Рука из борща

РУКА ИЗ БОРЩА

Зовут меня Николай Капелькин, можно просто, Коля. Я главный редактор газеты "Недригайловские зори", полторы тысячи тиража, четыре полосы, первая и последняя с допцветом. Кроме меня в редакции работает еще моя жена Лида и всё. Управляемся вдвоём, получаем три ставки. По причине слабого моего здоровья бывают у меня перерывы на больницу, тогда подменяют меня коллеги из соседних районок. На этот случай держал я несколько полос запасных материалов.
Запасать их было не трудно, потому руку уже набил и про любую тему не раз писал. И тем то немного. Перво-наперво что руководство делает, какие совещания проводит, распоряжения издаёт. Потом вести с полей, район у нас сельский, в городке двадцать тысяч населения и чуть меньше по сёлам, но картошку все выращивают.  Дальше можно криминала запулить, но в меру и чтоб не создалось впечатления, будто милиция недорабатывает или люди от плохой жизни воруют. Погода, всякие полезные советы да лунные календари, вот и всё. Приходилось нам с женой работать не мало, но чтоб уж сильно перерабатывали, так и не сказал бы. В меру.
Я как раз сидел в редакции и писал статью с совещания по урожаю. Выходил он в этом году, по правде говоря, квёлый, но я писал, что не взошедшие озимые заменены кукурузой, труженики полей работают, власть старается и будем с хлебом. У людей и так проблем много, зачем им ещё правдой досаждать.
Звонок телефонный.
-Алло, это Шилов.
Василий Шилов, капитан, возглавлял в райотделе следствие. От бога сыщик, почище Шерлока Холмса, но прозябал в этой глуши по причине своего характера, не то чтобы дурного, но упёртого и неуживчивого. Мы друг друга хорошо знали и были даже как будто приятели, хотя совсем не похожие. Ещё и сотрудничали, он мне сообщал о всяких городских происшествиях, а я статьи писал про его раскрытия, для предъявления начальству.
-Привет Коля. Есть для тебя материальчик.
-Сколько?
-Готовь троячку.
Это шутка у нас была такая. Васька как-то посмотрел американский фильм, где журналист платил полицейскому за информацию. Шутки ради и себе затребовал, мы даже таксу разработали. По ней троячка был несчастный случай со смертельным исходом или противоестественное изнасилование. Естественное стоило рубль, самоубийцы пять, одиночное убийство семь и несколько трупов червонец. Оно вроде бы и нешуточные темы, но мы не со зла, а так, от безделья.
-Изнасилование?
-Труп.
-За такой мелочью не поеду.
-Зря, он же в борще утонул.
-Что?
-Упал лицом в борщ и захлебнулся.
-Тогда приеду. Давай адрес.
Записал, трубку положил и только потом подумал, что всё равно ведь нельзя будет напечатать. Потому что политику ещё не дай бог углядят. Борщ еда украинская, если человек от него погиб, так это можно объяснить и как подкоп под государственность. Зачем мне такой геморрой?
Но поехать всё-таки решил. На том основании, что тренироваться мне надо. Я то на вид вроде здоровый мужик, но с мозгами у меня проблема. То есть не то что дурак, этого нет, никто меня дураком не считал и дурака не поставили бы газетой руководить. В другом дело - по выносливости мои мозги слабые. Чуть только какое серьёзное переживание: нервничаю, испуг, обида, так случается со мной западение. То есть теряю я сознание и так сильно, что потом только с помощью докторов могу в себя придти. Как западу, везут меня в областную больницу, колют сильными лекарствами и восстанавливают меня в сознании. Дело это хлопотное, лекарства немало стоят, поэтому я берегусь, стараюсь в спокойствии пребывать и вести самый правильный образ жизни, какой врачи присоветовали.
Они же и сказали, что для укрепления мозгов нужно мне тренироваться переносить мелкие волнения. Осторожно, чтоб не запасть, но приучать мозги. На этом основании и решил я ехать. Тем более интересно было, как это мужик утоп в борще. Всякое слыхивал, но чтоб такое.
Оделся, взял свой портфель, как у известного юмориста Жванецкого. В портфеле лежал блокнот, ручка, два экземпляра газеты для подарков и бутерброд для подкрепления организма. Вышел из редакции и зашагал в нужную сторону. Город был невелик и за полчаса быстрого хода пересекался из конца в конец. Посему транспорт был здесь крайне малочисленен и сводился больше к милицейским будкам для пьяных. Хорошо, ходьба, как физическое упражнение, способствовала удержанию организма в здравом уме.
Показался нужный дом, весьма обветшалый и с березкой на крыше. Я не спеша, физические усилия нужно было нормировать так же как и умственные, поднялся по грязной лестнице на третий этаж. Там ходило несколько милиционеров, испуганные понятые жались в передней, из спальни доносился приглушенный женский плач. Прошел на кухню. Там Шилов и двое его подопечных пили чай.
-Посмотри на красавца.
За столов сидел мужчина, перед мужчиной миска, в миске лицо, по сторонам расплесканный борщ.
-Как это его угораздило?
-Бог его знает, наверно сердечный приступ.
Сердечные приступы случались в городе часто и отнюдь не от сердечных дел. Но я как-то сразу засомневался в этой версии. Приступы случались у мужиков полных, хотя бы коренастых, а тут худенький, будто мальчик.
-Худ что-то для приступа.
-Худ. Смотри.
Шилов аккуратно взял голову трупа за волосы и поднял из борща. Страшное зрелище. Космы капусты торчащие из носа, разводы остывшего жира, синяки.
-Видишь, он когда упал, успел ещё вдохнуть и набрал полный нос капусты.
В бороде запутался кусочек мяса. Борщ был хороший, наваристый, сметаны не пожалели. Хотя лицо у погибшего было даже слегка интеллигентное и ни чем не выдавало любителя поесть. Сейчас было 10 утра, труп уже основательно остыл, значит есть мужик начал рано утром. Начал и так кончил. Мне смотреть на это было неприятно и с большим удовольствием бы ушёл, но тренировка, нужно терпеть.
-Чего это его в такую рань на борщи потянуло?
-Жена сказала, что на рыбалку собирался. Встал в четыре, пошел на кухню греть себе завтрак, жена снова заснула. Проснулась в восемь, пошла детям завтрак готовить, а тут такое.
-И дети есть?
-Двое, отправили их к бабушке.
-А сам мужик кто?
-На химкомбинате начальником лаборатории работал, кандидат наук.
-Тогда понятно, на химкомбинате экология плохая, посадил здоровье.
Вдруг я заметил странное с глазами. Они были закрыты, но кожа век проваливалась внутрь. Будто глазницы были пусты. За общим ужасом это было не заметно, не каждый день видишь лица, погибшие в борще, но я присмотрелся.
-Тоже заметил?
Шилов опустил голову назад в миску.
-Как думаешь, где глаза?
Это было уже слишком. Тренировка тренировкой, но чтоб труп с выдавленным глазами. Перебор.  Это не мое дело. Я корреспондент, мне про хорошее писать, а не смотреть на такие ужасы. Зачем пришёл?
Но уйти не смог. Какой-то страх парализовал меня, заставил остаться и даже начать расспрашивать. Соседи были напуганы, всё не верили, что помер, ведь спортсмен, тихоня, не слышали, чтоб и кричал когда. А борщ любил, да кто ж его не любит, особенно если с мясом, горячий, сметаны плеснуть, чеснока начистить и нет лучше еды. Жаль Федьку, жаль. Оставил двоих сироток и жену учительницу, как им теперь жить? Жене плохо стало, вызвали "Скорую". На кухне чай допили и говорили про картошку, какой урожай будет. Шилов снова голову поднял.
-Что ты его таскаешь всё время?
-Смотри, это ведь синяки на щеках?
-Ударился. Со всего то размаха грохнулся об миску.
-Не от миски синяки.
-От миски!
Я начал немного нервничать. Мне чудес не надо. А то так если начать рассуждать, так что хочешь можно выдумать.  Косился на впалые глазницы. Правильнее всего оставить их и забыть, чтобы зря мозги не напрягать. Но человек не в силах забыть всё, что захочет, есть вещи, которые не забудешь. И я как не старался, а не мог забыть про эти глазницы, не мог даже отвернуться.
Шилов между тем приподнял за ресницы одно из век. Пустота. Там не было глаза. Там должен быть глаз, но его не было. Бросил ресницы, насильно опустил веко, вернул голову в миску.
-Коля, с тебя семь рублей.
-Что?
-Семь рублей, как с куста.
-Ты что расценки повысил?
-Это убийство.
-Не смеши меня.
-Посмотри ему в глаза.
-Кому?
-Убитому.
-Кому?
-Трупу.
-Шилов, что за бред ты несешь?
-Посмотри ему в глаза.
-Не хочу я смотреть.
-Там нет глаз. Ему выдавили глаза, это убийство! Я же чувствовал, что здесь не так!
Шилов был помешан на расследовании. Другой бы опечалился, что вместо несчастного случая в статистику пойдёт убийство, а этот радуется. Охотничий азарт, ничего общего не умеющий со здравым смыслом. А мне нужно уйти. Я не хотел находиться в одной квартире с безглазым трупом. Но я ещё сделал попытку разрядить ситуацию.
-Может он и был слепой?
-Ты слышал, чтобы слепые сами ходили на рыбалку? Убийство! Так, вывести всех из квартиры, быстро! Серега, езжай в больницу, привези патологоанатома. Одна нога здесь, другая там!
-Шилов, что ты творишь, у тебя ж итак норматив трещит!
На район дали норматив в восемь убийств, уже половину выбрали, а впереди осень, начнут скоро картофельных воров вешать.
-Зачем тебе лишний труп, пусть будет несчастный случай.
-Какой же несчастный случай, если убийство?
-Ты как маленький, Шилов! Тебе же перед начальством отчитываться!
-Но ведь убийство!
-С чего ты взял?
 -Глаз то нет?
-Может в борще поискать, может они от удара выпали?
-Чудак-человек! Это ж тебе не пять копеек! Они же прикреплены, нервы, мышцы всякие.
Но ложкой миску прочесал. Никаких глаз там не было.
-Точно тебе говорю, убийство. Только не пойму, кому понадобилось так убивать? Не ножом, не топором, а затиснуть лицом в миску, чтоб борщом захлебнулся. Такого ещё не видел.
Шилов снова подошёл к трупу, вытащил лицо и миски, внимательно осматривал. Я отвернулся и глядел в окно, там виднелись облака частный сектор.
-Еб твою мать! Вот это да!
-Что?
-Рука.
-Что рука?
-Из борща рука. Неужели не понимаешь, как дело было? До меня сейчас только дошло! Мужик борщ подогрел, сел за стол, свет не зажигал, начал есть, наклонился над миской, а оттуда рука. Средним пальцем и указательным в глаза, выдавила их, большой палец на левой щеке, мизинец и безымянный на правой. Вот откуда эти синяки странные. Вцепилась, как крокодил и затянула.
-Шилов, ты совсем с ума сошёл! Откуда в борще рука?
-А как по другому?
-Сзади подошли и затолкали голову в миску.
-Зачем? И глаза где?
-Глаза потом выдряпали.
-Зачем?
-А рука в борще как?
-Не знаю, но была.
-Чепуха!
-А почему дрожишь?
-Не дрожу.
-Вспоминаешь сколько раз борщ ел. К тарелке наклонялся, вдыхал как пахнет, балдел, даже в кастрюли заглядывал. Теперь страшно стало, ведь сколько раз погибнуть мог.
-За что его? Он ведь никто, так, инженеришка. За что?
-Не из-за денег, это понятно. Скорей всего просто так.
-Тогда и меня может?
-Любого.
Я действительно дрожал. Это же ужасно. Всё это просто ужасно! Смертельная опасность в столь невинном занятии, как поедание борща. И зачем это, кто это делает?
Шилов, как человек практичный, сразу соображал, что делать. 
-Значит не есть теперь борщ. Вот черт, и так жизнь говенная, была радость борщеца похлебать и ту забрали!
Шилов был настроен перманентно против власти, считая её виновной в застопорившейся карьере, мол при таком президенте только подлецы карьеру делают. Я такие выражение не одобрял, потому что власть, это не конфета, что нравиться, не нравиться. Власть должна быть, она жизнь устрояет, держа её в порядке.
Молчали. Я ждал, что приедет патологоанатом и все выдумки шиловские сокрушит и развеет. Приехал, он вообще-то был педиатр, но подрабатывал. За шестьдесят лет дедушке, несмотря на профессию грустен, любил выпить и порассуждать на женскую тему. Шилов его озаботил глаза найти. Дед бесстрашно пальцами в веки полез.
-Есть глаза, только запиханы глубоко. Тащили его в миску, чуть лицо не сорвали с головы.
-Отчего это?
-Я врач, а не сыщик.
-Не болезнь?
-Какая там болезнь!
-Вы, Евгений Петрович борща больше не ежьте. Опасно, видите, что бывает.
-Я и не ем. Я ж одинокий, варить мне некому, а самому лень, в сухомятку живу.
Уложили труп на носилки и отнесли. Я засобирался, совсем уж угнетённый.
-Коля, я тебе позвоню, когда новый случай будет.
-Думаешь продолжиться?
-Обязательно. Напасть если появляется, то обязательно продолжение имеет.
-Типун тебе на язык.
-Не в языке дело. Пришла беда, отворяй ворота.
Шилов был известный пессимист, что при крепких его мозгах было позволительно. Это мне нужно думать, что всё будет хорошо и никак иначе. А то если тосковать, так быстренько ослабну и западу.
Пришёл в редакцию, сел допечатывать статью, тут как раз жена принесла обед. Она у меня готовит хорошо, а мне усиленное питание врачи прописали. Только первое окончил, как звонок. 
-Коля, приезжай!
-Опять?
-Да! Улица Черепина 13.
-Спасибо Шилов, мне не нужно. Материалы на полосу есть, хватит.
-Приезжай! Прошу!
-Да зачем я тебе нужен!
-Тебе что, трудно? Я ж тебе помогал!
-Ладно, буду.
Дожевал обед, три минуты посидел для лучшего усвоения и пошел. Транспорт городской вышел из строя, потому что шофер Бузько напился, а единственный в городе автобус никто без него завести не мог.
Прошелся, настроил себя на оптимистический лад, жену уже предупредил, чтоб никаких борщей и с супами поосторожней. Она, было, испугалась, подумала, что снова супруг с ума сходит, но полез целоваться и убедил в нормальности. Врачи ей сказали, что если половая функция на должном уровне, то с человеком всё в порядке. Я иногда такое доказательство применял. А чего, жена у меня женщина симпатичная, с фигурой, груди красивые. Врачи мне советовали регулярно сексом заниматься, так я это указание соблюдал аккуратнейшим образом.
Зашел в указанный подъезд, нажал кнопку лифта. В городе было два дома с лифтами, они не работали уже лет десять, но это был ритуал. Выстоял положенную минуту и стал подыматься. Благодаря правильному образу жизни ничуть не запыхался, в квартире сразу пошел на кухню. Но там тела не было, одни милиционеры. Труп сидел в зале. Роскошное кресло, поднос на коленях, голова в большой керамической миске.
Покойный был крупен, гора горой, не жирен, а изряден. Подошёл Шилов, тыкнул женские трусики.
-Это на полу нашли.
-А баба?
-Никого в квартире не было. Соседи увидели, что дверь приоткрыта и нам позвонили.
-Кто такой?
-Рубщик с базара, Китаев. Видишь, громада какая на бычьей крови выросла. Амбал. Но рука сильнее, смогла затащить.
-Ужас.
-Меня трусы смущают.
-Выкинь.
-Не в том дело! Я в смысле откуда они здесь взялись? Это ж, наверное, привёл бабу, она перед ним в голом виде танцевала, он жрал.
-Ну и что?
-Значит, она видела руку!
-Наверно видела, раз даже трусы забыла.
-Надо её найти.
-Зачем?
-Пусть расскажет, что за рука, как действует.
-Какая разница. Хоть и подробный чертёж сделает, что измениться?
-А что, сидеть и ждать, пока всех не перетаскает!
-Да не, ищи, я ж не против. Только как начальству докладывать будешь? За такую руку по голове не погладят.
-А что делать? На несчастные случаи тоже всех не спишешь. Если она будет так по два человека в день топить, так никуда не денешь их. МЧС и так жалуется, что слишком много трупов. А будет больше. Дальше всё будет расти, как снежный ком.
-Почему ты так думаешь?
-Это же Напасть.
-Может в область сообщить?
-Ты, Коля, ****утый чи ёбнутый? Да если я в область такое сообщу, то мне голову сразу снимут, здесь в районе.
-Ну да. И бывает же такое.
-Ты мне только объясни, почему она у нас возникла? Живём хуже всех, то президент вор, то неурожай, а тут ещё это.
-За рубежом борщи не варят.
-Почему именно у нас, в Недригайлове?
-Может и не только у нас. А у товарища глаз тоже нет?
-Какие там глаза! Рука всё-таки.
-Да, будет скандал. Первым делом слухи пойдут, потом газеты оппозиционные напишут и начнётся по всей стране трандёж.
-Достанется нам.
-Достанется.
Это мне было обидно. Потому был я своей работой доволен, жил с женой душа в душу, хорошо всё, а тут выскакивает какая-то дурацкая рука и портит всё. С каких это причин? И ведь испортит. И ничего не сделаешь. Оповестить бы население по радио, что мораторий на борщи, карантин, пока не пропадёт рука. Только люди у нас глупые и злонамеренные, всё извратят. Одни начнут ещё пуще борщи варить, исключительно из злонамеренности и недовольства властью. Другие возмущаться начнут, что и так жизни нет, так ещё и борщи запретили. Третьи хулить станут, что даже при Сталине, хоть и стреляли, но борщи варить можно было, а теперь нет. Кроме волнений и беспорядков ничего не добьешься. Оставить всё как есть, так будут люди пропадать и всё равно слухи пойдут. Как не изворачивайся, а всё плохо. 
Чтоб дальше мыслями этими не растравляться, попрощался я с Шиловым и пошёл домой, чтоб поужинать, чая с мёдом выпить и спать. Ничего я с рукой поделать не могу, значит и переживать не буду. Пришел, покушал, хоть и суп, но сидел на приличном расстоянии. Жена искоса поглядывала, несколько лапаний в редакции её тревогу не успокоили. Пошли в спальню, после смотрел сериал. Тоже врачи присоветовали, для очистки мозгов. Несколько раз звонил телефон, брала жена и говорила, что его нет.
-Что это тебе Шилов всё звонит? Встревоженный он какой-то.
-Работа у него тревожная.
Пришёл с улицы кот, залез на ноги, неспешное и сентиментальное аргентинское действо на экране, жена рядом вяжет носки, блюдечко с семечками и притененный торшер. Это и было счастье, во всяком случае, по уверению врачей. Я с ними вполне соглашался. Конечно счастье. Я довольно позёвывал, впитывая в себя это редкое чувство. Счастье. Кто мог подумать, что человечишка со слабыми мозгами да ещё в стране, где руки приходят из борщей и убивают, способен на счастье.
Некстати подумалось, что рука была левая. В обоих случаях. Должна быть ещё и правая, но видимо две сразу через миску не пролазят, да и берегут правую, всё-таки более ценная. Писать то чем. Хотя зачем этим рукам писать, не в газете же работают.
В тишине и спокойствии задремал, жена прикрыла пледом, снились футбольные мячи, попадающие в пустые ворота. Вдруг среди ночи резкий и длинный звонок в дверь. Явно не к добру. В такое время звонки добра не приносят. Я медленно встал, мне вскакивать вредно, и пошёл к двери, где бесновался звонок. Кто там с ума сходит? Посмотрел в глазок. За дверью было темно, щелкнул выключателем, но ничего не изменилось. Кто-то выкрутил лампочку. Сволочи. Спрашивать кто там было страшно.
-Колька, открывай, это я!
-Шилов, чего тебе?
-Открывай быстрее!
-Не открою.
-Ты что!
-Не открою и не проси. Мне спокойствие нужно, у меня голова слабая, знать ничего про руку не желаю.
-Зря, опасности большой подвергаешься.
-Почему?
-Открой двери, новости расскажу.
-Так и рассказывай.
-Это же секрет, а тут соседи уже головы повысовывали. Открывай, а то пропадешь не за цапову душу.
Я пропадать не хотел. Западать плохо, а пропадать совсем. У меня счастье, куда мне пропадать? Щёлкнул замком. 
-Заходи. Что за новости.
-Ты сегодня что ел?
-Суп.
-Зря, нельзя теперь суп есть. Уже два случая когда из супа рука являлась.
-Это что ж теперь на сухомятке жить?
-Совсем не жить. Последний раз она из картофельного пюре рванула. Пюре только с огня, так что вдобавок и ошпарился мужик. Морда как вареник расползшийся, глядеть страшно.
-Ну дела! Как же теперь жить?
-Уезжать надо.
-Куда?
-Я в село к родителям, там руки нет.
-Откуда знаешь?
-Там уже три месяца никто не умирал, а борщи лопают ежедневно.
-Ты точно знаешь, что никто не умирал?
-Уверен, только что приехал оттуда, последний бензин дожег.
У меня мозги то слабые, но соображают быстро. Сразу скумекал я, что нечего здесь оставаться, тоже уезжать надо.
-Шилов, можно и я с женой поедем, деньги у нас есть, обузой не станем.
-Конечно можно, только ты и Машке предложи.
-Ей есть с кем ехать.
-Всё равно предложи. Сейчас позвони.
У Шилова была безответная любовь к одной девица весьма красивого вида. Только девица работала в одном фонде, за деньги этого же фонда получала высшее образование и раз в два месяца отсасывала директору фонда, приезжавшему из области. Он был толст, чрезвычайно толст, так что никак по другому с женщиной общаться не мог. Другой бы зная это плюнул и забыл, а Шилов мучился. На здоровье крепкий, мог себе такое позволить.
Я позвонил и получил отказ, изобразил настойчивость и вдруг она согласилась. Мне казалось иногда, что она в меня тайно влюблена. Хотя чего тут любить, если тюхтя и умственный инвалид. А даже если и любила, так я не причём. Мне врачи давно запретили любить, признав это чувство для меня излишним в своей непосильности. Мне надо, чтоб спокойно. Поэтому люби меня хоть тресни, только отвернусь. Здоровье не то.
Шилов, как услышал о машкином согласии, мигом расцвел, взял ломик и побежал сливать бензин из чужих баков. Мы с Лидой лихорадочно собирались. Кухню забаррикадировали, чтоб рука не смогла напасть, съестные припасы сложили в отдельный чемодан, старинный, с толстыми, крепкими стенками. Я по ходу придумал, как можно спастись от руки. Нужно всё потреблять из длинных и узких бокалов, из таких пьют шампанское в фильмах про красивую жизнь. Из бокала рука не вылезет, разве что детская, так в ней сила не та, можно будет вырваться.
Через час тарахтели вчетвером на разбитом "бобике" Шилова. Я отламывал кусочки хлеба от буханки в вытянутой руке и ел, готовый в любой момент отпрянуть. Но хлеб никакой опасности не представлял, может потому что был черствоват.  Маша рассказывала, что к вечеру по городу уже ползли слухи. Самого разного содержания, от инопланетян, до воронков в духе Сталина. Но борщи к вечеру уже не варили нигде, разве что старики какие-то. Шилов успел заметить, что среди погибших стариков было мало. Всё люди от двадцати до пятидесяти, среднего достатка.
-Только один алкоголик был. Украл курицу у одних соседей, капусту с бураком у других, сварил борщ и погиб. А остальные все люди приличные, даже главный инженер имелся. Как узнали, что и начальство рука тягает, так все отцы городские и сорвались в область. Боятся.
-Теперь мой кормилец сюда не скоро приедет, наверно будет меня к себе вызывать.
Маша был девушка в обращении резкая, склонная когда к дерзким шуткам, а когда к истерии. Чтобы замять её неудачную шутку, рассказал про свой план спасения.
-Где ж ты в селе стаканы узкие возьмешь?
-Тогда из баночек есть, майонезных.
-В банке рука пролезет.
-Пролезет, но лицо туда моё не затянет!
-И не нужно, хватит того, что глаза внутрь заткнёт.
Шилов всегда норовил уязвить при Маше, хотел себя показать в лучших тонах. И не замечал, как она смеялась над его потугами. Тут ещё обломались, съехали на обочину, Шилов стал ремонтировать, а мы смотреть, как из города уходят его лучшие обитатели. Груженные иномарки с прицепами, большие скорости.
-Что значит воровством нажито, легко как бросают. Даже не попытались руку остановить.
-Почему же, пытались. У нас в отделе даже засаду делали.
-Засаду?
-Да, посадили пару зеков перед мисками с борщом, рядом поставили бойцов с автоматами. Больше часа ждали, пока вдруг выскочила рука и потянула. Стрелять начали, зеку голову вдребезги, миску на мелкие части, стол даже расколошматили, целый рожок выпустили, на столе палец нашли. Обрадовались, что дали прикурить, теперь рука не появиться, но вдруг из уцелевшей миски выскочила и затянула перепуганного зека. Тут все пересрали и решили тикать.
-Отремонтируешь скоро?
-Дай бог к утру, техника то старая.
Приехали только к обеду. Во двор к родителям Шилова заехали, а там мать лежит поседевшая и без чувств. Отлили её водой, заикаясь рассказала, что дед к колодцу пошел и пропал. Туда побежали. Там кольца бетонные целы остались, а валок деревянный и крышу вырвало, в стороне лежат. По окрестностям кровь и даже кишки. Все сообразили, что здесь рука небывалой величины поработала, из колодца выскочила, схватила старика и раздавила, как лимон. Потом утянула. Шилов на землю упал и давай кричать. Его успокаивать, он вскочил, от всех отмахнулся и к колодцу. Пистолет туда и всю обойму высадил. Опять упал плакать. Тут и дамочки зарыдали. Такая густота горя образовалась, что душно стало. А я вместо того, чтобы отойти и не дышать, стоял, как дурак.
И не выдержал слабосильный организм, понесло меня. Видимо со страха запал я не как обычно, а с бегом. Рванул, будто заяц. Я то ничего не помню, рассказывали мне. Поймали меня только через три дня аж на границе, до которой было сто километров. Был я худ, еле живой и глаза с сумасшедшим блеском. Пограничники хотели пристрелить, как бешенного, но, увидев, что ослаблен, повязали и отвезли в милицию. Там по паспорту в оборванном пиджаке определили кто и отослали в город.
Там меня из западения вывели и посадили в психушку, потому что не до меня было. В город войска ввели, пытались сохранить видимость порядка, но даже и солдаты гибли, кушая пшенку из алюминиевых мисок. Чтоб сор из страны не разнёсся, город окружили двумя кольцами кордонов. Власти обосновались в бывшем военном городке, где тянули через трубочки протертые супы. Хоть и не голодали, но нервничали страшно, потому что ситуация требовала виновных, а руку не поймать. Значит начальники столичные, выберут виновников из начальников провинциальных. Но у каждого начальника есть немалый запас прочности. Даже в такой тяжелой ситуации не растерялись и сообразили, что лучше найти виноватого самим, чем ждать пока их найдут.
Стали определять кандидатуру на роль виновного, нужно было, чтоб человек грамотный, без связей и чудноватый. Тут какой-то клерк и подкинул идею про меня. Что бывший сумасшедший, ныне журналист вошел в сговор с нечистой силой, вызвал проклятую руку и ради собственного обогащения отправил множество людей на смерть. Никто не стал задумываться, отчего это я обогатился. Взяли меня из психушки, откормили, научили, что на суде говорить. Я не сопротивлялся, мне сопротивляться нельзя, западу я. Заучил слова признания. Там всё было описано, какой я мерзавец и что вытворял. Только руку догадались выбросить, чтобы не пугать зря людей, ввели банду под названием "Красная рука" (связана с коммунистами). Суд был скорый и хорошо освещаемый, меня признали невменяемым и отослали лечиться, бандитам дали пожизненное.
В больнице было хорошо, только кормили плохо. Часто приходилось голодать и чтобы выжили, самых здравомыслящих больных выпускали на заработки. Я научился стричь людей, ходил по окрестным сёлам, брал продуктами и за лето здорово откармливался. И зимой смог пристроиться помощником на кухню. За тихость нрава даже шкрябалку мне выдавали, чтоб картошку чистил.
Иногда просили рассказать про руку. Они то знали, что не банда, а чудовище. Слухи такие ходили. Я рассказывал. Мужикам нравилось, особенно про случай с колодцем, гадали о размерах. Повара любили порассуждать, что ж это была за махина такая, откуда пришла и куда ушла. Не до конца ушла, иногда находили мертвых с лицами в мисках, но это раз в месяц, а не как раньше по сто случаев за день. Рука стала чем-то вроде инфаркта, плохо, но куда денешься. Поэтому и борщи варили, хоть рука чаще всего именно там обитала.
Однажды на пищеблок пришел новенький, как всегда привели меня про руку рассказывать. В награду решили повара покормить меня своим борщом, они себе и начальству отдельно варили. Славный борщ, не ржавая вода с капустой, а настоящий борщ, с мясом, красным буряком и фасолью. Я такого давно не ел и всё не мог дождаться, когда ж его сварят, чтоб попробовать.
Рассказал всё как было, отошел в сторонку, пока другой рассказчик свои ужасы описывал. Не я один от чудовищ пострадал. Примостился возле чана, вдыхал ароматы, когда шепот услышал. Невнятный, булькающий. Оглянулся - никого, а шепот есть. Вдруг увидел как из чана палец появился указательный и крашенным ногтем стал подмигивать. Я сразу понял, что зовёт. Хоть мозги и слабые, а соображают.
Тихо наклонился, чтоб никто не заметил. Рука на незнакомом языке предлагала побег. Мол, нужно только нырнуть в кипящую лаву борща, а уж рука выведет. На свободу, к потерянному домашнему раю. Я ей про кипяток сказал. Рука показала, что всё о'кей. Рука была правая и это вселяло уверенность в благополучном исходе. Не то чтобы мне было очень плохо здесь, но сама мысль о прогулке с рукой была интересна.
Я хотел ещё подумать, когда окликнул повар. Окликнул и с грозным видом стал приближаться. Заподозрил, чего это возле котла кручусь. Несколько оставшихся секунд стали быстро таять и я решился. Чуть отстранился и нырнул. Уже в полёте удивленно заметил торчащую из борща фигу. 
Меня смогли вытащить и даже не умер, хотя обварился значительно. Помогло то, что опрокинул котел, а в психушке оказался врач по ожогам. Он раньше насиловал девочек, а теперь писал письма в ООН. Признали невменяемым, а он только смеялся. Вылечил меня подручными средствами и хотел задушить, но передумал. А я часто потом смеялся над своей глупостью. Поверил руке, она ведь от дьявола и жди от неё одних только козней. Теперь стал опытный и не реагировал, хотя руки появлялись снова, даже в помойном борще для больных, мелькали то усеянные золотыми кольцами, то красивые женские.
Но я уже ученый, только смеялся и пакостил им. С одной руки успел сорвать кольцо, а женскую больно ущипнуть. Хоть это была и маленькая месть, но удовлетворялся и такой. Скоро психушку распустили, потому что совсем нечего стало есть. Я вернулся домой, был даже восстановлен на работе и безбоязненно стал есть борщи.