Чёрная плесень

«Едрит!» - намокшие спички не давали закурить. «Дайте прикурить хоть, сволочи!» Да, и курево всё отсырело.
Это экспедиция. На подъезде к полузаброшенной турбазе «Застройщик» в Закарпатье. Мы все в трясущемся кузове «ГАЗа-66». Из-под пухлых ребристых колёс с хрустом вырываются слоистые желтоватые пласты какого-то железняка. А он всё прёт и прёт, почти вертикально, сдирая грунт и опасно кренясь...
Меня невзлюбили с первого взгляда. Я для них человек «из органов», как должное, приставленное к их исследовательской группе. Никто не верит, что я писатель, проще – репортёр. Моя лучшая подруга работает в пресс-службе при комитете безопасности. Так мы и встретились случайно на каком-то концерте. Она рассказала про эти случаи. Я был очень пьян, поэтому сразу напросился. Решился сопровождать экспедицию. Я не жалею.
Мы возвращались с концерта. Атмосфера создалась чудесная. Я мало что помню. У какого-то пункта вторсырья она дала согласие. Там мы расстались. Я пошёл в гости к друзьям, она – неизвестно куда. Тот приятный случай женщины, когда это не обидно.
И вот теперь я с этой группой. Все молодые и правильные. В них проснулись дети из пионерского лагеря. Я вообще не знал, что у нас в стране есть молодые учёные.
По кузову катались мешки и рюкзаки. С мокрых веток сыпались капли ледяной воды, хлестали за ворот. Я, как хрыч. В запятнанной штормовке, каких-то тяжеленных защитных штанах. Молодые кто как. Одни – в дурацкой совковой туристической униформе (старые джинсы, нейлоновая ветровка и кретинская шапочка), другие – на западный манер. Бывшие в употреблении канадские рейнджеры. Из лиц только одно снабжено задумчивыми глазами. Девушка, которая на меня не смотрит. Это почему-то злит. И ещё есть главный – мудак Марк Михалыч. Руководитель экпедиции, с михалковскими усами и крепким ещё зачёсом. Сидит в сухой железной кабине, упираясь сапогами в пол.
Мне ещё многое нужно доказать. Благо, случаев предоставится уйма...
Один я знаю правду о том, что творится на базе.
На базе завелась какая-то дрянь. Что-то вроде плесени. Учёные поехали её изучать. Они не верят, что плесень плотоядна. Я в это верить обязан. Я знаю жуткие вещи... Я к ним готов.
Когда подъехали, почти стемнело. На вымокшем помеле ёлки вяло каркнула ворона. Все мигом выпрыгнули из кузова.
- Ребята, минуту внимания! – сказал я, жестом выстраивая всех вдоль машины. – должен вас предупредить. Здесь есть опасность для жизни. Слушать только меня. Если у кого-то возникнут сомнения в полномочиях...
Мне не дали договорить. Влез Марик:
- Саша, вы не давите на ребят. Они вполне взрослые, и, между прочим, специалисты своего дела.
- Значит так, по одному не расходиться. – проигнорировал я его. - Это – закон. Обо всех мероприятиях предварительно сообщать мне. Кто не согласен, обязан немедленно покинуть лагерь на уходящем грузовике.
- Да ладно, что тут, тупые, что ли. – кто-то по-хамски ответил.
- Надеюсь, тупых нет. Впрочем, это сейчас выяснится.
Группа двинулась к центральному корпусу, уныло согнувшись под крупным дождём. Я остановил всех у входа. Я должен был войти первым...
- Я вхожу первым. Что бы сейчас не произошло, не вмешивайтесь.
Я отпер дверь. Она отворилась. Запахло сыростью и грибами. Стуча всем телом, я сделал шаг внутрь и стал нащупывать выключатель...
-     Слева... – раздался глухой голос и из полутьмы захламленного и нежилого помещения стал выходить человек в светлой джинсовой курточке.
Во мне буквально все дёрнулось и провалилось. Долю секунды я соображал, что делать. Я знал, что это зомби, уже не человек. Так и есть – черты его несколько размыты, как в вибрирующем зеркале.
- Ста-аять!!! – заорал я что было сил.
Человек несколько удивлённо остановился. Я рассмотрел, что руками он как будто ест семечки – в одной горстка, а другой их он подносит ко рту. Рука замерла, не доходя до рта. Небритое лицо не высказывало никаких эмоций. Блондинистые, нечёсанные волосы комком лежали на голове. Постояв на месте, он продолжил движение ко мне.
- Я сказал – стоять! – заорал с новой силой я.
В руке оказался какой-то пожарный инструмент со стенда, похожий на штуковину, которой кочегары шуруют в горне. Позже я понял, что им подпирали дверь. Как наивно...
Человек как-то несмело продолжал приближаться. Я бросился на него с этой железной штукой и попытался отпихнуть. Все видели, что произошло. Он вдруг распался на какую-то тень, рассыпался, как клочки чёрной шерсти, и быстро впитался в пол. Это было жутко. Я привалися к застеклённой двери в изнеможении. В руке дрожало железо. Студенты-аспиранты в недоумении и ужасе разглядывали то место, сквозь которое провалился человек с семечками.
- Так, - сказал я, удивляясь силе голоса, - все поняли? Надеюсь, больше вопросов нет. Не расходиться. Не паясничать. Ни на секунду не оставаться по одному – это главное, поняли?
Теперь все всё поняли. Марик стоял, роняя с вислых усов капли дождя. Глаза его светились средневековым невежеством. Я включил свет. Розовато-жёлтый огонь разлился по отсыревшему помещению. Здесь предстояло нам провести довольно много времени.

Когда снаружи окончательно стемнело, мы молча заканчивали ужин. Тушёнка и хлеб, спирт и зелёный лук. Провианта было с собой на неделю. Стратегический запас. Каждый день нам должны были подвозить свежий хлеб, и молоко в том числе. Вопросов никто не задавал. Но поглядывали на меня уже с некоторым уважением. Особенно та девушка с задумчивыми глазами. После испытанного страха и спирта она показалась мне ещё симпатичней. Или мне так хотелось, что бы особенно она смотрела на меня?
Сейчас я не испытывал раздражения и антипатии к людям, окружавшим меня. Начались честные солдатские будни. Враг у нас один – чёрная плесень. Надеятся можем только на себя.
Я лежал на замусоренном полу. Все очень устали с дороги и полегли, где попало. Только то место, где рассыпался мужик, никто не занял. Свет решили не гасить. Кто-то предположил, что плесень должна бояться света. Ну, чушь. Но не совсем. Если в темноте что-то случится, то начнётся паника.
Некоторые уже спят. Марк бдит и без конца курит. Нервничает старик. Мне опять захотелось есть. Аж живот свело. Грузовик укатился давным давно, ощущение непередаваемое. Я перемещаюсь поближе к руководителю. Начинается негромкий разговор, полный извиняющейся доброжелательности и доверия:
- Вы как к нам попали? Нам только в последний момент сообщили, что с нами едет человек из органов.
- Чепуха. Я репортёр. К ним не имею отношения.
- Но... Что мне бросилось в глаза... У вас какой-то опыт. Вы знаете что-то про то, что здесь происходит?
Я лежал на боку и говорил с этим человеком. Отвечал на его скучные вопросы. Мы оба держали вахту, абсолютно добровольно. Очень сильно хотелось выпить. Наступил какой-то момент, когда бровь Марка приподнялась загадочно и он вытащил флягу.
- Знаете, выпить надо. Нервы совсем никуда. Всё никак не могу успокоиться. Думал, мистики нагнали, а тут такая гадость. Вам давали какие-то особые распоряжения на этот счёт?
- Спалить всё к едрёной матери. Я бы так и сделал, если бы не ливень и сырость.
- А всё-таки интересно, что же это такое.
- Я вам расскажу, - сказал я, проглотив едкую жидкость. – Всё дело в том, что мистики тут никакой нет. Это вид грибка – паразит. Избрал для этого человеческий организм. Только он не останавливается на пальцах ног и рук, например. Он поражает всё тело, и в первую очередь – могз. Он подчиняет себе сознание индивидуума, и направляет его действия на сближение со здоровым организмом. Таким образом заболевание передаётся дальше, что обеспечивает виду выживаемость. Что касается нашего зомби, то это - человек на крайней стадии развития грибка. Он уже полностью состоит из грибковых клеток, они имитируют хозяина...
Марк слушал меня с тем удивлённым вниманием, с каким выслушивают начинающих сумасшедших.
- Откуда у вас такие сведения? Почему мы ими не располагаем? – спросил он, тяжело моргая.
- Потому что я всё придумал. А у вас нет воображения...
В этот момент под нами трудно зашевелился пол. Мы оцепениели от ужаса. Раздались глухие голоса:
- Раечка, зайдите в тринадцатый корпус, там что-то случилось. Да, и позвоните в район, пусть пришлют кого-то из милиции. Нет. Да говорю вам, тут то ли убили кого-то, то ли кто-то пропал... Да не знаю я! Вы можете сделать то, о чём я вас прошу?
Я между делом притянул к себе свою железяку. Между половицами зашевелилась темнота. Различались как будто клочки шерсти. Излишне говорить о том, что студенты проснулись, пучили глаза и потели. Я, что есть силы, наярил по половицам железякой. Всё мгновенно затихло, пол опустился и улёгся на насиженное место. Забегали взад-вперёд проснувшиеся пауки.
- Что делать будем? – спросил кто-то.
Я к тому моменту полностью пришёл в себя. В очередной раз дёшево самоутвердившись, мне ничего не стоило сейчас сохранять хладнокровие.
- Что делать? Исследовать. Вы же учёные.
- Как исследовать?
- Экспериментально. – ответил я. – Да хотя бы поговорить с ней... Дайте мне, наконец, закурить...
Мне протянули папиросу. Я затянулся.
- Плесень, - говорю, - ты зачем людей убиваешь?
- Мне же тоже жить как-то надо. – охотно ответили из-под пола.
- В таком случае мы, – и тут я поводил сигаретой взад-вперёд, - мы с тобой враги?
- Получается, так. Я тут не виновата.
- А что же делать?
- Исследовать, - передразнила меня плесень.
- Да как тебя исследовать, когда ты сожрать норовишь?
- Эх, всё это не так просто... – затосковали под полом. – Сожрать мне гораздо сложнее, чем вам там кажется. Но я не скажу, как я жру – вы ж меня со свету сживёте.
- Слушай... – нашёлся Марк. – А вот каким образом ты с нами сейчас говоришь?
- Марк, - сказала плесень, - пусть говорит со мной только он. Я так не могу, я не на пресс-конференции.
«Ну и херня.» - подумал я. «До того невероятно всё это, что даже не удивительно.»
Марк обиделся. Я уже понял, что плесень меня почему-то уважает больше других.
- Плесень, - продолжил я. – А ты как вообще... Один или вас много?
- Ну... трудно сказать... – задумалась плесень, - это не так, как у вас. Мы же по другому устроены.
- А объяснить слабо? – не отставал я.
- Да я же в университетах не обучалась! – спокойно возмутилась тварь. – Откуда у меня эти понятия?
- Ну а говоришь-то ты как?
- Боже мой, да я же вообще не говорю, у меня и органов таких нет. Это всё глюки ваши.
Тут мы с Марком переглянулись.
- Слушай, давай знакомиться, - предложил я. – Я Саша.
- Очень приятно, только у меня нет имени. У нас так не принято.
- Тогда ребята назовутся.
- Пожалуйста...
После недолгой заминки посыпались ничего не значащие андреи, серёжи и леночки. Я подумал, что теперь плесень будет жрать и думать: «А вот сейчас я сожрала Павлика» 
- Гриб, - говорю, - тебе это надо, все эти наши имена?
- Ну, интересно ведь. Хотя я вас и так различаю уже.
- Ну, ведь всё равно собралась сожрать?
- Будете себя плохо вести, сожру. Что я могу сделать?
- А почему именно люди? – возмутился я, - Миллионы твоих сородичей питаются растениями, животными, перегноем, трухой, чем угодно. Даже друг другом. Зачем тебе люди?
- Я не могу питаться неразумными организмами... – глухо ответило существо. – Тогда весь смысл теряется...
- Какой смысл? – растерялся я.
- Ну, как бы... Я же не телом питаюсь... Н-да, чувствую, договорюсь я с тобой... Но интересно же!
- Мне тоже очень интересно, - сознался я и обжёгся фильтром.
- Тебе дым не мешает?
- Нет, сюда он не попадает. Я щели законопатила.
Все невольно зашевелились и приподнялись.
- Да успокойтесь вы, не ёрзайте. Я ем только по одному.
- Зачем же ты секреты выдаёшь? – озадачился я.
- Так ты же и сам знал!
- Я не знал, я придумал.
- Вот тебе... Так на понт берут.
Тут приподнялся один из студентов, кажется, Паша:
- Слышь, плесень... у нас тут проблема. Как нам в туалет сходить?
- Ради Бога... По коридору вглубь налево. Только вода там плохо сливается...
Мы все замялись:
- Но ты же по одному пожрёшь нас?!
- Это уже ваши проблемы. Ходите по двое.
- Это идея.
Первыми пошли мы с Мариком, как старшие.
- Это какой-то научный феномен... – бормотал Марк, сидя на унитазе. – Как вы думаете, почему она с вами разговаривает? Может, потому, что к ней впервые кто-то обратился по-человечески?
Я старался не смотреть в его сторону и не дышать. Чтобы не задохуться от вони, принялся курить. Сквозь кафельную плитку на меня смотрело моё отражение. Мне показалось, что это и есть плесень. Я протянул руку и она прошла сквозь холодную керамику. Я даже ощущал острые края глазури...
- Эх, понеслась душа в рай! – говорил себе Марк, вытирая задницу. – Слышите, Саша. А завтра уедем отсюда к чертям собачьим. Я уже так решил. Саша...
Я наблюдал за ним сквозь мутную белизну и трещинки плитки...
- Саша, где вы! – Марк побелел. – Какое вы имели право выйти?..
Он нелепо подтянул рукой штаны. Видна была вывернутая полосатая подстёжка. Я чувствовал, как сквозь пол прорастает плесень.
- Да здесь я. – вяло сказал я кафельным голосом.
- Фу, как вы меня напугали... Я чуть того... Не обосрался по второму кругу. Ладно, кончайте валять дурака, Саша, где вы?
- Здесь. В стене.
- Вы шутите... – Марк снова побелел.
В дверь постучали:
- Там всё нормально?!
Марк молчал. Он смотрел, как плесень прорастает сквозь его охотничьи сапоги. Ноги его набухли и отсырели. Я пошёл сквозь стены дальше. Меня настолько увлекли новые возможности, что я не мог жалеть остальных. Сквозь дерево идти было темно и влажно. Я остановился у края коридора и смотрел сквозь тонкую щёлку в краске. Ребята кричали и ломали дверь, они вызволяли Марика. Вскоре трухлявую дверь вышибли и ворвались внутрь. Я поспешил по тёмным простенкам назад, но заблудился и высунулся в темноту, под дождь. Стало страшно и я повернул назад. Сквозь фосфорическое свечение плитки и паутину я наблюдал следующую картину. Марик стоял перед унитазом, застёгивая тяжёлые, мокрые штаны.
- Да, мальчики. Пойдёмте, тут сыро и воняет.
- Марк Михалыч, вы в порядке? – спросили идиоты.
- Идиоты, - сказал из стены я. – отойдите от него и не прикасайтесь.
- Кто это был? – заволновались ребята, - Саша?
- Да, я. Пошли отсюда. Марк, оставайтесь здесь, а то как звездану...
- Саша, где ты?
- Где-где. В стене. – Я высунул лицо. Студенты убежали сами.
- Плесень, ты же ешь по одному, - сказал я Марку.
- А ты поверил? – ответил Марк голосом плесени. – Только вот что с тобой делать, не знаю. Впервые такую сволочь вижу.
- Плесень, у тебя воображения нет. Поэтому ты в жопе – я тебе Марика не прощу.
- А что ты сделаешь? – с тревогой спросила тварь, бывшая пять минут назад руководителем.
- Тобой стану. Расползусь по всем стенам. Вытравлю, как тараканов.
И тут я попробовал. Лицо моё расплылось по кафелю и я стал видеть сразу всю туалетную комнату со всех точек. Марк неживым взглядом осматривался по сторонам.
- О, лучше б ты был человеком... – с тоской сказал он.
Я совершил какое-то движение, ну как будто взорвал себя силой воли. Почувствовал, как моя сущность распостранилась лучеподобно по большому радиусу. Я сам себя выстрелил, пропитал собой здание до крыши и землю на солидную глубину, где было очень холодно. Всем существом чувствовал щёлки, трещинки, труху, алебастр, мышей, сигаретный пепел и гравий на чердаке. В глубине туалета начувствовал Марка пучком пропитанной вязкой шерсти.
- Вот скажи мне, плесень, - обратился я, - в чём смысл?
- Я об этом не думал... – промямлил Марк.
Я вспомнил глаза девушки за стеной и тут же их увидел. Она волновалась. Никто не знал, но все чувствовали, что происходит. Вспомнил глаза той знакомой, которая меня послала сюда. Для меня открылась суть и тут же закрылась. От досады я чуть не раздавил чёрную плесень всем своим нутром.
- Я думаю, смысл в том... – услышал я отдалённое глухое бормотание и вернулся в туалет, - смысл в том, чтобы стать страшнее своего страха.
- Браво! – осенило меня. – А как на счёт любви?
- Я думаю, - понесло Марка, - что надо любить свою любовь к кому-то, а не сам предмет любви. Тогда она будет вечной...
- Вот ты мне ещё по****и... – разозлился я, потому что гриб полез не в свою область бытия, - совсем сожму, разрушу на молекулярном уровне...
- Прости, я же только что учёного поглотил. Есть вариант, только это утомительно – представить себя Марком, тогда открывается доступ к его мозгу.
- Всё, не хочу больше всё это слушать. Что делать будем, грибок?
- Я гибели не боюсь. Просто досадно, так ничего и не узнав, погибать.
- А если тебя оставить? От тебя же вред.
- Ну, теперь уж нет. Пока ты жив, я буду молчать. Меня не будет. Я впаду в анабиоз на споровом уровне.
- Ух, как мы заговорили. Застегни наконец эти штаны, смотреть противно. Тело оставишь хоть для похорон?
- Оставлю. Мне оно не нужно.
- Только не дай Боже, хоть одну спору оставишь...
- Не оставлю. Не до этого.
- Ну, вылезай.
Марк пошатнулся, ужасно закатил глаза и мокро рухнул на цементный пол. Изо рта полилась какая-то коричневатая прозрачная жидкость. Чёрная тень рассыпалась по полу и медленно стала втискиваться в микроскопические трещинки.
- Пока, - сказал голос.
- Пока... – ответил я и почувствовал, что тени не стало.

Ночь промучились. У меня всё тело не могло прийти в себя после такого экзерсиса. Я старался ни о чём не думать. Моя сущность пугала меня самого. И мне было жалко. Мне было жалко и Марка, и плесень... И досадно за всё это...
Я допил весь оставшийся спирт, не закусывая. Пил его всю ночь, лёжа на застеленном кумачём столе. Прожжённые сигаретами дырки в нём были похожи на отверстия от пуль. За холодным и тонким дачным окном колотил дождь.
Я думал над словами плесени о любви...

Утром мне было очень плохо. Меня буквально вывели под руки на улицу. Меня качало и водило, я не чувствовал конечностей. Внутренности работали несинхронно. Ни есть, ни пить, ни курить не хотел и не мог.
Взошло солнышко. Казалось, дождь весь вылился за ночь на этот жалкий клочок турбазы. Он намок, как губка. Или осенний гриб...
- Слышь? – услышал я тихий голос где-то бесконечно глубоко внутри головы. – Приезжай, да?
- Обязательно приеду... – еле сказал я, хотя знал, что вру...



24 июля – 3 августа 2003 г.