужен теперь, как бы. Да и не то, чтоб не нужен, а просто неприятно было, и не то, чтоб думал, а боялся думать. Короче, неспокойное что-то было у Петровича на душе. Что-то - это злость. На себя, и, стыдно признаться, но и на Светку тоже. А все из-за денег, будь они не ладны. И глупо, и совестно. И оправдываться неоткуда, да и не по-мужски…
  А Светка – она не дура. Два высших – не дура однозначно. Все понимала, и больше, чем Петрович мог подумать. Старалась. И так сделает, и этак, словом, все, чтоб Петрович хоть дома побыл “главным самым”.
  Петрович это и видел, и, словно, не видел. Казалось, наигранность сквозила. Нет, жена была главная. Командовала. После работы что ли  не могла остановиться… Слов много знала, Петровичу непонятных, не вяжущихся с его гайками.
  Дети тоже видели кто хозяин стал в последнее время. Все к матери шли. Да посоветуй, да как быть, поступить. А ведь деньги нужны – думалось Петровичу…  А он отслужил, как лампочка. Горел, горел, как Солнце, но его не пересветить.
  А пол литра убивала все. Стыд, совесть, обязательства – все, человеческое. Отупляло. И больно делал Петрович всем, вымещал злобу свою на самых дорогих людях. И злился еще больше, от того что хуже становилось.
А ведь было и хорошо. Приходил домой Петрович, как будто между делом ложил з/п на тумбочку. Мамонта добыл. Детям безделушки, жене…кхе...кхе.. на университеты. Пусть, раз скучно ей.
  Любил Петрович Светлану, по-настоящему, как мог. И Светка его любила, но противно ей было  так жить уже. Просто хотелось мужской руки на животе, да ласки глупой в ухо, чтоб губы мочки  уха касались, и без алкоголя чтоб…. Не виновата же она, что так вышло! Что счастья ей хочется, простого, женского.
  И вдруг хочется дать Петровичу в зубы, чтоб с кровью перемешались и разум родился…
УУУ… Жалко Петровича, и Светку жалко…
Эх, люди….