Наденька и Мурзик

Памяти сибирского кота Шаха

Пушистый сибирский кот неприкаянно бродил по квартире, видимо, выискивая место попрохладнее. Он вот уже четвертый день ничего не ел. Он отказывался даже от жареной куриной кожицы. Только пил. На улице стояла тридцатиградусная жара.
— Мама, а ему жарко, да? — спрашивала Наденька — семилетнее создание с волнистыми светлыми волосами.
— Не знаю. Может быть, — односложно отвечала мама — некрупная, но крепкая женщина лет за тридцать.
Она стояла на кухне и резала овощи для салата. Наденька наморщила узкий лобик и проговорила:
— Ну да, конечно, ему просто жарко. Вон у него какая длинная шерсть...
И Наденька, и Мурзик родились в апреле. Только девочка — в начале, а котенок — в конце. Едва Наденька научилась ползать, она стала гоняться за котом на четвереньках и пищать на всю квартиру:
— Музик, музик!
Она упорно делала ударение на втором слоге, а папа замечал:
— Рановато, Надюшка, о мужиках-то думать начала!
Мама смеялась, а Наденька, догнав котенка, прижимала его к себе и лопотала:
— Музик, музик...
Из маленького пушистого комочка Мурзик вырос в большого кота. Мама все время ругалась, выметая из углов длинную кошачью шерсть.
— Мама, не кричи! — наморщив лобик, просила Наденька. — Лучше купи ему витаминки.
Откуда она узнала про витамины? Может, от кого-нибудь во дворе слышала, может, из рекламы. Впрочем, это было неважно, потому что мама сказала:
— Они, наверное, дорого стоят. А тебе нужно к школе туфли купить...
Мурзик запрыгнул на стул, с него — на стол, потом — на подоконник и демонстративно принялся вылизываться. Давясь, он глотал шерсть, и укусил Наденьку за палец, когда она попыталась достать ее из мурзиковой пасти. На глазах у девочки выступили слезы, но она не заплакала, а только погрозила ему пальчиком:
— Ай-яй-яй, Мурзик!.. Я же как лучше, хочу...
Кот спрыгнул с подоконника и, покачивая бедрами, ушел на балкон.

Дни шли. Мурзик даже не подходил к своей миске. Наденька выносила его на улицу, он тут же набрасывался на траву и глотал ее.
— Он лечится! — хлопала в ладоши Наденька. — Он заболел, но он выздоровеет!
Но, когда она приносила Мурзика домой, он по-прежнему не притрагивался к еде, худел день ото дня, и однажды папа сказал:
— Надюша, давай попробуем его покормить. Нельзя же так...
— Мурзик, миленький, ну покушай, пожалуйста! — уговаривала Наденька, в то время как папа, заставив кота приоткрыть пасть, втискивал в нее кусочек котлеты.
Мурзик выплюнул мясо и теперь царапался, пытаясь освободиться от державших его рук. Наденька чуть не плакала.
Вечером она опять вынесла Мурзика во двор. Кот распластался на траве, вжался в нее брюхом, но не ел.
Дома он все так же неприкаянно бродил по комнате. Попытался однажды запрыгнуть на подоконник — полежать у распахнутого настежь окна, но не допрыгнул и свалился на пол. Наденька подняла его, уложила туда, куда он так стремился, и стала гладить длинную шерстку, под которой уже явственно ощущались ребра.
Папа еще несколько раз пытался кормить Мурзика, засовывая ему в пасть то кусочек сосиски, то жареную кильку, но кот всё упорно выплевывал. Он уже не бродил по комнатам, шатаясь, как совсем недавно, а только лежал. То на кухне, в углу, то на балконе. А иногда забирался в ванну и распластывался в ней.
В последнее время кот молчал, но неожиданно мяукнул — тонко, протяжно, будто хотел завыть, но сил не хватило.
— А почему он так мяукает? — спросила Наденька.
— Больно ему, — ответил папа.
Дочь устремила на отца полные мольбы и слез глаза. Отец замялся и произнес:
— Доченька, я был в ветлечебнице, ну, знаешь, которая рядом. Но оказалось, что там нет света и когда она откроется, неизвестно. А женщина, которая вышла, сказала, что, скорее всего, их совсем закроют, потому что у людей денег много, и пусть лечат своих зверей в платных.
Мама удивленно посмотрела на папу, точно слышала об этом впервые. Наденька молчала. Потом спросила робко:
— А там, где нужно платить деньги?..
— Там слишком всё дорого, Наденька, — сказала мама, а отец перебил:
— Его уже, Надюша, похоже, ничего не спасет...
— Да, Наденька, — подхватила мама. — Мурзик уже, скорее всего, не выздоровеет. У него, наверное, полный кишечник шерсти, он ведь все время вылизывался, и поэтому он совсем не может есть... Держись, доченька, сделать уже ничего нельзя.
— Пойдем, Надюша, погуляем, — нарочито бодро проговорил папа.
— Пойдем, — тихим эхом, вздохнув, отозвалась девочка.
Они гуляли по зоопарку, смотрели на плавающих в искусственном водоеме лебедей; на распластавшихся, изнывающих от жары тигров; на лениво жующих бананы мартышек... Наденька вдруг спросила:
— Папа, а кто из зверей живет долго-долго?
— Черепаха, — отозвался отец. — Но только не в неволе. Почти все звери в неволе долго не живут.
— А-а... — протянула Наденька и вдруг встрепенулась. — А у Нины Устюжаниной дома черепашка живет. Она уже долго живет.
— А сколько она еще проживет, ты знаешь? — возразил отец.
Потом они купили по мороженке — по самой дешевой, и...
— Папа, быстрее пошли домой! — заторопилась Наденька. — А вдруг Мурзик совсем-совсем умирает, а я даже попрощаться с ним не успею?..
...Кот лежал в ванной, в луже воды и, казалось, не замечал ее, хотя до этого терпеть ее не мог и обиженно фыркал, если на него попадала хотя бы одна капля.
Папа с мамой закрылись на кухне и о чем-то говорили вполголоса. Наденька стояла у закрытой двери, подслушивая разговор отца с матерью, и не решаясь войти.
— Может, усыпить его, чтоб не мучился? — спрашивал отец.
— Не знаю, — отвечала мама. — Она не переживет. Можно сказать, своими руками...
— А будет лучше, если прямо на ее глазах?.. — возражал отец.
— Ну ты же знаешь...
— Знаю. Но для этого-то можно найти...

...Мурзик лежал в ванной и мелко, часто, но все-таки еще дышал. Наденька набрала в баночку воды и поднесла к худой кошачьей морде. Мурзик отвернулся.
Наденька метнулась на кухню — к папе, и, с полными слез глазами, прочастила:
— Папа, он даже уже не пьет, он ведь так совсем-совсем умрет. Папа!
Но тот лишь прижал к себе дочь и ничего-ничего не сказал. А мама сказала:
— Наденька, он все равно умрет.
Отец посмотрел на нее укоряюще.
Девочка отошла от папы и тихо побрела в свою комнату. Минут пять она лежала ничком на кровати, потом села. Вытерла кулачком слезы. Решительно поднялась, достала из ящика стола свой тоненький кошелек, вытащила из него все деньги — подобранную с асфальта мелочь — и стала считать. Получилось десять рублей двадцать одна копейка. Наденька зажала все свои деньги в кулачок, твердо прошагала к комнате родителей. Встала на пороге и сказала:
— Папа, мама, усыпите Мурзика! Пусть он не мучается. Вот. Это всё, что у меня есть...
И она разжала руку.
2 — 11 августа 2001 г.